Автономность, независимость от культуры и среды, воля и активность 12 страница

Стадия перцептивной психики харак­теризуется А. Н. Леонтьевым прежде все­го "способностью отражения внешней объективной действительности уже не в форме отдельных элементарных ощущений, вызываемых отдельными свойствами или их совокупностью, но в форме отражения вещей" (1959, с. 176), причем переход к этой стадии связан с изменением строе­ния деятельности животных, которое "зак­лючается в том, что уже наметившееся раньше содержание ее, объективно относя­щееся не к самому предмету, на который направлена деятельность животного, но к тем условиям, в которых этот предмет объективно дан в среде, теперь выделяет­ся" (там же). И далее: "Если на стадии элементарной сенсорной психики диффе­ренциация воздействующих свойств была связана с простым их объединением вокруг доминирующего раздражителя, то те­перь впервые возникают процессы интег­рации воздействующих свойств в единый целостный образ, их объединение как свойств одной и той же вещи. Окружаю­щая действительность отражается теперь животным в форме более или менее рас­члененных образов отдельных вещей" (1959, с. 177). В результате возникает и новая форма закрепления опыта животных — двигательные навыки, определяемая А.Н.Леонтьевым как закрепленные опе­рации, которыми он обозначает "особый состав или сторону деятельности, отвеча­ющую условиям, в которых дан побужда­ющий ее предмет" (там же).

Применяя эти критерии с учетом со­временных знаний о поведении животных, нам пришлось значительно понизить фи­логенетическую грань между элементарной сенсорной и перцептивной психикой по сравнению с представлениями А.Н. Леонть­ева, который провел эту грань выше рыб (Фабри, 1976). На самом деле, как сегодня хорошо известно, указанные А.Н.Леонтье­вым критерии перцептивной психики вполне соответствуют психической дея­тельности рыб и других низших позвоноч­ных и даже, правда с определенными огра­ничениями, высших беспозвоночных. Уже по этой причине нельзя согласиться с выс­казанным А. Н. Леонтьевым мнением, буд­то появление перцептивной психики обус­ловлено переходом животных к наземному образу жизни.

Высшие беспозвоночные (членистоно­гие и головоногие моллюски) достигли низшего уровня перцептивной психики и соответственно проявляют в своем поведе­нии еще немало примитивных черт. Пове­дение этих животных, составляющих подав­ляющее большинство всех существующих на земле видов, еще очень мало изучено, и не исключено, что среди низших членисто­ногих многие виды остались за пределами перцептивной психики. Но и у высших членистоногих, в том числе и у наиболее высокоорганизованных насекомых, в пове­дении преобладают ригидные, "жестко зап­рограммированные" компоненты, а про­странственная ориентация осуществляется по-прежнему преимущественно по отдель­ным свойствам предметов. Предметное же восприятие, хотя уже представлено в разви­той форме, играет в поведении членистоногих лишь подчиненную роль (значительно большее значение оно имеет, очевидно, для головоногих моллюсков). Но, с другой сто­роны, ведь и у позвоночных (включая выс­ших) пространственно-временная ориен­тация осуществляется преимущественно на уровне элементарных ощущений (ольфак-торных, акустических, оптических и др.). Достаточно вспомнить, что именно на этом механизме построено реагирование на клю­чевые раздражители, детерминирующие жизненно необходимые действия как низ­ших, так и высокоорганизованных жи­вотных.

