Трава под сапогом и стеклянный слоник

«По зеленой молодой травке ходят люди в огромных, тяжелых сапожищах, подбитых гвоздями. Пройдут по ней, примнут ее. Прошли - полежал, примятый, полураздавленный стебелек, пригрел его луч солнца, и опять он приподнялся и под теплым дыханием дружеского ветерка шелестит о своем, о малом, о вечном» (А. Аверченко «Трава, примятая сапогом»).

Эта глава – противоядие для тех родителей, чья совесть не знает покоя и чья ответственность и тревога за ребенка чрезмерна, как будто он сделан из стекла и может разбиться от неосторожного обращения. Это для тех родителей, которые пытаются стать совершенством и, по понятным причинам не достигая этого, страдают от чувства вины перед детьми.

Ужасно сначала осознать, что ты предал себя в раннем детстве, стал использовать притворство, лицедейство, даже не догадываясь об этом, терять себя настоящего, а потом, что то же самое ты делаешь с собственным ребенком. Но вот это знание как раз и является универсальным тормозом или, скорее, фильтром для наших мыслей и поступков.

«Знать - это уже очень много. Если я знаю о действии паров ртути, мне и в голову не придет дать ребенку поиграть с таким «живым», интересным, подвижным и блестящим шариком. Если я знаю о существовании болезнетворных микроорганизмов, я позабочусь о чистоте рук своего ребенка. Если я знаю о Бухенвальде и ГУЛАГе, я сделаю все, чтобы об этом со временем узнал и мой ребенок. И если теперь я узнаю о драме детства, я постараюсь отказаться от того, чтобы играть в ней главную роль, постараюсь освободиться от этой роли, чтобы дать свободу своим детям (и, в частности, - дать им свободу любить или ненавидеть меня, а не всего лишь карму «моего» продолжения в них). Действительное знание — реальная сила». Так сказала в своей книге «Драма одаренного ребенка и поиск собственного «Я» известный швейцарский психотерапевт Алис Миллер.

Знание – это не просто реальная сила, это еще и огромная ответственность. Узнавая о некоторых вещах, хочется сказать: «Лучше бы я об этом вовсе не знал!» Лучше жить просто, по привычке, по чьим-то правилам, не мучая себя сомнениями. Хорошо быть кисою, хорошо собакою…Кроме того, знание дает не только осознание греховности, но и возможность самобичевания. «В самобичевании есть своего рода сладострастие. И когда мы сами себя виним, мы чувствуем, что никто другой не вправе более винить нас. Отпущение грехов нам дает не священник, а сама исповедь». (О. Уайльд «Портрет Дориана Грея»). То есть можно замкнуться на круге: вина – чувство вины – исповедь – отпущение грехов.

На самом деле у чувства вины есть очень важная функция – она является движущей силой, толчком к изменению, и как только мы начинаем действовать (а, действуя, мы все неизбежно совершаем ошибки), эта ее функция постепенно утрачивается и переживание вины теряет смысл. Задерживается переживание вины в этом случае по механизму накатанной колеи («Я вечно во всем виновата»). Эта привычка у нас тоже с детства. Вот и ребенка по этой привычке увешиваем гирляндами разнообразных обвинений. Это социальный стереотип, почти не заметный для его пользователей.

Чувство вины было чуть ли не единственным механизмом социального регулирования в обществе людей, не имеющих знания о себе. Чувство вины было посланником со-ВЕСТИ – древнего архетипа, элемента юнговского коллективного бессознательного, регулирующего отношения между людьми. Веками отбирались те архетипы отношений, без которых человечество бы не выжило. И их посланник – чувство вины. Важно отличать привычное переживание вины от вины экзистенциональной, факта непроработанной вины, не ставшей толчком к действию. Какому же? Смысл есть, пожалуй, в том, что ребенка можно до необходимой степени понять и определить для себя необходимые условия его оптимального развития. И еще важно убедиться в том, что дети, их психика, имеют значительный запас прочности и гибкости, естественно, не бесконечный, но превосходно реанимируемый в ситуации взаимопонимания. Т.е. они не стеклянные в большинстве случаев. А какие же?

Мне очень помогает в ответе на этот вопрос тест «неоконченная сказка» (методика Луизы Дюсс). Это проективная методика, т.е. человек, работая с ней, невольно проецирует символически свое внутреннее состояние, которое дешифруется с точки зрения аналитической психологии. Читатель сейчас имеет возможность узнать свою позицию по отношению к ребенку и к себе (точнее, наоборот, потому что отношение к ребенку определяется отношением к себе).

Ваша задача (и вашего ребенка, если вы захотите узнать его мнение) – продолжить рассказанную историю, продолжить, как вам угодно, без ограничения фантазии, первым пришедшим в голову вариантом. В методике Л. Дюсс десять историй, но мы сейчас познакомимся с одной из них.

Итак, история:

«Одному мальчику (или девочке, если Вы – девочка), которому столько лет, сколько вам угодно, однажды подарили слоненка (какого вы себе представляете). Некоторое время (я не знаю, сколько) мальчик находился в отлучке, и, когда вернулся, то увидел, что слоненок изменился. Как мог измениться слоненок?»

