Тел/факс (095)700-12-08. E-mail: [email protected] 9 страница

Вероника почему-то восприняла это. как вызов, и тут же заключила пари на бутылку коньяка, что за одно свидание сделает из меня мужчину.

Не имея понятия о том, что на меня уже делают ставки, я не почуял подвоха, услышав в трубке незнакомый, но прият­ный женский голос.

- Это Саша? - поинтересовалась незнакомка. - Вы меня не знаете, но нам необходимо встретиться, и как можно ско­рее. Речь идет о вашей матери.

- О моей матери? - удивился я. - Может быть, вам лучше поговорить с ней самой?

- Нет. - настаивал голос в трубке. - Никому ничего не го­ворите. То. что я хочу вам сообщить, я могу сказать только ее сыну.

Удивленный и слегка обеспокоенный, я согласился. Уг­лубившись в хитросплетение узеньких улочек старого города, я отыскал небольшой одноэтажный дом с пристроенной за­стекленной верандой.

Дверь открыла высокая стройная девушка. Ее сильное крепкое тело выдавало пристрастие к спорту.

- Я - Вероника, - сообщила она.

Точно с такой же интонацией она могла бы произнести:

"я - английская королева". Во взгляде, брошенном на меня. явственно читался высокомерный вызов, приправленный из­рядной долей агрессивного женского кокетства.

Предательство Тани сделало меня малочувствительным к специфическим женским взглядам, и я. особо не напряга­ясь, спокойно ждал. пока она в течение нескольких секунд оценивала меня. сопровождая это действо соответствующей мимикой.

- Вы хотели поговорить со мной о маме? - наконец, осве­домился я.

- Пройдите в комнату и подождите меня. Я сейчас, - при­казала Вероника, и изящно развернувшись на каблуках, ис­чезла.

Я прошел в комнату и остановился у окна, разглядывая обиталище загадочной незнакомки. Погруженный в размыш­ления о том. какое отношение все это имеет к моей матери, я не сразу заметил, как девушка очутилась рядом со мной. Ко­гда я понял, что она собирается сделать, было уже слишком поздно.

Раздетая донага. Вероника набросилась на меня. как негр. вышедший из тюрьмы после восьмилетнего заключения на уличную проститутку. Совершив прыжок, достойный из­голодавшейся рыси. она вцепилась в меня мертвой хваткой, пытаясь добраться губами до моего рта. в то время, как ее ру­ки беспорядочно шарили по телу. забираясь под одежду.

От неожиданности у меня перехватило дыхание. Я так и не успел сообразить, что произошло, отреагировав чисто на инстинктивном уровне, как на неожиданное нападение аг­рессора. Все произошло так быстро, что я даже не успел по­нять, ударил я ее или просто оттолкнул, но через мгновение я увидел, как она падает на кровать и остается на ней лежать совершенно неподвижно, голая, с нелепо разбросанными ру­ками и ногами. Вероника была без сознания.

Вряд ли я смогу подобрать слова, чтобы описать охва­тивший меня ужас. С детства воспитанный в глубоком ува­жении к женщинам, я даже представить себе не мог. что ко­гда-нибудь окажусь способным поднять руку на одну из них. И все-таки это произошло. Я представил, что сказала бы мама

и дирекция школы, увидев меня наедине с обнаженной, нахо­дящейся без сознания девицей.

Взвыв от ужаса, я ринулся прочь от этого кошмарного места по самому кратчайшему пути - через окно. Высадив своим телом деревянную раму вместе со стеклами, я, как ков­бой. вылетающий из окна салуна. кувыркнулся по земле, и. не чувствуя под собой ног. помчался прочь, не разбирая дороги.

Очнулся я лишь у памятника Ленина. Организм уже не выдерживал темпа бешенного галопа, и я, задыхаясь, пере­шел на быстрый шаг.

