Причины языковых изменений
В «Очерке науки о языке» Н. В. Крушевский изложил свои представления о причинах исторических изменений в языках. Он полагал, что некоторые изменения имеют «физико-физиологическую» природу и представляют собой постепенное, недискретное изменение артикуляции тех или иных звуков в речи носителей языка, обусловленное бессознательным стремлением к упрощению артикуляции (ср. принцип экономии речевых усилий Е. Д. Поливанова[34]) или аккомодацией звуков. Другие же, носящие психологический характер, дискретны, единовременны; к ним относятся изменения по аналогии, спровоцированные «ассоциацией по сходству»[35].
Механизму звуковых изменений посвящена и работа Н. В. Крушевского «Принципы языкового развития»[14].
Влияние
Деятельность представителей Казанской лингвистической школы не пользовалась широкой известностью ни в Российской империи, ни за рубежом[36]. Нельзя исключать, однако, что их взгляды оказали влияние на Ф. де Соссюра: перевод «Очерка науки о языке» Н. В. Крушевского на немецкий язык имелся в библиотеке
/////////////////////////////////////////////
Богородицкий Василий Алексеевич (род. в 1857 г.) окончил историко-филологический факультет Казанского университета в 1880 г. Уже на двух последних курсах я стал участником бодуэновских «субботников», т.е. с самого их начала, так что уже тогда я оказался в атмосфере живого научного творчества, к которому меня влекла и природная склонность к самостоятельности мысли и творчеству, и я рано отдался наблюдениям над живою речью во всевозможных ее проявлениях. Время 1880—1890 гг. было временем выработки собственной моей научной базы по разным отделам языковедения, а в последующие годы я развивал эту базу далее в ряде напечатанных мною статей и университетских курсов.
В настоящей статье я остановлюсь с большею (подробностью на работах первого, так оказать, подготовительного периода17 с присоединением лишь кратких указаний на последующее их развитие, так как моя научная деятельность не испытывала резких переломов и прыжков, но последовательно развертывалась, расширяясь при этом и углубляясь, а кроме того, мои работы имели уже подробное обсуждение в обстоятельной рецензии проф. И.А.Бодуэна де Куртенэ18 и нек. др. Рассмотрение свое моих трудов я подразделяю, соответственно их содержанию, на пять отделов.
I. От неударяемого русского вокализма к «Общему курсу русской грамматики». Мои печатные труды начались статьей «Гласные без ударения в русском языке» (Рус. Фил. Вестн. 1880 г., № 3 - 4, стр. 87 - 102). В предварительных замечаниях я указываю тот путь, который привел меня к установлению главных неударяемых положений общерусских гласных и который можно резюмировать следующим образом: надо подбирать примеры так, чтобы при переходе от одной группы однородных примеров к сравниваемым другим группам последовательно менялось лишь одно условие, - основной момент диалектического метода, которому я следовал и в дальнейших моих исследованиях19. Работу встретили одобрительно И.В.Ягич в «Arch. f. slav. Phil.» («Sehr vernunftige Arbeit») и И.А.Бодуэн в польской газете Nowiny 1880 г. № 329, стр. 10: «строгий наблюдательный метод г. Богородицкого может служить образцом для других исследований этого рода». На нее опирается И.А.Бодуэн в своем сочинении: «Отрывки из лекций по фонетике и морфологии русского языка», Воронеж 1882 г., стр. 59 cл.
Тот же вопрос : «Введение в изучение русского вокализма» (Р.Ф.В. 1882 г., т. VII; в отд. отт. - вып. I), где начальные страницы представляют краткий очерк физиологии звуков в качестве вступления к изложению неударяемого вокализма; здесь поставлен вопрос и об акустической природе гласных звуков (сноска 2-я на стр. 12-13 отд. отт.), не доведенный однако до логического конца; говорится: «при одном и том же, по возможности, уложении надставной трубы, положим при уложении, свойственном звуку о, мы можем произносить звонко, щепотно и глухо» в зависимости от «равного уклада голосовой щели»; однако не поставлен вопрос для дальнейшего рассмотрения, отчего же зависит однородность в звуке во всех трех случаях. Теперь мы сказали бы, что во всех трех случаях полость рта производит один и тот же шум, который или остается таковым (глухой гласный, при широко открытой голосовой щели), или с присоединением шопота гортани (тот же гласный шопотный), или с присоединением: звучания гортани (тот же гласный озвонченный)21, и это то же, что и при согласных, так что получаем параллелизм для всей системы речевых звуков как гласных, так и согласных:
Глух. Шепот. Звонк.
? ? a
ф
в
, в
п
б
, б
и т. д.
