Теоретические основы нейропсихологии 7 страница

Принцип хроногенной локализации функций Л.С.Выготский обосновывает новыми собственными наблюдениями в своем последнем докладе «Проб­лема развития и распада высших психических функ­ций». Этот доклад был сделан 28 апреля 1934 г. на конференции в Институте экспериментальной меди­цины, куда профессор Н.И.Гращенков звал рабо­тать Л. С. Выготского и его группу. (Там же, в ВИЭМе, 9 мая у Л.С.Выготского открылось горловое крово­течение, и через месяц его не стало.) В этом докла­де Л.С.Выготский сопоставляет следствия одного и того же функционального дефекта зрительной агно­зии, или центральной слепоты, у взрослых и детей. На основании собственных наблюдений и ссылаясь на К.Гольдштейна и О.Пётцля, Л.С.Выготский по­казывает, что в первом случае этот дефект ведет к незначительным нарушениям, ограниченным чис­то зрительной сферой, в другом случае — к грубому недоразвитию всех психических функций.

Нейропсихологическим завещанием Л.С.Выгот­ского можно назвать последние написанные им те­зисы «Психология и учение о локализации высших психических функций». Здесь он развивает три ос­новных теоретических положения, которые пред­лагает рассматривать как рабочие гипотезы для объяснения клинических фактов, относящихся к проблеме локализации.

Сначала Л.С.Выготский рассматривает положение «о функции целого и части в деятельности мозга». Он формулирует утверждение: «каждая специфическая функция... всегда представляет собой продукт интег­ральной деятельности строго дифференцированных, иерархически связанных между собой центров» (1982, т. 1, с. 170), которое лежит в основе принципа систем­ного строения высших психических функций. При этом Л.С.Выготский различает функцию мозга как целого (фон) и функцию части (фигура) и пишет: «можно считать установленным, что отношения функций це­лого и функций части бывают существенно иными тогда, когда фигура в мозговой деятельности представ­лена высшими психическими функциями, а фон — низшими, и тогда, когда, наоборот, фигура представ­лена низшими функциями, а фон — высшими» (там же). Различение фигуры и фона близко по мысли к развивавшемуся Н.А.Бернштейном (1947) представ­лению о ведущем и фоновых уровнях построения движения. Приводимый Л.С.Выготским пример авто­матизированного или дезавтоматизированного течения какого-либо процесса еще более подчеркивает эту бли­зость. Такое сходство не случайно, поскольку авторы обеих работ опираются на данные об эволюции и онтогенезе мозга и разделяют положение, что «мозг сохраняет в себе в пространственном виде задокумен­тированную временную последовательность развития поведения» (1983, т. 4, с.164).

Это понимание тесно связано со вторым раз­виваемым Л.С.Выготским положением о хроноген­ной локализации функций. Изменение строения и локализации функций в онтогенезе, возможность осуществления функций на разных уровнях в актуал-генезе составляют содержание второго принципа нейропсихологии — принципа динамической орга­низации и локализации функций.

Третье положение Л.С.Выготского раскрывает «новый по сравнению с животным локализацион-ный принцип» мозга человека, который относится к специфически человеческим областям мозга и спе­цифически человеческим видам деятельности — «высшим формам речи, познания и действия» (1982, т. 1, с. 174). Л.С.Выготский подчеркивает, что в их формировании существенную роль играют «экстра­церебральные связи»: «первоначально все эти функ­ции выступают как тесно связанные с внешней деятельностью и лишь впоследствии как бы уходят внутрь, превращаясь во внутреннюю деятельность» (там же). Аргумент из области развития дополняется аргументом, связанным с наблюдениями за патоло­гией: «...объективирование расстроенной функции, вынесение ее наружу и превращение ее во внешнюю деятельность является одним из основных путей при компенсации нарушений» (там же). Это положение Л.С.Выготского о прижизненном социальном пути формирования высших психических функций и свя­занном с ним новым локализационным принципом вошло в нейропсихологию как принцип социально­го генеза и опосредованного строения высших пси­хических функций.