Представители низшего уровня пер­цептивной психики обитают повсеместно, во всех климатических зонах, во всех средах, во всех "экологических нишах". Локомоторные способности этих живот­ных проявляются в очень разнообразных и весьма сложных формах. В сущности, здесь представлены все виды локомоции, которые вообще существуют в мире жи­вотных: разнообразные формы плавания, в том числе реактивное (у головоногих моллюсков), ныряние, ползание (в воде и на суше), ходьба, бег, прыгание, лазание, пе­редвижение с помощью цепляния и под­тягивания тела (например, у осьминогов), роющее или грызущее передвижение в субстрате (в грунте, в древесине и т. п.) и другие. Здесь же мы встречаем тех жи­вотных, которые впервые освоили воздуш­ное пространство, это первые летающие животные на земле (насекомые), причем полет представлен у них в совершенстве. Помимо этой активной формы (с помощью крыльев) существует и пассивная (с по­мощью паутинок). Возникновение такой качественно новой формы локомоции, как полет, было, конечно, важным событием в эволюции животного мира. Значитель­но большее, однако, значение имело для эволюции психики появление на этом уровне подлинных, сложно устроенных ко­нечностей — ног, в результате чего не только существенно расширилась сфера активности животных, но и возникли со­вершенно новые, принципиально иные условия для активного воздействия на компоненты среды, возникли предпосыл­ки полноценного манипулирования пред­метами. Конечно, на данном эволюцион­ном уровне манипулирование еще слабо развито, хотя на этом уровне впервые появляются специальные хватательные ко­нечности (клешневидные педипальцы скорпионов и лжескорпионов, клешни раков и крабов, хватательные конечности богомолов и т. п.). Однако главным ор­ганом манипулирования остается по-прежнему челюстной аппарат, который у членистоногих весьма сложно устроен. Тем не менее, челюсти, как и хвататель­ные конечности членистоногих, произво­дят только весьма однообразные (именно "клещевидные") движения. Иногда в воз­действиях на предметы участвуют и хо­дильные конечности (креветки, пауки, жук-скарабей и др.)- Дифференцирован­ные и разнообразные манипуляционные движения же у членистоногих отсутству­ют. У головоногих, правда, манипуляци-онная активность играет значительно большую роль, и они снабжены превосход­ными хватательными органами — щу­пальцами, которые нередко справедливо называют руками, функциональными ана­логами которых они действительно явля­ются. Поэтому головоногие (особенно ось­миноги) способны, вероятно, к значительно более разностороннему и полноценному двигательному обследованию объектов ма­нипулирования, чем членистоногие, тем более что головоногие обладают превос­ходным зрением, аналогичным таковому позвоночных, и движения щупалец про­исходят в поле их зрения. Однако пове­дение головоногих моллюсков еще край­не слабо изучено.

Изучение форм и уровня развития ло-комоции и манипулирования имеет, несом­ненно, исключительное значение для позна­ния психических способностей животных. Мы исходим при этом из того, что психи­ческие процессы всегда воплощаются или в локомоторной, или в манипуляционной внешней активности (а также в некоторых особых формах демонстрационного поведе­ния), а первично зависят от уровня разви­тия и степени дифференцированности этих движений. Это относится ко всем формам и возможностям познавательной деятель­ности животных, вплоть до высших психи­ческих способностей; всегда любая встаю­щая перед животным задача может быть решена только или локомоторным, или ма-нипуляционным путем. <...> У членисто­ногих абсолютно доминирует локомоторное решение задач. Соответственно преобладает и пространственная ориентация над ма-нипуляционным обследованием предме­тов. Последнее, вероятно, вообще встречает­ся, причем лишь в самых примитивных формах, среди членистоногих только у не­которых высших насекомых, пауков и не­которых высших ракообразных.

Пространственная ориентация характе­ризуется на низшем уровне перцептивной психики четко выраженным активным поиском положительных раздражителей (наряду с мощно и многообразно развитым защитным поведением, т. е. избеганием отрицательных раздражителей). Большую роль играют в жизни этих животных и впервые появившиеся в филогенезе мнемо-таксисы (ориентация по индивидуально выученным ориентирам). Процессы науче­ния занимают в поведении животных на этом уровне вообще заметное место, но при­митивной чертой является их неравно­мерное распределение по разным сферам жизнедеятельности (преимущественно спо­собность к научению проявляется в про­странственной ориентации и пищедобыва-тельной деятельности), а также подчинен­ное положение научения по отношению к инстинктивному поведению: научение слу­жит здесь прежде всего для совершенство­вания врожденных компонентов поведения, для придания им должной пластичности, но оно еще не приобрело самостоятельного значения, как это имеет место у представи­телей высшего уровня перцептивной пси­хики.

