Расширение возможностей в случае нарушения сознательной деятельности 4 страница

Окружающий нас мир настолько сложен, что случайная догадка практически никогда не будет с абсолютной точностью ему соответ­ствовать. Однако нельзя отвергать догадку как ошибочную из-за непол­ного ее соответствия поступающей информации — такое отвержение с неизбежностью приведёт к отбрасыванию любых результатов протосознательного процесса. Поэтому все догадки необходимо не только проверять, но и корректировать.

Введём определения: базовое и поверхностное содержания со­знания вместе образуют сферу сознания. Процессы проверки догадок и последующей их корректировки (изменения поверхностного содержа­ния сознания) будем называть работой в сфере сознания, или просто работой сознания. Сама работа сознания может частично осознаваться — эта часть работы сознания будет называться далее сознательной (или умственной) деятельностью, а может не осознаваться. Поскольку рабо­та сознания не исчерпывается сознательной деятельностью, постольку необходимо строить психологические теории, так как никто с непосред­ственной очевидностью не знает, в чем эта неосознаваемая работа со­знания заключается.

Аналогия защитного пояса сознания с защитными механизмами личности

Когда догадка противоречит поступившей информации, у созна­ния существуют несколько возможностей считать, что догадка была, тем не менее, более или менее правильной. Например:

1. Так изменить критерии соответствия между информацией и ожиданиями, чтобы можно было посчитать имеющееся расхождение непринципиальным.

2. Изменить базовое содержание сознания, а тем самым изменить сделанные на основе этого содержания предсказания — например, решить, что ситуация изменилась и что имеющиеся ожидания в этой новой ситуации утратили свой смысл.

3. Изменить поверхностное содержание сознания — в частности, так интерпретировать поступившую информацию, что можно было бы утверждать, будто на самом деле ожидания оправ­дались.

Все эти варианты встречаются в жизни. Первый вариант выхода из противоречия — изменить критерии соответствия — часто сопутствует

двум другим. Всегда можно так изменить требование к точности, чтобы' доказать, что ожидаемое тождественно действительному. Это приводит к тому, что противоречие как таковое вообще исчезает, но и поступа­ющая информация при этом уже не имеет никакого значения, ничего не проверяет — по сути она обесценивается. Такой способ, если он явля­ется единственным, не безобиден, ибо действуя таким образом, обесценить можно всё, что угодно, включая собственную жизнь.

Психологи, однако, подчеркивают, что человек часто избирает другой путь. Т. Шибутани поясняет: «Тот, кто никогда не слышал, как говорят стены, считает само собой разумеющимся, что это невозможно. Стоит ему услышать исходящую от стен членораздельную речь, он нач­нет искать спрятавшегося человека или громкоговоритель. Если такой правдоподобный источник найти не удастся, он, возможно, скорее заключит, что потерял рассудок, чем примет суждение, что стены дей­ствительно могут разговаривать» '. Ранее (в методологическом вступле­нии) подобный способ связывался с таким приёмом защиты гипотез, как горопизирование.

Методологи науки изучали реакцию научного сообщества, при­нимающего определенную научную теорию, на опровергающий эту теорию эксперимент. И констатировали: в истории науки ни один эк­сперимент сам по себе не опроверг ни одной теории. Непонимание этого приводит иногда к курьезам, После открытия Р. Кохом холерной бациллы знаменитый гигиенист М. Петтенкоффер заявил, что холера является следствием вредных условий, а холерные бациллы, мол, ни при чем. Петтенкоффер был мужественный человек, он твердо верил в то, что проповедовал, и в доказательство того, что Кох оши­бется, на глазах врачей выпил целую пробирку с холерными бациллами без каких бы то ни было вредных последствий для своего здоровья. Вряд ли борьба с холерой была бы удачной, если бы этот опыт действительно опроверг теорию Р. Коха ². Дело в том, что «если исследователь имеет всего одну гипотезу, то он не может её опроверг­ать даже в том случае, когда она дает ложные результаты: у него просто нет ничего лучшего» ³. Иными словами, теория опровергается не экспериментом, а другой теорией. Ещё Ч. Дарвин утверждал, что это общепринятое в науке правило⁴. Между теорией и результатом эксперимента, который надо согласовать с теорией, образуется защитный

¹Шибутани Т. Социальная психология. М.. 1969, с. 101-102.

