Министерство высшего и среднего специального образования рсфср 2 страница

Например, в одном из экспериментов [55] учителям были предложены для оценки «личные дела» учеников. Перед ними ставилась задача определить уровень интеллекта школьника, от-

ношение его родителей к школе, его планы в смысле дальней­шего образования и отношение к нему сверстников. Секрет эксперимента был в том, что всем давалось одно и то же лич­ное дело, но к нему прилагались разные фотографии — одна заведомо привлекательная, а другая заведомо непривлекатель­ная. Оказалось, что «привлекательным» детям, при прочих рав­ных условиях, учителя приписывали более высокий интеллект, намерение поступить в колледж, лучший статус в группе сверст­ников, родителей, больше занимающихся их воспитанием.

«Удивительное дело, какая полная бывает иллюзия того, что красота есть добро. Красивая женщина говорит глупости, ты слушаешь и не слы­шишь глупости, а слышишь умное. Она говорит, делает гадости, а ты ви­дишь что-то милое. Когда же она не говорит ни глупостей, ни гадостей, а красива, то сейчас уверяешься, что она чудо как умна и нравственна»

(Л. Н. Толстой. «Крейцерова соната» [100, т. 12, с. 148]).

Другой пример. Американский психолог А. Миллер, приме­нив метод экспертных оценок, отобрал фотографии людей краси­вых, «обыкновенных» и некрасивых. Затем он показал эти фотографии мужчинам и женщинам в возрасте от 18 до 24 лет и просил их высказаться о внутреннем мире каждого из тех, кто был изображен на фотографиях. Испытуемые оценили и мужчин и женщин, которых эксперты отнесли к наиболее красивым, как более уверенных в себе, счастливых и искренних, уравновешенных, энергичных, любезных, утонченных и более богатых духовно, чем тех, кто был оценен экспертами как не­красивые, и даже чем тех, кто попал в категорию «обыкновен­ных». Кроме того, испытуемые мужчины оценили красивых женщин как более заботливых и внимательных [161].

«Красота производит совершенные чудеса. Все душевные недостатки в красавице вместо того, чтобы произвести отвращение, становятся как-то необыкновенно привлекательны» (Н. В. Гоголь. «Невский проспект» [27, т.1, с., 463]).

Таким образом, получается, что этот тип ошибки очень на­поминает предыдущий: здесь тоже под влиянием одного фактора переоцениваются или недооцениваются свойства человека. Только здесь мы имеем дело с действием фактора «привлека­тельности» — чем больше внешне привлекателен для нас че­ловек, тем лучше он во всех отношениях; если же он непри­влекателен, то и остальные его качества недооцениваются.

Следующая схема, которую мы рассмотрим, без сомнения, хорошо известна. Наверное, все согласятся, что те люди, кото­рые нас любят (хорошо к нам относятся), кажутся нам значи­тельно лучше тех, кто нас ненавидит (плохо к нам относится). Это проявление действия фактора «отношения к нам», который приводит к изменению оценки качеств людей в зависимости от знака этого отношения.

Показателен в этом плане результат исследования Р. Нисбе-та и Т. Вильсона [123]. Студенты в течение получаса общались

2 Заказ № 725 tt

с новым преподавателем, который с одними испытуемыми вел себя доброжелательно, с другими отстраненно, подчеркивая со­циальную дистанцию. После этого студентов просили оценить ряд характеристик преподавателя. Результаты оказались доста­точно однозначными. Оценки преподавателя доброжелательного оказались значительно выше, чем оценки «холодного».

Отсюда мы можем заключить, что положительное отношение к нам действительно порождает сильную тенденцию к приписы­ванию положительных свойств и отбрасыванию (или невнима­нию) отрицательных, и, наоборот, — явное отрицательное отно­шение вызывает устойчивую тенденцию не замечать положи­тельных сторон партнера и выпячивать отрицательные. Таково

действие фактора «отношения к нам».

Традиционно в исследованиях формирования первого впе­чатления все три вида ошибок, описанных нами, охватываются «эффектом ореола». Эффект ореола проявляется в том, что при формировании первого впечатления общее позитивное впечатле­ние о человеке приводит к переоценке, а негативное впечатле­ние — к недооценке неизвестного человека. Действительно, ме­ханизм ошибок во всех трех случаях похож, однако «источни­ком» ореола в каждом случае являются разные причины, что и позволило выделить три основные ошибки — превосходства,

привлекательности и отношения к нам.