Способность соображать постепенно возвращалась. Пе­реживая вновь роковые события, я уже и сам удивлялся тому. что натворил. Мне вспомнилось соблазнительное тело Веро­ники, которое по горячке я так и не сумел рассмотреть, и ко­торое теперь стояло у меня перед глазами, как навязчивая картинка из "Плейбоя". Видимо, все дело было в испуге от внезапного нападения, к которому я совершенно не был го­тов. При мысли об упущенной возможности, я сжал зубы и тихо застонал. Вероника была даже красивее, чем Таня. Не знаю почему, но она хотела меня. а я что натворил!

- Это же надо быть такой дурой - ни с того ни с сего на­брасываться на человека! - обиженно подумал я. - Можно ведь было сначала поговорить по-людски, а так - чего добилась? Валяется там на кровати, как куль с мякиной.

Погуляв еще часика полтора, чтобы окончательно успо­коиться. я решил забыть все происшедшее, как страшный сон, надеясь что мне больше никогда не доведется увидеть эту чересчур темпераментную амазонку.

К сожалению, я ошибался. Проигранная бутылка конья­ка. а. главное, ущемленное самолюбие доселе не знавшей мужского сопротивления девицы требовали быстрого и жес­токого отмщения. И оно не замедлило последовать, по воле благосклонной ко мне судьбы превратившись, буквально чу­дом. в веселый фарс.

В книге "Тайное учение даосских воинов" я уже упоминал о страсти местной молодежи к дракам на танцплощадках. Танцплощадка, которую все. уж не знаю почему, называли 'Ямой", находилась в центральном парке, и я в школьные го­ды частенько бывал на ней. правда не для того. чтобы потан­цевать. Я ожидал захватывающего момента очередной драки между вечно враждующими группировками подростков, что­бы по бодрящему крику: "наших бьют" включиться в общее веселье.

Накануне вечером меня вызвал во двор некто Киля или Килька, один из заводил и заядлых драчунов нашей дружной когорты.

- Ты представляешь, вчера эти гады Васю отделали. -размахивая руками и брызгая слюной от возбуждения, воз­мущался он . - На Ваське просто живого места не было! Соби­раемся завтра на танцплощадке. Мы им еще покажем, кто ко­го. Будут знать, как наших бить.

Скорее из любви к искусству, чем из желания отомстить за избитого Васю, который, по моему мнению, давно напра­шивался на неприятности, я точно в назначенный час явился на танцплощадку. Наши уже были в сборе и с нетерпением ожидали часа "икс", то есть вопля: "наших бьют", незаметно рассредоточившись по самой танцплощадке и ее ближайшим окрестностям.

Я стоял снаружи, ожидая появления недругов, но они то ли опаздывали, то ли решили вообще не приходить, убояв­шись мести за обиженного Васю.

Красные "Жигули" съехали с дорожки и затормозили не­далеко от меня.

Я удивился. Машинам въезд в парк был запрещен.

- Может, милиция? - подумал я. В присутствии милиции я драться не собирался. Из машины, неторопливо и степенно, как мафиози из итальянских фильмов, выбрались четверо здоровенных пар­ней лет двадцати-двадцати пяти. Затем на траву опустились стройные ножки в изящных туфлях на высоком каблуке, и моему удивленному взгляду предстала Вероника, одетая, как секс-бомба - гроза всех мужчин. На ее лице сияла торжест­вующая улыбка, в глазах сверкала жажда мести.

- Вот он,- сказала она, величественным, но. по моему мнению, чересчур театральным жестом указывая на меня своим гориллам.

Те, так же степенно и неторопливо, двинулись ко мне с самым недвусмысленным видом, рассредотачиваясь, чтобы окружить меня с четырех сторон.

Я замер на месте, не зная, что делать. Естественно, пер­вым моим импульсом было бежать, но этого мне не позволяла Дурацкая гордость. С другой стороны, судя по их многообе­щающему виду. драка с вероникиными поклонниками обе­щала быть нешуточной. Мне на ум в очередной раз пришли

мама. школа и милиция, и тут судьба в лице расстроенного отсутствием соперников Кильки пришла мне на помощь. По воле случая, он оказался точно посередине между мной и подъехавшей машиной и сориентировался в ситуации гораз­до быстрее, чем я.

