Эмпирическое понятие и теоретическое понятие
Наблюдение, мышление и логика
Как отмечалось выше, эмпирическая психология претендует на познание чувственной и сверхчувственной (эмпирической) реальности. Нужно при этом различать роль ощущений и восприятия, через которые осуществляются наблюдения, и роль мышления как ресурса, позволяющего упорядочивать, структурировать, систематизировать, понимать материал наблюдений. Эмпирическая психология опирается на наблюдения, но это не означает, что к данным наблюдений и фактам все только и сводится. Эмпирическая психология использует формальную логику, производит обобщения и пользуется абстракциями, ищет причины, открывает законы, строит теории. Это позволяет познавать и понимать устройство и организацию эмпирической реальности, ее состав, структуру, природу.
Между тем, подобно тому как существует глубокий водораздел между чувственной и сверхчувственной реальностью (эмпирическая психология) и предельной реальностью (априорная психология), целесообразно, во-первых, отделить и обособить мышление, привязанное к чувственному материалу (эмпирическая психология), от мышления, оторвавшегося от чувственной основы (априорная психология), во-вторых, выделить и определить качественное своеобразие мышления, привязанного именно к чувственному материалу.
Под этим углом зрения обратим внимание на то, что эмпирическая психология нуждается в собственном языке и мышлении для описания явлений, которые она изучает, выявляет, наблюдает в эмпирической реальности. Отечественная эмпирическая психология, по сути, не имеет собственного устоявшегося понятийного аппарата. В исследовательской практике можно наблюдать многочисленные попытки устанавливать переходы от мышления, направленного на предельную реальность, к эмпирическому материалу. Обычно такого рода прыжки заканчиваются неудачей и разочарованием, поскольку в них отсутствует важное звено — собственный понятийный строй эмпирической психологии. Это существенно тормозит развитие и понимание возможностей эмпирической психологии в целом.
Уровни анализа и редукция
Прежде всего необходимо определиться с тем, какого сорта идеи могут переводиться в плоскость наблюдения, измерения, эксперимента, свидетельств очевидцев и т.п. К примеру, априорные идеи не тестируются; крупномасштабные, сверхширокие обобщения и абстракции не поддаются эмпирическому тестированию. Вместе с тем существуют такого сорта идеи, которые тестировать возможно. Это идеи умеренного или мелкого масштаба, созданы они на весьма умеренных обобщениях и абстракциях, это идеи, привязанные к чувственному материалу.
Положение об «умеренных» обобщениях и абстракциях может удивлять, а некоторых читателей даже и возмутит. Ведь мы воспитаны на том, чтобы мыслить широкими категориями и абстракциями, оперировать «сетью», так сказать, с крупными ячейками (единицами) анализа. «Широкая категоризация» мышления толкает исследователей на глобализм, максимализм, абсолютизм и в то же время провоцирует недооценку конкретно-научных понятий и теорий (Юревич, 1999, 2000). Мышление широкими категориями и абстракциями — это движение к априорной психологии, мышление умеренными категориями и абстракциями — к эмпирической психологии. Впрочем, мышление умеренными обобщениями и абстракциями рассматривается здесь не абсолютно, а под решение специальной задачи — привести идею в такую форму, при которой она будет пригодной для эмпирического тестирования.
Теперь поставим вопрос о том, можно ли переводить идеи, которые не подготовлены для эмпирического тестирования, в идеи, которые эмпирически тестируются. Так появляется тема редукции. Обычно редукцию понимают как переход от одних уровней анализа к другим, сведéние более сложного к более простому, приведение «целого» к его «частям», то есть как упрощение. Я понимаю редукцию не только как упрощение; для меня редукция — это также движение к простоте, ясности, отделению одних идей от других, предпочтение (при прочих равных условиях) наиболее простой познавательной конструкции. Простота является непременным атрибутом рациональности (максима Оккама: не умножать сущности сверх необходимости), выступает требованием «экономии мышления» (гносеологический аспект), признает минимальное число аксиом и правил вывода (в логике), выражает естественное стремление к минимизации усилий для достижения практического результата (прагматический аспект), является необходимым условием эмпирической верифицируемости и фальсифицируемости научных теорий (в эмпирической психологии).
Исследователи используют прием редукции по меньшей мере в четырех планах: описывая, расчленяя, объясняя явления, применяя определенным образом схемы познания.