Итак, если в ситуации общения действует хотя бы один из рассмотренных факторов — превосходства, привлекательности или отношения к нам, то человек скорее всего, применит одну из схем восприятия и, возможно, ошибется в оценке партнера. Очень важно отметить, что эти три фактора охватывают прак­тически все возможные ситуации общения, во всяком случае очень трудно представить себе такую ситуацию, в которой не действовал бы хотя бы один из них, в значительном числе слу­чаев они действуют одновременно. Из этого как будто следует, что первичное восприятие другого человека всегда ошибочно. Так ли это?

В действительности вопрос о точности, правильности соци­альной перцепции гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. С одной стороны, специальные исследования по­казывают, что каждый (или почти каждый) взрослый человек, имеющий достаточный опыт общения, вполне способен точно (в определенных пределах, конечно) определить почти все ха­рактеристики партнера — и его психологические черты, и его социально-демографическую принадлежность (возраст, социаль­ный слой, примерную профессию). Но... эта точность бывает только в совершенно нейтральных ситуациях, т. е. в ситуациях, из которых искусственно устранены все возможности взаимо­действия, общения, зависимости, отношения между людьми (а такие ситуации встречаются только в специальных эксперимен­тах и совершенно отсутствуют в реальной жизни), и единствен-

ной задачей испытуемого является точное и полное восприятие другого человека [15]. С другой стороны, исследования обнару­живают, что почти всегда в реальных ситуациях (которые ни­когда не бывают стерильно нейтральными) присутствует тот или иной процент ошибок. И чем менее нейтральны отношения, чем более люди заинтересованы по тем или иным причинам друг в друге, тем больше вероятность ошибок [140]. В чем же дело?

Вероятно, в том, что перед человеком никогда не стоит зада­ча «просто воспринять» другого. Первое впечатление — это не самоцель (мы исключаем сейчас из рассмотрения профессио­нальные задачи). Образ партнера, который создается при зна­комстве, — это регулятор последующего поведения, он необхо­дим для того, чтобы правильно, эффективно в данной ситуации построить общение [155]. В самом деле, общение наше строится существенно различным образом в зависимости от того, с кем мы общаемся, т. е. для каждой степени превосходства, для каж­дой категории партнеров есть как бы разные «техники» обще­ния. Особенно хорошо это видно на примере общения взрослых с маленькими детьми. Как многие взрослые не умеют разгова­ривать с малышами, как часто маленькие дети испытывают трудности в общении с незнакомыми взрослыми! Причина этих неуспехов — отсутствие у тех и других адекватной техники об­щения при таком огромном и явном превосходстве по всем па­раметрам. Те же самые моменты проявляются в неудачах обще­ния многих образованных людей с людьми без образования, многих «простых» людей с «сильными мира сего». Или, наобо­рот, в слишком «техничном» общении с ними.

Выбор «техники» общения в каждом конкретном случае оп­ределяется характеристиками партнера. Поэтому наиболее важ­ные в данной ситуации характеристики партнера—это те, ко­торые позволяют его отнести к какой-то категории, группе. Имен­но эти характеристики и воспринимаются наиболее точно. В каждой ситуации в фокусе восприятия оказываются те при­знаки другого человека, которые позволяют определить его при­надлежность к той или иной группе в соответствии с особенно­стями ситуации и требованиями к построению дальнейшего поведения Г 155]. А все остальные черты и особенности, оказав­шиеся «не в фокусе», просто достраиваются по определенным схемам, и именно здесь появляется вероятность ошибки.

Таким образом, всегда восприятие любого другого одновре­менно и верное и неверное, правильное и неправильное, оно бо­лее точное в отношении главных в данный момент характери­стик, по которым мы строим поведение, и менееточное в отно­шении остальных.

Рассмотрим, например, действие фактора «превосходства» в ситуациях неравенства социального статуса.

