Связь царя-символа с сознанием

498 Апофеоз царя, возобновленный восход солнца, по нашей ги­потезе означает появление новой доминанты сознания и направ­ление психического потенциала в противоположную сторону. Сознание больше не находится под господством бессознательного, прикотором доминанта скрыта во тьме, оно увидело свою вы­сшую цель. Апофеоз царя отображает эту перемену, и появивше­еся в результате ее чувство обновленное™ нигде не выражается так откровенно, как в некоторых из наших самых очарователь­ных хоралов. В Cantilena Рипли говорится о матери Луне, мате­ринском аспекте ночи, как об участнице этого преображения, что напоминает нам апофеоз в конце второй части "Фауста". Дело выглядит так, будто поднявшаяся ночью луна светит так же ярко, как Солнце днем. И если Царица "истекает нежнейшей мазью", то, в Деяниях Фомы³⁷⁸, небесная богиня источает при­ятный аромат. Она не только мать, но и "Кора, дочь света". Она — это София гностиков³⁷⁹, которая соответствует алхими­ческой матери. Если наше толкование Царя-Солнца верно³⁸⁰, тогда в результате апофеоза должна стать видимой мать Луна, то есть можно сказать, что бессознательное сделается осознан­ным. То, что на первый взгляд кажется противоречием, при более внимательном рассмотрении оказывается переходом в сознание существенной части содержимого бессознательного. Видимым, прежде всего, становится женский элемент в мужчине, anima³⁸¹; за ней следует лунный свет, который дает нам возможность ви­деть в темноте и представляет просветление бессознательного или его проницаемость для света; и, в третьих, луна обозначает rоtundum, о которой я писал в "Психологии и алхимии"³⁸². В под­лунном мире полнолуние (plenilunium, circulus lunaris)³⁸³соот-ветствует, как зеркальное отражение солнца, Антропосу, психоло­гической Самости, или психологической совокупности.

499Луна это связующее звено между концепцией Девы-Матери и концепцией ребенка, который округл, целостен и совершенен. Стало быть, новые роды луны могут быть с равным успехом выражены христианским весельем в период Пасхи и мистическим рассветом, aurora consurgens; ибо воскресший царь это "душа, которую вдохнули в мертвый камень"³⁸⁴. Идея округлости также прослеживается и в короне, символе царской власти. "Соrаnа regis" приводится в качестве синонима пепла, тела, моря, соли, матери и Святой Девы³⁸⁵ и, следовательно, отождествляется с Женским элементом. 500 Эта особенная связь между округлостью и матерью объясняет-cя тем фактом, что мать, бессознательное, — это место, в котором появляется символ целостности. Тот факт, что rotundum содержится именно в апгта и представляется ею, придает ей неверой ятное очарование, которое характеризует "Вечную Женщину" как в хорошем, так и в плохом смысле. Стало быть, на определенном уровне женщина появляется, как истинный носитель же­ланных целостности и покаяния.

501 Исходным пунктом нашего объяснения является то предпол­ожение, что царь, по сути своей, есть синоним солнца, и что солнце представляет дневной свет психе, сознания, которое, как верный спутник солнца, ежедневно встает из океана сна и снови­дений, а вечером снова в него погружается. Точно гак же, как солнце одиноким путником пересекает усыпанные звездами и кружащимися в танце планетами небеса, так и сознание, которое все отсылает к своему эго, как к центру вселенной, является единственным из архетипов бессознательного, который можно сравнить с царем Гелиосом постклассического синкретизма, с ко­торым мы встречаемся, например, у Юлиана Отступника. Это то, чем представлялся бы комплекс сознания, если бы его можно было рассматривать с одной из других планет, подобно тому, как мы рассматриваем солнце с земли. Субъективная эго-личность, то есть сознание и его содержимое, действительно рассматрива­ются в разных своих аспектах бессознательным наблюдателем, или, если точнее, наблюдателем, расположившимся в "космичес­ком пространстве" бессознательного. Свидетельством того, что это именно так, являются сновидения, в которых осознающая личность, эго сновидящего, рассматривается с точки зрения, ко­торая "toto coelo"* отличается от точки зрения осознающего ра­зума. Подобный феномен вообще не мог бы иметь места, если бы в бессознательном не существовали бы другие точки зрения, про­тивоположные эго-созиапию или соревнующиеся с ним. Эти от­ношения очень хорошо иллюстрируют сходные отношения между планетами. Царь представляет эго-сознание, субъект всех субъ­ектов, как объект. Его мифологическая судьба отображает взлет и падение этого наиболее величественного и наиболее божествен­ного из всех феноменов творения, без которого мир не смог бы существовать как объект. Ибо все, что существует, существует только потому, что оно прямо или косвенно известно, более того, эта "известность" иногда принимает такие формы, какие неизвестны самому субъекту, как если бы за ним наблюдали с дрругой планеты то благожелательные, то насмешливые глаза.

