Quot;• I ' - .\i.:-.-;l.. . ■ •. ' i'. Re>K4;'S;,'»,,' ;..;. 10 страница

Раздел III. Групповой, корпоративный и предметный имидж -

более или менее произвольно объединять и считать подобными целые массы явлений опыта для того, чтобы обеспечить себе воз­можность рассматривать их чисто условно, наперекор очевиднос­ти, как тождественные. Этот дом и тот дом и тысячи других сход­ных явлений признаются имеющими настолько много общего, невзирая на существенные и явные различия в деталях, что их оказывается возможным классифицировать под одинаковым обо­значением. Иными словами, речевой элемент "дом" есть символ прежде всего не единичного восприятия и даже не представления отдельного предмета, но "значения", иначе говоря, условной обо­лочки мысли, охватывающей тысячи различных явлений опыта и способной охватить еще новые тысячи» [75, 35].

Аналогичным образом происходит символизация восприятия представителей других социальных групп и создание групповых имиджей. Вот почему групповые имиджи в литературе часто име­нуют стереотипами. Рассмотрим это на примере национальных имиджей-стереотипов.

Изучение национальных имиджей (стереотипов) ведется дав­но и не только в рамках социальной психологии, этим занимают­ся также социологи, политологи, филологи, историки. Наряду с термином «национальные стереотипы» в научной литературе можно встретить такие термины, как «этнические стереотипы», «этни­ческие предрассудки», «этнические представления», «национальные образы» и др., но все они выражают одно и то же явление. В ряде стран существует самостоятельное междисциплинарное научное направление — имагология (во Франции) или «имэджинология» (в англоязычных странах), в рамках которого исследуются проис­хождение и функционирование национальных имиджей. Родона­чальником их систематического исследования является социолог Уолтер Липпман, изучавший их именно в контексте стереотипи-зации. Именно У. Липпман ввел в научный оборот термин «стерео-тип», определив его как особую форму восприятия окружающего 1^шра7которая~оказывает определенное влияние на данные чувств до того, как эти дaнныe^дойдy^;J^oз2^aJния: 113^7^Инымюсло^:: ^ам¥ГчеМв^к~й1^т^редставление о большинстве вещей еще до того^как^алкиваетсяс_ними в опыте, и содержание этих пред­ставлений определяется культурным окружением. «В большинстве случаев мы не сначала видим, а потом даем определение, мы сна­чала определяем для себя то или иное явление, а потом уже на­блюдаем его», — писал Липпман. «Во всей <...> неразберихе внеш­него мира мы выхватываем то, что наша культура уже определила

§ 1. Групповой имидж

до нас, и мы имеем очевидную тенденцию воспринимать эту ин­формацию в форме стереотипов» [158, 81].

Стереотипы передаются из поколения в поколение и воспри­нимаются людьми как реальность, даже в том случае, если лич­ный опыт противоречит им. В этом случае люди часто не замечают этого противоречия либо рассматривают его как исключение, под­тверждающее правило, а затем забывают о нем. Однако Липпман не считал стереотипы безусловно ложными представлениями. «Си­стема стереотипов, — писал он, — возможно, является стержне­вой в нашей личной традиции, она защищает наше место в обще­стве, <...> а также сохраняет время в нашей занятой жизни и по-_ мотает нам спастись от сбивающих с толку попыток увидеть мир устойчивым и охватить его целиком» [158, 95].

Ряд оригинальных социологических работ, посвященных раз­работке теории стереотипа в контексте общественного мнения, появился в США в 20—30-х годах XX в. Высокую оценку соци­альным стереотипам дал Роберт Бинкли, назвав их «величайшим всеобщим знаменателем» [113, 393], который, в частности, помо­гает обывателю более или менее адекватно оценивать политичес­кую ситуацию, слишком сложную для его анализа из-за своей уда­ленности от его непосредственной сферы деятельности. С. Хайака-ва в своей работе, вышедшей в конце 30-х годов, говорит о двух мирах, в которых живет каждый человек: «внешний мир», мир непосредственного индивидуального опыта, включает все, что с нами происходит, что мы сами видели, чувствовали, оценивали. Этот мир очень невелик по сравнению с «вербальным миром», включающим все знания и представления о мире, поступающие к нам из различных источников через язык. Соотношение между этими мирами автор сравнивает с отношением между картой и той ре­альной территорией, которую она представляет [143, 23-24].