Правильная оценка статуса вызывает совершенно определен­ное и чаще всего оправданное в данной ситуации поведение:

«...встретили его с изъявлением глубокого подобострастия, при­двинули ему кресла из уважения к его чину, летам и дородно­сти» [86, т. 6, с. 227]. Схема восприятия понятна: по «чину, ле­там и дородности» формируется представление о превосходстве, что вызывает определенное поведение («изъявление глубокого подобострастия») и формирует образ, соответствующий пред­ставлению о превосходстве. Если действия оправданны, то и пер­вое впечатление, скорее всего, правильное.

Однако в дальнейшем достроенные части представления о данном человеке начинают тоже включаться в общение. На­пример: «Как пылко его встречают! Еще бы: он приехал в каре­те на рессорах с двойной подвеской — как же... не питать к нему особого почтения и горячей любви!» [51, с. 306]. Здесь схема та же: по «карете на рессорах с двойной подвеской» формируется впечатление о превосходстве, которое проявляется в действиях— «пылко его встречают», но не только в них, а еще и в опреде­ленных чувствах — «особого почтения и горячей любви», кото­рые могут быть названы следствием достройки образа по схеме фактора «превосходства». Но если действие схемы приводит к адекватному поведению, общению, то где же начинается ошиб­ка? Дело в том, что «достройка» образа другого по схеме «пре­восходства» происходит по социальному стереотипу, т. е. по пу­ти, выработанному какой-то социальной группой (профессио­нальной, национальной, возрастной) для общения ее представи­телей с представителями других социальных групп.

Скажем, представители группы «маленьких» людей всегда должны кланяться представителям группы «больших» людей. Как у «маленьких», так и у «больших» есть представление друг о друге — стереотип. «Маленькие» считают, что все «большие» умны, образованны, но равнодушны к ближним, любят наслаж­дения, а также очень любят, чтобы им кланялись, а «большие» люди — что все «маленькие» глупы, надоедливы, ничего не мо­гут решить сами и вечно пристают со своими мелкими пробле­мами, без помощи они просто пропали бы и поэтому должны кланяться. Каждому важно вовремя определить, кто в данный момент перед ним — «маленький» или «большой». (Отметим, что конкретный человек может оказаться и тем и другим в за­висимости от того, с кем он повстречался, и поэтому у него мо­гут быть оба стереотипа.) Определить нужно быстро, чтобы по­нять, кланяться или нет. И все определяют быстро и легко (это «видно невооруженным глазом») и совершают нужные телодви­жения. Но одновременно они получают и целостный образ парт­нера: если человек поклонился, то перед ним умный, образован­ный и т. д. человек, а если не поклонился, то перед ним глупый, ленивый и т. п. человек.

Если общение ограничено (по тем или иным причинам) толь­ко этим межгрупповым уровнем, когда в основном необходимо общаться только в качестве представителей групп (кланяться,

например), то эта схема восприятия всегда приводит к успеху. Наиболее яркий пример — восприятие друг друга солдатами двух воюющих армий. Здесь нестереотипное восприятие даже вредно. Поэтому в самом начале Великой Отечественной войны понадобились специальные пропагандистские усилия, чтобы выработать стереотип отношения к немцам как к врагам, фашистам, убийцам, поскольку существовавшие к началу войны у многих советских людей благодушные представления о них из­лишне усложняли отношение к немцам как к противнику.

Таким образом, в межгрупповом взаимодействии схематич­ное, стереотипное восприятие зачастую бывает оправданно и при­водит к нужным результатам, поскольку оно в данном случае правильно. Ситуации первого знакомства относятся именно к межгрупповому уровню общения, поскольку для людей как социальных существ главное — определение вопроса о групповой принадлежности партнера. Поэтому можно сказать, что первое впечатление всегда правильно. Ошибкой же является то, что стереотипизация вызывает определенную оценку и неизвестных, «не относящихся к делу» свойств и качеств, что может привести к неадекватному общению в дальнейшем — за пределами ситуа­ции первого впечатления, когда общение станет межличностным и потребуется точность в определении именно этих психологи­ческих качеств.

Таковы в общих чертах типичные схемы формирования пер­вого впечатления. Однако важно знать не только саму схему восприятия, но также и те знаки во внешности другого человека или в ситуации, которые запускают восприятие по этой схеме. Важно знание тех крючков, за которые зацепляется та или иная схема восприятия — по фактору «превосходства», «привлека­тельности» или «отношения к нам». Рассмотрим их.