Здесь необходимо, однако, вновь сделать оговорку относительно головоногих мол­люсков, которых, вероятно, вообще следу­ет поместить на более высокий уровень, чем членистоногих, тем более что они по многим признакам строения и поведения проявляют черты аналогии с позвоночны­ми, а также сопоставимы с последними по размерам. Наряду с высокоразвитыми формами инстинктивного поведения (тер­риториальное и групповое поведение, ри­туал изация, сложные формы ухода за потомством — икрой), которые, правда, встречаются и у членистоногих, у голово­ногих описаны проявления "любопытства" по отношению к "биологически нейтраль­ным" объектам и высокоразвитые конст­руктивные способности (сооружение с по­мощью "рук" валов и построек-убежищ у осьминога). Головоногие (осьминоги) в отличие от членистоногих (включая "одо­машненных" пчел) способны общаться с человеком (это первый случай на фило­генетической лестнице) и поэтому могут даже приручаться!

Обозначенные выше характеристики дают достаточное представление о том, что низший уровень, точнее, низшие уровни стадии перцептивной психики обнаружи­вают еще ряд примитивных признаков, унаследованных от элементарной сенсор­ной психики.

Безусловно, существуют и промежуточ­ные уровни перцептивной психики, кото­рые еще предстоит выделить в ряду позво­ночных. Здесь мы вкратце коснемся только высшего уровня перцептивной психики. На этом уровне находятся высшие позвоноч­ные (птицы и млекопитающие), к которым А.Н.Леонтьев и относил всю стадию пер­цептивной психики. Поведение этих животных хорошо изучено. Мы имеем здесь дело с вершиной эволюции психики, с высшими проявлениями психической де­ятельности животных. Это относится как к двигательной, так и сенсорной сферам, как к компонентам врожденного, так и приобретаемого поведения. Иными слова­ми, здесь достигают наивысшего развития как инстинктивное поведение, так и спо­собность к его индивидуальной модифи­кации, т. е. способность к научению. О наи­высших проявлениях этой способности мы говорим как об интеллектуальном пове­дении, основанном на процессах элемен­тарного мышления. По меньшей мере на высшем уровне перцептивной психики у животных уже складываются определен­ные "образы мира". У животных следует, очевидно, понимать под психическим об­разом практический опыт их взаимодей­ствия с окружающим миром, который актуализируется в результате повторного восприятия его конкретных предметных ситуаций.

О характере этих образов можно су­дить по результатам изучения ориенти­ровочно-исследовательской деятельности млекопитающих, осуществленного на серых крысах в нашей лаборатории (Мешкова, 1981). Так, например, было установлено, что в ходе активного ознакомления с особен­ностями нового пространства или нового предмета у животных наблюдается свое­образный процесс уподобления внешней активности, поведения особенностям обсле­дуемого пространства или предмета. При этом происходит постепенное увеличение степени адекватности поведения животных условиям нового пространственного окру­жения или свойствам предмета. Вместе с тем, ориентировочно-исследовательская де­ятельность всегда разворачивается под определяющим влиянием формирующе­гося образа, который обусловливает воз­можность дальнейшего обследования про­странства или предмета. По мере того как возрастает адекватность поведения в но­вой ситуации, его соответствие объектив­ным условиям этой ситуации, ориентиро­вочно-исследовательская деятельность угасает и животное возвращается к повсед­невной жизнедеятельности. Это позволяет говорить о том, что к этому времени образ данной ситуации и действий животного в ней уже сформирован. Эта приспособлен­ность поведения к новым условиям окру­жающей среды и является биологически адекватным, необходимым для выживания результатом формирования "образов мира" у животных. Проведенное исследо­вание является, вероятно, первой попыткой подойти со стороны зоопсихологии к кон­кретизации и анализу процесса формиро­вания образа.