В 1933 г. Кац и Брейли разработали методику исследования на­циональных стереотипов, которая получила широкое распростра­нение в последующие годы. В эксперименте Каца и Брейли приня­ли участие сто студентов Принстонского университета. Из списка, содержащего 84 характеристики, респондентам предлагалось выб­рать те, которые, с их точки зрения, являются определяющими для десяти этнических групп, в том числе негров, немцев, евреев, итальянцев, англичан, ирландцев, американцев, японцев, китай­цев и турок. Результаты эксперимента показали, что в большин­стве случаев испытуемые были единодушны в ответах. Кац и Брей­ли выработали определение этнического стереотипа: «Этнический

Раздел III. Групповой, корпоративный и предметный имидж .

стереотип — это устойчивое представление, мало согласующееся с теми реалиями, которые оно стремится представить, и вытека­ющее из присущего человеку свойства сначала определять явле­ние, а потом уже его пронаблюдать» [149, 288—289). Аналогичные эксперименты проводились в Принстонском университете еще дважды — в 1948 и 1965 гг. и показали некоторые изменения в содержании этнических стереотипов, что дало основание сделать вывод о том, что они претерпевают историческую эволюцию.

Метод Каца — Брейли неоднократно подвергался критике глав­ным образом за то, что в ходе эксперимента предзаданные харак­теристики во многом предопределяли выбор испытуемых. Однако он и по сей день используется для исследования национальных имиджей.

Во время Второй мировой войны исследования механизмов фор­мирования национальных имиджей в форме этнических сте­реотипов продолжались, причем во многих случаях исследования инициировались военными ведомствами, которые нуждались в разнообразной информации о своих противниках и союзниках.

После войны, в конце 40-х годов XX в. инициатором изучения национальных имиджей выступила ООН. По инициативе ЮНЕСКО было проведено широкомасштабное исследование, целью которо­го было выявление стереотипных образов одних народов в пред­ставлении других. Опрос проводился в восьми странах: Австралии, Англии, Германии, Франции, Италии, Нидерландах, Норвегии, США. Респондентам предлагалось из 13 определений выбрать те, которые, по их мнению, характеризуют русских, американцев, англичан, французов, китайцев и их самих. Разница между поло­жительными и отрицательными характеристиками определила «зна­менатель дружественности» [121]. На материалах этих опросов ос­новано большинство исследований, посвященных проблемам эт­нических стереотипов этого периода. Так, психолог Отто Кленберг, основываясь на анализе результатов опросов ЮНЕСКО, вывел следующее определение этнического стереотипа: «это картина в умах людей относительно их собственной или других национальных групп. Подобные образы или представления обычно широко рас­пространены в обществе; как правило, они чрезвычайно прими­тивны и невосприимчивы к объективной реальности» [152].

Если на всех описанных этапах к национально-этническим стереотипам наблюдалось положительное или нейтральное отно­шение, то с 60-х годов, в связи с нарастанием этнической напря­женности в США и Канаде, их оценка становится негативной. Сте-

§ 1. Групповой имидж

реотипы идентифицируются с расовыми, национальными, этни­ческими, социальными предрассудками. Появляются работы, ав­торы которых пытаются «развенчивать» национально-этнические стереотипы, демонстрировать их несоответствие действительнос­ти. Все более популярными становятся определения стереотипов, почеркивающие их лживость и опасность. Так, в работе Арнольда Роуза мы находим следующее описание: «<...> Ложные верования принимают форму <...> стереотипов. Это преувеличение опреде­ленных физических черт или культурных характеристик, которые находят у представителей какой-либо группы, а затем приписыва­ют как характерные для всех членов группы. При наличии стерео­типа индивидуум оценивается не на основании своего собствен­ного характера, а на основании преувеличенных и искаженных представлений о его этнической группе в целом» [187, //].