- Наших бьют! - взвился над площадкой долгожданный крик. и я. так и не успев пошевелиться, увидел, как наша за­стоявшаяся в бездействии боевая единица дружно бросилась на врага.

Темные быстрые тени перескакивали через ограду танц­площадки, выбегали через дверь, появлялись откуда-то из-за кустов...

Каких-то жалких четыре противника для такого скопле­ния жаждущего отмщения за Васю народа - это же просто на­смешка!

Пытаясь хотя бы раз заехать по морде ненавистному врагу, группа поддержки мгновенно погребла дружков Веро­ники под грудой орущих и дергающихся тел.

Сама же вдохновительница мщения смотрела на крах своей армии с высокомерием, в котором дозировано сочета­лись презрение и отвращение. Криво усмехнувшись, она села за руль машины, и, резко газанув, укатила, оставив четверку страдальцев на произвол судьбы.

На их счастье, почти тут же подоспела милиция, вспуг­нув драчунов переливистыми трелями свистков. Все броси­лись врассыпную, милиционеры азартно рванули вдогонку. На меня представители власти не обратили никакого внима­ния, потому что я как стоял, так и продолжал спокойно сто­ять, с интересом разглядывая мечущихся туда-сюда друзей и преследующих их милиционеров. Потом я повернулся и нето­ропливо направился домой, на сей раз уже уверенный, что это еще далеко не последняя встреча с мстительной симферо­польской амазонкой. На этот раз я не ошибся.

Я шел по парку Гагарина, глубоко погрузившись в свои мысли. Близились выпускные экзамены, а уровень моих по­знаний, к сожалению, оставлял желать лучшего.

Мой рассеянно блуждающий взгляд остановился на стройных женских ножках, изящество которых выгодно под­черкивал примостившийся рядом громадный угольно-черный дог. Я всегда питал слабость к собакам, и, залюбо­вавшись этим молодым красавцем, который, даже спокойно сидя у ног хозяйки, явно давал понять, что связываться с ним не стоит, не сразу сообразил поинтересоваться, является ли лицо владелицы дога столь же отрадным зрелищем, как и ее лодыжки.

Закончив созерцание собаки, я перевел глаза вверх и за­мер от удивления, встретившись взглядом с Вероникой. Ее миловидное личико искажала леденящая сердце торжест­вующая усмешка. Не веря своим глазам, я наблюдал, как она демонстративно медленно отстегнула карабин поводка и ко­ротко скомандовала:

- Взять!

Собака и я взвились в воздух одновременно. Инстинкт самосохранения не подвел меня и на этот раз. и я ухитрился почти без усилий перемахнуть через двухметровый каменный забор, отделявший парк от дворика с каким-то небольшим административным зданием - кажется, агитпунктом.

Падая, я поцарапался о росшие во дворе кусты, но тут же вскочил на ноги, прикидывая, куда бежать, и в этот момент над забором показалась оскаленная морда дога. Еще мгнове­ние - и громадный пес. перемахнув через препятствие, бро­сился на меня, нацеливаясь в горло.

У меня не было шанса уклониться или убежать, и един­ственное, что я смог сделать - это намертво вцепиться обеими руками в кожу под ушами собаки, удерживая ее морду так. чтобы пес не мог впиться в меня зубами.

Толчок мощных лап опрокинул меня на землю, и мы за­катились за кусты. Я ухитрился обвить туловище собаки но­гами. удерживая его изо всех сил. Лапы дога раздирали мне кожу, но я был так напуган, что ничего не чувствовал, главное - пока мне удавалось удерживать его.

Потом, вспоминая эту ситуацию, я неоднократно мыс­ленно благодарил моего тренера по дзю-до Игоря Васильеви­ча Бощенко. Как раз в то время он показал мне технику уду­шения ногами, и я, собрав все свои силы, отчаянно сжал бед­рами извивающееся тело собаки. Её дыхание участилось, сделавшись хриплым. Падающая изо рта слюна заливала мне грудь, судорожные биения лап постепенно затихали. Еще не­много - и тело дога бессильно обмякло в моих руках. Он был мертв.