²См. Любищев А. А. В защиту науки. Л., 1991, с.159.

³Костюк В. Н. Методология научного исследования. Киев - Одесса, 1976, с. 107.

⁴ Дарвин Ч.. Избранные письма. М., 1950, с. 70.

пояс вспомогательных гипотез (этот термин И. Лакатоса¹ психологи­ка позаимствовала у методологии). А потому любую теорию можно защитить от опровержения.

Сказанное тем более справедливо по отношению к гипотезам, не обоснованным столь же тщательно, как научные теории. Психолог Д. Дженнигс с соавторами формулируют эту мысль в общем виде для любых ожиданий человека: «Когда возникает противоречие между ожидания­ми и реальными фактами, то происходит борьба между неравными со­перниками: теория сильнее данных»². Отнесение опытных данных к имеющимся осознанным логическим конструкциям, т. е. то, что обыч­но называется опытной проверкой, не может быть полностью незави­симой от самих проверяемых гипотез — ведь сознание всегда методом последовательных приближений подгоняет одно к другому. Тем самым работа сознания направлена как бы на защиту осознанных гипотез. Вся информация проходит через защитный пояс сознания. А этот пояс уме­ло помогает вытеснять, не осознавать возникающие противоречия и двусмысленности.

Если перенести позицию методологии науки на все осознаваемые гипотезы, то мы придём к следующему утверждению: поверхност­ное содержание сознания не может изменяться только под воздей­ствием не соответствующей этому содержанию информации. Заме­на одних самоочевидных истин на другие — кардинальное решение. Оно приводит к переинтерпретации всего накопленного ранее опы­та. Это слишком дорогое удовольствие, на которое можно пойти толь­ко в исключительных обстоятельствах. Поверхностное содержание сознания может измениться, только если само базовое содержание заранее включает в себя возможность такого изменения. Подроб­нее речь об этом пойдёт далее.

Защитный пояс сознания способен защитить любую заведомо неверную гипотезу и найти такую интерпретацию опыта, которая со­гласуется с его ожиданиями. Гипотезы (или, что то же самое, догадки или интерпретации) формируются на основе того, что ранее уже было принято за очевидное. Следовательно, изначально подлежат осознанию только те гипотезы, которые соответствуют имеющимся ожиданиям. А результат сопоставления гипотезы с действительностью услужливо подгоняется под имеющиеся ожидания.

¹Лакатос И. История науки и её рациональная реконструкция. // Структура и развитие науки, М., 1978, с. 217.

² Цит. по Трусов В. П. Социально-психологические исследования когнитивных про­цессов. Л,.1980,с, 118.

• Патология даёт нам особенно впечатляющие примеры подгонки воспринимаемого к имеющимся ожиданиям. Если человек видит галлюцинации, то это его переживание вполне подтверждается на опыте: например, размеры галлюцинаций изменяются, когда наблю­дение за ними ведется через разные оптические линзы (через объек­тив или окуляр бинокля); галлюцинации вообще могут пропадать, если больной смотрит на них сквозь непрозрачное стекло '.

Но так происходит не только в патологии. Известно: если смот­реть на ярко освещенное окно или горящую лампу, а затем за­крыть глаза, то и при закрытых глазах переплет оконной рамы или блик от лампы еще некоторое время будут видны, а затем по­меркнут и исчезнут. Такие ощущения, возникающие после дей­ствия стимула, называются послеобразами. Они могут быть зри­тельными, слуховыми, тактильными и т. д. А теперь опишем экс­перимент. После адаптации к темноте испытуемому дают в руку красный треугольник и в течение двух секунд освещают его. У испытуемого, как и положено, возникает послеобраз. Пусть те­перь испытуемый в темноте начинает медленно (безразлично, с закрытыми или открытыми глазами) приближать не видимый ему треугольник — размер послеобраза увеличивается. Когда испы­туемый, наоборот, начнёт разгибать руку, размер послеобраза ста­нет уменьшаться. Если же предмет, находящийся в руках испыту­емого, был освещён, а испытуемый выпускает его из рук и далее выполняет сгибание и разгибание рук без предмета, то размер последовательного образа не изменяется². Обратите внимание: послеобраз, который человек, казалось бы, видит непосредствен­но, меняется в зависимости от ожидания и помимо какого-либо сознательного желания.