Надо думать, что образы будут суще­ственно отличаться друг от друга в зави­симости от того, на какой основе они фор­мировались. Так, образы, возникшие на основе лишь локомоторной активности (при ознакомлении с новым простран­ством) будут иными, чем те, которые фор­мировались на основе манипуляционных действий (при манипуляционном обсле­довании новых предметов). Локомоция дает животному обширные пространст­венные представления, манипулирование же — углубленные сведения о физичес­ких качествах и структуре предметов. Оно позволяет полноценно выделять предмет­ные компоненты среды как качественно обособленные самостоятельные единицы и подвергнуть их такому обследованию, ко­торое у высших представителей живот­ного мира служит основой интеллекта. Локомоторные формы ориентации и реа­гирования на ситуации новизны для это­го недостаточны.

А.Н.Леонтьев выделил особую (третью) "стадию интеллекта", причем специально для человекообразных обезьян. Главный критерий интеллектуального поведения, по Леонтьеву, — перенос решения задачи в другие условия, лишь сходные с теми, в ко­торых оно впервые возникло, и объединение в единую деятельность двух отдельных опе­раций (решение "двухфазных" задач). При этом он указывал на то, что сами по себе формирование операции и ее перенос в но­вые условия деятельности "не могут слу­жить отличительными признаками поведе­ния высших обезьян, так как оба эти момента свойственны также животным, стоящим на более низкой стадии разви­тия. Оба эти момента мы наблюдаем, хотя в менее яркой форме, также и у многих других животных — у млекопитающих, у птиц" (1959, с. 189). Но от последних опе­рации человекообразных обезьян отлича­ются особым качеством — двухфазностью, причем первая, подготовительная, фаза лишена вне связи со следующей фазой (фа­зой осуществления) какого бы то ни было биологического смысла. "Наличие фазы подготовления и составляет характерную черту интеллектуального поведения. Ин­теллект возникает, следовательно, впервые там, где возникает процесс подготовления возможности осуществить ту или иную операцию или навык" (1959, с. 191).

Следует отметить, что сама по себе двух-фазность, наличие подготовительной и за­вершающей фаз, как мы сегодня знаем, присуща любому поведенческому акту, и, следовательно, в такой общей формулиров­ке этот признак был бы недостаточен как критерий интеллектуального поведения животных. Однако при решении задач на уровне интеллектуального поведения, как подчеркивает А. Н. Леонтьев, "существен­ным признаком двухфазной деятельнос­ти является то, что новые условия вызыва­ют у животного уже не просто пробующие движения, но пробы различных прежде выработавшихся способов, операций" (1959, с. 191). Отсюда вытекает и важнейшая для интеллектуального поведения способность "решать одну и ту же задачу многими спо­собами" (там же), что, в свою очередь, до­казывает, что здесь "операция перестает быть неподвижно связанной с деятельностью, отвечающей определенной задаче, и для своего переноса не требует, чтобы но­вая задача была непосредственно сходной с прежней" (там же). В итоге при интел­лектуальной деятельности "возникает от­ражение не только отдельных вещей, но и их отношений (ситуаций)... Эти обобще­ния животного, конечно, формируются так же, как и обобщенное отражение им ве­щей, т. е. в самом процессе деятельности" (там же, с. 192).

Общая характеристика и критерии интеллекта животных, предложенные А.Н.Леонтьевым, сохраняют свое значение и на сегодняшний день. Однако следует иметь в виду, что Леонтьев проанализи­ровал эту сложнейшую проблему тради­ционно только на примере лабораторного изучения способности шимпанзе к реше­нию (искусно придуманных эксперимен­татором) задач с помощью орудий. Вмес­те с тем, как мы сейчас знаем, двухфазная орудийная деятельность в весьма разно­образных формах распространена и сре­ди других животных, больше всего даже среди птиц, и, как показывают данные ряда современных авторов, может быть с неменьшим успехом воспроизведена у них в эксперименте. Каждый год прино­сит новые неожиданные данные, свидетель­ствующие о том, что антропоиды не обла­дают монополией на решение таких задач. К тому же орудийная деятельность — не обязательный компонент интеллектуаль­ного поведения, которое, как также сви­детельствуют современные данные, может проявляться и в других формах, причем опять же не только у антропоидов, но и у разных других животных (вероятно, даже у голубей). А с другой стороны, орудий­ные действия встречаются и у беспозво­ночных, у которых явно не может быть речи об интеллектуальных формах пове­дения. Наконец, практически невозмож­но провести четкую грань между разно­образнейшими сложными навыками и интеллектуальными действиями высших позвоночных (например, у крыс), посколь­ку в ряду позвоночных навыки, постепен­но усложняясь, плавно переходят в интел­лектуальные действия.