* Диаметрально (лат.) - Прим. ред.

502 Эта далекая or простой ситуация проистекает, отчасти, из того факта, что эго обладает парадоксальным качеством быть, как объектом, так и субъектом своего собственного познания, и, от­части, из того факта, что психе это не единство, а констеляция, состоящая, помимо солнца, и из других светил. Эго-комплекс это не только комплекс в психе³⁸⁶. От возможности того, что бессознательные комплексы обладают определенным свечением, своего рода сознанием, нельзя просто так отмахнуться, поскольку эти комплексы легко могут породить что-нибудь в природе вторич­ных личностей, как доказывает опыт патопсихологов. По если ото возможно, то так же возможно и наблюдение за эго-комплексом с другой точки зрения, расположенной где-то в той же самой психе. Как я уже сказал, критическое отображение эго-комплекса в сно­видениях и в анормальных психических состояниях объясняется именно этим.

503 Осознающий разум зачастую знает очень мало или вообще ни­чего о своей трансформации, и ничего и не хочет знать. Чем он автократичнее, и чем сильнее его убежденность в вечной незыб­лемости своих истин, тем больше он с ними отождествляется. Так, царская власть Солнца, которая является природным фено­меном, переходит к земному царю, который персонифицирует господствующую идею и поэтому должен разделить ее судьбу. В феноменальном мире господствует Гераклитов закон вечной пе­ремены, παντα ρει; и похоже на то, что меняться должны все истинные вещи, и только те, которые изменяются, остаются ис­тинными.

504 С другой планеты без всякого сожаления наблюдают за тем, как царь стареет, замечая это даже раньше его самого: меняются господствующие идеи, "доминанты", и эта перемена, не замечен­ная сознанием, отражается только в сновидениях. Царь-Солнце как архетип сознания путешествует по миру бессознательного, одна из многочисленных фигур бессознательного, которые од­нажды, возможно, сумеют пробраться в сознание. С точки зрения Древних, такие малые светила тождественны планетарным соот­ветствиям в психе, которые были сформулированы астрологами. Стало быть, когда алхимик обращался к духу Сатурна как к своему покровителю, это была попытка довести до сознания точку зрения, расположенную вне эго, что включало в себя ре­лятивизацию эго и его содержимого. Планетарного духа просили вмещаться и помочь. Когда царь стареет и нуждается в обновлении, организуется некое подобие планетарного купания ку­пель, в которую каждая планета выливает свое "влияние"-³⁸⁷. Это является выражением идеи, что доминанта, дряхлея с возрастом, нуждается в поддержке и влиянии этих вспомогательных светил для того, чтобы укрепить и обновить свои силы. Она растворяется в субстанции других планетных архетипов, а затем вновь соединя­ется в единое целое. В результате эгого процесса плавки и пере­плавки образуется новая амальгама с более сложной природой, ко­торая вобрала в себя качества, других планет и металлов³⁸⁸. 505 В этой алхимической картине мы легко можем узнать проек­цию процесса трансформации: старение психической доминанты доказывает тот факт, что она все в меньшей и меньшей степени выражает психическую совокупность. Можно также сказать, что психе больше не чувствует, что она полностью содержится в до­минанте, вследствие чего доминанта теряет свое очарование и больше не удерживает психе так цепко, как раньше. С другой стороны, ее содержимое и смысл уже понимаются неправильно, а если и понимаются верно, то перестают трогать сердце "Senti­ment d'incompletude" такого рода порождает компенсирующую реакцию, которая привлекает другие области психе и их содер­жимое, чтобы было чем заполнить брешь. Как правило, это бес­сознательный процесс, который всегда начинается в тот момент, когда установка и ориентация осознающего разума оказываются неадекватными. Я подчеркиваю этот момент, поскольку осозна­ющий разум — плохой судья в вопросе собственной ситуации и зачастую упорно продолжает пребывать в иллюзии, что как раз его установка является верной и не срабатывает только потому, что ей мешают какие-то внешние силы. Если бы сны были про­анализированы, то вскоре стало бы ясно, почему установки со­знания оказались нереальными. И если, наконец, появляются невротические симптомы, тогда установка сознания, его господ­ствующая идея, сталкивается с сопротивлением, и в бессознатель­ном начинают пробуждаться архетипы, которые больше всего подавлялись установкой сознания. Тогда терапевт может сделать только одно - свести эго с его противником и тем самым вызвать процесс плавки и переплавки. В алхимическом мифе о царе эта конфронтация выражается как столкновение мужчины духов­ного отца-мира, управляемого Царем-Солнцем, с женщиной — хтонической матерью-миром, символизируемым aqua permanens или хаосом.