Допустим, человек решил: «Я привлекаю к себе особое (т. е. большее, чем другие) внимание», (Сейчас не будем обсуждать, почему у него возникла именно эта гипотеза, имеющая заметный патологический оттенок). Подтверждается ли данная гипотеза новым опытом? Конечно. Каждое событие и каждый предмет касаются его лично, могут даже держать послание, адресованное только ему. Например, такой человек заходит в кафе. Поскольку обычно кто-либо из сидящих за столиками людей вполне может посмотреть на вошедшего, то подтверждение гипотезы для него очевидно. (Отсюда техника поведенческого

'См. Ясперс К. Собр. соч. по психопатологии, 2. М.-СПб.,1996, с.51, 64.

² Бжалава И. Т. Психология установки и кибернетика. М-, 1966, с.114-118

оспаривания в когнитивной терапии А. Века: например, войдя в кафе, сосчитать, сколько людей смотрит на входящего, а затем посидеть в этом кафе 30 минут, отмечая, какое количество людей смотрит на дру­гих входящих посетителей'.) Но что произойдёт» если никто не взглянет? «Ага, — подумает автор гипотезы, — они стараются не смотреть на меня! Значит, боятся показать, что я привлекаю их внимание». Любое случайное событие, если его ввести как дополнение к гипотезе «я при­влекаю особое внимание», всегда подтверждает доказываемую точку зрения и не может её опровергнуть.

Вот такой человек едет по улице в автомобиле. Разумеется, мас­са неожиданных предметов вдоль улицы поставлена исключительно для того, чтобы проверить, заметит ли он их ². Пусть мимо него пройдёт женщина с тяжёлой сумкой. «Ага, это не случайной — поду­мает он. — Эта женщина хочет показать мне, что я не помогаю прохо­жим». Если такому человеку мало подтверждений, получаемых им в обыч­ной системе социальных взаимоотношений, он может сконструировать себе особые непроверяемые отношения или телепатическую связь. Так он всту­пает в контакт с богами или с демонами, с инопланетянами или с космичес­кой энергией, с духами великих людей, с английской королевой — в общем, с любыми таинственными и неведомыми силами, которые обращают на него большее внимание, чем на других людей.

Подтверждение собственных идей во что бы то ни стало типично для психиатрической клиники. За любым событием можно увидеть скрытый смысл, противоположный явному. Вот, скажем, подросток «до­гадывается», что родители ему не родные, что они его не любят и т. д. (это называется паранойяльным бредом чужих родителей). Допустим, что мать такого подростка приготовила его самые любимые блюда. Пове­дение матери противоречит гипотезе о её плохом отношении к сыну? Конечно, нет! Подросток уверен, что оно лишь подтверждает гипотезу. «Ага, — думает он, — мать стремится задобрить меня, чтобы я ей верил. А ведь на самом деле не любит меня. Значит, она это делает для того, чтобы потом, войдя в доверие, отравить»³.

3. Фрейд ввел в психологию понятие защитных механизмов лич­ности, которые запускаются, когда наше Яне состоянии принять реаль­ность такой, какова она есть. Утверждается, что система психологической

' См. Морли С., Шефферд Дж., Спенс С. Методы когнитивной терапии в тренинге социальных навыков. СПб, 1996, с. 25.

²Пример заимствован в: Хелл Д., Фишер-Фельтен М. Шизофрении. М-, 1998, с. 43.

³ Пример заимствован в; Ковалёв В. В. Семиотика и диагностика психических забо­леваний у детей и подростков. М., 1985, с. 95.

защиты ограждает сознание от информации, которая может повлиять на принятую этим сознанием модель мира '. Психологика, однако, предлагает воспользоваться другим термином — защитный пояс. Дело в том, что существующие сегодня различные классификации защитных механизмов личности весьма произвольны: они не выглядят ни необходимыми, ни достаточными. К тому же, они осуществляются по разным основаниям. Самое главное — термин «защитные механизмы» прямо относится только к личностным конструктам и слишком тесно связан с уже устаревшими теоретическими положениями психоанализа.

Защитный пояс создаётся работой сознания для того, чтобы поступающая информация после преобразований соответствовала ожиданиям с точностью до заданных критериев. В противном случае защитный пояс меняет требования к точности соответствия. И, как убедительно показали методологи науки, осуществить подобную трансформацию логически всегда возможно. Рассмотрим проявления работы защитного пояса в реальных психологических исследованиях.