В связи с тем, что споры о врожденности или прижизненном формировании высших психических функций и, в частности, языковой способности не умолкают и поныне, раскроем точку зрения Л.С. Вы­готского более подробно.

Специфически человеческие функции приобре­таются в социальном опыте, в процессе своего форми­рования они меняют свою функциональную структуру и мозговую организацию, одновременно меняется их зависимость от биологически врожденных механизмов: если вначале они определяются биологическими ме­ханизмами, то позднее определяют их.

Показательна в этом отношении сделанная Л.С.Выготским в 1932 г. запись о психофизической проблеме, где он критикует предшествующие теории за отсутствие идеи исторического развития созна­ния и формирует свою точку зрения: «...Единство психофизиологических процессов и главенство пси­хического момента; исследование психологических процессов; вершинная точка зрения в психофизио­логической проблеме...

Главное: возможность, вносимая сознанием, нового движения, нового изменения психофизио­логических процессов, новых связей, нового типа развития функций — в частности исторического с изменением межфункциональных связей — случай невозможный в плане органического развития: психо­логические системы. Пример: слово и его значение» (1982, с.66).

Попробуем развернуть этот пример. Говоря о формировании системы понятий, основы катего­риального мышления, Л.С.Выготский пишет: «ре­бенок образует новую структуру обобщения сперва на немногих понятиях; когда он овладел этой новой структурой, он благодаря одному этому перестраи­вает, преобразует и структуру всех прежних понятий» (1982, т. 2, с.280—281). Л.С.Выготский называет это преобразование «самодвижением в развитии поня­тий». Казалось бы, тем самым он подходит очень близко к идее Ж.Пиаже о роли самоорганизации:

«Саморегуляция, корни которой, очевидно, явля­ются органическими, присуща жизненным и мысли­тельным процессам, и ее действие имеет, кроме того, то огромное преимущество, что может быть непо­средственно проконтролировано: вот почему именно в этом направлении, а не в простой наследст­венности, надлежит искать биологическое объяс­нение когнитивных построений» (1979). Можно предполагать, что Л.С.Выготский согласился бы с этой идеей, но тем не менее он подчеркнул бы, что самоорганизация самоорганизации рознь и увидел бы «антиисторизм» в мнении Ж.Пиаже, что стадии психогенеза «могут рассматриваться как прогрессив­ная актуализация (связанная со становлением цент­ральной нервной системы и т.п.) некоторого набора преформаций, в процессе которой генная програм­ма как бы регулирует органический эпигенез, хотя этот последний и остается во взаимодействии со средой и объектами» (1979).

В шестой главе «Мышления и речи» Л.С.Выготс­кий противопоставляет точке зрения Ж.Пиаже свою: «Есть только два пути для объяснения отношений меж­ду развитием... логики действия и логики мысли, ло­гики наглядного и логики вербального мышления. Один путь объяснения — это закон сдвига ...или воспроизве­дения на высшей ступени ранее проделанных процессов развития, путь, связанный с возвращением в высшей сфере развития основных перипетии более раннего раз­вития... Другой путь объяснения — это развиваемый в нашей гипотезе закон зоны ближайшего развития, за­кон противоположной направленности развития ана­логичных систем в высшей и низшей сферах, закон взаимной связанности низшей и высшей систем в раз­витии...» (1982, т. 2, с.267). Л.С.Выготский видит ко­рень их разногласий с Ж.Пиаже в разном понимании отношений между обучением и развитием. Если Ж.Пиаже не специфицирует связь между ними, то Л.С.Выготский считает, что по мере взросления ре­бенка меняется тип отношения между развитием и обучением — вначале развитие по преимуществу опре­деляет обучение, позднее, наоборот, обучение опре­деляет развитие. Оно определяет новые специфические виды деятельности, новые функциональные связи, но­вые операции. «Специфическая функция каждой осо­бой межцентральной системы заключается прежде всего в обеспечении совершенно новой продуктивной... формы сознательной деятельности. Основное в специ­фической функции каждого высшего центра есть но­вый modus operand! сознания», — читаем мы в тезисах о локализации¹ (1982, т. 1, с. 172).