С трудом расцепив онемевшие от напряжения ноги, я встал на четвереньки, медленно приходя в себя. Недалеко я увидел калитку, ведущую на улицу. Еще не полностью соображая, что и как. я буквально ползком добрался до ее и, толь-

ко оказавшись на улице, поднялся на ноги.

Желая узнать, чем сейчас занимается Вероника, я обо­гнул ограду и вошел в парк. Несостоявшаяся убийца висела на заборе, вглядываясь в густые кусты, скрывшие от нее тело собаки. Она звала дога. и в голосе ее звучали испуганные нот­ки.

Увлеченная этим занятием. Вероника не заметила, как я оказался у нее за спиной. Схватив ее за изящные лодыжки, я резким движением перекинул девушку через забор. Я был так зол, что в данный момент меня не волновало даже если бы она сломала себе шею. Раздавшийся с другой стороны вскрик свидетельствовал о том, что она осталась жива.

Я развернулся и побежал домой. Меня терзало запозда­лое раскаяние. Было что-то ужасно несправедливое в том. что прекрасный молодой пес заплатил жизнью за глупые выкру­тасы своей мстительной хозяйки. Я понимал, что у меня не было выбора. Я не смог бы удерживать его слишком долго, и, если бы я его не удушил, пес почти наверняка убил бы меня или. в лучшем случае, очень сильно покалечил. Я надеялся. что эта история послужит, наконец, Веронике уроком, и она отвяжется от меня.

Столь бурный, но несколько разочаровывающий опыт общения с представительницами прекрасного пола отбил у меня охоту к дальнейшим приключениям, и когда, спокойно прогуливаясь по Пушкинской улице, я ощутил толчок в спину и понял, что гибкое женское тело прильнуло ко мне. обвивая за шею руками, я вновь испытал то же самое чувство, что и в квартире Вероники, когда та. голая, набросилась на меня, и едва удержался от инстинктивного импульса ударить или от­толкнуть очередную навязчивую незнакомку.

Прочитав на моем лице откровенную злость, девушка слегка отодвинулась, и я резким движением высвободился из ее объятий.

- Что тебе надо? - не очень вежливо спросил я. Я не хотел новых проблем. Единственное, что мне было нужно - это чтобы женщины оставили меня в покое.

- Извини, я не думала, что ты так отреагируешь. - сказа­ла девушка, видимо не привыкшая к тому, что мужчины вы­рываются из ее объятий. - Ты не знаешь меня, но я тебя знаю уже давно. Я - Аня. подруга Тани. Когда-то Таня издали пока­зывала мне тебя, и ты мне очень понравился, но тогда я не могла даже пытаться познакомиться с тобой, потому что не хотела перебегать дорогу подруге.

- Вряд ли бы тебе удалось перебежать ей дорогу. - хмуро сказал я. - Таня неплохо повеселилась на мой счет и исчезла. не оставив ни ответа, ни привета. По правде говоря, я не хочу даже слышать о ней.

Глаза Ани округлились от удивления.

- Так ты что, ничего не знаешь? - спросила она с какой-то странной интонацией, на которую я, раздраженный ковыря­нием в старой ране. не обратил внимания.

- А что я должен знать? - поинтересовался я. - Твоя под­руга назначила мне свидание и так и не появилась. Стех пор о ней ни слуха, ни духа.

- Таню убили, - тихо сказала Аня. - Она не пришланасвидание с тобой потому, что уже не могла этого сделать. Я оторопел.

- Убили? - недоверчиво спросил я.

- А ты действительно ничего не знал? - в свою очередь переспросила Аня.

- У меня не было ее телефона. - растерянно объяснил я. - Я не знал. где ее найти. Я думал, она меня бросила. Как это случилось?

