Беспокойный хутор

События, случившиеся в 1870-71 годах на хуторе Измайловском Уральской области, были столь необычны и сенсационны, что слухи о них дошли до членов Оренбургского отделения Императорского Географического общества. Владельцу хутора Василию Щапову пришлось потрудиться над обстоятельным описанием:

«Исполняя вашу просьбу относительно сообщения о происходивших и происходящих ещё и в настоящее время чудесах, я прошу только извинить, что рассказ мой выйдет, может быть, не так связен и последователен, но за то, что он верен и не вымышлен, ручаюсь и выставляю свидетелей, которые подтвердят всё это.

Начну с того, что 16 ноября я, возвратившись из Илецкого городка на свой хутор, узнал от своих семейных и служащих, что во время моего отсутствия, именно с 14 на 15 ноября, т.е. накануне воскресенья, около 2 часов ночи началось совершаться что-то необыкновенное. Именно, как они рассказывали, сначала их испугал сильный стук в стену кулаком, потом вызывающий стук по стеклу наружного окна, выходящего к лесу; затем они явственно слышат, что у них над головами, т.е. на потолке, кто-то пляшет, и так эта пляска была отчётлива и натуральна, что первое время они подумали, что это продолжает потешаться наша стряпка Марья, которую жена моя, ради шутки, чтобы развлечь ребёнка, в этот вечер заставила поплясать в комнате. Оказалось, однако, что стряпка спит, а стук, повторявшийся время от времени, и пляска не прекращались до утра. На следующую ночь, рассказывали они, около 11 часов такая же история повторилась снова. Несмотря на то, что все служащие в нашем доме (до 6 человек) были собраны и оцепили дом, строго следили, не шутка ли это какого-нибудь чудака или мошенника, но все их наблюдения и даже выстрелы из ружья около дома не повели ни к чему; стук в стену, в окно и пляска с небольшими перерывами — всё продолжались по-прежнему, так что и эту ночь они провели почти без сна.

Я слушал их рассказ довольно равнодушно и насмешливо, будучи ещё с малолетства очищен, так сказать, от всяких суеверий, и дал это почувствовать своей жене, упрекнувши её за это; а также дал им в то же время слово, что если эта история повторится при мне (чего жена моя пожелала, обидевшись за мой упрёк), то я берусь объяснить им то явление, происходившее, по моему мнению, от причин каких-нибудь, конечно, естественных, а не по наваждению дьявола, на которого они теперь сваливали всю вину.

Часов в 10 вечера, когда все пошли спать, и я в это время, лёжа на кровати в смежной с жениной комнате, спокойно читал книгу, как стук в окно довольно осторожный, а вслед затем действительно пляска на потолке подняли меня на ноги. Ещё несколько минут спустя раздаётся сильный стук кулаком в стену. Я не знал, что подумать. Трудно было допустить, чтобы это какой-нибудь негодяй решался третью ночь сряду и без всякой цели тревожить нас, наверное зная, что я дома (я приехал часа в 2) и что ему это не пройдёт безнаказанно, тем более что накануне делались, как я сказал, выстрелы. Кроме этого, пристально наблюдая в окно, я при всём старании ничего не мог заметить. Оставалось думать одно: что это какой-нибудь сумасшедший, который как-нибудь ловко укрывается, и с этой мыслью я с ружьём и в сопровождении других отправился к наружной восточной стене, обращённой к лесу. Подошедши к ней, мы все, к общему нашему удивлению, услышали, что стук кулаком раздался подле нас, но только теперь он уже слышался нам изнутри, тогда как находившиеся в комнате все единогласно утверждали, что они явственно слышали стук снаружи. Я и сам, взошедший в дом, действительно убедился в этом, когда снаружи мать-старуха ставила кресты на завалину. Перед таким загадочным явлением я уже спасовал, потому что ничего не нашлось такого в моей голове, чем бы можно было объяснить себе это.

После этого, около часа спустя, и всё прочее прекратилось: уже ничего не было слышно, и мы уснули. Я знал только, что это не иллюзия слуха, не галлюцинация, а что-то такое необыкновенное, что все меня окружающие окрестили “чертовщиной” и с чем, как ни грустно это было, я должен был согласиться хотя бы на время.