Здесь прошу Вас сделать паузу, не читать текст дальше, и выполнить условие теста.

Сделали?

Теперь у вас есть своя собственная сказка о судьбе слоненка.

Так вот, в оригинальной версии Л. Дюсс эта сказка – тест на наличие кастрационного комплекса у мальчика (т.е. ощущения своей неполноценности, как будущего мужчины) – если ребенок сочиняет о том, что слоненку оторвали хобот или хвостик. Моя десятилетняя практика показала более универсальные возможности этой сказки – в диагностике жизненной программы свободы-несвободы воли, ответственности-безответственности, позитивного развития – разрушения. Значительная статистика показала возможность разделения всех испытуемых (и взрослых и детей) на 3 основные группы:

1. Первые (их большинство на приеме у психотерапевта) представляют слоненка игрушкой. С ней могут происходить на первый взгляд позитивные изменения, например, слоненок стал розовым из серого. Но это почти всегда коррелирует с нереальным взглядом на ребенка, от которого ожидают, что он должен быть умненьким и благоразумненьким, с тем, что человек по сути своей – игрушка в руках судьбы, марионетка, особенно, ребенок. Эта позиция ограничивает возможность спонтанной активности и самостоятельности ребенка, да и себя самого. И, конечно, гораздо хуже, если в сказке слоненок рвется, пачкается, пылится, сморщивается проколотый (был резиновый), надувной – («дутая» личность) и т.д. В этой программе реализуется пессимистическое отношения к жизни, как к постепенному или катастрофическому умиранию.

2. Вторые описывают живого, реального слоненка. Это люди, которые себя воспринимают живыми, реальными. Но в их сказках у слоненка вянут уши, отпадает хобот или хвост, ломаются ноги… Это свидетельство преобладания травматического опыта жизни над созидающим. Если такую сказку сочиняет ваш ребенок, задайте ему наводящие вопросы, например: «Кто мог бы помочь слоненку?» Т.е. ребенку нужно дать понять, что вы сочувственно относитесь к персонажу, с которым ребенок себя волей-неволей отождествляет. Тогда ребенок может навести вас на полезные идеи вроде той, что мама может позвать доктора, чтобы пришить хобот, вылечить ногу…Или он ждет, что вы догадаетесь об этом сами. А если ребенок замкнется, возможно, что травмирован он именно совместной жизнью с вами, родителями. И консультация психолога вам не повредит, а, вполне возможно, исправит положение. В этом варианте восприятие себя и ребенка еще приближено к стеклянному, хрупкому, нежизнеспособному образу, но в процессе сказкотерапии на приеме детского или семейного психолога можно стать свидетелем богатых возможностей психического материала ребенка.

3. И, наконец, третья категория клиентов. У них сказка оказывается очень простая – слоненок вырос. Дети могут расцветить свой вариант подробностями – выросли бивни, хобот. Помню одного мальчика 8 лет, его выросшего слоненка, который сорвался с цепи, на которой жил до сих пор. И убежал в Африку. Вспоминаете «Бармалея» Корнея Чуковского, где Танечка и Ванечка не послушались папочку и мамочку, и сбежали в Африку, где акулы, и гориллы, и большие злые крокодилы?.. А потом слоненок нашел там себе жену. И вернулся с ней к своему мальчику. У меня очень мало бывает таких историй (ничего не поделаешь – специфика кабинета), и я им очень радуюсь, потому что они являются свидетельством активной, жизнеутверждающей программы сочинителя сказки. Родители из этой группы искренне удивляются, как может быть по-другому, если прошло некоторое время. Конечно, вырос.

И вот за таких слонят не надо бояться, как за стеклянных – они живые и растущие, а, значит, как трава под сапогом – их жизнь прижала, а они схоронились, затаили дыхание на некоторое время, а потом – опять солнышко и животворный дождик и плодородная земля делают свое дело. И поднялась наша травка и заколосилась. Потому что таков закон природы, возрождающейся каждую весну.

Родителям остается только обеспечивать плодородный грунт (Гея-земля - мать), регулярное освещение и полив (Уран-небо – отец). Как сказал академик Петровский, «…потоки возмущения, поступающие через пробоины корабля доверия, откачивают и откачивают мощные помпы родительской любви».

Что же делать, если у вашего ребенка (и у вас самих) со слоненком происходят скверные вещи? Ведь сказка о стеклянном слонике у меня в копилке действительно есть – ее сочинила девочка, настоящая неудачница в свои шесть лет, потому что никто в садике ее не любил, и с ней не играли. Она сказала, что хочет, чтобы ее любили. На мой вопрос: «А тебе самой кто-нибудь там нравится?» - она отрицательно покачала головой. Ее слоненок превратился в маленького стеклянного и стоял на полочке. Я ее спросила: «А что может быть, если он упадет?». Она опустила глазки и еле слышно прошептала:

- Он может разбиться…

Девочка была права, а вот мама грудью кинулась на защиту такого красивого стеклянного слоника, который украшает комнату. Надо отдать маме должное, она взяла на себя труд разобраться в ситуации своего ребенка и вместе с дочкой посещала занятия в детско-родительской группе.