- Ей отрезали голову, - с еще не утихшей болью в голосе сказала Аня. - Тело вместе с головой бросили на железнодо­рожное полотно, видимо надеясь, что его переедет поезд. Я точно не знаю, что произошло, но по-моему Таня каким-то образом оказалась замешана в криминальные разборки. Она туманно намекала на какие-то тайны, что ей грозит опас­ность. но я не обращала внимания, думая что это - просто фантазии.

Захлестнувшее меня чувство вины и стыда почти заста­вило меня застонать от горя. За эти месяцы чего я только не передумал о Тане. обвиняя ее во всех смертных грехах, а она, не сделав мне ничего плохого, закончила жизнь на железно­дорожных путях с отрезанной и отброшенной в сторону голо­вой.

Мне было так плохо, что я чувствовал, что просто не в силах продолжать разговор.

- Извини, но мне нужно домой,- сказал я. Аня. казалось, понимала мое состояние.

- Мы могли бы встретиться еще раз? - спросила она.

- Да. Только не сегодня,- сказал я, нетвердой рукой выво­дя на обрывке бумаги номер своего телефона.

Мы с Аней начали встречаться. Она нравилась мне, но, похоже, я нравился ей гораздо больше. Больше всего меня по­ражал в Ане ее типично мужской стиль поведения.

Принимая участие в "мужских разговорах" со школьны­ми товарищами, я приобщался вековому опыту обольщения женского пола.

- Если ты идешь с девушкой по дороге,- говорил один знаток, - и видишь перед собой крышку канализационного люка. - обними ее за талию и скажи: "Осторожно, не спо­ткнись. Там канализационный люк".

- Если ты переходишь с девушкой дорогу, возьми ее за руку, и скажи: "Осторожно, не споткнись о край тротуара", -добавлял другой.

- Если ты сидишь с девушкой в кино, обними ее и положи руку ей на плечо,- советовал третий.

Словно подслушав наши разговоры, Аня. завидев кана­лизационный люк. обнимала меня за талию, говоря:

- Не споткнись, дорогой. Там канализационный люк. При переходе через улицу она заботливо брала меня за руку. напоминая:

- Осторожно. Не споткнись о край тротуара.

Во время киносеансов она неизменно проявляла ини­циативу. обнимая меня и кладя руку мне на плечо.

Хотя и без всех этих ухищрений я испытывал к Ане до­вольно сильное влечение, воспоминания о Тане продолжали меня терзать безотчетным чувством вины, и в глубине души я не мог предать ее память, заведя роман с ее лучшей подругой.

Постепенно наши отношения сошли на нет, оставив в моей душе смутное чувство печали, вины и сожаления.

Вот. пожалуй, и все,- закончил я. - Наверное, можно было бы вспомнить еще что-то, но это будет уже позже и не оставит в моей душе такого глубокого следа.

- Для начала этого достаточно,- сказала Лин. - Уже слишком поздно, и. прежде, чем начать перестраивать кир­пичики твоей модели мира, нам обоим нужно отдохнуть.

Только сейчас я заметил, что за небольшим окошком времянки уже сгустилась и налилась чернотой ночь без луны и звезд. Воздух был влажным, и ощущение хотя и невидимых в темноте, нависших над крышей нашего убежища туч, смут­но ассоциировалось с тревожащим и печальным чувством, навеянным воспоминаниями.

Кореянка мягким, но решительным жестом уложила ме­ня на кровать. Скользнув ко мне под покрывало, она обняла меня, прижавшись всем телом.

- Завтра будет новый день,- шепнула она, - и завтра ты станешь другим. У тебя осталась только одна ночь, чтобы по­прощаться со своими старыми воспоминаниями.

- Что ты имеешь в виду? - спросил я. - Ты собираешься стереть мою память?

- Какой ты любопытный! - усмехнулась Лин. - Твое на­стороженное отношение к женщинам звучит даже в этом во­просе. Это лишь в ЦРУ лишают людей памяти ради достиже­ния нужных результатов. Спокойные не стирают воспомина­ния. Они лишь меняют фокус внимания, перестраивая их та­ким образом, чтобы соответствующий кирпичик модели мира прочно встал на свое место и принял нормальную форму,

- А нельзя ли чуть-чуть подробнее? - попросил я.