Закон Фрейда-Фестингера. Работа сознания по сглаживанию противоречий

Противоречия в жизни встречаются гораздо чаще, чем мы отдаём в этом отчёт. Однако сознание как логическая система не может с ними мириться. Ибо логика может выбирать в качестве своего основания любые аксиомы, кроме противоречащих друг другу. И не признаёт в своих конструкциях никаких двусмысленностей. Поэтому механизм сознания в обычных условиях не может порождать противоречивые догадки (по крайней мере, до тех пор, пока перед ним не будет специально поставлена задача породить противоречие). Если воспринимаемая информация будет реально противоречивой, она заведомо не будет соответствовать сделанным догадкам. В этом случае защитный пояс сознания должен стремиться каким-нибудь образом избавиться от противоречия, чтобы сохранить свои непротиворечивые догадки. Из данного можно вывести экспериментально проверяемый закон: механизм сознания, столкнувшись с противоречивой информацией,

' Ср.: Грановская Р. М.. Крижевская Ю. С. Творчество и преодоление стереотипов, СПб,1994, с. 18.

начинаем свою работу с того, что пытается исказить эму инфор­мацию или вообще удалить её с поверхности сознания. Работа созна­ния, тем самым, должна быть направлена на сглаживание противоре­чий. В терминологии 3. Фрейда, противоречие вытесняется из сознания. В честь великого маэстро свяжем его имя с этим законом (хотя Фрейд и приписывал вытеснению совсем другие причины и с предложенным законом вряд ли был бы согласен). Рассмотрим примеры:

• О. К. Тихомиров и В. Е. Клочко предъявляли школьникам старших классов, студентам-физикам и преподавателям текст, обозна­ченный как отрывок из книги Дж. Ферри «Золотоискатели». Ис­пытуемые должны были указать на замеченные ими орфографи­ческие и пунктуационные ошибки. После выполнения первого этапа задания их просили ещё раз прочитать текст вслух и как можно полнее воспроизвести прочитанное (второй этап). Вот предъявля­емый текст:

«Лодка была немедленно подхвачена бурным потоком. Ре­ка несла лодку, как будто и лодка и пассажиры не имели ни веса, ни каких-либо возможностей противостоять этому все­сильному потоку. Во время крутых спусков берега проносились мимо испуганных путешественников со страшной скоростью. Прибрежные камни и редкие деревья мелькали, сливаясь в пёст­рую ленту, вызывающую головокружение. На подъёмах движе­ние реки замедлялось, она как бы оседала, темнела. Река была подобно живому существу — так же легко и радостно спуска­лась с горы и так же. как тяжело нагруженный путник, поднима­ющийся в гору, становилась ленивой и неузнаваемой на редких, затяж­ных, высоких подъёмах. Мальчики приходили в себя, оторопело смотрели друг на друга, но не успевали даже вдоволь посмеяться над своим испуганным видом, как поток вновь срывался с завоёванной вершины и опять начинаюсь стремительное мелькание, томительное ожидание следующей передышки».

Только один из 45 испытуемых (преподаватель, признав­шийся, что старался найти не только грамматические, но и дру­гие ошибки в тексте) уже на первом этапе обнаружил явное про­тиворечие в тексте: вода в естественных условиях не поднимает­ся вверх, следовательно, у реки не бывает подъёмов. На втором этапе это противоречие увидели ещё двое. Однако 28 испытуемых (из 42, не заметивших противоречия) в своем пересказе обошли описание противоречивых мест путём трансформации содержания

текста. Вот примеры воспроизведения испытуемых: «Лодка не­слась, подхваченная бурным потоком, как будто ни она, ни пасса­жиры не имели веса. В лодке сидели мальчики, они смотрели на проносящиеся мимо деревья. Река то спускалась с горы бурным потоком, то, выйдя на равнину, текла медленно, и мальчики, не успев осмотреться, вновь попадали в бурный поток»; «... Ребята были изумлены течением реки. Она как бы подбрасывала их вверх, а потом с вершины этой падала опять вниз»; «... их кидало из стороны в сторону и поднимало то вверх, то вниз» '.