В следующие затем ночи было тихо, хотя изредка и повторялись некоторые штуки, так, например, раз вечером без всякой причины запрыгал диван, и раздавался где-то за стеною стук, похожий на падение куля с мукой, но всё это было как-то неопределённо.

Но вот 20 декабря приезжает ночевать ко мне один знакомый и, слышавши раньше о происходящих чудесах, сильно интересуется услыхать что-нибудь подобное: а так как я сказал, что до этого всё было тихо, то я и не мог ручаться за успех, но всё-таки в виде опыта прибегнул к искусственному вызову этого явления, именно, заставивши свою стряпку Марью, женщину очень весёлого характера, поплясать в комнате, что она и исполнила. Хотя и не было никакого основания думать, что это явление имеет какую-нибудь связь с пляской, однако через час или полтора, к общему нашему удивлению, представление началось с теми же самыми явлениями, с тою только разницею, что вместо пляски на потолке теперь раздавалось барабаненье, сначала в стену, а потом в окно, и очень тактичное, и нельзя также сказать, чтобы однообразное, по временам с сильным стуком в стенку, продолжавшимся до 12 часов.

На следующий вечер, т.е. 21 числа, тоже около 11 часов, ко всему прежнему присоединилось ещё дикое уканье, раздававшееся, по общему заключению, в трубе, а потом самопроизвольное летание разных вещей, например, валенок, ботинок и т.д., лежащих на полу и стремительно взброшенных к потолку или с силою ударяющих в дверь, в стену и т.д.; при этом замечено, что иногда летающая вещь издаёт шипенье, или вдруг из-под кровати взмётывается что-нибудь из чёрного белья, например, сорочка, и, падая на пол, покрытый кошмами, производит стук, как бы от падения тяжёлого тела.

Под Новый год собирается у меня несколько человек моих знакомых, и все они крайне интересуются слышать наши чудеса. С вечера, разумеется, наша Марья отплясала предварительно, как следует, а потом, часов уже около 2 мы улеглись спать и созерцали наши чудеса часов до 4, опять разразившиеся в очень резкие трели по стеклу окна в комнате жены и переходившие даже на стеклянную дверь в самой комнате. Тут мы снова проверили и убедились в странности явления, что стук, раздающийся в стену, во-первых, совершенно похож на удары кулаком, во-вторых, находящимся снаружи слышится изнутри, а находящимся в комнате — снаружи. Стук этот переходит на разные предметы в самой комнате и явственно чувствуется рукою, когда приложить её к стене, к стеклу или, например, к железной кровати, на которой спит моя жена. Слышались и уканье, и разнообразные звуки у окна, в доме мычания, рычания и т.п. То кто-то ломится в дверь, запертую на крюк, или ни с того ни с сего вдруг какая-нибудь вещь, например, платок, или что-нибудь из обуви поднимается с пола или печки и с силою ударяется куда-нибудь в сторону. В этот вечер жена моя, которая, правду сказать, не из трусливого десятка, видела явственно в окне просунувшуюся между ставнем руку величиною, по её словам, как у десятилетнего ребёнка, совершенно чёрного цвета, но с красными ногтями, или, как она говорит, с просвечивающими, т.е. когда вы поднесёте вашу руку к зажжённой свече, то цвет ваших ногтей именно будет таков.

В этот же вечер на том же месте окна она видела два каких-то отростка, если так можно выразиться, т.е. вроде больших пиявок, но, когда она торопливо позвала меня из другой комнаты подивиться на это чудо, видение уже скрылось.

Могу уверить, что она в это, как и в остальное время, находилась совершенно в нормальном состоянии и что вообще она ни к каким болезненным припадкам не предрасположена.

8 января, когда у меня ночевали двое знакомых и когда особенно барабаненья по стеклянной двери были отчётливы, жена увидела шар, вылетевший против неё, в углу, из-за изголовья другой кровати, на которой лежала её мать. Цвета он, по её словам, был тёмно-малинового и не светящийся, т.е. не издающий от себя света, но только прозрачный и очень походил на надутый гуттаперчевый шар, какие обыкновенно бывают в продаже; величиною в первое время появления был он с чайную чашку, а потом начал повёртываться на одном месте, увеличился в объёме до величины чайного блюдечка и с этим вместе стал снова опускаться вниз подле стены и уже из-под кровати (только в меньшем размере), устремился на неё, вследствие чего она не выдержала и со слабым криком упала в обморок. В это время её мать тоже подтвердила, что она видела что-то красное, промелькнувшее мимо неё, и что вместе с тем она увидала уже, что моя жена, опустившись с кровати, лишилась чувств. Всё это произошло, разумеется, моментально, так что мы и не успели заметить.