При рассмотрении неударяемого вокализма приводятся для образца примеры непосредственного наблюдения над их вариациями при произношении и отмечаются впервые открытые мною случаи слогообразующих согласных в русском языке, являющиеся при ослаблении неударяемого вокализма. Характерной чертой всей работы (стр. 1 - 59 отд. отт.) служит то, что в ней на первом плане поставлен метод, так чтобы читатель вместе с автором шел шаг за шагом от одного вывода или обобщения к дальнейшему другому, именно: берется пара сравниваемых фактов или явлений, представляющих лишь одно несходство при сходстве прочих признаков, и таким образом получается группировка по данному различию, а затем последовательно присоединяются новые различия, и отсюда - новые группы; в этом отношении работа может представлять интерес и теперь для читателя при изучении методологии лингвистических исследований.
Книга с обстоятельностью рисует систему неударяемого вокализма в современной живой русской литературной речи, в общем оказывающуюся сходной с системой южно-русских народных говоров, открытой харьковским профессором А.А.Потебней. Отсюда в русской лингвистике можно встретить выражение: «законы неударенных гласных Потебни и Богородицкого» (Ляпунов Б. М., Исследование о языке синодального списка 1-й новгородской летописи, 1899 г., стр. 260), а проф. Р.Ф.Брандт в своих «Лекциях по исторической грамматике русского языка» (1892 г.) констатирует на стр. 34-й, что то, что Потебня старался определить для южно-русских говоров, то же самое для литературной речи сделал Богородицкий. Помимо установления системы общерусского неударяемого вокализма, впервые в нашей литературе подробно анализируются факторы и направление в изменениях неударяемых гласных, в нотной транскрипции представлено изменение тона гласных в словах и фразах, равно как сделано первое применение экспериментально-графичеcкой методы в лингвистике не только русской, но и европейской.
Курс фонетики русского языка, печатавшийся в Р.Ф.В., 1883 - 1887 г. (отд. отт. 1887 г.) под заглавием «Курс грамматики русского языка, часть 1-я: «Фонетика». Здесь имеется особая глава о русском правописании, изложению фонетики предшествует научно-фонетическая транскрипция рассказа «Ось и чека» с дополнительными примечаниями касательно деталей произношения, и кроме того глава под заглавием «Введение в этимологию», представляющая опыт психологического выяснения сложного ассоциативного агрегата слова в его звуках и морфологических частях и процессов опрощения, аналогии и народной этимологии. Материал фонетики дается в порядке восхождения от явлений новейшего происхождения к явлениям более и более раннего возникновения и заканчивается главою о родстве звуков русского языка с звуками других индоевропейских языков.
///////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////
В.А.Богородицкий и Казанская лингвистическая школа, история языкознания
Андрамонова Н.А. Теоретико-образовательный потенциал грамматического наследия В.А.Богородицкого / Н.А.Андрамонова // В.А.Богородицкий: научное наследие и современное языковедение: труды и материалы Международной научной конференции (Казань, 4-7 мая 2007 года) / Казан. гос. ун-т; Ин-т языкознания РАН; Ин-т лингвист. исслед. РАН; под общ. ред. К.Р.Галиуллина, Г.А.Николаева.– Казань: Казан. гос. ун-т им. В.И.Ульянова-Ленина, 2007.– Т.1.- С.8-12
Казанский государственный университет
синтаксис, системность, переходность, коммуникативность, семиология, ассоциативность
В работе «Казанская лингвистическая школа», написанной на закате его жизни и творчества (1939), сформулированы базовые постулаты этой школы, прослежен процесс ее формирования и упрочения, а также обозначен путь становления самого Богородицкого как ученого и педагога, путь его поступательного восхождения в различных областях языкознания, лингвометодики и смежных наук. При этом наиболее важным, по его мнению, явилось десятилетие 1880-1890 гг. как время выработки собственной научной базы. Описание своих трудов проф. Богородицкий осуществляет ?соответственно их содержанию? по 5-ти основным направлениям: I. От неударяемого русского вокализма к «Общему курсу русской грамматики»; II. От изучения малограмотных написаний к освещению сложного ассоциативного агрегата слов, и речи, и процессов в них; III. От говора дер. Белой к диалектологическим исследованиям; IV. Сравнительная грамматика индоевропейских языков, также тюрко-татарских и общее языковедение; V. Экспериментальная фонетика [Богородицкий 1939].
Говоря о грамматикеи включая в нее фонетику, морфологию (со стороны семиологической и формальной) и синтаксис, автор соотносит ее с лексикологией, имея в виду словарь – слова и их значения в современном употреблении и в письменных памятниках прошлого. Показательно, что эту область чистого языковедения он дополняет областью приложений, относя к последним а) вопросы культурно-исторической жизни, б) вопросы учебно-педагогического профиля [Богородицкий 1913: 6].