Сформулируем вывод. Испытуемые, дабы избавиться от про­тиворечия, которое не осознают: а) вносят в текст искажения (так появляется равнина, по которой течет река); б) придают тексту не буквальное, а иное, в т. ч. метафорическое, значение («их как бы подбрасывало вверх»); в) вносят в текст дополнительные проти­воречия («их поднимало ... вниз»), наконец, г) просто вытесняют противоречие из сознания, ограничиваясь красочным описанием спуска по реке и переживаниями героев. Вносившие такие изме­нения испытуемые потом, как правило, смогли, по просьбе экспе­риментатора, найти противоречия в тексте. Иначе говоря, они были чувствительны к этому противоречию. Работа сознания услужли­во обеспечивала при восприятии текста лишенную противоречий очевидность и устраняла возможную двусмысленность. Те же испытуемые, которые легко пересказывали противоречивый текст без искажений, чаще всего позднее вообще не смогли найти со­держательных ошибок в тексте даже при прямом указании экспе­риментатора.

• Я с детства знал наизусть строки из «Мцыри» М. Ю. Лермонто­ва, описывающих бой героя поэмы с барсом. И никогда не заме­чал (до знакомства с комментарием И. Сельвинского) противоре­чивость этого текста. Вчитайтесь в текст:

Какой-то зверь одним прыжком

из чащи выскочил и лёг,

Играя, навзничь на песок.

То был пустыни вечный гость —

Могучий барс. Сырую кость

Он грыз и весело визжал;

То взор кровавый устремлял,

' «Искусственный интеллект» и психология. М., 1976, с. 176-205.

321

Мотая ласково хвостом,

На полный месяц, и на нем

Шерсть отливала серебром.

...И вот в тени ночной

Врага почуял он, и вой

Протяжный, жалобный, как стон,

Раздался вдруг... и начал он

Сердито лапой рыть песок,

Встал на дыбы, потом прилёг,

И первый бешеный скачок

Мне страшной смертию грозил...

Но я его предупредил.

Удар мой верен был и скор.

Надёжный сук мой, как топор,

Широкий лоб его рассек...

Он застонал, как человек,

И опрокинулся.

Лермонтов описал очень своеобразного барса. Мало того, что его шерсть отливала серебром (как, вероятно, должно быть у снежного барса, живущего исключительно в Гималаях). Мало того, что он появился в горах Кавказа прямёхонько из какой-то неведо­мой близлежащей пустыни (в которой он, тем не менее, не живёт, а — оксюморон! — вечно гостит). Но как барс при этом себя ведёт?! Я зачитывал эти строки сотням студентам и спрашивал: видят ли они что-либо странное в этом тексте? Ни один студент (а все они знакомы с «Мцыри» хотя бы по школьной программе) не заметил, что поведение барса удивительно. Барс ведёт себя то как дикая кошка (прыжок, прилег, скачок), то самым неподобающим кошке образом; воет жалобно, как волк; встаёт на дыбы, как ло­шадь или медведь; стонет, как человек; сердито роет лапой песок (т. е. бьёт копытом?); весело визжит и грызёт кость, ласково мо­тая хвостом, как щенок...' Не замеченные в детстве несуразнос­ти текста остаются не обнаруженными и спустя годы. Если по­просить студентов пересказать текст своими словами по памяти, то, как правило, многие странности исчезают: нет упоминания о пустыне, барс уже не встаёт на дыбы, не воет жалобно и т. д.

' В следующем томе мы специально обсудим, почему подобные противоречивые тексты часто встречаются в художественной литературе.

322

Для примера. Группе из 24 студентов технического вуза чуть расширенный фрагмент данного текста зачитывали дважды; пос­ле каждого предъявления испытуемые записывали всё, что запом­нили. Вот полученные данные (далее в скобках первое число — процент испытуемых, дословно или близко к тексту воспроиз­ведших соответствующий отрывок после первого предъявления, второе число — то же, но после второго предъявления)':