- Нельзя,- отрезала Лин. - Завтра, значит завтра. Спешка укорачивает жизнь.

Я попытался заснуть, но сон не приходил.

Моё тело автоматически меняло позиции, когда это дела­ла Лин, потом она. как обычно, откатилась от меня на другой край постели.

Я погрузился в тревожную полудрему, наполненную кошмарами. Мне снилось тело Тани, лежащее на железнодо­рожных путях, поезд, неотвратимо надвигающийся и пере­малывающий его колесами и окровавленная голова, скаты­вающаяся под откос.

Эти видения сменились сценой в доме Вероники. На этот раз обнаженная девушка подкрадывалась ко мне с огромным кухонным ножом, и я, в последний момент заметив опас­ность, ударил ее изо всех сил, спасая свою жизнь.

Она вновь лежала на кровати, но на этот раз у нее изо рта и ушей текла кровь, и я не знал. жива она или уже мертва.

Видимо, я закричал во сне, потому что Лин проснулась и пододвинулась ко мне.

- Спи, - прошептала она. - Не позволяй воспоминаниям мучить тебя.

Я почувствовал ее тепло. Она была реальна, и она нахо­дилась рядом со мной. Все остальное не имело значения.

ГЛАВА 11

- Говоря о кирпичиках модели мира, - сказала Лин, - Спокойные подразумевают нечто, в большей мере поддаю­щееся осмыслению и осознанию на интуитивном уровне, по­знающееся через медитации, относящиеся к упражнениям нити жизни.

Однако прежде чем переходить к интуитивному осозна­нию этого понятия, надо попытаться дать ему словесное опи­сание, если и не совсем точное, то хотя бы достаточно при­ближенное.

Итак, каждый кирпичик, заложенный в здание твоей мо­дели мира - это конгломерат, состоящий из установок, убеж­дений, вынесенных на основе какого-то прошлого опыта, и условных рефлексов, вызывающих к жизни специфические впечатления и чувства в ситуациях, чем-то напоминающих опыт, на основе которого сформировался данный кирпичик. В него же входят записанные и закрепленные в подсознании чувства, ощущения, воспоминания, личная подсознательная интерпретация заложенного в его основание опыта, произве­дённая на базе ранее сформированных кирпичиков модели мира, и многое другое.

Кирпичик модели мира можно сравнить с детским кон­структором из разноцветных одинаковой формы пластмассо­вых частей, которые соединяются друг с другом и из которых можно создавать всевозможные формы. В руках одного ре­бенка эта игрушка превращается в красивую гармоничную конструкцию с удачно сочетающимися цветами ее деталей, а творение другого ребенка вполне может выглядеть монстром формы и цвета.

Подсознание человека закладывает кирпичики в основа­ние его модели мира с самого его рождения, и чем удачнее по­лучаются первые кирпичики, тем больше шансов, что и по­следующие, формирующиеся во многом не только на кон­кретном опыте, но и на всем предыдущем здании, тоже ока­жутся достаточно гармоничными и устойчивыми.

Кирпичик каждого опыта создается в первую очередь концентрацией внимания на каких-то частях этого опыта, а концентрация внимания достигается за счет обостренности чувств и впечатлений.

Вспомни о своем опыте с Таней. Сосредоточься на нем. В твоих воспоминаниях наиболее ярким будет именно то. что в наибольшей степени привлекло твое внимание. Расскажи мне о своих чувствах и вообще, обо всем, что ты вспомнишь.

После кошмаров предыдущей ночи вернуться к воспоми­наниям о Тане оказалось слишком легко. Я прикрыл глаза и погрузился в медитацию воспоминаний. Прошлое вновь за­хлестнуло меня.