Фактор «превосходства». Для того чтобы подействовал фак­тор «превосходства» и мы применили соответствующую схему восприятия—переоценили какие-то характеристики человека, превосходящего нас, например, по социальному статусу, нам надо сначала это превосходство оценить. Каким образом человек это делает? По каким признакам мы можем судить о превосход­стве человека в социальном положении или, например, в интел­лектуальной сфере?

Исследования показывают, что для определения этого пара­метра в нашем распоряжении два основных источника инфор­мации: 1) одежда человека, все внешнее оформление, включая такие атрибуты, как знаки различия, очки, оформление волос, награды, драгоценности; в определенных случаях рассматрива­ется даже такая «одежда», как машина, кресло, оформление кабинета и т. д.; 2) манера поведения человека (как сидит, хо­дит, разговаривает, куда смотрит и т. д.) [134].

Понятно, что, кроме этих двух признаков, у нас ничего и нет (если, конечно, не рассматривать случай, когда нам предвари-

тельно достоверно известно о превосходстве). Действи­тельно, вряд ли можно судить о превосходстве по цвету глаз, например, или по длине носа (хотя такой признак, как цвет ко­жи, иногда и дает такое основание). Вместе с тем вряд ли от­меченные источники информации были бы реально значимы, если бы через них в соответствии с исторически сложившимися стереотипами осознанно или неосознанно не передаваласьбыинформация о превосходстве.

В самом деле, информация о превосходстве обычно так или иначе «закладывается» в одежду и манеру поведения, в них всегда есть элементы, свидетельствующие о принадлежности че­ловека к той или иной социальной группе или о его ориентации на какую-то группу.

«Он' понял, что между надменным dendy, стоящим перед ним в хохла­той парчевой скуфейке, в золотистом китайском халате, опоясанном турец­кой шалью, и им, бедным кочующим артистом, в истертом галстуке и по­тертом фраке, ничего не было общего» (А. С. Пушкин. «Египетские ночи» [86, т. 6, с. 376]).

Эти элементы служат знаками групповой принадлежности и для самого «носителя» одежды и «автора» поведения, и для окружающих его людей. Понимание своего места в той или иной иерархии, группе, во всей системе общественных отношений, а также положения других людей во многом определяют общение и взаимодействие. Поэтому выделение превосходства какими-то внешними, видимыми средствами всегда очень существенно.

В прежние времена это было настолько важно, что опреде­ленная одежда не только могла носиться людьми определенного статуса или общественного положения, но и должна была но­ситься ими. Существовали определенные не только неписаные нормы, а и вполне писаные правила, что и кому можно или нельзя надевать. Например, в средние века церковь диктовала в одежде практически все, до деталей—ширину и длину платьев, длину носка обуви, количество и характер украшений для каж­дого сословия. Это закреплялось специальными эдиктами, кото­рые высекались на камне, устанавливавшемся посреди города [45]. Понятно, что любой житель Европы средних веков, только взглянув на человека, сразу понимал, кто (в социальном плане) перед ним. Существовали периоды, в которые система предпи­саний была разработана до мельчайших подробностей, все де­тали имели вполне определенное значение. В Китае, например, вплоть до XX в., самой распространенной одеждой был халат, причем мужские и женские халаты отличались лишь деталями. Социальное положение владельца халата кодировалось фасоном (всего два фасона) и цветом. Так, халат хань желтого цвета мог носить только император, коричневого и белого цвета—преста­релые сановники, красного и синего—герои. Студенты носили халаты т-дзу голубого цвета, крестьяне — белого, бедняки —

черного. Даже застежка говорила о социальном положении: чем оно была выше, тем сложнее делались петли [45]. Таким обра­зом, задача распознавания статуса в то время была довольно простой. Однако не только одежда, платье регламентировались. Предписания касались всего—карет, количества лошадей в уп­ряжке, даже количества окон дома, которые могут выходить на улицу [62].

Если внимательно присмотреться, то можно заметить, что всегда вместе с увеличением степени «иерархичности», «форма­лизованное™» общества (или его частей и отдельных институ­тов) растет роль одежды как опознавательного знака. Напри­мер,. в армиях всего мира статус всегда фиксируется в одежде однозначно, и трудно представить себе армию без формы.