До этих пор было ещё сносно и даже забавно смотреть и слушать все эти штуки, но с этого вечера, т.е. с появления этого, как сказано в письме Географического общества, знаменитого шара, мы уже враждебно стали относиться к этим явлениям, потому, например, что этот проклятый стук в окно жениной комнаты 9 января раздался уже днём, часов около трёх, когда жена легла отдохнуть, и после того в тот же день начал преследовать её всюду; так, например, когда она сидела на диване за чаем, забарабанило рядом с ней по ручке дивана, и когда я сел на её место, то стук перешёл опять рядом с ней на клеёнку дивана, и т.д.; даже раздавался в шкафу, куда она ставила посуду, или когда выходила в кладовую, и там её преследовал. Понятно, что все мы взволновались, тем более, как она говорила, что хотя, собственно, и не боится этого стука, но что при этом она чувствует слабость и сильный позыв ко сну.

Боясь каких-нибудь последствий для её здоровья, а особенно умственного расстройства, мы заблагорассудили поехать на некоторое время в Илек; там-то и встретились со знакомым мне доктором Алек. Дмитр. Шустовым, который, удивляясь нашим дивам, успокоил нас тем, что объяснил, хотя и поверхностно (так как дело было проездом), что это, вроде вероятно, дело электричества и магнетизма, проявляющихся вследствие особенного состава почвы под нашим домом, а что группируется всё это около моей жены, так как она, вероятно, тоже имеет к этому особенные индивидуальные предрасположения. Считаю не лишним заметить, что жена моя — женщина небольшого роста, блондинка, телосложения не особенно слабого; характера довольно спокойного и сосредоточенного, темперамента скорее флегматичного.

Эти указания доктора действительно нас несколько успокоили, и мы все, т.е. кто мало-мальски мог понять что-нибудь, перестали приписывать это чертовщине. Но так как это сильно заинтересовало доктора, то мы на другой же день и поскакали обратно к себе на хутор, находящийся верстах в 30 на р. Кинделе. Там, по предварительной пляске Марьи, мы часов в 10 вечера наблюдали повторившиеся чудеса в виде стуков по стеклу, по стене и всё опять-таки в комнате жены, царапанье за ковром, около её кровати, в то время, когда она спала. Но на этот раз, как нарочно, не было ни резких стуков, ни подбрасываний, но тем не менее факт подтверждался, и мы были рады, а доктор, воспользовавшись этим, сделал нам ещё несколько пояснений, ещё более убедивших нас, что это не чертовщина. Но, чтоб всё-таки не оставаться под этим впечатлением, он посоветовал на некоторое время уехать из дома в город.

В продолжение 11 дней, прожитых нами там, по справкам от оставшихся в доме на хуторе, ни разу никто из них ни днём, ни ночью не слыхал ни малейшего стука. Но представьте наш ужас, когда по возвращении в дом 21 числа и по наступлении ночи, т.е. как только улеглась моя жена, стук и бросание вещей в её комнате возобновились снова; причём столовый ножик, лежащий на печке, с силою, после других вещей, был брошен в дверь, что заставило нас с этих пор прибирать уже всё более тяжеловесные вещи.

Но пред открытием, сделанным нами в следующий вечер, т.е. на 24 число, всё, прежде бывшее, положительно бледнеет, именно, в то время, когда жена уже легла спать и барабаненье около неё в стену началось, я ходил в другой комнате со своей дочуркой и напевал ей: “Я цыганка молодая...”, тогда жена моя и другие около неё, в том числе и мой добрый приятель, Лукьян Семёнович Алексеев, просят меня продолжать этот мотив, так как, оказывается, что барабаненье в стену отчётливо вторит моему пению. Переменяю “цыганку” на “фигурантку”, и мне вторят совершенно верно и этому мотиву. Чтобы убедиться в музыкальной способности этой вторящей или аккомпанирующей силы, Л.С. заводит протяжную казацкую песню: “Не ясные соколики...”, и стук этот, видимо, старается как можно тщательнее подделываться под протяжный тон песни: хотя заметно, что ему это очень трудно. Но как только переменять на более весёлый мотив, то звуки пойдут гораздо резче и веселее.