Таким образом, в том или ином виде, часто в более элементарных формах, ин­теллектуальное поведение (или трудно от­делимые от него сложные навыки) довольно широко распространено среди высших позвоночных. Поэтому если исходить из критериев А. Н. Леонтьева, то в соответ­ствии с современными знаниями невозмож­но провести грань между некоей особой стадией интеллекта и якобы ниже распо­ложенной стадией перцептивной психики. Все говорит за то, что способность к вы­полнению действий интеллектуального типа является одним из критериев выс­шего уровня перцептивной психики, но встречается эта способность не у всех пред­ставителей этого уровня, не в одинаковой степени и не в одинаковых формах.

Итак, приведенные А. Н. Леонтьевым критерии интеллекта уже не применимы к одним лишь антропоидам, а "расплыва­ются" в поведении и других высших по­звоночных. Но означает ли это, что шим­панзе и другие человекообразные обезьяны утратили свое "акме", свою исключитель­ность? Отнюдь нет. Это означает лишь, что не в этих общих признаках интеллекту­ального поведения отражаются качествен­ные особенности поведения антропоидов. Решающее значение имеют в этом отно­шении качественные отличия манипуля-ционной активности обезьян, позволяющие им улавливать не только наглядно вос­принимаемые связи между предметами, но и знакомиться со строением (в том числе и внутренним) объектов манипулирования. При этом движения рук и, соответственно, тактильно-кинестетические ощущения вполне сочетаются со зрением, из чего сле­дует, что зрение у обезьян также "воспита­но" мышечным чувством, как это показал для человека еще И.М.Сеченов. Вот поче­му обезьяны способны к значительно бо­лее глубокому и полноценному познанию, чем все другие животные. Эти особеннос­ти манипуляционной исследовательской деятельности дают основание полагать, что вопреки прежним представлениям обезь­яны (во всяком случае человекообразные) способны усмотреть и учесть причинно-следственные связи и отношения, но толь­ко наглядно воспринимаемые, "прощупы­ваемые" физические (механические) связи. На этой основе и орудийная деятельность обезьян поднялась на качественно иной, высший уровень, как и вообще отмечен­ные отличительные особенности их мани­пуляционной активности привели к недо­сягаемому для других животных развитию психики, к вершине интеллекта животных. Главное при всем этом заключается в том, что развитие интеллекта (как и вообще психики) шло у обезьян в принципиально ином, чем у других животных, направле­нии — в том единственном направлении, которое только и могло привести к воз­никновению человека и человеческого со­знания: прогрессивное развитие способно­сти к решению манипуляционных задач на основе сложных форм предметной дея­тельности легло в основу того присущего только обезьянам "ручного мышления" (термин И.П.Павлова), которое в сочета­нии с высокоразвитыми формами компен­саторного манипулирования (Фабри) яв­лялось важнейшим условием зарождения трудовой деятельности и специфически че­ловеческого мышления. Сказанное дает, очевидно, основания для выделения в пре­делах перцептивной психики специально­го "наивысшего уровня", который, хотя и будет представлен обезьянами, однако, по указанным выше причинам не будет со­ответствовать "стадии интеллекта", как она была сформулирована А.Н.Леонтьевым.

Проблема эволюции психики — чрез­вычайно сложная и требует еще всесторон­него обстоятельного изучения. Советские зоопсихологи с большой благодарностью вспоминают Алексея Николаевича Леонть­ева, который не только глубоко понимал значение зоопсихологических исследова­ний, но и сделал очень много для утверж­дения и прогресса нашей науки.

