Психоанализ и индивидуация

Я хотел провести четкое различие между психоаналитиче­скими идеями и понятием индивидуации в аналитической психо­логии. Этого не получилось; в психоаналитической дискуссии относительно того, что составляет, а что не составляет "нормальность", мы находим параллели с размышлениями постъюнгианцев относительно индивидуации.

Джозеф (1982) в своей работе "Нормальное в психоанали­зе" замечал, что исходя из его опыта "нормальное" — не сино­нимично обычному, стандартному, естественному, типично­му, как предполагает словарь. Скорее нормальное определяется субъективной оценкой. Фрейд (1937) говорил о "нормальности в целом" как об "идеальной фикции" и, заключает Джозеф, Фрейд приравнивает нормальность к способности быть анализированным и к результату успешного анализа. Джозеф привлек внимание к работе Оффера и Сабшина, которые в своей книге "Нормальность" (1973) выделили четыре аспекта понятия "нормальный". Это нормальный как здоровый, нормальный как средний, нормальный как идеальный, нормальный как процесс.

Такой лишенный догматизма подход также был подхвачен Джонсом, который предложил в 1931 году понимать нормаль­ность как "счастье", "эффектность" и "адаптацию к реальности". Клейн, которая придерживалась сходной точки зрения, писала о нормальности как о чем-то предполагающем гармоничное взаи­модействие нескольких аспектов ментальной жизни, как, напри­мер, эмоциональная зрелость, сила характера, способность спра­виться с противоречивыми эмоциями, взаимное равновесие внут­реннего и внешнего миров, и наконец, доступность частей лично­сти, ведущих к понятию интегрированной самости (1960).

За этими психоаналитическими исследованиями нормально­сти лежит идея, очень похожая на индивидуацию — например, список Клейн. Психоаналитики в свою очередь, могут подумать, что, совершенно не будучи мистическим стремлением, понятие индивидуации в аналитической психологии соотнесено с их кон­цепцией.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Я хочу завершить эту главу возвращением к основным про­блемам определения, которые я упоминал ранее в связи с ис­пользованием слова "самость". Во-первых, существует путаница между самостью как переживанием (я сам) и использованием этого слова в объективном смысле, в психологической теории. Далее, существует проблема между самостью как центром (архетип единства или равновесия) и самости как общности лич­ности. Наконец, необходимо различать самость per se и само­репрезентации и символы.

Читатель, вероятно, заметил постепенный сдвиг акцентов: теперь самость и индивидуация рассматриваются более относи­тельно. Рассматривая самость, мы можем видеть дебаты по по­воду интеграции, исследовании теории противоположностей, ак­цент на взаимозависимости самости и эго, и отвергании подхода, связанного со словарем символов. Индивидуация также стала менее абсолютной и при расширении включила психопатологию — эмпатическую связь с естественной психологией.

Развитие личности

Мы подошли к тому моменту, когда уместно рассмотреть развитие личности человека. И эго, и самость возникают из раскрытия врожденных потенциалов в соответствии с факторами окружающей среды, с которыми встречается человек. Если эго достаточно сильно для обеспечения свободного прохождения бессознательных содержаний, тогда оно само укрепляется; это во многом зависит от качества отношений в ранних взаимоотноше­ниях и установления доверия. Центральным моментом здесь является то, как мать и ребенок справляются с фрустрацией. Самость, которая здесь обозначает субъективное ощущение бы­тия, непрерывности и интеграции, вначале переживается челове­ком через присутствие и ощущение матери, когда она принимает его как интегрированное целое; он ощущает личную целостность через ее восприятие его целостности, через ее взгляд. Способ­ность матери удерживать многообразие его бытия и давать ему ощущение смысла, обеспечивает его основой для последующей психической интеграции. Он, в свою очередь, привносит в си­туацию врожденный потенциал ощущения целостности в себе.

Традиционная точка зрения состоит в том, что Юнга не очень интересовало личное развитие человека, что его теория развития в раннем детстве поэтому неадекватна и что это следу­ет восполнить полноценным заимствованием из психоанализа. Вполне вероятно, что интересы Юнга часто более тесно были связаны с такими областями, как филогенез и исследование психо-культурного развития, но совершенно неверно, что он не ос­тавил теории развития в младенчестве и детстве. Его работы по этому вопросу разбросаны и многие из наиболее глубоких поло­жений нельзя найти в томе "Собрания сочинений", озаглавлен­ном "Развитие личности" (CW 10). Это произошло потому, что Юнг так быстро переходит от личного и онтогенетического к межличностному и филогенетическому, что вместо четкого ут­верждения мы обнаруживаем многочисленные ссылки, и наша задача состоит в том, чтобы сформировать их в последователь­ное изложение.

