В центре исторических и героических элегий Батюшкова интересует не само событие, а идея, которая может передать это событие

В XVIII веке ода должна была решать серьезные проблемы человеческой жизни. У Батюшкова этой цели начинает служить элегия.

Он многим обязан и Карамзину и западноевропейским элегикам, но в значительной мере «батюшковская» элегия — род лирики, созданный им самим.

Предметом поэзии является душевная жизнь человека, — не как «малая» часть большого мира, а как мерило ценности этого мира.

Сущность поэтического метода Батюшкова понимается по-разному. О его поэзии принято говорить как об образце литературной условности. Правда, у него уже появилось несвойственное прежней литературной эпохе представление об обязанности поэта избирать тот род поэзии, который соответствует его духовному опыту.

Природа этого «действия» сценична, как и эпизод с воином. Часто у Батюшкова стихотворение строится как обращение героя к присутствующим тут же лицам. Герой как бы комментирует сцену, происходящую перед ним.

Внутренние переживания обычно даны посредством изображения их внешних признаков: голоса, движения руки. Изображается то, что находится к основной теме в побочном, завуалированном отношении».

Лирический герой Батюшкова — не одинокий романтический «певец», как у Жуковского: он скорее напоминает «корифея» античного хора.

Как ни замечательны монументальные исторические элегии Батюшкова, в создании их романтического колорита поэт следовал уже существовавшей в европейских литературах традиции. В «античных» же стихах он создатель стиля, единственного в своем роде.

Передоверяя чувства античному (или «северному») лирическому герою, Батюшков от лица этого героя выражает их с непосредственностью и экспрессией.

Во всех трех исторических элегиях Батюшкова (элегия «Умирающий Тасс», естественно, дана от лица итальянского поэта) присутствует личное начало: «Я здесь, на сих скалах, висящих над водой...» («На развалинах замка в Швеции»), «О, радость! я стою при Рейнских водах!..» («Переход через Рейн») и т. д. Батюшков — лирик и там, где он «театрален», и там, где он эпичен.

Еще один тип батюшковской элегии — «интимная» элегия разочарования. Она вела к Пушкину, к психологической лирике.

Среди произведений Батюшкова выделяется несколько написанных в разное время интимных элегий, где личное чувство поэта выражено более непосредственно - «Вечер» (1810). Чувство горести обусловлено несчастливой любовью, потерей дружбы, личным душевным опытом. Батюшков достигает здесь не только эмоциональной напряженности, но и подлинного психологизма.

Элегии этого типа можно разделить на две группы. Первую составляют стихотворения, в которых переживание воссоздается с помощью эпических или драматических приемов. Поэт посещает разные страны, он сражается, любуется природой

Однако Батюшков явно испытывал потребность в эмоциональной насыщенности элегического стиля. Он по-разному достиг ее в относительно раннем «Выздоровлении»1 и в более поздних стихотворениях «Мой гений» (1815) и «Пробуждение». Эти три шедевра представляют вторую группу элегий Батюшкова.

Вместо длительности во времени — фиксация мгновенных состояний.

Но и здесь Батюшков выражает не зыбкость и неповторимость настроения, а, наоборот, его постоянство. Лиризм наиболее интимных элегий Батюшкова — очень мягкий, нежный, сдержанный, чуждый какой бы то ни было аффектации, не только патетической, но и «чувствительной». Лирическое самораскрытие осуществляется не столько погружением в себя, сколько изображением внешнего мира, пробуждающего чувства поэта.

Тяготение Батюшкова к широким обобщающим образам-символам выразилось в приглушении им прямого, конкретного значения слов.

Особенность стиля Батюшкова — употребление повторяющихся слов и словосочетаний, своеобразных поэтических клише, переходящих из одного стихотворения в другое.

Красота языка в понимании Батюшкова — не просто «форма», а неотъемлемая часть содержания. Поэт умело создавал языковой «образ» красоты

Батюшковский языковой образ создавался не только фонетическими и синтаксическими средствами. Тончайшее использование лексической окраски слов — одно из главных новаторских свойств поэзии Батюшкова.