В любом обществе во времена усиления тоталитарной власти обязательно рассматриваются вопросы формы. Так, царь Нико­лай I, много «поработавший» для упрочения самодержавной власти в России, рассматривал вопрос о специальной форме даже для кухарок; «полгорода в мундирах»,—писал о нико­лаевской эпохе А. И. Герцен. Вот очень характерный для той эпохи анекдот: «На одном из представленных на Высочайшее утверждение проектов архитектор нарисовал для масштаба фи­гуру человека в цилиндре, цветном фр^ке, жилете и пантало­нах. Государь зачеркнул фигуру с надписью: „Это что за рес­публиканец?" И по поводу этой заметки по корпусу инженеров путей сообщения был издан приказ, чтобы масштабные фигуры на проектах изображались только в виде солдата в шинели и фуражке» [11, с. 180].

Вместе с демократизацией общества официальная роль оде­жды меняется. Сейчас, например, здесь нет запрещений или правил, каждый может надеть все, что захочет. Тем не менее связь одежды с тем или иным видом превосходства остается достаточно сильной. Исследования показывают, что почти все взрослые могут по одежде определить социальной статус чело­века, примерно указать род занятий [14]. Даже дети успешно используют этот признак. В одном из исследований испытуе­мым — десятилетним девочкам — предъявлялись фотографии наборов женской одежды. Результаты исследования продемон­стрировали большую согласованность оценок испытуемых не только в вопросе социального слоя, к которому может относить­ся девушка, носящая «такую» одежду, но и в оценках ее лич­ностных характеристик [123].

Можно утверждать достаточно определенно, что и в наше время, когда нет жестких предписаний и ограничений, роль одежды в кодировании превосходства остается значимой. Мож­но, вероятно, говорить о существовании неофициальной знако­вой системы одежды и внешних атрибутов человека, элементы или сочетания элементов которой являются теми крючками, которые направляют формирование первого впечатления по

схеме превосходства. Полное описание этой системы — очень сложная задача. Не претендуя на полноту, попробуем рассмот­реть только некоторые, наиболее заметные элементы.

Что же в одежде свидетельствует о превосходстве? В первую очередь — цена, чем она выше, тем выше статус. Цену мы «вы­числяем», видя качество одежды, прямо связанное с ценой. Зная частоту встречаемости данной модели (дефицитность) и ее со' отношение с модой (модность), мы тоже можем судить о цене одежды.

С социальным статусом, кроме цены, тесно связан выбор силуэта одежды. Многие люди называют одежду людей высо­кого социального положения «строгой», «официальной» и т. п. Причем чаще всего эти слова относятся к силуэту. Наши иссле­дования, проведенные на разнообразной выборке испытуемых, показывают, что «высокостатусным» считается силуэт, прибли­жающийся к вытянутому прямоугольнику с подчеркнутыми углами, а «низкостатусным» — приближающийся к шару.

Действительно, с высоким статусом обычно несовместим, на-

Тя^аJL Л. пример, пиджак типа реглан, сви-Ч^^У ^Иг^ таа ^те? (^обенно пушистый), мягкие в я SI брюки или джинсы (нет стрелок) Ц Ц Ц| и т. д. И все эти особенности не-„ — осознанно фиксируются нами и

возрастает уменьшаете!-

•"———-—Статус'————.. влияют на оценку статуса.

Т .А. »А„, ^А^ Третьим фактором в одежде, ^У нН^ ^Ву который всегда отмечается как Ж Н признак статуса, является ее цвет. ^г Тг Tl ^ разных странах конкретные

цвета могут иметь разное значе­ние. В нашей стране как признак высокого статуса отмечается одежда ахроматическая, черно-белой гаммы, а чем ярче, на­сыщенней и чище цвет одежды (не черный и белый), тем ниже предполагаемый статус.