Моя задача частично состояла в том, чтобы показать, что мысли Юнга представляют собой такую последовательную тео­рию и что опять-таки и проблемные области, которые он выде­лил, и его общая позиция предвосхитили на много лет возникно­вение этих идей в психоанализе, что также подтверждает и Роа-зен. В аналитической психологии были свои внутренние споры, и они отражены в этой книге, но некоторые ключевые области мысли, инспирированные и впервые провозглашенные Юнгом, позволяют аналитическим психологам плавно двигаться дальше там, где психоанализ испытывает жесточайшие конфликты, свя­занные с проблемой преданности и ответственности перед Фрейдом. Мы отмечали это в связи с сочетанием психологии самости и теории объектных отношений, и мы вновь увидим это в связи с личным развитием.

Из-за разбросанности мыслей Юнга по вопросу развития и в связи с тем, что я не хочу писать историю психоаналитической мысли, структура этой главы отличается от предыдущих. Там основные элементы рассматривались отдельно: вклад Юнга, критика его извне и изнутри аналитической психологии, вклад постьюнгианцев и споры, аналогии в психоанализе и в других дисциплинах, и мой собственный комментарий. Здесь все эти элементы будут переплетены.

ВЛИЯНИЕ МЛАДЕНЧЕСТВА

Теперь нам следует узнать больше о нежелании Юнга объ­единить свои мысли относительно развития в раннем детстве. В этом отношении он, видимо, прошел с самого начала тот же интеллектуальный процесс, что и последующие поколения фрей­дистов. Юнг доказывал, что невроз не обязательно следствие фиксации "за годы до развития психологии эго", как отмечал Роазен (1976, с. 272).

Основной причиной того, что Юнг не мог собраться с си­лами и разработать соответствующую теорию, является особое отношение к Фрейду. Юнг часто отмечал, что он использовал теории Фрейда (и Адлера), когда это было уместно для пациен­та, и значит, адекватно. Ранняя модификация Фрейда у Юнга в таких работах, как "Теория психоанализа", написанная в 1913 г" (CW 4), не скрывает огромной признательности учителю. И, как мы отмечали в связи с понятием эго в главе 3, есть момен­ты, когда Юнг действует как самый настоящий фрейдист (возможно, как тот Фрейд, которого он знал), особенно по от­ношению к хронологии различных психологических событий в младенчестве.

Возможно, Юнг совершенно сознательно решил оставить "детскую комнату" Фрейду и, опять-таки сознательно, хотел отделиться, найдя совершенно иные области для исследования — многие из которых интересовали его со студенческих лет до встречи с психоанализом или даже с психиатрией. Например, в томе лекций Юнга для Цофингского студенческого братства в Базельском университете в 1895 г. мы обнаруживаем ряд аспек­тов его последующей работы о религии, сути науки, психологии и других предметах (Jung, 1983). В то же время Юнг не может заставить себя игнорировать те вопросы, которые они с Фрей­дом исследовали вместе и по которым в конце концов разо­шлись. Это подтверждается повторяемостью в работах Юнга многих основополагающих моментов его несогласия с Фрейдом относительно раннего детства, например, вопроса о буквальной или символической природе воспоминаний, а также об эдиповом комплексе; или о важности родителей в судьбе человека; или — за и против редуктивного и конструктивного (или синтетическо­го) подходов. Все эти вопросы рассматриваются в этой главе.

Еще одна важная причина того, что Юнг не приводил в систему свои идеи относительно развития в раннем детстве, со­стояла в том, что он не хотел рисковать и затуманивать свое видение психологии жизни в целом, которую он создал в проти­вовес теории Фрейда, сосредоточенной на младенчестве и детст­ве. Мы рассмотрим это позднее.