506 Противозаконный аспект этих отношений проявляется в форме кровосмешения, которое в Cantilena замаскировано под усынов­ление, по, тем не менее, приводит к беременности матери. Как я уже объяснял, кровосмешение выражает единение элементов, ро­дственных друг другу или обладающих одной и той же природой: то есть противником Солнца является его собственный хтонический аспект, о котором он забыл. Отраженный свет Солнца это Лунa (женщина), которая растворяет царя в своей влаге. Солнце словно вынуждено было опуститься в глубину вод подлунного мира, чтобы соединить "силы Верха и силы Низа" (что произошло во время путешествия Фауста к Матерям)

Нереальная дом инанта сознания пугающе исчезает в поднимающемся на поверх, ность содержимом бессознательного, вызывая тем самым наступ­ление сумерек. Противоборствующие элементы первичного хаоса срываются с цепи, словно никогда и небыли укрощены. Между доминантой и бессознательным содержанием идет такое ожесто­ченное сражение, что разум хочет покончить с этим безумием. Но попытки проваливаются и продолжают проваливаться до тех пор, пока от не признает своего бессилия и не даст яростной битве психических сил идти своим чередом. Если эго не влазит со своей раздражающей рациональностью, то противоположности, именно потому что они находятся в конфликте друг с другом, постепенню сближаются, и то, что казалось смертью и разрушением превратится в сонное; состояние согласия, подходящим символом которого является беременность³⁸⁹ В результате царь, предыдущая доминанта сознания, трансформируется в реальную и осуществимую целстность, в то время как до того он только притворился целостностью.

507 Cantilena показывает нам, чем была эта доминанта, которая подверглась трансформации не только у Рипли, но и многих дру­гих алхимиков: то было христианское мировоззрение эпохи Сред­невековья. Э)то проблема настолько велика, что никак нельзя ожидать от средневекового человека даже отдаленного ее осозна-иия. Именно по этой причине ее трудно воспринять целиком даже сегодня -- и поэтому психологическое толкование Единого, filius regius, сталкивается с величайшими трудностями. Возвышенная манера, в которой алхимики славили своего "сына", является хорошим доказательством того, что под этим символом они по­нимали либо самого Христа, либо что-то, ему соответствующее. Естественно, их не волновала историческая личность Иисуса, которая к этому времени была, полностью заслонена догматической фигурой второй Личности Троицы. Последний символ медленно выкристаллизовывался в течение столетий, хотя явным его про­тотипом является Логос святого Иоанна. Нельзя также сказать что концепция Бога, как senex и риеr, была свойственна только алхимикам, поскольку многие представители клира, которые не были алхимиками, воспринимали ее как трансформацию гневно­го и мстительного Яхве из Ветхого Завета в Бога Любви Завета Нового. Таким образом, архетип обновления царя проявлялся не только среди "философов", но также и в церковных кругах³⁹⁰

508 Психологическое объяснение filius regius можно дать только тогда, когда этот образ отбросит свою спроецированную форму и станет исключительно психическим ощущением. Аналогия Христос, lapis достаточно ясно показывает, что filius regius был скорее психическим, чем физическим ощущением, поскольку как физическое ощущение, он вряд ли мог когда-либо состояться, а как о религиозном ощущении о нем не могло быть и речи. В текстах есть много отрывков, которые могут быть истолкованы — как бы странно это ни звучало как ощущения Христа в мате­рии А в других обращается такое внимание на lapis, что нельзя не увидеть в нем обновление и завершение⁴ догматического образа. Насколько мне известно, недвусмысленной замены Христа filius regius в литературе не встречается, и поэтому алхимию можно назвать христианской, хотя и еретической. Христос-lapis остается загадочной фигурой.