Наконец жена взяла к себе на кровать ребёнка; стук разом прекратился, и уже на все наши завывания и старания каким-нибудь образом вызвать его снова он молчал упорно до тех самых пор, пока уснувшего возле матери ребёнка не положили в люльку, и эта сила, как бы обрадовавшаяся, в ту же минуту проявила себя, швырнувши обе вязанки, лежавшие на полу у кровати, в стену.

Чтобы продолжать наши опыты, жена моя по просьбе нашей перешла на другую кровать в той же комнате, рядом со стеклянною дверью, по другую сторону которой в другой комнате мы все и поместились для наших музыкальных занятий.

Стук по стеклу был слышнее и отчётливее, и вот начались потеха и всевозможные песни, польки, марши и мазурки были исполнены блестящим образом. Но вот старухе, моей матери, вздумалось пропеть молитву, и мы тихо затянули “Отче наш”; что же бы вы думали? ни гугу — молчок! Только под конец сделан аккорд. Думая, что в этом мотиве мало такта, мы начали “Пасху”, как мотив довольно живой; но нет, не обманешь, — ни звука, как будто ничего и не было. Но вот опять тотчас же начинают протяжную, даже умышленно с перерывами, “Во лузях” — вторит и, временами приостанавливаясь, старается попадать в такт.

В это время я позвал своего работника, татарина, и попросил его пропеть по-своему молитву, только почаще, — молчание. Два раза принимался он за “Аллах Бисмилля”, и ни звука в ответ. А как в ту минуту я начинал нарочно речитативом подражать татарину из “Волшебного стрелка”: “О, духи, духи, с подземелья...”, то звук в стекло громко и отчётливо выбивает каждый такт. Начинаем просто вызывать, например: стукнем один раз, и в ответ раздаётся один удар. Два раза — и столько же ответных стуков!

Начинаем выделывать дробь, и по стеклу раздаётся отчетливая и мастерски выделываемая та же дробь. Выделываю всевозможные вариации со звуками, даже заказывая число их, и ни разу не было ошибки. Вели даже целые диалоги с различными вопросами о причине происхождения всех этих явлений, и было отвечено, что всё это проделывалось “злым духом”, “чёртом”, “напущенным” в дом одним соседом-казаком, с которым у меня идёт тяжба.

Но вот просыпается ребёнок, жена кладёт его возле себя, и звук затихает, и наши старания вызвать его остаются тщетны. Тот же факт не раз замечен нами в продолжение музыкальных занятий, которые разом прекращались и при моём появлении в комнате жены. Даже, по словам свидетелей, я не успевал дойти до порога её комнаты, как звук, вызванный какою-нибудь песней, уже замолкал, тогда как присутствие других, ходивших нарочно попеременно к ней в комнату, не имело ни малейшего влияния на барабаненье по стеклу.

— Что это такое? — спросят нас. — Не знаю! Но что это факты и что ничего тут не переврано, не извращено и не преувеличено, в этом поручатся много посторонних свидетелей, слышавших все это своими ушами.

Так, например, кроме всей нашей прислуги, при этом три раза был уважаемый Фёдор Филиппович Соловьёв, человек со сведениями и даже более чем не суеверный; Фёдор Фёдорович Федулеев; доктор Александр Дмитриевич Шустов; несколько человек торговцев из Илека, как Савин Иванович Сыромятников; местный начальник, Василий Иванович Загребин и Лукьян Семёнович Алексеев и другие, всего человек до 20.