Юнг рассматривал использование редукции как централь­ный момент в методике Фрейда, который пытался вскрыть "элементарные процессы желания и стремления, имеющие в ко­нечном счете детскую или физиологическую природу" (CW 6, para. 788). Юнг критикует редуктивный метод, поскольку зна­чение бессознательного продукта (симптома, образа сна, оговор­ки) теряется. Пытаясь связать такой бессознательный продукт с прошлым, можно потерять его ценность для человека в настоя­щем. Далее Юнг возражал, что редукция слишком упрощает, принижает то, что он считает глубоким пониманием.

Юнг подвергал сомнению действие психического детерми­низма и каузальности в человеке. То есть:

"Психология человека никогда не может получить исчерпы­вающего объяснения, исходя только из него самого: необхо­димо ясное понимание того, как она обусловлена обстоятель­ствами истории и среды... ни один психологический факт ни­когда нельзя объяснить, исходя только из причинности; как живое явление, оно всегда неразрывно связано с непрерыв­ностью жизненных процессов, так что это не только резуль­тат развития, но нечто постоянно развивающееся и творче­ское" (CW 6, para. 717).

Далее Юнг указывал, что то, что он называет "целевой точкой зрения" обычно принимается как должное в повседневной жизни, когда мы пренебрегаем чисто причинными факторами. Например, если у человека есть мнение и он его выражает, мы хотим знать, что он имеет в виду, к чему клонит. Нас мало ин­тересует происхождение его идей. Но Юнг указывает, что при­чинная и целевая перспективы могут также сосуществовать. Рас­сматривая наше понимание фантазии, он говорит, что ее

"следует понимать и причинно, и в плане цели. С точки зре­ния казуальной интерпретации это кажется симптомом фи­зиологического или личного состояния, выходом предшест­вующих событий. С точки зрения целевой интерпретации это кажется символом, который стремится охарактеризовать ка­кую-то цель с помощью материала, имеющегося под рукой, или выделить линию будущего психологического развития" (CW 6, para. 720).

Юнг крайне несправедлив к редуктивной позиции. Он приводит в качестве примера редуктивного подхода интерпретацию сна о роскошном пире, которая заключается в том, что человек лег спать голодным! Здесь понятие "редуктивного" у Юнга не­сколько прозаично. Мы можем рассмотреть другие возможные значения этого сна, которые будут столь же редуктивными, но, возможно, менее прямолинейными. Почему "роскошный" пир? Может быть, это компенсация оральных деприваций раннем детстве? Или инфляция? Или желание? И является ли этот человек хозяином или гостем? Это традиционный прмдник или случайность? Крестины или похороны? Я не стал бы считать и этот список вопросов исчерпывающим, но различие состоит В том, что редуктивный подход, как я его понимаю, не предполагает ментальности архивариуса; он также требует воображения Это не вопрос простой реконструкции младенчества и детства. В этих вопросах делается ссылка на фантазию и на текущее состояние сновидца, и подчеркивается относящаяся к будущему связь с прошлым.

Психоанализ прошел через аналогичные внутренние споры относительно причинности. Фрейдистский психоанализ разрабатывал понятие психического детерминизма. Всякое психологическое событие рассматривается как неизбежный результат предшест­вующих психологических событий. Эти предшествующие собы­тия функционируют в качестве причин, и рассматриваемые явле­ния являются следствием этих причин. Райкрофт, рассматривая область психоанализа изнутри, дал многочисленные указания на то, что эта аналогия с естественными науками спорна. Напри­мер:

"Я говорю ... о тех сомнениях, которые выражали Шац, Хоум, Ломас, я сам и другие относительно того, работают ли причинно-детерминированные предположения фрейдист­ской теории, т.е. действительно ли возможно утверждать, что поведение человека имеет причины в том же смысле, что и физические явления, или что личность человека можно действительно объяснить как результат событий, которые имели место, когда он был ребенком" (1972, с. ix).

Эта цитата из Райкрофта взята из его введения к "Критическому словарю психоанализа", очень полезной книги. В этом введении Райкрофт далее показывает, как с другими не­достатками теории Фрейда столкнулись эго-психологи, теоретики объектных отношений и экзистенциальные аналитики. Сходства между этими тремя группами и аналитическими психологами, юнгианцами и постъюнгианцами являются объектом нашего об­суждения. То, что это вообще возможно, особенно приятно, поскольку Райкрофт говорил, что страдает от "вполне распространенного недостатка, заключающегося в неспособности к по­ниманию мыслей Юнга" (там же, с. ix).