На уровне описания в предмет эмпирического исследования включаются одни аспекты явления и опускаются другие его аспекты. Любое явление характеризуется многоаспектностью. Поэтому выделение одних аспектов и игнорирование других есть упрощение, сведение сложного к более простому. Для того, чтобы изучить явление, его нужно расчленить. Расчленение явления — неизбежные условие и в то же время результат его анализа. Никакой синтез невозможен, если ему не предшествует анализ. Выделение на уровне измерений отдельных черт, свойств, качеств, функций — это редукция, сведение явления к его отдельным свойствам. На уровне объяснения появляется еще одна разновидность редукции. Дело в том, что одно и то же явление не может иметь полное объяснение с позиций какой-либо одной теории. Но в действительности те или иные явления изучаются под углом зрения именно определенных теорий. Применение отдельных (а не всех) схем познания есть эпистемологическая редукция. Ученый может опираться на одни принципы познания и абстрагироваться от других.
Применение редукции означает неявное признание того, что любое конкретное исследование принципиально не может быть полным, охватить все без исключения аспекты явления. Любому изучению любого явления присуща ограниченность. Не следует заблуждаться по поводу терминов «комплексное», «системное» или «интегральное» исследование. Оно полнее аналитического исследования по количеству свойств (признаков) явления, но исчерпание природы последнего во всей полноте остается недостижимой задачей.
Я усматриваю главным в редукции не только упрощение и простоту, но и конкретизацию — последовательные переводы дедуктивным путем широких абстрактных понятий в более конкретные понятия. Скажем, речь может идти: 1) о конвертации идей, оторвавшихся от чувственной основы, в идеи, привязанные к чувственному материалу; 2) о конвертации идей, привязанных к чувственному материалу, в переменные; 3) о конвертации переменных в конструкты измерения; 4) о конвертации переменных и измерений в формы статистических вычислений, приводящих к обособлению высоковероятных (закономерных) событий от низковероятных (случайных) событий. Например, понятие «личность» оторвано от своей чувственной основы, это нечто не поддающееся наблюдению, и его невозможно эмпирически изучать. Однако понятие «личность» можно конвертировать в понятие «черты личности». Черты личности тоже прямо не наблюдаемы, но их можно наблюдать (в отличие от личности) косвенно, по их поведенческим проявлениям. Экстраверсия, нейротизм, психотизм — примеры черт личности, которые можно наблюдать по их поведенческим проявлениям. Собственно поведенческие проявления черт личности — еще один ход в сторону понятий, привязанных к чувственному материалу, к данным наблюдения, в том числе — важный момент при создании и проверке на валидность и надежность соответствующих инструментов измерения.
В чем своеобразие уровня анализа экстраверсии, нейротизма, психотизма в сравнении с уровнем анализа личности в целом? Можно сказать, что экстраверсия, нейротизм, психотизм — это не просто черты личности для механического измерения, а нечто существенно большее. В них раскрываются новые, более глубокие слои существования личности (не смешивать с глубинной психологией). Подобно тому как в атомах водорода и кислорода открывается иная, чем на уровне молекулы воды, реальность, в чертах личности открывается реальность, не сводимая к той, которая обнаруживается на уровне личности в целом, но требующая собственного изучения и понимания. Подобно тому как углерод, водород и кислород, а также их различные сочетания лежат в основе совершенно разных веществ, но не сводятся к ним, разные эмпирические конструкты и взаимоотношения между ними приоткрывают дверь к пониманию многоликости личности «снизу», в мир законов и причин, которым подчиняются свойства личности, но не сводятся к законам и причинам, обнаруживаемым при анализе личности в целом.
Редукция позволяет совершать движение в «глубину» явления и способствует появлению адекватной для этой задачи понятийного аппарата. Движение в обратном направлении, в сторону обобщений, также возможно. Однако связность явлений (синтезы) ограничивается пределами эмпирического уровня анализа, а подъем на более высокие, собственно теоретические уровни анализа требует теоретической (априорной) рефлексии. Изучение связей водорода и кислорода открывает закономерности в пределах химического уровня анализа, но оставляет вопрос о физических закономерностях веществ, основанных на водороде и кислороде, физической науке. Структуры (синтезы), определяемые психологией эмпирически,— это взгляд на явление «снизу», с точки зрения его внутреннего устройства. Взгляд на то же явление «сверху» — сверхсложная задача, если оставаться в пределах только эмпирического уровня анализа.