Негативное отношение к стереотипам характерно и для отече­ственной социально-психологической традиции. Как справедливо отмечает В. С. Агеев, у нас в стране «социальные стереотипы трак­товались всегда как неизбежное зло, барьер, помеха, встающие на пути точного и полного взаимопонимания людей, как свидетель­ство чуть ли неполноценности или испорченности человеческой природы» [3, 66]. Постепенно, с развитием научных подходов, этот негативизм преодолевался. В 70-х годах стереотипы в рамках социаль­но-психологического подхода глубоко изучались П. Н. Шихиревым [96, 98], преимущественно с точки зрения особенностей их содер­жания и функционирования в массовом сознании. В 80-х годах иссле­дованием этнических стереотипов занималась Г. У. Кцоева, в 90-е годы в работах В. С. Агеева [2] и Г. М. Андреевой [6; 7] стереотипы получили отражение как механизм личностного и группового вос­приятия. Было показано, что социальный стереотип формируется и возникает в результате функционирования целого комплекса меха­низмов социально-психологической перцепции: идентификации, каузальной атрибуции, физиогномической редукции, эффекта первого впечатления, галоэффекта и др. [7, 125—135].

В свете этих исследований было бы неверным утверждать, что содержание группового имиджа находится вне всякой связи с объек­тивными свойствами отображаемой группы. Такая связь безуслов­но имеется, другое дело, что она носит в значительной мере опос­редованный характер.

Например, опрос, проведенный в группах русских и амери­канских студентов, показал, что одной из черт национального

12-6675

Раздел III. Групповой, корпоративный и предметный имидж =——

имиджа русских в глазах американцев является угрюмость, неулыб-чивость, странным образом сосуществующая с душевностью и го­товностью к содействию. Русские же студенты отметили, что аме­риканцы часто улыбаются, но во многих случаях склонны прояв­лять равнодушие. Действительно, американцы улыбаются чаще, чем русские. В американской культуре радостное выражение лица является признаком хорошего тона, кроме того, считается, что оно свидетельствует о том, что у человека неплохо идут дела, а поскольку успех связан с деловыми качествами, то окружающие могут заключить, что с этим человеком можно иметь дело. На под­сознательном уровне улыбающийся человек воспринимается как друг или по крайней мере как субъект, не внушающий опасений. Поэтому улыбка в Америке открывает многие двери. В России же более пристойным считается серьезное или нейтральное выраже­ние лица. Откровенное выражение радости без особого повода мо­жет если не прямо оскорбить окружающих, то вызвать у них бес­сознательное раздражение и даже неприязнь. Известная русская народная пословица гласит, что «смех без причины — признак дурачины». Во многом это связано с тем, что на протяжении мно­гих десятилетий история страны складывается трагически для мно­гих россиян: войны, революции, периоды голода и разрухи, по­литические репрессии и другие перипетии нашей истории для ря­довых членов общества регулярно оборачивались потерей близких, разрушением семей, болезнями, годами непрерывного страха, невозможностью реализовать свои способности. И сейчас большин­ство населения России продолжает испытывать огромные трудно­сти. Вполне естественно, что у русских говорить о своих проблемах и опасениях не считается признаком слабости или несостоятель­ности. Напротив, это расценивается как откровенность, довери­тельность. Выслушать жалобы собеседника и в ответ поделиться собственными невзгодами в России считается нормой. После тако­го разговора собеседники расходятся довольные друг другом, и именно соответствующий тип самопрезентации определяется по­нятием душевность. Тот же, кто постоянно демонстрирует, что у него «все о⁴ к», рискует в России вызвать зависть, недоверие, от­чуждение, его поведение может быть расценено как черствость и бестактность по отношению к собеседнику, у которого, возмож­но, дела идут не так блестяще. К нему может быть применена посло­вица «Сытый голодного не разумеет». Диалог двух преуспевающих самодовольных людей, повествующих друг другу о своих успехах, в контексте русской ментальное™ расценивается как пустой и 178