То, что писал Райкрофт относительно причинности, можно далее сравнить с мыслями Юнга в 1921 году:

"научная психология не должна ... основываться исключи­тельно на строго каузальной точке зрения, первоначально взятой из естественной науки, поскольку ей также приходит­ся рассматривать целевую природу психики" (CW 6, para. 718).

Вернемся к Райкрофту. Он утверждает, что он и упомяну­тые им аналитики полагают, что основной вклад Фрейда заклю­чался в рассмотрении симптомов как коммуникации:

"Приверженцы этой точки зрения полагают, что теории кау­зальности применимы только к миру неодушевленных пред­метов и попытки Фрейда применить принципы детерминиз­ма, взятые из физических наук, к поведению человека не учитывают тот факт, что человек — это живое существо, способное принимать решения, делать выбор и действовать творчески" (1972, с. 89, выделено мной).

Именно в связи с творчеством (во всех смыслах) мы теперь обращаемся к рассмотрению того, что Юнг имеет в виду, говоря о синтетическом или конструктивном подходе, противопоставляя его редуктивному, а затем то, как это влияет на его идеи отно­сительно развития в раннем детстве. Мне кажется, что если не понять приверженность Юнга идее синтеза при интерпретации, его идеи относительно младенчества и детства не могут быть осмыслены.

СИНТЕТИЧЕСКИЙ МЕТОД

Юнг использовал термины "синтетический" и "конструктив­ный" как равнозначные, но первый предпочтительнее, вследствие путаницы в психоаналитической терминологии, где "конструкция" означает попытку достичь фактической реконструкции прошлого пациента, что, конечно, прямо противоположно тому, что имел в виду Юнг, используя термин "конструирование", который для него означал "строительство" или движение вперед (CW 6, para. 701).

Важно отметить, высказывания Юнга в связи с синтетиче­ским методом, поскольку его утверждения часто идеализируют. Юнг говорил, что он рассматривает продукты бессознательного как символические и предвосхищающие какое-то психологиче­ское развитие, которое еще не произошло. Например, симптом, относящийся к переутомлению, может оказаться компенсаторным символом, привлекающим внимание к необходимости прояснить ситуацию.

Один из моих пациентов, который соответствовал этому описанию, засыпал за своим столом на работе довольно регуляр­но; в результате он стал принимать таблетки для поддержания высокого уровня энергии. Вскоре доза превысила разумную, и нам пришлось обсудить ситуацию. Сосредоточение на вопросе сна вызвало воспоминание (которое, возможно, не было факти­ческим, но здесь это не важно) о том, как он спал, положив голову матери на колени, когда они ездили отдыхать на поезде, когда ему было около десяти лет. Он спал так, потому что его укачивало. Не вдаваясь в подробности, отметим, что в результа­те он поделился своими волнениями по поводу работы с женой, которая, к его удивлению, помогла ему и они вдвоем разработа­ли для него менее напряженный образ жизни. Он перестал пы­таться ограждать жену и просил у нее поддержки, символом которой явился образ коленей матери. Его фантазия о том, что он оберегает жену (и действует в ее интересах) содержала его собственную потребность в материнской заботе в проективной форме. Я привожу этот пример для того, чтобы показать, что синтетический подход может функционировать достаточно приземленно.

Юнг обобщил идею этого подхода, говоря о "направленной в будущее функции бессознательного". Мы уже говорили о том, как самость регулирует психику, так что организм "знает", что для него лучше. Это свидетельство направленной в "будущее функции". Поскольку продукты бессознательного понимаются как явления, "ориентированные на цель или задачу" (CW 6, para. 701), отсюда следует, что наш интерес в меньшей степени связан с источниками бессознательного материала, но в боль­шей — с его смыслом. Тогда возникает проблема того, как по­стичь этот смысл, и именно здесь Юнг оправдывает использо­вание сравнительных данных и амплификации (см. гл. 1, с. 25).

Наиболее подходящая для рассмотрения развития в раннем детстве черта синтетического метода — это то, как бессознатель­ное проявляется в "символическом языке". Именно понимание Юнгом синтетической природы символов и то, как он настаивал на этом, в интеллектуальном плане способствовало его разрыву с Фрейдом.