фрагменты поведения, типичного для кошки, — одним прыж­ком (8: 42), потом прилег (12; 46). кинулся на грудь (42; 67), пер­вый бешеный скачок (46; 58), лёг навзничь (50; 67); фрагменты нетипичного поведения - мотая ласково хвостам (0; 0), про­тяжный, жалобный, как стон (4; 21), весело визжал (8; 29), встал на дыбы (21; 42), сердито лапой рыл песок (33; 58). Типичное поведение вспоминается почти в 2,5 раза чаще при первом предъявлении и почти в 2 раза — при втором. А какие показатель­ные замены делают испытуемые! Например, жалобный вой транс­формируется в рык. А в том месте, где барс должен вставать на дыбы, он, по воспоминаниям некоторых студентов, «выгнулся», «изогнулся» и пр. Оксюморон вечный гость почти не воспроиз­водим (8; 25), но зато появлялись варианты: «частый гость», «вла­дыка пустыни», «король пустыни». Сама пустыня более-менее воспроизводится только после второго предъявления (12; 42). Сравните с воспроизведением чащи (75; 88) или песка (50; 71). Стилистическая ошибка самого Лермонтова часто исправляется (один испытуемый прямо пишет: «и на нём, на барсе, шерсть от­ливала серебром», многие ограничиваются пересказом: «Под лун­ным светом шерсть переливалась серебром»). Конструкцию «и на нём» без пояснений не воспроизводит почти никто (8; 8).

Итак, механизм сознания действительно пытается избавиться от кого противоречия в поверхностном содержании сознания: сгладить противоречие или даже вытеснить его с поверхности сознания. С этим законом тесно связана серия исследований Л. Фестингера, который как раз и была направлена на то, чтобы продемонстрировать упорное стремление испытуемых сглаживать противоречивость (несогласованность) двух «знаний» о ситуации или о себе без осознания самого факта наличия противоречия. Поэтому обсуждаемый закон и назван законом Фрейда-Фестингера. В соответствии с теорией Фестингера, логическая несогласованность информации, её несоответствие прошлому

Я благодарен М. Аллахвердову за помощь в обработке данных этого эксперимента.

опыту и т. п. (Фестингер ввел термин для обозначения такой несогласо­ванности — когнитивный диссонанс) побуждают индивида искать си­туации, в которых диссонанс ослабляется, и избегать ситуаций, в кото­рых он увеличивается. Таким образом, Фестингер первым целена­правленно изучал работу сознания по сглаживанию противоречий («дис­сонансов»). Эта концепция была подтверждена остроумнейшими экс­периментами автора и его последователей,

• Типичным противоречием в экспериментальных исследованиях когнитивного диссонанса было противоречие между знанием «я — хороший» и «я могу показаться другим плохим, так как я ответственен за плохой поступок». Например, экспериментатор под благовидным предлогом просит испытуемого солгать друго­му испытуемому («подставному», обычно на самом деле помощ­нику экспериментатора) или совершить иной поступок, противо­речащий их убеждениям или желаниям: проявить не оправдан­ную ситуацией агрессию, отказаться от еды или питья в состоянии голода или жажды и т. п. Результат: после совершения такого по­ступка человек находит дополнительное оправдание собственно­му деянию, даже не отдавая себе отчёт в поиске оправдания,

Пример: классический эксперимент Л. Фестингера, выпол­ненный им совместно с Дж. Карлсмит. Студенты в течение часа должны были (основное задание) закручивать длинный ряд гаек на четверть оборота ключа каждую, а затем, вернувшись к началу ряда, проделать эту же процедуру ещё раз, затем — ещё раз и т. д. По окончании экспериментатор убеждал каждого студента в на­учных целях и за дополнительную плату расписать выполненную работу как чрезвычайно интересную и приятную молодой жен­щине, якобы ожидающей своей очереди на участие в эксперимен­те. Одни студенты получили за эту ложь двадцать долларов, дру­гие — только доллар. Затем все студенты отвечали на вопросы о том, как им понравилось основное задание. Те, кто получил за ложь двадцать долларов, оценили его как скучное (оно и было скучным). Те же студенты, которые не смогли сгладить внут­реннее неудовольствие от собственной лжи хотя бы наличием достаточного денежного вознаграждения, были склонны неосо­знанно изменить своё впечатление от работы. Студенты, полу­чившие за ложь доллар, оценили работу как доставившую им удовольствие! А отсюда уже как бы следовало, что они на са­мом деле не так уж и сильно солгали.