Я ощущал прикосновения ее тела, словно она вновь об­нимала меня. и свое собственное смущение и неловкость от отсутствия опыта в подобных ситуациях и своей неподобаю­щей мужчине нерешительности. Мое тело вновь откликалось на присутствие женщины первыми яркими и сильными, но слишком непривычными реакциями, и к радости и возбужде­нию от общения примешивался страх совершить ошибку, сделать что-то не так.

Я видел смутные обрывки проплывающих перед глазами картин - смеющееся Танино лицо. когда она целует меня. за­бавляясь над моим смущением, слышал ее смех и какие-то милые забавные фразы, которыми она поддразнивала меня, подшучивая над моей неопытностью, столь неподходящей парню моего роста и сложения.

С каждой новой встречей моя уверенность в себе росла, и вместе с ней росла моя привязанность к Тане. Я уже успел изучить реакции своего тела. больше не удивлялся им и пере­стал чувствовать смущение.

Избавившись от поглощенности собственными ощуще­ниями. я уже мог обращать больше внимания на Таню, изу­чая ее. привыкая к ней. начиная ее понимать и доверять ей. Рядом с ней я взрослел на глазах, уже почти без страха гото­вясь к тому, чтобы впервые познать любимую женщину и из мальчишки превратиться в мужчину.

Потом я вспомнил, как ждал ее у сарая, постепенно при­ходя к выводу, что она не придет. Уверенный в ней. я решил тогда, что что-то случилось, что-то, что помешало нашему свиданию. Дни шли, а Таня не объявлялась. Я уже понял, что она больше не позвонит, и боль разочарования была почти нестерпимой. Моя первая женщина меня обманула, и я не по-

нимал. зачем ей это было нужно.

- Почувствуй кирпичик, построенный на этом опыте. -услышал я голос Лин. - Он - некое целостное образование, хранящееся в твоей душе, но о существовании которого ты никогда раньше не отдавал себе отчета. Сейчас ты должен осознать его в медитации и понять, из чего соткана его струк­тура.

Я сосредоточился, переводя медитацию воспоминаний в медитацию осознания. Таня отступила на задний план. и где-то внутри меня начал формироваться тяжелый, увеличи­вающийся в размерах шар. Этот шар казался живым и неза­висимым от меня и моего сознания. Он существовал сам по себе, и под его замкнутой оболочкой угадывалась какая-то напряженная жизнь, напряженное движение. В нем были за­ключены чувства и мысли, видения и звуки.

Шар словно хотел передать мне что-то, сообщить нечто очень важное, и мне казалось, что в нем заключено некое от­кровение, близкое к озарению, которое вот-вот откроет мне великую истину, и в то же время что-то во мне сопротивля­лось, не желая знать того. что мог сообщить мне шар. Я по­грузился во внутреннюю борьбу, и. видимо, это отразилось на моем лице.

Я почувствовал, как рука Лин мягко легла мне на плечо.

- Не отвергай эту часть себя. - сказала она. - Даже если ты узнаешь то, что тебе неприятно, это не имеет значения. Достаточно лишь отключиться от чувств и стать чистым соз­нанием, чтобы то. что происходит, перестало тебя волновать. Этот кирпичик - не ты, а всего лишь неправильно интерпре­тированная и интегрированная в твою личность часть трав­мирующего опыта. Нет смысла бороться с ней. отрицая ее. Так она никуда не исчезнет.

Воин жизни осознает и признает деформированные кирпичики своей личности, а потом он избавляется от де­формации, перестраивая их в позитивные и жизнеутвер­ждающие единицы осознания.

Войди внутрь того. что ты не хочешь признать, и о чем ты не хочешь вспоминать. Будь только осознанием, наблю­дающим то. что находится там. Отключи свои чувства.

Двумя руками я прогладил лицо жестом "спокойствие", и это действие почти мгновенно вернуло мне состояние отре­шенности. Я снова почувствовал в себе стороннего наблюда­теля. и то, что происходит, стало для меня всего лишь очеред­ным упражнением вроде тренировки с Учителем по преодо­лению боли. Если мне удавалось переносить сильнейшую фи­зическую боль, разве могли испугать меня кирпичики тяже­лых воспоминаний?