В моделях личности Г. Айзенка и Р. Кеттелла (Айзенк, 1999; Рукавишников, Соколова, 1995; Cattell, 1957) личность как целое определяется «снизу»: вначале эмпирически определяются компоненты, затем — характер их взаимосвязей. Целое сводится к его внутренней структуре, основанной на отдельных компонентах. Вместе с тем целостность личности также имеет внешние признаки, не сводимые к ее внутренней структуре. Социально-культурные особенности можно отнести к основаниям «внешней» структуры целостной личности. Внешняя структура «сопротивляется» эмпирическому подходу, если оставаться в границах только психологии, а не совершать выходы в смежные области знания, скажем, в эмпирическую социологию.
Редукция имеет естественные пределы. Если личность изучается в рамках общей психологии, вряд ли перевод описывающих ее понятий в понятия свойств нервной системы будет оправдан. Произойдет выход за рамки изучаемого явления и переход в качественно иную область. Кроме того, произойдет подмена: вместо черт личности будут изучаться свойства нервной системы. Природа процессов возбуждения и торможения в нервной системе — это совершенно иной материал, чем природа и особенности существования свойств личности. Еще одна подмена будет состоять в сведéнии редукции к вопросам происхождения или поиска причин — вопросов, весьма далеких друг от друга (о редукции также см.: Bem, de Jong, 1997).
Эмпирическое обобщение
Как известно, под обобщением понимается мысленный переход от частного к общему, объединение в общем множества различных вещей и событий или мыслей о них, более крупный масштаб общего, чем частного. Обобщение возникает как результат перехода на более высокую ступень абстракции, в связи с анализом, синтезом, сравнением, через применение индуктивных процедур.
Юревич относит обобщения к числу основных структурных элементов психологического знания (Юревич, 2004а). Психологическое обобщение определяется через устойчивые связи между явлениями, но «не дотягивает» до статуса закона или пока не устоялось в качестве такового. Юревич отмечает, что психологическое обобщение производится на разных уровнях анализа психических явлений. Следуя этому, целесообразно ввести понятия теоретического обобщения и эмпирического обобщения; их можно применять к разным уровням анализа психических явлений.
Эмпирическое обобщение (см. также: Аллахвердов, 2005; Наследов, 2005; Шилков, 2005) отличается от теоретического обобщения: различия между ними обусловливаются прежде всего их происхождением. Теоретическое обобщение является продуктом «чистого» мышления, т.е. не опирается на чувственный опыт. Эмпирическое обобщение тоже является продуктом мышления, но мышление опирается здесь на эмпирические данные, а не обобщает одни идеи на основании других идей. Теоретическое и эмпирическое обобщения основаны на абстракциях, но у теоретического обобщения более высокая ступень абстракции, чем у эмпирического обобщения.
Можно обозначить также некоторые другие особенности эмпирического обобщения.
1). Эмпирическое обобщение выступает результатом индукции, которая берет начало в эмпирическом материале. К примеру, статистическая экстраполяция данных, полученных на выборке, на популяцию возникает как результат индукции и принимает вид эмпирического обобщения. Данные психологических исследований подвергают обобщениям также в терминах «факторов» (эксплораторный факторный анализ), к ним приходят от сырых эмпирических данных,— то есть это путь исследовательской индукции, и «факторы» представляют собой своеобразную форму эмпирического обобщения.
2). В силу своего индукционного характера, эмпирическое обобщение является возможным, а не необходимым. Из одного и того же эмпирического материала (полученного при одинаковых условиях) могут выводиться несколько разных эмпирических обобщений. В когнитивной психологии эмпирические данные о беглости мышления толкуются в пользу и интеллекта, и креативности (см.: Batey, Furnham, 2006). Это значит, что одни и те же эмпирические данные могут приводить к разным эмпирическим обобщениям.
3). Эмпирическое обобщение как индукция противостоит редукции; последняя есть дедуктивное движение мысли в обратном направлении. Так, при эксплораторном факторном анализе факторы «выводятся» из переменных и корреляций между ними (индукция и эмпирическое обобщение). При конфирматорном факторном анализе, наоборот, латентные факторы вначале полагаются, а затем из них «выводят» так называемые «манифестные переменные» (дедукция и редукция) (Dooley, 2001).