Надо заметить, что эти признаки важны не только сами по себе, по отдельности, но и во взаимодействии. Так, если яркая разноцветная одежда сочетается с очень высокой ценой, то испытуемые склонны делать вывод о финансовом превосходстве, а если высокая цена сочетается с неподходящим силуэтом, то «носителя» скорее признают высокостатусным «деятелем искус­ства», чем человеком низкого статуса. Точно так же по одежде может быть воспринято и превосходство, например, интеллек­туальное. Известно, в частности, что если человек в очках, то его умственный и образовательный уровень переоценивается Г1261.

Похожий эффект возникает и при восприятии такого призна­ка, как длинные волосы у мужчин. При прочих равных усло­виях, если исключается версия социального протеста (хиппи), то фиксируется интеллектуальное превосходство. Мужчин с длин-

ными волосами склонны считать более духовными, умны­ми, интеллигентными, с более широким кругом интересов [125];

Для определения значения тех или иных знаков в одежде очень важно и соотношение их с ситуацией общения. Одни и те же элементы одежды в различном ситуационном контексте сви' детельствуют о разном:

«На нем был черный фрак, побелевший уже по швам, панталоны лет­ние... под истертым черным галстуком на желтоватой манишке блестел фаль­шивый алмаз, шершавая шляпа, казалось, видела и вёдро и ненастье. Встре-тясь с этим человеком в лесу, вы приняли бы его за разбойника; в обще­стве — за политического заговорщика; в передней—за шарлатана, торгующего эликсирами или мышьяком» (А. С. Пушкин. «Египетские ночи» [86, т. 6, с. 374]).

Теперь обратимся к манере поведения как признаку превос­ходства. В манере поведения, как и в одежде, всегда присут­ствуют элементы, позволяющие судить о статусе человека. «Что приличествует Юпитеру, то не приличествует быку», — гласит древняя поговорка. И мы все по манере поведения можем оп­ределить наше равенство или неравенство с другим человеком.

В чем проявляется «превосходство» в манере поведения? Скорее всего, это можно определить как независимость в раз­личных обстоятельствах и ситуациях. Сюда относится прежде всего независимость от партнера: человек показывает, что ему неинтересен тот, с кем он общается, его реакции, настроения, состояние или то, о чем он говорит. Такая независимость «сна­ружи» может выглядеть тоже как высокомерие, наглость, уве­ренность в себе и т. п. Независимость от ситуации общения обна­руживается в следующем: человек как бы «не замечает» неко­торых ее аспектов—наличия свидетелей, неудачно выбранно­го момента, различных помех и т. д. Такое поведение может восприниматься по-разному, но почти всегда свидетельствует об определенном превосходстве. Об этом же свидетельствует не­зависимость от различных мелких, неписанных норм общения. Слишком расслабленная поза (например, развалившись в крес­ле) при важном разговоре может означать превосходство в си­туации, власть. Или: человек смотрит в сторону, в окно, осмат­ривает свои ногти—это явная демонстрация превосходства, власти (кстати, люди зависимые обычно внимательно смот­рят на собеседника, «заглядывают в глаза»). Если человек го­ворит непонятно для собеседника, употребляет много специаль? ных терминов, иностранных слов, т. е. не стремится к тому, чтобы его поняли, то такое поведение фиксируется иногда, как интеллектуальное превосходство [125], хотя в сущности это тоже нарушение нормы общения — говорить доступно.

Манера поведения может содержать в себе признаки пре­восходства по разным причинам: вследствие действительного превосходства, объективного или только субъективного; а так-

же вследствие превосходства ситуативного. Каждый может ока­заться в ситуации, которую он не понимает, в которой он очень плохо ориентируется, и поэтому попадает в определенную за­висимость от окружающих — их советов, ответов на вопросы и т. д. В этом случае человек легко ориентирующийся — «хозяин» ситуации — по любому основанию (знает, как себя вести, кто есть кто) обязательно будет вести себя более уверенно, неза­висимо и, следовательно, демонстрировать в манере поведения элементы превосходства. Те же элементы может показывать и человек с субъективным превосходством, «знающий себе цену», «высоко себя ценящий». Если же такое поведение не подкреп­лено нашими собственными представлениями или сведениями об истинном или ситуационном превосходстве, то тогда мы мо­жем оценить в первую очередь не статус, а, например, неко­торые личные качества данного человека, уровень его притяза­ний (например, «он много о себе мнит»).