Батюшков в своем творчестве примкнул к тому направлению в лирике, которое характеризуется стремлением к выражению субъективных чувствований. Это направление утверждалось в литературе с 70-х годов XVIII века.

Поэзия личного чувства являлась основной линией его лирики, но содержание ее менялось. Первые стихи Батюшкова, если не считать ряда дидактических сатир, воспевают наслаждение жизнью

Эта философия беспечности, лени, наслаждений и поэтической мечтательности уже в первых стихотворениях осложнена предромантической меланхолией и сентиментальными настроениями переходного периода.

И самое главное: В этом смысл сублимирующего, возвышающего принципа в эротических стихах Батюшкова.

Батюшков, испытывая в начале своего творчества частичное влияние классицизма ( «Баг»), а затем гуманистическо-элегического романтизма, не принадлежал к правоверным приверженцам ни классицизма, ни элегического романтизма. Вся его литературная деятельность, поэтическая и теоретическая, в своей основе развертывалась в непрестанной борьбе с классицизмом и его эпигонами Батюшков выступил в сложных условиях переходного времени: уходящего, но еще активно действовавшего эпигонского классицизма, крепнувшего сентиментализма, возникавшего и приобретавшего популярность гуманистическо-элегического романтизма. И это отразилось в его поэзии. Но, испытывая и преодолевая воздействие литературных влияний, Батюшков формировался преимущественно как поэт гедонистическо-гуманистического романтизма. Для его поэзии характерно создание объективного образа лирического героя, обращение к реальной действительности, выразившееся, по словам Белинского, в частности, во введении в некоторые элегии «события под формой воспоминания». Все это было новостью в литературе того времени.

Большое количество стихов Батюшкова называются дружескими посланиями. В этих посланиях ставятся и решаются проблемы социального поведения личности. Идеал Батюшкова в художественном воплощении — определенность, естественность и

Произведения Батюшкова, воплощая естественные, индивидуальные чувства и страсти, не укладывались в привычные жанрово-видовые формообразования и стиховые метроритмические схемы классицизма, предназначенные для выражения отвлеченных чувств. «Легкая поэзия», требовавшая естественности, непосредственности, обусловила широкое обращение Батюшкова к разностопному ямбу, отличающемуся разговорностью, выразительностью, гибкостью. Но для большинства наиболее жизнерадостных лирических произведений, славящих любовь, Батюшков предпочел игровой хорей ( «К Филисе», «Ложный страх», «Счастливец», «Привидение», «Вакханка»). Раздвигая возможности силлаботоники, поэт, кроме четырехстопного ( «Как счастье медленно приходит»), шестистопного ( «Послание к стихам моим») ямба, также использует трехстопный Придавая своим стихам непринужденность, непосредственность потока чувств и мыслей, он чаще пользуется свободной строфикой, но и в ней стремится к симметрии ( «Веселый час»).

Заботясь о естественности стихов, поэт много внимания уделяет их благозвучности. Он любит музыкальные созвучия согласных: «Играют, пляшут и поют»

Батюшков один из первых среди поэтов нарушает абсолютные границы между жанрами, установленные классицистами. Посланию он придает свойства то элегии ( «К другу»), то исторической элегии ( «К Дашкову»), он обогащает жанр элегии и превращает ее в лиро-эпическое произведение ( «Переход через Рейн», «Гезиод и Омир — соперники», «Умирающий Тасс»).

Расширяя возможности разговорной речи в поэзии, Батюшков достигает непосредственности в стихах:

Пластической выразительности произведений Батюшкова помогают и точные, конкретные, изобразительные средства, в частности эпитеты

Батюшков — замечательный знаток античности. Он вводит в свои стихи исторические и мифологические имена этого мира.