§ 1. Групповой имидж

бессмысленный, возможно, притворный. В зависимости от модаль­ности контекста он может производить на русского человека ко­мическое впечатление, на чем основана значительная часть анек­дотов о «новых русских». Другая часть этих анекдотов обыгрывает ситуацию диалога «нового русского» с обыкновенным граждани­ном, обремененным проблемами, в результате которого «новый русский» обнаруживает несостоятельность в оценке жизненных реалий и полную неспособность понять смысл происходящего. И в целом, в рамках русской культурной традиции достоинства чело­века ставятся в зависимость не только от достигнутых им успехов, но зачастую во многом и от того, сколько человеку пришлось «ис­пытать». Этим во многом объясняется непопулярность политиков, карьера которых была слишком безоблачной.

Если сравнить эти исторически обусловленные особенности поведения русских с тем обобщенным образом, который склады­вается на основе реального взаимодействия, то мы увидим, что этот образ не столь уж далек от реальности. Для сравнения приве­дем рекомендации по общению с русскими деловыми партнера­ми, которые дает американским бизнесменам американский спе­циалист Р. Льюис [48] на основе сведений, собранных им из раз­личных источников, в том числе из конкретной практики. Вот некоторые из этих рекомендаций:

«Если у вас на руках "козыри", не злоупотребляйте ими. Русские — гордые люди, и их нельзя унижать.

Они не так сильно заинтересованы в деньгах, как вы, поэтому лег­че, чем вы, готовы отказаться от сделки.

Вы можете основывать свои решения на фактах, которые для вас нейтральны, а у них они вызывают эмоции.

Они больше ориентированы на людей, чем на дело. Постарайтесь им понравиться.

Если вам это удастся, они будут подговаривать вас "обмануть систе­му". Они больше вашего не любят жесткие инструкции. В этом отноше­нии они очень похожи на итальянцев.

Как можно чаще показывайте свое недоверие к слепой власти или к чрезмерной бюрократии.

С самого начала окажите им услугу, но покажите, что это делает­ся не из-за вашей слабости. Такая услуга должна быть обращена боль­ше к человеку, чем к обсуждаемому делу.

Не нужно слишком поддаваться воздействию их театральности и эмоциональности, однако вы должны показать свою симпатию к человеческим аспектам переговоров.

Проявляя свою твердость, обозначьте и свою доброту.

12*

Раздел III. Групповой, корпоративный и предметный имидж _________

Они действуют в основном коллективно, поэтому не выделяйте кого-либо особо. Зависть к чужому успеху — это тоже черта русско­го характера.

Выпивайте с ними между встречами, если можете. Это один из самых легких способов "навести мосты".

Они предпочитают выпивать сидя и часто произносят тосты и корот­кие речи.

Они любят похвалу, особенно если это связано с достижениями России в технологии, а также с крупными успехами русского искусства.

Они чувствительно относятся к разговорам о войне, считая, что Россия вела большинство войн, обороняясь от агрессивных соседей. Им неизвестна ваша версия исторических событий.

К Америке они относятся подозрительно, с примесью нескрывае­мого восхищения.

Они любят своих детей больше, чем многие из нас; обменяться с ними фотографиями детей — прекрасный способ установить контакт.

Они уважают стариков и презирают отношение американцев к пожилым людям. В жестоком российском окружении любовь семьи была зачастую единственно прочной формой богатства. Продемонст­рируйте, если это уместно, привязанность к собственной семье.

Покажите себя с человеческой стороны — свои чувства, надежды, устремления и т.п. Их намного больше интересуют ваши личные цели, чем коммерческие.

Во время делового обсуждения они расставляют приоритеты в та­ком порядке: личные взаимоотношения, форма, внешние проявления, возможность заработать.

Они часто выглядят возбужденными, но хорошо владеют собой. Смесь элементов Востока и Запада в их характере часто напоминает раздвоение личности у шизофреников. Пусть вас это не сбивает с тол­ку: когда надо, всегда проявится и другая сторона.