4). Эмпирическое обобщение отображает структурированный фрагмент чувственной реальности, а не ее отдельные, не связанные между собой элементы.
5). Эмпирическое обобщение можно понимать как мысленное отображение ненаблюдаемых объектов, которые обнаруживает исследователь через наблюдаемые объекты. Ненаблюдаемые объекты — это сверхчувственное образование; оно выходит за границы данных, доступных ощущениям и восприятию, и тем не менее остается в области реальности.
Эмпирическое обобщение может быть содержательным и математическим. По содержанию, эмпирическое обобщение может принимать характер объяснения эмпирических данных. Скажем, Г. Айзенк полагал, что креативность основана на синдроме растормаживания (Eysenck, 1993, 1995). Он включает в себя дефокусированное внимание, отдаленные ассоциации, пониженный уровень кортикального бодрствования (arousal). Во времена Айзенка имелись эмпирические данные о связях дефокусированного внимания, отдаленных ассоциаций, пониженного уровня кортикального бодрствования с креативностью. Идея о когнитивном растормаживании как их общем корне явилась результатом обобщения многочисленных эмпирических данных (эмпирическое обобщение).
Математическое обобщение тоже опирается на эмпирические данные. Оно обобщает их, используя в терминах вероятностей и через методы статистики математические абстракции и вычисления. Скажем, некоторое множество пунктов можно относить к одной и той же шкале вопросника, если все эти пункты попадают в один и тот же фактор при эксплораторном факторном анализе. О конструктной валидности шкалы вопросника судят, производя эмпирическое обобщение (от пунктов — к шкале) математическими (статистическими) средствами. Другим примером математического обобщения могут служить эмпирические исследования, направленные на изучение корреляций между параметрами психометрического интеллекта, параметрами креативного мышления, параметрами психометрического интеллекта и креативного мышления (Дорфман, Кабанов, 2009). Результаты корреляционного анализа дают информацию, во-первых, об исходных параметрах изучаемых явлений (исходный эмпирический материал), во-вторых, об их связности. Данные корреляций об их связности — простейшая форма эмпирического обобщения, достигнутая с помощью математического критерия.
Математическое обобщение — это качественно иная ситуация, чем в случае производства эмпирического обобщения «чисто» по содержательному критерию. Математическое обобщение позволяет, во-первых, приводить к общему знаменателю разрозненные данные на уровне наблюдений (типа данных о парных корреляциях переменных). Во-вторых, оно дает недвусмысленные подсказки о существовании цельных кусков реальности на уровне латентных (ненаблюдаемых) объектов в терминах «факторов» (эксплораторный факторный анализ), «кластеров» (кластерный анализ) и т.п.
Нужно вновь напомнить об индукционном характере эмпирического обобщения, как и о том, что из одного и того же эмпирического материала (полученного при одинаковых условиях) могут выводиться несколько разных эмпирических обобщений. Так возникает сомнение. Его разрешение может лежать в плоскости анализа неопределенности, вероятности, выбора. Скорее всего, предпочтение имеют исследования, которые планируют несколько (а не одно) разных эмпирических обобщений. Если подразумеваются несколько математических обобщений, то их можно сравнить, используя статистические критерии вероятности и пригодности, совершить выбор в пользу математического обобщения, которое имеет более высокую степень вероятности и пригодности в сравнении с вероятностями и пригодностью других математических обобщений. Такого класса задачи можно решать, например, с помощью структурных линейных уравнений.
В рамках концептуальной модели полимодального Я (Дорфман, 2004, 2007) и теории креативного (дивергентного) мышления (Guilford, 1967) А.В. Челнокова изучала связи субмодальностей полимодального Я и субмотивов полимодальных мотивов достижения с креативным мышлением, используя структурные линейные уравнения (Челнокова, 2009). Тестированию подверглись 4 модели. Каждая из моделей оказалась достаточно пригодной. При статистическом сравнении их между собой пригодность четвертой модели была выше пригодности остальных моделей, из всех моделей она же была наиболее вероятной.