Таким образом, можно заключить, что восприятие превос­ходства по манере поведения зависит от оценки независимости в поведении и от нашей готовности признать эту независимость обоснованной, т. е. от нашей собственной позиции в этот мо­мент, которая определяется значимостью для нас ситуации.

Если в какой-то значимой для себя ситуации человек чувст­вует себя почему-то неуверенно, неустойчиво, зависимо от ка­ких-то, может быть, еще не состоявшихся событий (т. е. у него самого в данный момент «отрицательное» превосходство), то в этой ситуации фактор превосходства может начать действо­вать даже от незначительного толчка, от восприятия микроско­пических (и в другое время не подействовавших бы) отклоне­ний в манере поведения, во внешнем виде другого человека. Тогда по любому намеку, иногда воображаемому, «запуска­ется» действие превосходства, и ошибки не замедлят сказаться. Много примеров тому: люди в острых, экстремальных ситуа­циях доверяются тем, кому никогда не поверили бы в обычной обстановке, слушают советы тех (и следуют этим советам), кого в незначимой, спокойной ситуации слушать бы не стали.

Прекрасным примером служит ситуация, описанная Н. В. Го­голем в «Ревизоре». Помните, как случилось, что Хлестаков бцл принят за ревизора? Молодой человек, «одетый по моде», сам боящийся пришедших чиновников и от этого развязный, вос­принимается ими как важная фигура (высокий статус): «Э!—т сказали мы с Петром Ивановичем». И все, не соответствующее на самом деле этому выводу, только подтверждает его в их глазах: «Он! и денег не платит и не едет. Кому ж бы быть, как не ему? И подорожная прописана в Саратов... С какой стати сидеть ему здесь, когда дорога ему лежит в Саратовскую губернию? Да-с. А вот он-то и есть этот чиновник» [27, т. 2, с. 19]. Что привело их к такой явной, казалось бы, ошибке? Значимая ситуация, введенная Гоголем, звучиттак: «Я при-

гласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор» [27, т. 2, с. II].

Конечно, вспомнив школьные уроки, мы сразу подумаем, что гоголевские бобчинские и добчинские и даже городничие вооб­ще боялись любого начальника, так как были лакеями в душе и на их восприятие могла повлиять не столько сама эта ситуа­ция, сколько значимость для них лично чинов и званий, т.е. их личные (внеситуационные) установки, ожидания, их систе­мы ценностей. Безусловно, на восприятие превосходства дейст­вительно влияет весь багаж человека и его внутренняя позиция.

Итак, действие фактора превосходства начинается тогда, когда человек фиксирует превосходство другого над собой по знакам в одежде и манере поведения. Вследствие этого чело­век, с одной стороны, строит свое поведение в данный момент, с другой — при оценке личности партнера может допускать ошибки, описанные ранее: преувеличивать (или преуменьшать) те или другие качества человека.

Фактор привлекательности. Если с определением знаков пре­восходства особых затруднений не возникает, то относительно знаков привлекательности этого не скажешь. Тут как раз воз­никают большие сложности. Спросите себя или своих друзей, каковы внешние знаки, позволяющие считать одного человека привлекательным, а другого нет? Скорее всего, удовлетвори­тельного ответа вы не получите. Хотя практическое определение привлекательности, как правило, проблем не вызывает.

Сложность этого вопроса вызвана тем, что все привыкли счи­тать привлекательность только индивидуальным впечатлением, и мы внутренне сопротивляемся всяким попыткам ее как-то обоб. щить. Между тем мало для кого будет открытием тот факт, что в разное время разное считалось привлекательным, что у разных народов имеются свои, отличающиеся друг от друга каноны кра­соты. Из этого почти неизбежен такой конструктивный вывод:

восприятие привлекательности—это процесс той же природы, что и восприятие превосходства, т. е. социальной природы, а следовательно, и механизмы их должны быть схожи. От­сюда — знаки привлекательности надо искать не в том или ином разрезе глаз или цвете волос, а в социальном значении того или иного признака, который служит знаком привлекательности.. Ведь есть одобряемые и не одобряемые обществом или конк­ретной социальной группой типы внешности. И привлекатель­ность — не что иное, как степень приближения к тому типу внешности, который максимально одобряется той группой или группами, к которой мы принадлежим.