Теперь нелишним считаю добавить плоды наших тщательных наблюдений в течение 1 ¹/₂ месяцев. Именно мы убедились, что все эти разнообразные звуки, происходившие прежде непосредственно после пляски Марьи, теперь повторяются и без неё; а также, что совершаются они исключительно около моей жены, которой стоит только лечь в кровать и успокоиться, когда бы то ни было, т.е. днём или ночью — и стук этот раздаётся, или громко, как-то: в стену, в кровать, в стекло, или тихо, как: о ковёр, о подушки и т.д., но непременно послышится; стало быть, только она одна и есть виновница всех этих явлений, которые продолжаются иногда более 2 часов, иногда менее часу, а также громче или тише, чаще или реже, как, значит, вздумается. Словом, последовательности нет никакой. Так, например, 23 днём или 24 вечером он был в полном разгаре, вчера же ничего не было слышно; а сегодня вот, когда я пишу эту черновую, сила эта чудит и разгуливается в полном блеске, швыряя вещи и барабаня до того сильно, что приподнимается кровать жены: несмотря ещё на то, что её (силу) заклинает какой-то заехавший по своей охоте знахарь-колдун Иван Фёдорович, рассказывавший с вечера о своём могуществе над духами и излечивший многих будто бы от разных болезней, так что сделался известен чуть ли не “всему миру”, о чём просит навести, однако, справку в г. Барнауле Томской губернии. Это тоже последовательно, нечего сказать!

В заключение скажу одно, что надо слышать всё это собственными ушами и видеть, чтобы составить себе ясное понятие обо всём этом, а рассказом, даже в десять раз лучшим моего, не произведёшь и сотой доли настоящего впечатления. Так это действительно всё странно и непонятно, что невольно, отбросивши в сторону малознакомое нам и электричество, и ещё менее понятный магнетизм, невольно веришь в чертовщину.»

Немногие современные исследователи способны так ясно и полно изложить события, да к тому же и ставить интересные и продуктивные опыты. У Василия Щапова не было никаких приборов, не был он теоретически подкован в современных “теориях” о биополях, хрононах и прочем пустом, и он, собственно, вообще не называет явление полтергейстом. Потому, очевидно, и по мере сил успешно исследовал явление, а не загонял себя в тупик, как многие современные “специалисты”.

Сам Щапов много лет спустя выступил на страницах журнала “Ребус” (1903, № 11-14) с размышлениями о возможных причинах полтергейста:

«Всегда почти в этих кажущихся “самопроизвольными” явлениях обнаруживается предшествующее, так сказать, вмешательство или участие со стороны какого-либо лица, “напустившего”, как говорится попросту, эти явления. Термин этот — “напуска”, “напущения” — создан народом.»

Щапов приводит ряд примеров, доказывающих вероятность “предшествующего вмешательства постороннего лица — одарённого ли природными к тому способностями или приобретшего их искусственно (что остаётся ещё загадкой)”.

О своём случае он рассказал, что сосед, старый казак Роман Фролов, очень хотел приобрести его мельницу, но Щапову она была нужна самому. Фролов стал угрожать. Сосед решил выжить Щапова из дома и, видимо, заручился помощью колдуна: пришлось Щапову переехать в другое место, а свой “проклятый” дом сломать.

Священник из села Лыченцы Владимирской губернии, отец Иоанн Соловьёв отправил в тюрьму проворовавшуюся кухарку Прасковью. Перед тем, как сесть, она бегала к местным колдунам и потом пригрозила о. Иоанну, что в день Покрова с ним случится “и смех и грех”. Полтергейст начался в день Покрова 1900 года, как и было предсказано.

В 1903 году Щапов расследовал причины странных событий с 15-летней Наташей, прислугой из Одессы. Она была только что взята из деревни. Квартирантом в семье, где она служила, был средних лет доктор. Его почему-то все опасались, даже хозяева дома. Наташа — тем более. Однажды хозяйка попросила Наташу помочь доктору вынести его вещи. Наташи долго не было, а она требовалась хозяйке. Та стала её искать и нашла под лестницей. У неё был полный упадок сил, хозяйка еле подняла её с пола. Позже Наташа рассказала, что доктор зачем-то долго и упорно смотрел на неё пронизывающим и тяжёлым взглядом чёрных глаз. Она пыталась уйти и спрашивала, не забыл ли он чего, но тот молча продолжал смотреть на неё до тех пор, пока она как бы не забылась, и, когда он уже уехал, долго стояла, а потом еле добрела до лестницы и, обессилев, опустилась на пол. На следующее утро начался типичный “подростковый” полтергейст, и Наташу пришлось уволить.

Щапов сделал вывод, что здесь “вмешательство стороннего лица представляется неотъемлемым и несомненным”, и посчитал необходимым “обратиться к практическому расследованию на месте, как и каким способом достигают этого люди простые, зачастую даже неграмотные, и производят эти “напуски” и “напущения”, что, несомненно, существует в народе как неопровержимый факт”.