В их истории никогда не было развитой демократии, поэтому не ждите, что они автоматически станут эгалитарными, справедливыми, беспристрастными и открытыми для прямой дискуссии. В этом отно­шении разумно будет ясно показать им, что вы думаете об этих поня­тиях и почему они в сущности вас мотивируют.

Такие термины, как "демократичный", "честная игра", "прибыль", "оборот", "движение денежных средств", "общественные связи" и "неформальные отношения", мало что значат для них на любом язы­ке, поэтому пользуйтесь ими осторожно.

Они любят говорить, что понимают, хотя на самом деле это не так, а также стараются говорить то, что, по их мнению, от вас хотят услышать (восточная привычка). Поэтому не принимайте все сказан­ное или услышанное на веру.

Ко всему, что вы представляете как официальную директиву или инструкцию, они будут относиться недоверчиво. То, что вы подаете как личную рекомендацию, они приветствуют.

§ 1. Групповой имидж

К слишком высоким прибылям они относятся как к незаконным. Не жадничайте ни по отношению к себе, ни по отношению к ним.

Русские по своей сущности консервативны и нелегко принимают изменения. Представляйте им свои новые идеи не спеша, не нажимай­те на них поначалу.

Русские часто "подталкивают" вас и понимают, Когда с ними поступа­ют так же, но они протестуют, когда чувствуют, что давление становится слишком сильным.

Еще надо посмотреть, насколько они смогут рисковать в условиях свободного рынка.

Инакомыслие в целом пользуется у них популярностью, так как исторически безопасным для них было групповое, конформное пове­дение. Не старайтесь отделить россиянина от его "группы", какой бы она ни была.

Решение о том, что правильно и что неправильно, по представлению многих россиян, определяется чувствами большинства, а не законом.

У русских очень сильно развито чувство ностальгии — настоящее не имеет власти над их мышлением, как это можег быть, например, у многих американцев и австралийцев.

Они любят поговорить. Не задумываясь, раскройте перед ними свою душу. Они, как и немцы, обожают поговорить по душам.

То, чего они добились в своей стране, достигнуто главным обра­зом с помощью сложной сети личных отношений: ты — мне, я — тебе. Они не ждут никакой помощи от чиновников.

Как и немцы, они приходят на встречу без улыбки. Как и немцев, их можно "растопить" проявлением взаимопонимания и искренности.

Когда они дотрагиваются до собеседника во время разговора, это признак доверия».

(Источник:Льюис Р. Деловые культуры в международном бизне­се. От столкновения к взаимопониманию. М.: Дело, 1999. С. 91-93.)

Перечень советов Льюис заключается довольно лестным для нас выводом: «Российские ценности глубоко человечны, их герои уни­версально аутентичны, их внешние проявления и символы полны артис­тизма и эстетики. Для того чтобы преуспеть в отношениях с россияна­ми, нужно четко держать в своем сознании эти качества, вместо того чтобы уделять много внимания загадочным и парадоксальным аспек­там их поведения и их современным установкам»,

(Источник:Льюис Р. Деловые культуры в международном бизнесе. От столкновения к взаимопониманию. М.: Дело, 1599. С. 93.)

Еще одним примером может служить национальный имидж афро-американцев в США, одной из устойчивых черт которого является нехарактерное для англосаксонской и вообще западной культуры распределение половых ролей, подучившее название