Лишь тогда появился русский читатель с богатой чувствами душой и новыми смелыми мыслями, искавший им отклика и понимания в новой литературе и достойный быть её героем. Он был не только чувствителен и меланхоличен, но и деятелен, полон сильных страстей, неясных порывов и больших надежд, был готов изменить свою неидеальную жизнь, умел ценить уединённый мир своего сердца, готов был его защитить. Новый человек отделился от имперских, официальных ценностей и требовал внимания к себе как самоценной личности. К нему и обращалась литература русского романтизма, такими были главные её деятели - мечтательный лирик Жуковский, живописный и жизнерадостный Батюшков и сумрачный мудрец Боратынский.

И первым здесь надо назвать имя Константина Николаевича Батюшкова (1787-1855), в чей созданный Белинским образ изящного и галантного стихотворца-эпикурейца и певца земной, чувственной любви с живописной «итальянской» пластикой поэтического слова лишь исследования последних лет внесли существенные уточнения. Гармония, ясность и определенность его жизнерадостной поэзии скрывают глубокую светлую печаль. Поэт мягок и нежен в своем чувствительном стиле, но он умеет страдать и скорбеть.

». Лирика его весьма содержательна; ее темы, мысли и чувства разнообразны, понятны и близки человеку той переходной эпохи. Это тот же романтизм что и у Жуковского, только в гармоничных классических формах и античных одеждах.

Поэзия стала для Батюшкова убежищем и единственным утешением, утраченным раем. Элегия как романтический жанр – это всегда светлое воспоминание о былом счастье, и поэт создает свою идиллию, райскую утопию, куда спешит уединиться уставший от вечной борьбы и страданий человек нового времени. В простодушном мире условных, стилизованных пастушков и страстных вакханок у Батюшкова находится место бесчеловечному образу «железной судьбы»:

Эта постоянная нота элегической печали, воспоминаний о былом невозможном счастье являла очевидный контраст с батюшковским жизнелюбием, живописностью, ясностью и "античной" пластикой его "конкретного" стиля. Не случайно поэт стал одним из первых наших переводчиков Байрона: его лучшая, так понравившаяся Пушкину элегия «Есть наслаждение и в дикости лесов…» (1819), где говорится о «холоде годов», является вольным переложением отрывка из поэмы «Странствования Чайльд-Гарольда». Но в полной личными признаниями элегии Батюшкова «Умирающий Тасс» (1817) трагизм соединяется с надеждой:

«Элегия его – это ясный вечер, а не темная ночь, вечер, в прозрачных сумерках которого все предметы только принимают на себя какой-то грустный оттенок, а не теряют своей формы и не превращаются в призраки», - писал о Батюшкове Белинский. Гармония элегических чувств сливается здесь с гармонией лирического стиля. Этот многое переживший, страдающий поэт и воин сравнивает свою неблагополучную судьбу одинокого скитальца с утлым челноком в опасном бурном море бытия и все же находит доброе слово напутствия и ободрения своему будущему читателю:

Батюшков навсегда останется в русской поэзии как певец радости, жизни, любви, дружбы, красот природы. Его светлая и гармоничная русская античность появится потом у Тютчева и Фета, но главный ученик Батюшкова – юный Пушкин. Поэт понимает самоценность богатого внутреннего мира, жизненного опыта, считает свою поэтическую исповедь законной, всем интересной. Блестящий, живописный стиль не заслоняет картину страдающей души, помогает высказаться богатой переживаниями личности:

«Поэзия... требует всего человека»,— говорил Батюшков в статье «Нечто о поэте и поэзии» (1815). «Поэзия, сей пламень небесный, который менее или более входит в состав души человеческой, сие сочетание воображения, чувствительности, мечтательности, поэзия нередко составляет и муку, и услаждение людей, единственно для нее созданных». У Батюшкова был исключительно возвышенный взгляд на поэзию и поэтическое творчество. Поэзия, считал он, уводит человека в мир мечты. Именно искусство слова способно передать «всю свежесть моего мечтания»