А.Н. Северцов. Эволюция и психика^*

Задачей настоящей статьи является разбор вопроса о значении различных способов, посредством которых совершается приспособительная эволюция животных и определение, какую роль играют эти отдельные факторы и приспособлении животных к окружающей среде.

Дело в том, что в сочинениях об эволюции авторы преимущественно останавливаются на главном и наиболее бросающемся в глаза из этих факторов, а именно, на /наследственном изменении/ органов животных, и ему уделяют почти исключительное внимание. Но помимо наследственного изменения органов имеются еще и /изменения поведения/ (behaviour) /животных без изменения их организации/, которые играют большую роль в эволюционном процессе и служат могучими средствами приспособления животных к окружающей среде: значение этих факторов, с биологической точки зрения, их роль в эволюционном процессе и взаимоотношения между ними и наследственными изменениями строения животных, как мне кажется, недостаточно выяснены, и в разборе этих вопросов, и лежит центр тяжести настоящей статьи (От этой постановки вопроса зависит некоторая неравномерность в распределении проводимого материала: на общей характеристике эволюции, на вопросе о наследственных изменениях органов (весьма подробно разобранном н эволюционной литературе), а также на ненаследственных изменениях организации я сознательно останавливаюсь весьма коротко. Во избежание недоразумений отмечу, что говоря о психической деятельности животных, я рассматриваю ее только с биологической точки зрения, совершенно оставляя в стороне чисто психологическую сторону: психика животных интересует нас здесь только как фактор эволюционного процесса, а не сама по себе. Этим, между прочим, объясняются некоторые особенности употребляемой мною терминологии).

Важным и весьма прочно установленным результатом эволюционного учения в его современной форме является положение, что эволюция животных есть /эволюция приспособительная/, т. е. что она состоит в развитии признаков, соответствующих той среде, в которой живут данные животные. Другим таким же важным результатом мы можем считать положение, что эволюционный процесс имеет /эктогенетический/ характер, т. е. что он происходит под влиянием изменений внешней среды, в которой живут животные. Выработку новых приспособлений мы обыкновенно обозначаем как /прогресс/ в эволюционном процессе, но здесь для понимания характера эволюции /необходимо различать между прогрессом биологическим/, с одной стороны, и /прогрессом морфологическим/ (анатомическим и гистологическим) и /физиологическим/ - с другой.

Мы можем представить себе, что эволюирует свободно живущее животное, например насекомое, и что оно переходит к еще более подвижному образу жизни. Предположим что оно приобретает способность летать, не утрачивая способности к передвижению на земле; у него разовьются новые органы, крылья, с их скелетом, мускулами и нервами, другими словами, организация и функции данного животного станут более сложными; можем представить себе и другой случай, а именно, что не выработается новых органов, но что функции прежних органов повысятся и соответственно этому изменится и самое строение соответствующих органов: и в том и в другом случаях мы будем иметь /общий биологический прогресс/, т. е. животное выживет в борьбе за существование численность, особей его повысится, и вид распространится географически, параллельно этому мы будем иметь и прогресс морфологический (органы сделаются сложнее, могут появиться новые органы и т. д.) и физиологический (функции эволюционирующих органов повысятся); /здесь биологический, морфологический и физиологический прогресс организма как целого идет параллельно/.

Но мы можем представить себе и другую возможность: что животное того же типа от свободного образа жизни перейдет к паразитному, который может представить для него при данной организации и данных условиях определенные выгоды, ибо при паразитом образе жизни животное защищено от врагов в такой же степени, как его хозяин (т. е. животное гораздо более крупное и сильное) и оно всегда без труда находит себе готовую пищу. Животное приспособится к этим условиям паразитного образа жизни, и для него переход к паразитизму будет, несомненно, /биологическим прогрессом/, помогающим ему выжить в борьбе за существование; но этот биологический прогресс будет сопровождаться /морфологическим регрессом/, ибо у животного, переходящего к паразитному образу жизни, обыкновенно дегенерируют в большей или меньшей

^*Психологический журнал [Текст]. – 1982, № 4. С. 149-159.