Модель — это одна из форм эмпирического математического обобщения. На базе одного и того же эмпирического материала можно создавать несколько моделей, о чем свидетельствует данная работа А.В. Челноковой. Выбор делается в пользу модели (эмпирического математического обобщения), которая более пригодна и более вероятна.
Еще один акцент можно сделать, сравнив математическое обобщение с ненаблюдаемыми объектами. Онтологический статус последних весьма зыбок. К чему они относятся: к реальности или к мышлению исследователя? Рискну приблизиться к анализу этого вопроса. Когда эмпирическое обобщение производится по критерию содержания, различия между эмпирическим обобщением (мышление) и ненаблюдаемыми объектами (реальность) размываются. Действительно, исследователь сам судит о ненаблюдаемых объектах, показать онтологический рубеж между ним и тем, что он обозначает как ненаблюдаемые объекты, вряд ли возможно. И то, и другое сливается, поскольку нет внешнего критерия, по которому их можно было бы развести. Совсем иная картина возникает, если проводятся онтологические различия между ненаблюдаемыми объектами и эмпирическим математическим обобщением. Непосредственно, исследователь имеет дело с наблюдаемыми объектами, но не схватывает своими ощущениями и восприятием ненаблюдаемые объекты, они сверхчувственны. Зато их улавливают независимые от исследователя математические процедуры. Их можно рассматривать как посторонние к эмпирическим данным и к психологу-исследователю и независимые от них свидетельства. Они объективируют ненаблюдаемые объекты, описывают их как внеположные и отдельные (независимые) от исследователя фрагменты реальности, то есть отделяют их от исследователя. Ненаблюдаемые объекты проявляются в форме всевозможных латентных факторов в оппозиции к наблюдаемым переменным, но опять-таки безотносительно к исследователю (к нему поступает информация о них). В конечном итоге, ненаблюдаемые объекты обнаруживаются в реальности; они же оформляются как математическое обобщение, произведенное исследователем. Математическое обобщение отображает ненаблюдаемые объекты.
Ненаблюдаемые объекты могут иметь несколько разных статусов. Во-первых, это такие объекты, которые не наблюдаются. Во-вторых, это ненаблюдаемые объекты (латентные факторы), которые исследователи не научились измерять, но научились вычислять, и они приобрели статус ненаблюдаемых вычисляемых объектов. В-третьих, это ненаблюдаемые объекты, которые благодаря расширенным возможностям органов чувств (благодаря технике) исследователи научились наблюдать и измерять и которые вследствие этот перешли в статус наблюдаемых и измеряемых объектов.
Эмпирическое обобщение, произведенное по критерию содержания, − это инсайт, догадка, допущение, нечто в определенной степени произвольное по отношению к эмпирическому материалу, пусть даже оправданное («подправленное») эмпирическими данными и логикой. Эмпирическое обобщение, произведенное в результате математических вычислений, напротив, привязывает обобщение к эмпирическому материалу более строго и более точно. Математические вычисления ограничивают произвол исследовательского мышления, приводят эмпирическое обобщение в большее соответствие с эмпирическим материалом. Как известно, истинные посылки могут приводить к ложным выводам; это положение отделяет современное понимание индукции от традиционного (Vickers, 2011). Угроза неадекватных эмпирических обобщений по отношению к эмпирическому материалу снижается при математических обобщениях и возрастает, когда эмпирическое обобщение производится по критерию содержания.
Эмпирическое понятие и теоретическое понятие
Я определяю понятие, следуя И. Канту, както, что обще многим объектам, как общее, имеющее возможность содержаться в различных объектах (явлениях)(Кант, 2006). В центре моего внимания — эмпирическое понятие. Хотя этот термин порой употребляется в отечественной философской и психологической литературе, его использование в рамках именно эмпирической психологии специально не осмысливалось и он нуждается в отдельном и специальном анализе.
Эмпирическое понятие целесообразно рассматривать в определенном контексте. Я усматриваю этот контекст, во-первых, в редукции и дедукции, во-вторых, в эмпирическом обобщении и индукции (см. предыдущие параграфы). Эмпирическое понятие как бы заполняет пропущенный промежуток между теоретическим понятием и эмпирическим обобщением, выступает в качестве промежуточного звена между ними и тем самым имеет двоякий статус.