Мое сознание сконцентрировалось, превратившись в нож или стрелу, и это острие сознания вонзилось в темную массу шара. давящего меня изнутри.

Что-то взорвалось во мне, и я увидел себя раздвоившим­ся. Одной моей частью был сторонний наблюдатель, а другим - я сам, отождествившийся с тем самым кирпичиком моей личности. Мое второе "я"' не очень-то нравилось мне.

- Женщины - проклятые лгуньи, им нельзя доверять, -сказал я неприятным, исказившимся от ненависти голосом.

- Это установка, - спокойно сказала Лин. - Иди дальше.

- Они агрессивны. Они навязываются тебе. чтобы затем причинить боль и посмеяться над тобой. Если я снова свя­жусь с женщиной, она опять причинит мне боль. Я не должен этого допустить.

- Это уже убеждение. - сказала кореянка. - Теперь обра­тись к своим чувствам

- Мне больно, - сказал я. - Я не заслужил этого. Я любил ее. Я не сделал ей ничего плохого. Она не имела права так по­ступать со мной. Я обижен, разочарован и зол.

- Твоя реакция?

- Мне хочется плакать, но я знаю. что я не должен пла­кать. потому что я мужчина. Было бы унизительно проливать слезы из-за обманувшей меня девицы.

- И как ты справляешься с болью?

- У меня достаточно сильная воля. чтобы контролиро­вать себя. Это было тяжело, но все должно уйти в прошлое. Я забуду о Тане и забуду о боли. которую испытал по ее вине. В жизни есть слишком много приятных вещей, которые стоят моего внимания и которые позволят мне забыть о своей ду­шевной травме.

- Какие ты делаешь выводы?

- Я извлек из истории с Таней хороший урок. Я больше никогда не позволю женщине причинить мне страдания. Я не допущу, чтобы мои чувства к женщине стали настолько силь­ны. чтобы ее поведение смогло травмировать меня.

- Теперь выйди из этого кирпичика твоей модели мира, который мы условно назовем "первым кирпичиком Тани" в позицию стороннего наблюдателя. - предложила кореянка.

Я знал. какую технику нужно было выполнить для по­добного перехода. Учитель не раз использовал ее в упражне­ниях по расширению, сужению и разделению сознания.

На миг у меня перед глазами потемнело, и я почувство­вал, как мое тело и сознание темным бесплотным вихрем скользнули в какую-то иную позицию. Теперь я был отрешен­ным наблюдателем, изучающим 'первый кирпичик Тани" со стороны.

- Что ты можешь сказать по поводу того, что пережил, находясь в "кирпичике"? - спросила Лин.

- Странно. - сказал я. - Я ведь прекрасно знаю. что Таня не собиралась меня обмануть, что она ни в чем не виновата. но продолжаю реагировать так. как если бы она меня дейст­вительно обманула. Это же абсурд. Такого просто не должно быть.

- В этом и заключается ловушка человеческого сознания и восприятия. - объяснила кореянка. - Построение модели мира подчиняется не логике и здравому смыслу, а совсем иным законам. Ее формируют чувства, а не разум, и убежде­ния. возникающие в первую очередь на основе личного чув­ственного опыта, а не на логических заключениях.

Для твоей модели мира не важно - была виновата Таня или нет. Главным было то, что женщина причинила тебе боль. и в твою модель мира заложился кирпичик опыта, предназначенный для защиты тебя от подобной боли любой ценой, даже если эта защита обойдется тебе гораздо дороже. чем возможные страдания, которые могла бы тебе причинить другая женщина. Чувства не способны рассчитывать и рас­суждать. У них иное предназначение. Чувственный опыт по­зволяет человеку на инстинктивном уровне понять, что для него хорошо, а что плохо, что нужно для его выживания и преуспеяния, а что может раздавить и уничтожить его. Меха­низм чувств - великолепный механизм, но. к сожалению, он не совершенен.