степени органы, необходимые для свободной жизни в сложных и меняющихся условиях среды, например органы движения, органы нападения и защиты, органы высших чувств и т. д.

Морфологически и физиологически животное регрессирует: здесь /биологический прогресс сопровождается морфологическим и физиологическим регрессом/. Мы видим, что победа в борьбе за существование определяется, в сущности, только биологическим прогрессом; морфологический же (и физиологический) прогресс или регресс всего организма зависят от того /направления/, в котором идет в данную эпоху жизни вида эволюционный процесс.

Мы сейчас упомянули об общем регрессе организации, который выражается, в конечном счете, в потере (дегенерации) определенных органов без замены их более совершенными; напомню, что и прогрессивная эволюция органов сопровождается всегда явлениями регресса: когда определенный орган изменяется прогрессивно, то некоторые части его, которые оказываются неприспособленными при изменившихся условиях существования, дегенерируют и заменяются новыми особенностями, нужными при новых условиях; в этом и состоит процесс приспособления. Об общем регрессе мы имеем право говорить только в тех случаях, когда определенные органы дегенерируют, не заменяясь другими с той же или близкой функцией, как это часто бывает при переходе к паразитному или к сидячему образу жизни.

Частичный регресс является процессом, обычно сопровождающим морфологические прогрессивные изменения.

Я в предыдущем коротко и очень поверхностно охарактеризовал то, что выразил в данном в начале этой статьи определении эволюционного процесса: эволюция животных есть эволюция приспособлений и совершается под влиянием и в соответствии с изменениями окружающей среды. Я не буду останавливаться подробно на том, что такое мы обозначаем термином "среда", и отвечаю только, что этот термин необходимо понимать в /широком/ смысле слова, разумея под ним всю сумму условий, имеющих биологическое отношение к животному, т. е. неорганическую среду: почву, условия освещение тепла и холода, сухости и влажности, химический состав пищи и воды и т. д., и биологическую среду, т. е. всех животных (как принадлежащих к данному виду, так и к другим видам) и растения, с которыми данному животному приходится иметь дело.

Из всего сказанного о ходе эволюционного процесса мы можем вывести одно важное заключение: мы видели, что при изменениях среды организация животных изменяется в одних случаях незначительно, в других весьма сильно: самую способность к эволюционному изменению, которая, по-видимому, у разных животных различна, мы обозначим термином /пластичность организма/.

При только что сделанной характеристике эволюционного процесса я не коснулся важного фактора, имеющего громадное влияние и на ход эволюции и на конечные результаты ее в каждую данную эпоху, а именно, /фактора времени/.

Мы знаем, что изменения в организмах зависят от изменений в окружающей среде и состоят в приспособлении организма к этим изменениям; /но эти изменения среды могут совершаться и в действительности совершаются с весьма различной скоростью/: одни чрезвычайно медленно, другие несколько быстрее, наконец, некоторые относительно очень быстро. Например, горообразовательные процессы, меняющие облик поверхности суши, процессы эрозии, сглаживающие горы, процессы опускания и поднятия суши, вызывающие образование новых крупных морей и новых участков суши, суть процессы чрезвычайно медленные и постепенные, занимающие громадные промежутки времени; само собой разумеется, что и эти процессы совершаются с различной скоростью, одни быстрее, другие медленнее. Параллельно этим изменениям протекают связанные с ними изменения климата.

Другие изменения в неорганической природе, например, опреснение отделившего от океана бассейна вследствие деятельности впадающих в него рек, изменение солености пресноводного или мало соленого бассейна при соединении его с морем, проливом протекают несколько быстрее. Так же относительно скоро, но по нашему человеческому счету, конечно, тоже весьма медленно, происходят многие важные биологические изменения в окружающей среде, например, естественное расселение новых растений (или сидячих животных) при соединении двух стран, прежде разделенных естественной преградой, или двух морей, между которыми установилось соединение.