Раздел III. Групповой, корпоративный и предметный имидж ■■ -

«негритянского матриархата». Этот стереотип также имеет реаль­ную историческую подоплеку. Известно, что среди американских женщин, работающих вне дома, доля черных женщин всегда была значительно выше, чем доля белых. Такое положение сложилось еще во времена рабства. В глазах своего владельца рабыня была прежде всего рабочей силой, во вторую очередь (особенно после запрещения ввоза новых рабов из Африки) — матерью и лишь затем — женой и хозяйкой дома. Черные рабыни не считались жен­щинами в традиционном для западной культуры смысле, т.е. пред­ставительницами «слабого пола» и хранительницами домашнего очага. В частности, как сообщает А. Дэвис, во времена рабства из­насилование черной рабыни хозяином было регулярным явлени­ем, однако рабовладельцы никогда не признавали рождавшихся в результате этого детей своими, и по законодательству всех южных штатов ребенок рабыни безусловно наследовал положение матери. Соответственно и в черных рабах не поощрялось чувство мужского достоинства, тем более что они, находясь в состоянии рабства, и не могли осознавать себя в качестве глав семей и кормильцев. Как ут­верждал в своем докладе Дэниэл Мойнихен, подготовленном в рамках правительственного исследования 1965 г. «Негритянская се­мья», негритянской общине «по существу насильно навязали мат­риархат» [207, 37]. Ли Рейнуотер писал, что для черной общины характерна «семья, где главой является мать, и центральное место в ней занимают ее отношения с детьми, а связи с мужчиной, от­цом, слабы» [183, 178]. Еще раньше подобная точка зрения была высказана в 30-е годы афро-американским социологом Е. Ф. Фре-зье [137], который в своей книге «Негритянская семья в Соеди­ненных Штатах» писал, что «ни экономическая необходимость, ни традиция не привили черным женщинам чувства подчинения мужскому авторитету» [137, 102].

Концепцию «матриархата негритянской семьи» в 70-е годы уточ­нил и во многом пересмотрел Герберт Гутмэн. Соглашаясь с тем, что бесчисленные семьи рабов были насильственно разрушены вследствие продажи жен, мужей и детей разным хозяевам, а также с тем, что семейные нормы рабов значительно отличались от се­мейных норм белого населения, он тем не менее на большом до­кументальном материале доказал, что такие нормы у них все-таки существовали. Тем самым Г. Гутмэн снял негативный оттенок, со­державшийся в характеристиках негритянского матриархата. Тем не менее это не затронуло основных теоретических положений

§ 1. Групповой имидж

концепции афро-американского матриархата, одним из которых является признание и социологическое обоснование повышенной общественной и политической активности афро-американских женщин. То, что «негритянский матриархат» не является вымыс­лом, подтверждает и факт несомненного влияния борьбы за граж­данские права негров на развитие гражданского самосознания в белых женщинах Америки. Первоначальный импульс к возникно­вению движения суфражисток был задан именно благодаря актив­ному участию белых женщин совместно с негритянками (причем и те и другие нередко превосходили в своей активности мужчин) в аболиционистском движении, начиная уже с 30-х годов.

Но насколько верно то, что объективные свойства социальной группы получают то или иное преломление в ее групповом имид­же, настолько же невысоки возможности целенаправленного вли­яния группы или ее представителей на содержание своего имиджа в глазах других социальных групп. Объясняется это, во-первых, тем, что отображаемая в имидже социальная группа в общем слу­чае не является субъектом, способным к целенаправленным дей­ствиям. В случае же, если такая группа является организованной, речь должна идти не столько о групповом имидже вообще, сколь­ко о корпоративном имидже, которому будет посвящен следую­щий параграф. Во-вторых, та социальная группа, которая воспри­нимает имидж, в большинстве случаев недоступна представите­лям отображаемой группы, отделена от них барьерами восприятия, главным из которых является уже существующий имидж. Большое значение имеет недоступность коммуникативных каналов, кото­рые находятся в руках представителей группы-реципиента либо нейтрального коммуникатора.