В связи с этим следует подчеркнуть, что через весь «Общий курс русской грамматики» красной нитью проходит мысль о целостности языковых уровней, которая долгое время оставалась невостребованной и заявила о себе лишь в 70-80 годы прошлого века в связи с развитием лингвистики текста. Существенно и то, что проф. Богородицкому удалось соотнести цельность объекта исследования и его лингвистического рассмотрения, характеризующегося, с одной стороны, строгой системностью, с другой – многоаспектностью применяемых технологий.
Так, касаясь вопроса статуса морфологии и синтаксиса, Богородицкий подчеркивает их нераздельность, считая, что … ?в действительности та и другая сторона тесно связаны и даже слиты между собою, ибо морфология представляет, так сказать, инвентарь отдельных категорий слов и их форм, а синтаксис показывает все эти слова и формы в их движении и жизни – в предложении? [Богородицкий 1935: 207].
Он выявляет и прослеживает наиболее важные процессы, свойственные строю языка, их взаимосвязи и историческую изменчивость по оппозициям глагольность / субстантивность, атрибутивность/предикативность, интеграция / дифференциация и др. Богородицкий утверждает, что наряду с морфологическими процессами в слове, и единицы синтаксиса подвергаются в своем развитии процессу ?переразложения?, имея в виду явления перехода указательно-местоименного компонента из главного предложения в придаточное [Богородицкий 1935: 220].
Синтаксические взгляды проф. Богородицкого получили статус основополагающих, формирующих современное представление о сложном предложении как целостной синтаксической единице. ?Во всяком сложном предложении, – писал он, – его части составляют одно целое, так что, будучи взяты отдельно, уже не могут иметь вполне прежнего смысла или даже совсем не возможны, подобно тому как морфологические части слова существуют только в самом слове, но не отдельно от него? [Богородицкий 1913: 320]. Эта точка зрения противостоит позиции тех ученых, которые понимали сложное предложение как ?сочетание предложений? (А.А.Шахматов, А.М.Пешковский). Однако определение В.А.Богородицкого в большей степени отражает существо сложных предложений как единых коммуникативных структур, в связи с чем до сих пор является исходным для курса синтаксиса в вузе и – нередко – в школе (см. Современный русский язык / под ред. В.А.Белошапковой.- М.: Высш. шк., 1981; Русский язык: учебник для 10-11 кл. тат. шк.- Казань: Магариф, 2001; 2007 и др.).
Отталкиваясь от мнения Ф.И.Буслаева, полагавшего, что придаточные аналогичны членам простого предложения, В.А.Богородицкий заявляет: ?…Я говорю – к чему относится придаточное предложение, а не чтo заменяет? [Богородицкий 1935: 230]. Данное положение настолько значимо, что оно вошло во все последующие толкования и стало базисным для дихотомической типологии сложноподчиненного предложения, опирающейся на отнесенность зависимой части ко всему объему главной или к ее отдельному компоненту, на основании чего выделяются одночленные (нерасчлененные) и двучленные (расчлененные) предложения, отличающиеся друг от друга по целому ряду параметров (Н.С.Поспелов).
XIII и XIV главы ?Общего курса русской грамматики?, посвященные проблемам русского синтаксиса, представляют собой новый, единственный в своем роде вариант классификационных построений, теоретически и практически включающий не только типовые структуры, но и промежуточные, синтезированные, позволяющие полнокровно отразить языковую действительность. Предлагая классификацию простых предложений по логико-семантическому критерию, Богородицкий намечает две основные группы, а затем подключает третью, совмещающую признаки первых двух. Ср.: 1) Лошадь животное. 2) Лошадь идет. 3) Лошадь пуглива [Богородицкий 1935: 206]. Наряду с этим он распространяет понятие переходности и на такой важнейший синтаксический вопрос, как синтаксические связи, наталкивая последующих исследователей на мысль о наличии переходных явлений в сфере доминантных связей сочинения и подчинения. Он говорит о том, что … ?обычное деление всех сложных предложений на сложносочиненные и сложноподчиненные страдает некоторой искусственностью, особенно когда стараются живое разнообразие языка уложить в эти две произвольно наперед указанные и слишком категорически отграниченные рубрики? [Богородицкий 1935: 229].