509 Это имеет очень большое значение применительно к психоло­гическому толкованию filius regius. При любом из этих подходов к нему материя с ее магическим очарованием уступает место бес­сознательному, которое было в псе спроецировано. Для нашего современного сознания догматический образ Христа под влияни­ем евангелического протестантизма, превратился в личностного Иисуса, который в либеральном рационализме, в ужасе бегущем от всего "мистического", постепенно стал обычным тусклым эти­ческим прототипом. Исчезновение в протестантизме женского, элемента (а. именно культа Божьей Матери) для духовности до­гматического образа было всем, что нужно, чтобы оторваться о земного человека, и постепенно погрузиться в бессознательно Когда такие большие и важные образы постигает забвение, он не исчезают из человеческой сферы и не утрачивают своей психической силы. Любой человек Средневековья, которй был знакомс мистицизмом алхимии, сохранял связь с живой догмой, дажеесли он и был протестантом. В этом, вероятно, кроется причина того, что своего расцвета алхимия достигла в шестнад­цатом и семнадцатом веках: для протестанта это был единствен­ный способ все еще оставаться католиком. Opus alchymicum по-прежнему был для него абсолютно эффективным обрядом тран­сформации и конкретной загадкой. Но алхимия процветала не Только в протестантских странах; в католической Франции она широко практиковалась еще в восемнадцатом веке, что подтвер­ждается многочисленными манускриптами и опубликованными трудами, тина трудов Дома Пернети (1716 — 1800?), Lenglet du Fresnoy (1674 1752?), и большой компиляции Манге, опубли­кованной в 1702 г. Пет ничего удивительного в том, что во Фран­ции того времени закипала анти-христианская "схизма", кульми­нацией которой стала Революция - относительно мирная пре- людия к ужасам сегодняшнего дня. Упадок алхимии в эпоху Про­свещения означал для многих европейцев уход в преисподнюю всех догматических образов, которые дотоле непосредственно присутствовали по мнимых секретах химической материи.

510Как за разложением доминанты сознания следует вторжение хаоса в индивида³⁹¹, так массовые волнения (Крестьянские Вой­ны, анабаптизм, Французская Революция и т. д.) и яростный конфликт элементов в индивидуальной психе отражается во взрыве коллективной первобытной кровожадности и тяге к убий­ству. Именно эта болезнь описывается в Cantilena. Утрата веч­ных образов — это поистине тяжелое испытание для проницатель­ного человека. По поскольку не проницательных людей беско­нечно больше, то никто и не замечает того, что истина, выражаемая догмой, исчезла в тумане, а потому никто ни о чем и не жалеет. Проницательная личность знает и чувствует, что ее психе обеспокоена утратой чего-то, что было для предков источником жизненной энергии. Не проницательный человек (άνοοι) ничего не замечает и только потом узнает из газет (когда уже слишком поздно) о тревожных симптомах, которые теперь стали "реаль­ными" во внешнем мире, потому что они прежде не были заме­нены в мире внутреннем, в самости человека, точно так же, как не замечалось присутствие вечных образов. Если бы они были намечены, то тогда поднялся бы плач по утраченному богу, как это было в античности при смерти Великого Пана³⁹². Вместо этого все желающие добра люди уверяют нас, что человеку нужно только поверить, что бог все еще здесь — что просто-напросто добавляет к бессознательности еще и глупость. Как только сим­птомы действительно выходят на поверхность в форме социопо-литического безумия, то уже невозможно убедить кого-либо в том, что конфликт происходит в психе каждого индивида, пос­кольку теперь индивид точно знает, кто его враг. Тогда конфликт, который остается интрапсихическим феноменом в разуме прони­цательного человека, в плане проекции принимает форму полит­ической напряженности, кровожадности и насилия. Чтобы инди­вид дошел до этого, его нужно абсолютно убедить в бесполезнос­ти и незначительности его психе и психологии вообще. Со всех трибун на него должны обрушиваться проповеди о том, что спа­сение может прийти только извне, и что смысл его существования состоит в том, чтобы быть "членом коллектива". Тогда его можно без проблем отвести и то место, куда он, в силу своей природы, пошел бы и по своей воле: в страну детства, житель которой предъявляет претензии исключительно к другим, а не к себе, и если что-то сделано плохо, то в этом всегда виноват кто-то другой. Когда, человек больше не знает, чем живет его душа, потенциал бессознательного увеличивается и занимает господствующие по­зиции. Человеком овладевают страсти, а иллюзорные цели, за­нявшие место вечных образов, разжигают его жадность. В нем поселяется хищник, который скоро заставляет его забыть о том, что он является человеческим существом. Животные страсти под­авляют любую мысль, которая может стать па пути детской жажды исполнения желаний, и вселяют в него чувство новооб-ретснного права на существование, опьяняя стремлением к гра­бежу и кровопролитию