Примеров того, как легко поддаются целенаправленным изме­нениям национальные стереотипы в зависимости от внешней по­литики стран, немало в истории. Так, П. Н. Шихирев приводит результаты исследований этого процесса применительно к стерео­типам русских и американцев:

«В США русские, особенно в карикатурах (которые наиболее чет­ко выражают обычно массовые стереотипы), изображались последо­вательно как: анархисты с бомбой в руке (1917-1922 гг.); медведи, сильные и добрые (1941-1945 гг.); коварные, жестокие, злые и опас­ные, вооруженные атомной бомбой чекисты и генералы (1947-1985 гг.); такие же люди, как американцы (1986—1990 гг.); перспективные, быс­тро обучающиеся партнеры (1991-1995 гг.); растяпы, мафиози, аг­рессивные попрошайки, готовые украсть и продать что угодно (1995 г. —

Раздел III. Групповой, корпоративный и предметный имидж —=—

настоящее время). По мере развития событий на Балканах вновь стали оживать черты стереотипов времен "холодной войны": непредсказуе­мость, ненадежность, вероломство и др. В Советском Союзе и в пост­советской России в свою очередь американцы изображались как "аку­лы империализма", "буржуи" с золотой цепью на толстом животе (1917-1934 гг.); военные союзники, не торопящиеся помочь (1941-1945 гг.); "поджигатели войны" с факелом в руках, генералы и шпио­ны, расисты, "линчующие негров", колониалисты (1947-1985 гг.); та­кие же люди, как и мы, но более преуспевшие, ушедшие вперед, у которых надо учиться рыночным отношениям и демократии (1986-1995 гг.); снобы и "жлобы", открывшие наконец свои истинные замыс­лы: уничтожить Россию и стать "мировым жандармом" (1996 г. — настоящее время)».

(Источник:Шихирев П. Н. Введение в российскую деловую куль­туру. М.: ОАО «Типография "Новости"», 2000. С. 155.)

Таким образом, важной особенностью группового имиджа яв­ляется то, что он с трудом поддается преобразованиям со стороны группы-прообраза, но, с другой стороны, коммуникатор, владе­ющий коммуникативными каналами, легко может управлять им.

Примером тому может служить известный скандал с американс­ким банком «Bank of New York» (BONY), разразившийся осенью 1999 г., в связи с которым широкая американская, а затем и мировая обще­ственность получила сообщения о широкомасштабном оттоке крими­нального капитала из России. В контексте скандала американской сто­роной называлась цифра до 20 млрд долл. в год и 100 млрд за не­сколько лет. Обнаруженные правоохранительными органами США нарушения в работе «Bank of New York» послужили поводом для широ­ких обсуждений темы вывоза капитала из России, которой было прида­но политическое звучание. Так, по инициативе известного конгрессме­на Джеймса Лича, председателя Банковского комитета Конгресса США, в сентябре 1999 г. было организовано слушание по делу «Bank of New York» в Конгрессе, причем установленный факт вывоза из России око­ло 10 млн долл. был расценен как «отмывание» денег. В связи с этим в США начала проявляться тенденция к расширительному толкованию понятия «отмывания» денег и соответственно более жестким оценкам вывоза капитала. Если до скандала с BONY американский закон толко­вал «отмывание» только как легализацию доходов, полученных в ре­зультате преступной деятельности, то после скандала с BONY все боль­шее распространение стало получать такое толкование, при котором неуплата налогов также подпадает под «отмывание», т.е. «серый» ка­питал оценивается как «черный».

Иными словами, масштабы криминализации российской экономи­ки и коррумпированности российского государства были сильно пре-

§1. Групповой имидж

увеличены американскими политиками, что позволило им спровоциро­вать развитие антироссийских настроений в США и других странах. Так, Дж. Лич во время своего визита в РФ в апреле 2000 г. фактически признал, что деньги, которые проходили через «Bank of New York», не связаны с криминальным бизнесом, однако по-прежнему настаивал на применимости к ним понятия «отмывания денег», полагая, что «все, что приобретено с нарушением какого-либо закона», должно считать­ся «отмыванием»: «Это не "отмывание" денег с российской точки зре­ния и с точки зрения соответствующих законов США, но это "отмыва­ние" с точки зрения общего восприятия, существующего в Соединен­ных Штатах», — сказал Лич. Тем самым конгрессмен признал реальность тех изменений в «общем восприятии» американцев, кото­рые стали результатом скандала с BONY. Практическим же результа­том скандала стало повальное закрытие российских счетов в амери­канских банках.