Общность и различия
В плане дедукции и редукции эмпирическое понятие можно рассматривать как возникающее в результате анализа теоретического понятия и определенных операций с ним.«Личность», «образ», «мышление» — примеры теоретических понятий. «Интернальный локус контроля», «Я-концепция», «вербальный интеллект» — примеры эмпирических понятий. Основные логические функции (выделение общего посредством отвлечения от особенностей отдельных явлений данного класса и приведение различного к единому) эмпирическое понятие выполняет так же, как и теоретическое понятие. И то, и другое содержат в себе требование постоянности, определенности, однозначного языкового выражения, признания профессиональным сообществом.
Вместе с тем уровень абстрактности и степень обобщенности выше у теоретического понятия, чем у эмпирического. Эмпирическое понятие можно использовать для измерений и благодаря этому прямо или косвенно проникать в эмпирическую реальность. Теоретическое понятие измерить невозможно, и потому описываемая им реальность полагается, предполагается, строится, но никто не знает, с чем имеет дело — с описаниями собственно реальности или собственно с интеллектуальными средствами, упрощающими и облегчающими взаимодействия с ней.
Теоретические понятия согласованы с логикой, упорядочивают психологическое знание, организуют научное мышление, лежат в основе методологической и теоретической рефлексии, направляют исследовательский поиск, выполняют много других важных и необходимых функций. Эмпирические понятия тоже согласуются с логикой, но дробят и фрагментируют эмпирическую реальность — в отличие от теоретических понятий, претендующих на объединение и централизацию. В некотором диапазоне теоретические понятия имеют столь же большое значение для развития эмпирической психологии, как и эмпирические понятия.
Кроме того, следует заметить, что понятие характеризуется объемом и содержанием. Объем понятия определяется совокупностью явлений, которые охватываются данным понятием, а содержание понятия — совокупностью объединенных в нем признаков одного или нескольких явлений. По объему и содержанию эмпирическое и теоретическое понятия различаются. В соответствии с законом формальной логики об обратном отношении между объемом и содержанием, теоретическое понятие имеет большой объем (обозначает классы явлений), но бедное содержание (в части описания конкретных признаков отдельных явлений). Теоретические понятия как единицы мышления не предназначены и не приспособлены к задачам описания и объяснения эмпирической реальности, поскольку несоизмеримо крупнее ее. Личность, субъект, индивидуальность, образ, мышление — теоретические понятия, объем у них большой, а содержание бедное. В сравнении с теоретическим, эмпирическое понятие имеет меньший объем (описывает отдельные явления), но наполнено более богатым и конкретным содержанием (выделяются признаки, присущие данным явлениям). Эмпирические понятия как единицы мышления предназначены и приспособлены к задачам описания и объяснения эмпирической реальности, поскольку соизмеримы с ней и с ее отдельными фрагментами. Экстраверсия, доминантность, пространственные ассоциации, сенситивность, когнитивный контроль — эмпирические понятия; объем у них меньше, а содержание богаче, чем у теоретических понятий.
Теперь я сосредоточусь на некоторых более специальных вопросах. Первый — это вопрос о том, что между теоретическим и эмпирическим понятиями существуют известная неопределенность и одно/многозначные отношения. Второй — вопрос о конвертации теоретического понятия в эмпирическое через операционализацию.
Характер отношений
Вспомним И. Канта: понятие — это не только то, что обще многим явлениям, но и то, что имеет возможность содержаться в различных объектах (явлениях). Общее существует как нечто внеположное и не сводимое к отдельным явлениям, но также — и внутри отдельных явлений, как их неотъемлемый атрибут. Отсюда — принципиальная возможность переходов от теоретического понятия к эмпирическим понятиям. Между тем общее в разных явлениях их объединяет, а явления остаются все же разными и существуют по отдельности. Различия между ними указывают на своеобразие каждого из них в том, как сочетаются общее и видовое, общее и индивидуальное. Одно и то же общее может выражаться в разных явлениях неодинаково. Так возникает проблема теоретического понятия в связи с его объемом: чем больше объем, тем больше разных явлений с видовыми и индивидуальными значениями, которые охватываются данным теоретическим понятием. Судя по всему, своеобразие явлений определяет не только их принадлежность общему, но и самостоятельное, отдельное от общего, существование. При этом теоретическое понятие объединяет некоторое множество разных, а не одинаковых, тождественныхдруг другу явлений. А это значит, что одно и то же теоретическое понятие может проявляться в некотором множестве разных эмпирических понятий. И чем более широким является теоретическое понятие, тем более острой становится тема общего внутри отдельных явлений, которых объединяет данное теоретическое понятие, и тем больше разнообразных путей от теоретического понятия к производным от него эмпирическим понятиям.