Возвратясь к тезисам, отметим, что в них, наряду с принципами будущей нейропсихологии, Л.С.Вы­готский раскрывает требования к методу психоло­гического эксперимента и, в частности, к методу «клинически-психологического исследования». Они предполагают необходимость, во-первых, анализа по единицам и, во-вторых, системного анализа. Для Л.С.Выготского клиническая психология не сущест­вовала отдельно, за высоким забором от теорети­ческой психологии, поэтому и мы сейчас должны обратиться к вопросу «анализа по единицам».

¹ Появление специфически человеческих операций (но­вых правил оперирования) может быть продемонстриро­вано при анализе формирования и распада синтаксических операций, обнаруживающем наличие трех генетически над­страивающихся пластов синтаксирования (см. Т.В.Ахути-на, 1989).

М.Г.Ярошевский во время обсуждения его книги о Л.С.Выготском на кафедре общей психологии МГУ сказал, что Л.С.Выготский «искал "клеточку" — не нашел; инструментальная психология себя исчерпала; утвердить единство аффекта и интеллекта не удалось» (1994). Инструментальную психологию Л.С.Выготский исчерпал, и это позволило ему построить и во многом реализовать новую программу исследований, и с «кле­точкой», и с «аффектом» дело обстоит тоже не так плохо. Начнем с «клеточек», которые представляют собой «далее не разложимые единицы, сохраняющие в наипростейшем виде свойства, присущие целому как известному единству» (там же, с. 174), а они нас при­ведут к аффекту.

В «Мышлении и речи» Л.С.Выготский в качест­ве единицы речевого мышления выделяет значение слова, в «живой драме речевого мышления» ему со­ответствует смысл. Смысл как единица динамичес­кого целого несет в себе в свернутом виде как предшествующие (мотив, мысль), так и последую­щие ступени процесса от мысли к слову. Смысл как единица речевой драмы эмоционально (аффект — мотив) окрашивает и восприятие слова собеседни­ка, и ответ ему, т.е. осмысленное слово как микро­косм человеческого сознания полифонично.

Итак, в смысле мы находим то триединство аф- . фекта, восприятия и действия, которое, по Л.С.Вы­готскому, характерно для любого акта поведения и животного, и человека. Об этом Л.С.Выготский го­ворит в работе «Младенческий возраст», где он про­тивопоставляет восприятие и действие, связанные через побуждение, потребность или, шире говоря, аффект, — рефлекторной дуге и кольцу (1982). Чле­нам этой триады соответствуют три функциональ­ных блока мозга, выделенныхА.Р.Лурия десятилетия спустя (1973, 1982 и др.).

Говоря о развитии аффективной сферы, Л.С.Вы­готский использует психологически (точнее нейропси-хологически) осмысленный анатомический аргумент: «аффективные функции обнаруживают непосредствен­ную связь как с наиболее древними подкорковыми центрами.., так и с самыми новыми, специфически человеческими областями мозга (лобными долями), развивающимися позднее всех. В этом факте находит отражение то обстоятельство, что аффект есть... про­лог и эпилог всего психического развития» (1984, т. 4, с.296—297). Современные психологические и нейро-психологические исследования подтверждают продук­тивность идеи Л.С.Выготского.