511 Только живое присутствие вечных образов может придать че­ловеческой психе достоинство, которое дает человеку нравствен­ную возможность иступиться за свою душу и убедиться, что она того стоит. Только тогда он поймет, что конфликт на самом деле происходит внутри него, что разлад и страдания являются богат­ством, которое не должно быть растрачено попусту в нападках на других людей; и что если судьбе угодно взыскать с пего долг в форме чувства вины, то это его долг самому себе. Тогда он поймет ценность своей психе, поскольку никто не может быть в долгу перед чем-то никудышним. Но когда человек утрачивает свои же ценности, он становится жадным грабителем, волком, львом и прочими прожорливыми тварями, которые для алхимиков символизировали страсти, вышедшие из-под контроля, когда черные воды хаоса — то есть бессознательное проекции пог­лотили царя³⁹³.

512Изящество Cantilena состоит в том, что желания беременной матери заглушаются мясом павлина и кровью льва, то есть ее собственной плотью и кровью³⁹⁴. Чтобы утихомирить спроециро­ванный конфликт, его следует вернуть в психе индивида, где находятся его бессознательные истоки. Индивид должен прийти на Тайную Вечерю с самим собой, есть свою плоть и пить свою кровь; это значит, что он должен признать существование в себе другого человека. Но если он упорствует в своей однобокости, то два льва разорвут друг друга на куски. Не в этом ли, возможно, кроется смысл учения Христа о том, что каждый должен нести свой крест? Ибо если ты должен бороться с самим собой, то откуда ты возьмешь силы на. вражду с другими людьми?

513 Подобные рассуждения оправданы алхимическим символиз­мом, что легко можно увидеть, если приглядеться к так называ­емым аллегориям чуть более внимательно и не отмахнуться от них сразу же как от ни на что не годной бессмыслицы. Чудесное употребление в пищу своей собственной субстанции такое странное отражение его прототипа, Христа — означает не что иное, как интеграцию тех частей личности, которые все еще на­ходятся за. пределами эго-сознания. Лев и павлин, эмблемы по­хоти и гордыни, символизируют самонадеянные претензии чело­веческой тени, которые мы с таким удовольствием проецируем на наших собратьев, чтобы "справедливо" наказать их за наши же грехи. В извечном образе уробороса содержится мысль о по­жирании самого себя и превращении себя в круговой процесс, потому что наиболее проницательным из алхимиков было ясно, что prima materia делания это сам человек³⁹⁵. Уроборос это драматический символ интеграции и ассимиляции противни­ка, то есть Тени. Этот процесс "самоедства" в то же самое время является символом бессмертия, поскольку об уроборосе говорят, что он сам себя убивает и сам себе дает жизнь, сам себя оплодот­воряет и сам себя рождает. Он символизирует единого, который рождается из столкновения противоположностей, и он, стало быть, составляет тайну prima materia, которая, будучи проекцией, вне всяких сомнений произрастает из человеческого бессознатель­ного. Соответственно, в нем должна быть определенная психичес­кая величина, которая дает толчок к возникновению подобных утверждений, а эти утверждения должны каким-то образом харак­теризовать данную величину, даже если их и нельзя восприни­мать буквально. Главная причина этих утверждений и про­явлений должна остаться загадкой, но такой загадкой, внутрен­нее родство которой с загадкой веры ощущали адепты, так что для них эти две загадки были тождественны друг другу.