В психологической науке примеров выведения из одного и того же теоретического понятия некоторого множества производных из него эмпирических понятий довольно много. Приведу один пример. Креативное мышление — теоретическое понятие. Оно «распадается» на несколько эмпирических понятий: дивергентное мышление (Guilford, 1950, 1967; Runco, 1999), ассоциативный процесс (Mednick, 1962), идеационный поток сознания (Runco, Plucker, Lim, 2000–2001), интуиция (Kaufman, 2009).
Поскольку из одного теоретического понятия можно выводить несколько эмпирических понятий, никакое одно эмпирическое понятие не может быть тождественно теоретическому понятию,— потому, что имеются (или могут появиться) другие эмпирические понятия, относящиеся к другим значениям данного теоретического понятия. Это обстоятельство приводит к тому, что отдельное эмпирическое понятие принципиально недоопределено по отношению к теоретическому понятию, следуя из которого оно сконструировано. Недоопределенность возникает в связи с тем, что эмпирические понятия создаются, исходя из разных значений одного и того же теоретического понятия. И всякий раз, когда принимается во внимание одно значение теоретического понятия, остаются «свободными» для создания новых эмпирических понятий другие значения этого же теоретического понятия. Конечно, можно пытаться объединять несколько эмпирических понятий в более крупные блоки (скажем, с помощью системного анализа; о системном анализе см.: Барабанщиков, 2005). Теория интегральной индивидуальности (Мерлин, 1986), концепция метаиндивидуального мира (Дорфман, 2006; Dorfman, 2005), концептуальная модель полимодального Я (Дорфман, 2004) могут служить иллюстрациями создания «крупных» эмпирических понятий. Все это имеет большое значение на уровне эмпирических понятий. Но по отношению к собственно теоретическим понятиям эти интеграционные тенденции принципиально сути дела не меняют. Ведь любое теоретическое понятие может иметь бесконечное количество разных значений.
Получается так, что движение от теоретического понятия в сторону эмпирических понятий возможно. Движение в обратную сторону — от эмпирических понятий к «чисто» теоретическому понятию,— напротив, невозможно, если быть достаточно последовательным и строго соблюдать правила формальной логики.
На это обстоятельство обратили внимание логические позитивисты еще в 1930-е годы. Так, чем больше эмпирических понятий длины, тем меньше шансов дать определение длине как таковой (теоретическое понятие). Это привело Р. Карнапа к тому, что он отказался от требований полного определения понятия. Во-первых, эмпирические понятия не могут претендовать на полные определения. В них имеет место хотя бы частичная редукция, и потому невозможно проверить их полную истинность. Эмпирическое понятие может быть подтверждено лишь в границах, на которые оно же претендует. Во-вторых, по отношению к теоретическому понятию эмпирическое понятие должно быть неполным. Иначе дорога к появлению новых эмпирических понятий будет перекрыта и со временем науке просто нечего будет открывать. Как отмечают многие исследователи (и это в-третьих), теоретическое понятие нужно отличать не только от эмпирического понятия. Теоретическое понятие нужно отличать от метафизического понятия. В то время как теоретическое понятие можно разложить на некоторое множество эмпирических понятий, метафизические понятия (скажем, понятийный строй традиционного психоанализа), как правило, не поддаются эмпирической редукции (подробнее см: Дорфман, 2005; Green, 1992).
В конечном итоге, между теоретическим и эмпирическим понятиями могут существовать известная неопределенность и одно/многозначные отношения, по схеме: одно теоретическое понятие → некоторое множество подпадающих под класс этого теоретического понятия эмпирических понятий.
Очевидно, что эмпирическая психология нуждается как в эмпирических, так и в теоретических понятиях. Они не перекрывают и не заменяют друг друга. Можно полагать, что эмпирические и теоретические понятия сосуществуют по принципу дополнительности.
Следующий вопрос о характере отношений между теоретическим и эмпирическими понятиями — конвертация теоретического понятия в эмпирические через операционализацию.