• В исследовании Ф. Зимбардо экспериментатор рассказывал сол­датам о новых требованиях к армии, о необходимости готовить себя к трудным испытаниям, об альтернативных источниках пищи для выживания в экстремальных условиях и предлагал доброволь­но, в целях тренировки, съесть несколько жареных кузнечиков. В одной группе экспериментатор вёл себя так, чтобы понравиться солдатам: был вежлив, доброжелателен и пр. («привлекательный» лектор). В другой группе он разговаривал холодно, раздражённо, грубо обрывал ассистента и другими подобными способами вы­зывал неприязнь аудитории («неприятный» лектор). Примерно половина испытуемых и в той, и в другой группах согласились съесть кузнечиков. Дважды — за несколько дней до эксперимен­та и спустя некоторое время после поедания кузнечиков — изме­рялась привлекательность 10 видов пищи, включая упомянутых кузнечиков. Оказалось: только 5% испытуемых, согласившихся на просьбу «привлекательного» лектора, оценили жареных кузне­чиков как более вкусных, чем они оценивали до эксперимента; в группе, перед которой выступал «неприятный» лектор, вкус куз­нечиков «улучшился» у 55% испытуемых. Интерпретация опирает­ся на представление, что участник эксперимента должен был объяснить самому себе, зачем съел еду, которая ему заведомо не нравится. Он не был обязан её есть — половина участников отказалась, и это не привело ни к каким отрицательным последстви­ям. Зачем же съел? В одном случае было подставлено достаточ­ное оправдание, которое у многих снимало противоречие: хоро­ший человек попросил, а чего не сделаешь ради хорошего челове­ка! Но зачем съел, если попросил нехороший человек? Неосознаваемая работа сознания подготавливает ответ по край­ней мере для некоторых испытуемых: съел, потому что кузнечик на самом деле вкуснее, чем я думал. Вот это изменение вкусовой оценки и является, по мнению исследователей, проявлением сгла­живания когнитивного диссонанса. Стоит обратить внимание: оценка того, насколько вкусна пища, осознаётся непосредствен­но и обычно (за исключением дегустаторов и гурманов) осуще­ствляется без какой-либо специальной деятельности сознания. Тем не менее, для того чтобы избавиться от противоречия, происхо­дит изменение этой субъективно очевидной оценки!¹

¹Описание этих и многих других исследований см. в кн.: Трусов В. П. Социально-психологические исследования когнитивных процессов. Л„ 1980, с. 22-62; Аронсон Э. Явственное животное. Введение в социальную психологию. М„ 1998, с. 190-255.

3. Фрейд, говоря о вытеснении, особо подчёркивал, что вытесня­ются из сознания не только явные противоречия, но и скрытые дву­смысленности. Действительно, можно привести огромное количество ис­следований, демонстрирующих, что человек стремится к однозначности и к уходу не только от явных, но и от неосознаваемых противоречий.

• Дж. Бэгби на короткое время показывал испытуемым через сте­реоскоп диапозитивы так, что каждый глаз видел разное изображе­ние. Испытуемые (мексиканцы и американцы) рассматривали сразу два изображения: одно — типичное для американской культуры (игра в бейсбол, девушка-блондинка и т. д.), а другое — типичное для мек­сиканской культуры (бой быков, черноволосая девушка и т. п.). Со­ответствующие фотографии имели сходство по форме, контуру ос­новных масс, структуре и распределению света и теней. Хотя неко­торые испытуемые замечали, что им предъявлено две картины, большинство осознавало, что видит только одну — ту, которая им была больше знакома, которая типична для их опыта '.

Похожее исследование провел К. Изард с соавторами. Испы­туемые были разбиты на две группы. С одной группой эксперимен­таторы обращались тепло и сердечно, а со второй — холодно и фор­мально, вызывая у них негативные чувства. Исследователи отобрали также фотографии людей, явно выражающих положительные или, наоборот, отрицательные эмоции. Эти фотографии, как и в исследо­вании Дж. Бэгби, показывались испытуемым через стереоскоп. Ис­пытуемые видели каждый тип фотографий равное число раз каж­дым глазом. Результаты, таким образом, не зависели от доминирова­ния левого или правого глаза. Оказалось, что испытуемые первой группы чаще сообщали о том, что видят на фотографии счастливое выражение лица, чем испытуемые второй группы, которые, наобо­рот, чаще характеризовали выражение лица на предъявленной фото­графии как злобное или хмурое ². В этом исследовании также прояв­ляется тенденция испытуемых не замечать одного из двух изобра­жений, одновременно предъявленных на разные глаза.