Да, в подобных случаях дети нуждаются в неотложной психологической помощи. Она может быть оказана профессионалом – психологом или врачом-психотерапевтом, но в случае их недоступности по какой-либо причине и самой мамой. Я обычно использую одну из методик сказкотерапии, предложенную в свое время Юнгом – активизации свободного воображения. В нашем варианте этот поток свободного воображения до некоторой степени (чем меньше, тем лучше) управляется наводящими вопросами. Когда ребенок рассказывает свою грустную историю о живом или неживом слоненке, я с ним соглашаюсь, что так действительно бывает, и предлагаю ему роль волшебника в этой сказке. Он может сделать для своего слоненка все-все, что он хочет! Ведь это же сказка, в которой можно все. Этот метод снимает ограничения на желания и социальные табу. Еще ни один ребенок в такой ситуации не отказался от роли волшебника, и в большинстве случаев их слонята оживают, их раны залечиваются, хвосты и хоботы пришиваются и т.д. Это первый этап их терапии – моделирование виртуальной реальности. А дальше уже с мамой мы планируем, что можно сделать на уровне их отношений и социальной действительности. Ведь мировоззрение и самовосприятие ребенка складывается в ситуации его семейной жизни и, в первую очередь, с подачи мамы. И сила матери огромна как в том, что она дает жизнь, так и в том, что отнимает ее у ребенка.

В старину уважением общины начинала пользовать рожавшая женщина, мать, воспитывающая детей, она приобретала несравненно более высокий социальный статус, чем девушка. Она получала право санкционировать мир и войну, она благословляла сыновей на ратный подвиг и силой материнской любви возвращала их с поля битвы.

Метафора растущего слоненка пугает многих мам, ведь он становится очень неудобным по мере роста и постепенно перестает помещаться в своем родном доме. Мало того, дети этих мам также часто не принимают роста слоненка, и даже живые их сказочные слонята оказываются кабинетного формата, как милые кошечки и собачки. А представим себе не метафору, а нормального растущего подростка, который становится зверски неудобен и практически перестает помещаться в своем доме. Чем не выросший слоненок? Помню одну маму, ее сын лет десяти стал неудобен в школе, но дома она с ним обычно находила общий язык. Она первая сочинила сказку о слоненке, и это была история, как слоненок превратился в мамонтенка с большими бивнями и хоботом. Она рассказывала эту сказку с радостью и увлечением. Сын с восторгом и без комментариев воспринял ее сюжет. Их школьная проблема плавно рассосалась без особых усилий. Здесь не понадобилось никакой терапии, потому что мама оказалась здоровым человеком, настроенным как на собственный рост и изменение, так и на изменение ребенка. Если мама генерирует деструктивную сказку, то причина проблем ребенка, к сожалению, в ее состоянии, и терапия нужна не ребенку, а ей самой, а, точнее¸ нужна терапия их семейной системы. Короче, семейная терапия.

Вот примерно как это может происходить на психотерапевтическом сеансе. На прием обратилась женщина с дочкой Лилей семи лет. Причина беспокойства мамы была в том, что у дочки нет своего мнения, что она идет на поводу у подружек, во всем с ними соглашается. Они обе получили задание продолжить сказку про слоненка. Лиля сначала уточнила, живой ли слоненок. Я ответила ей, что в сказке все будет так, как она хочет. И Лиля продолжала, что тогда слоненок подрос.

Мамин же слоненок оказался плюшевым и покрылся пылью, потому что к нему никто не подходил (чувство внутренней заброшенности).

После этого я предложила им придумать общий сценарий, который бы понравился им обеим. И Лиля отступила от своего первоначального сценария (пойдя на поводу у мамы), сочинив вместе с ней такую сказку:

- Девочке подарили слоненка-копилку. И когда девочка ушла, мама решила порадовать слоненка, положила в него деньги. Девочка, когда вернулась, то увидела, что слоненок полон деньгами, от радости поцеловала маму и попросила у нее разрешения взять и истратить деньги. Она так и сделала.

- А как девочка достала деньги из копилки? (мой вопрос).

- Она его разбила (при этих словах мама расстроено сморщила лицо). А потом купила банан, и апельсин, и ананас, а потом у нее кончились деньги. Она принесла все это домой, мама сделала очень вкусный фруктовый салат. Все его ели, и осталось еще на раз.

- Значит, когда съедят, ни слоненка, ни фруктов, ни салата?

Вика немного грустно кивнула.

- А если у них в сказке появится волшебница?

Личико у Лили оживилось, и она что-то горячо зашептала своей маме. Потом повернулась и сказала:

- Девочке подарили еще одного слоника. Появилась добрая волшебница и превратила его в живого. У нее была волшебная палочка с очень красивой розовой ленточкой.

И мама тоже согласилась, что эта сказка лучше всех.

Глава двадцать первая