В 1927 г. П. Бриджман, именитый и влиятельный физик, опубликовал книгу «Логика современной физики» (Bridgman, 1927). Он предложил операциональный анализ в качестве процедуры, предохраняющей от ошибок, которые привели к коллапсу ньютоновскую физику. Бриджман был не первый, кто подчеркивал значение операционального анализа, и не претендовал на приоритет в этой области. Эти же проблемы находились в поле внимания прагматических философов. Некоторые психологи утверждают, что операциональный анализ восходит к психологу Э. Борину. Именно он объявил: «Интеллект есть только то, что измеряет тест» (Boring, 1923). Подход Бриджмана, однако, стал наиболее влиятельным.
Главная задача операционального анализа, по Бриджману, состояла в том, чтобы убрать абстрактные понятия. Эта задача решалась следующим образом: понятие определялось через специфические операции, посредством которых его можно было бы измерить. Бриджман писал, что понятие есть то, что согласуется с набором операций, применяемых для его описания и измерения.
Я весьма далек от того, чтобы отказываться от абстрактных (теоретических) понятий. Свидетельство тому — предшествующий анализ теоретического и эмпирического понятий. Тем не менее, задача перевода теоретического понятия в статус эмпирического понятия остается, так как с помощью теоретических понятий изучать эмпирическую реальность невозможно. С некоторыми ограничениями, операционализация восполняет данный «недостаток» теоретического понятия.
Операционализация — это способ, посредством которого теоретическое понятие через эмпирическое понятие доводится до такой степени упрощения, простоты и конкретизации (на уровне восприятия и ощущений), когда появляется возможность проводить наблюдения и измерения отдельных фрагментов эмпирической реальности. Этот дедуктивный процесс, который связан с редукцией и направлен на конкретизацию теоретического понятия, его упрощение, применяется при введении нового эмпирического понятия. Под этим углом зрения операционализацию можно понимать как цепь непрерывных переводов от общего одного порядка к общему другого, третьего и т.д. порядка: общее в классе явлений (теоретическое понятие) и его значения, общее в отдельном явлении (эмпирическое понятие) и его значения, общее на уровне отдельных признаков явления (восприятие) и его значения. В этом движении «вниз» общее на каждом последующем уровне утрачивает свои сверхчувственные свойства, становится менее абстрактным, но более конкретным, более узким и ограниченным, более чувственно очевидным и доступным для восприятия. По сути, речь идет о цепи переходов от материала сверхчувственного мышления к материалу чувственного восприятия, о поиске и находках перцептивных соответствий теоретическому понятию. Конечным результатом операционализации являются так называемые операциональные дефиниции. Они указывают на некоторую операцию, посредством которой эмпирическое понятие может быть обнаружено и может быть обозначено его отличие от других эмпирических понятий. При этом эмпирическое понятие очищается от неопределенности и избыточных значений, приобретает бóльшую ясность и строгость.
Операционализация не заканчивается на уровне эмпирического понятия. Далее она опускается еще на ступень «вниз» и затрагивает область наблюдений (принцип редукции эмпирического понятия и выход на уровень восприятия). Операционализация направлена здесь на то, чтобы сделать доступным предмет наблюдения, и прежде всего — для прямого восприятия исследователя, а не для его мышления и способности находить отдаленные и опосредованные связи и отношения (принцип перцептуальной очевидности). Предмет наблюдения (явление) в свою очередь изучается не по одному, а по некоторому множеству признаков-качеств. Они возникают благодаря тому, что предмет наблюдения дробится на простейшие, отдельные, насколько возможно, далее неделимые и не сводимые друг к другу качества (принцип дискретности). Эти качества сводятся затем к количествам (принцип квантификации). С другой стороны, изучаемое явление должно быть доступным для наблюдения многих людей, а не одного человека (принцип доступности множеству наблюдателей), а его признаки-качества собираются вместе и подвергаются проверке методами статистики на их соответствие эмпирическому понятию, которым обозначается (или могло бы обозначаться) данное явление (принцип множества эмпирических свидетельств). Кроме того, явление изучают в контрасте с другими явлениями, и вопрос обособления (или связей) одного явления от других явлений (или связей с ними) опять-таки подвергается проверке с помощью методов статистики (принцип сравнения одного явления с другими явлениями в терминах эмпирических понятий), и т.д.