Закладывая основы семантико-структурного метода изучения синтаксических явлений, Богородицкий разрабатывает вариант типологии сложноподчиненных предложений, базируясь на их ?смысловых различиях?. При этом также замечает, что … ?факты живой речи не всегда укладываются в тот или другой определенный тип, но могут занимать переходное положение, относясь одновременно к тому и другому? [Богородицкий 1935: 230]. Идея синкретизма языковых явлений, заостренная в более поздних работах видного ученого из плеяды Бодуэна де Куртенэ Л.В.Щербы, получила широкий резонанс и стимулировала конкретные исследовательские поиски в этом направлении.
Наряду с системно-функциональной, в научном наследии В.А.Богородицкого ясно звучит идея коммуникативного назначения языка: ?Язык есть средство обмена мыслями (т. е. средство передавать свою мысль другим и воспринимать чужую)? [Богородицкий 1913: 4]. Любопытно, что он характеризует речевую ситуацию взаимодействия партнеров по общению с точки зрения комбинаторного состояния воздушной среды, вызванного действием органов произношения говорящих и воспринимаемого слухом участников разговора [Богородицкий 1913: 5]. При этом ?всякий и даже самый обыкновенный разговор? он оценивает с позиций творчества, считая, что ?говорящий выбирает наиболее соответствующие выражения, а слушающий стремится не только вернее уловить смысл воспринимаемой речи, но и создать, по возможности, силой фантазии образ, соответствующий слышимым словам? [Богородицкий 1913: 5].
При изучении синтаксических объектов он впервые прибегает к методу экспериментальной передачи интонации, включая в XIII и особенно XIV главы нотные записи и комментируя их для каждого из видов предложений. Так, касаясь сложных предложений, он сообщает, что … ?первая половина, будет ли она придаточною или же главною, имеет более или менее восходящее движение и вообще произносится выше по сравнению со второй половиной, имеющею нисходящее движение, которое настолько характерно, что даже ударяемый слог последнего слова, следующий за неударенным, произносится ниже последних?. Богородицкий подчеркивает необходимость соответствия тональности или тесситуры второй половины первой, ибо ?иначе не получилось бы целостности сложной фразы? [Богородицкий 1913: 320-321].
Проф. Богородицкому удалось установить закономерности, регулирующие объем получаемой информации за счет выявления внутренних – семасиологических и внешних – фонационных факторов. Так, предложение, нормальное по объему, должно пониматься в рамках ?одного акта мысли? и охватываться одним выдыханием; что до письменной речи, то она может быть более обширной, т.к. зрительное восприятие дает эту возможность, хотя в этом случае возникают такие фонационные приемы, как период [Богородицкий 1913: 288-289]. Соответствующие соображения Богородицкого могут быть приняты во внимание при анализе современной публичной речи в СМИ, строящейся по принципу разговорности и дискретности.
Признание ?ассоциативной сущности речевой деятельности? позволило ему определить общую тенденцию развития языков – ?стремление к экономии духовных сил и удобству памяти, этой хранительницы сложного ассоциативного агрегата речи? [Богородицкий 1935: 242], что явилось одним из обоснованных ответов на глобальный вопрос лингвистики ХХ века, переходящим в XXI век, поскольку других вариантов ответа, по данным В.М.Алпатова, не получено.
Таким образом, новое прочтение трудов В.А.Богородицкого по грамматике свидетельствует о том, что их значимость для современной лингвистической теории и ее приложений возрастает, что объясняется не только той неоспоримой истиной, что большое видится на расстоянии, но и нацеленностью гуманитарных наук на ?человека говорящего?, а также актуализацией системно-функциональной, коммуникативной, когнитивной и культурологической парадигм, имеющих место в научном наследии В.А.Богородицкого, ?одного из наиболее блестящих представителей? Казанской лингвистической школы, упрочившего ее традиции и заявившего о себе как о самобытном ученом.
_____________________
Казанская лингвистическая школа
В. А. Богородицкий— российский лингвист, член Парижского лингвистического общества; один из представителей казанской лингвистической школы. Труды по экспериментальной фонетике, диалектологии, славистике, тюркологии, индоевропеистике, общему языкознанию.
Богородицкий работал приват-доцентом кафедр сравнительного языкознания, сравнительной грамматики индоевропейских языков, санскрита и сравнительной грамматики. Основал первую в мире лабораторию экспериментальной фонетики. Помимо исследований в области экспериментальной фонетики русского, татарского и других языков (которыми Богородицкий стал заниматься один из первых в мире), ему принадлежат популярные в первой половине XX веке и многократно переиздававшиеся учебники «Общий курс русской грамматики» (1904), «Лекции по общему языковедению» (1907) и др., содержащие, наряду с пересказом традиционных младограмматических концепций, отдельные оригинальные положения, касающиеся природы языковых изменений, анализа структуры слова и др. Б. является автором принятых и в настоящее время терминов переразложение и опрощение, относящихся к диахронической морфологии.