Последний пункт «нейропсихологического заве­щания» Л.С.Выготского касается того, как должен быть реализован системный анализ в «клиническо-психологическом исследовании». Наиболее подробно этот вопрос освещен в написанной в 1931 г. статье «Диагностика развития и педологическая клиника трудного детства». Л.С.Выготский обращается к нему и в незавершенной книге по возрастной психологии в главе «Проблема возраста» (1932—1934). В этих работах Л.С.Выготский различает два вида диагнос­тики развития: нормативную возрастную диагностику и так называемую клиническую диагностику. Содер­жание первой — определение актуального уровня развития и зоны ближайшего развития. Ее задача — выяснение с помощью возрастных норм данного состояния развития по отношению как к созревшим, так и созревающим процессам. В отличие от первой, симптоматической диагностики вторая основана «на определении внутреннего хода самого процесса развития» (там же, с.267). Вслед за А.Гезеллом

Л.С.Выготский полагает, что приравнивание симп­томов развития к возрастным стандартамдает ис­ходные точки для сравнительного изучения детей и постановки диагноза. В его понимании истинный диагноз — это не эмпирическое констатирование симптомов развития, он «должен дать объяснение, предсказание и научно обоснованное практическое назначение» (там же, с.268).

В связи с этим Л.С.Выготский считал недоста­точными методы, основанные «на чисто количествен­ной концепции детского развития (Бине, Россолимо)», поскольку они ограничиваются по преимуществу нега­тивной характеристикой ребенка и решают «от­рицательную задачу выделения из общей школы неподходящих к ней детей» (там же, с.273, 325). Чтобы дать позитивную характеристику ребенку, уловить его качественное своеобразие, необходимы: 1) максималь­ная специализация методов исследования отдельных функций, 2) разделение добывания фактов и их толко­вания, т.е. разделение первичных и вторичных дефек­тов, психологическая квалификация наблюдаемых явлений и фактов, 3) динамическое и типологичес­кое толкование данных, предполагающее объяснение из одного принципа наблюдающихся плюс- и минус-симптомов, «сведение к единству», к закономерно по­строенной структуре даже далеко отстоящих друг от друга симптомов.

Тонкий практик и аналитик, Л.С.Выготский спе­циально раскрывает механизм толкования, квалифи­кации симптомов, он пишет, что путь исследования описывает круг: он идет от установления набора симптомов к выявлению процесса, лежащего в их центре, и постановке диагноза, далее от диагноза вновь к симптомам, раскрывая механизм их образо­вания. Только на основе такого анализа можно пе­реходить к этиологическому диагнозу: «попытка некоторых авторов непосредственно связать карти­ну симптомокомплекса с этиологическим анализом, минуя диагноз, неизбежно приводит к тому, что цен­тральный... пункт всего педологического исследова­ния исчезает» (1984, т. 5, с.318).

Как мы видим, Л.С.Выготский начал разработ­ку методологии нейропсихологического исследо­вания с самого трудного — с детской диагностики, которая неизмеримо труднее диагностики взрослых и, в отличие от нее, находится в процессе формиро­вания и поныне. А.Р.Лурия, наоборот, начал с более простого. Прежде чем перейти к тому, как А.Р.Лурия развивал идеи Л.С.Выготского, сравним начальный и заключительный этапы в творчестве последнего.

В конце своей основной книги «Мышление и речь» Л.С.Выготский подводит итоги собственной работы: «Мы старались исследовать отношение слова к пред­мету, к действительности. Мы стремились эксперимен­тально изучить диалектический переход от ощущения к мышлению и показать, что в мышлении иначе отра­жена действительность, чем в ощущении... Если ощу­щающее и мыслящее сознание располагает разными способами отражения действительности, то они пред­ставляют собой и разные типы сознания. Поэтому мыш­ление и речь оказываются ключом к пониманию природы человеческого сознания» (1982, т. 2, с.361).

Итак, в 1934 г. вновь звучит тема статьи, на­писанной девятью годами ранее. Как проста схема 1925 г. и как объемно представление 1934 г. — и как они взаимосвязаны!

«Осмысленное слово есть микрокосм человечес­кого сознания», «...отношение между мыслью и сло­вом обнаружилось как движение через целый ряд внутренних планов...». «Было бы, однако, неверно пред­ставлять себе, что только этот единственный путь от мысли к слову всегда осуществляется на деле. Напро­тив, возможны самые разнообразные... прямые и об­ратные движения, прямые и обратные переходы от одних планов к другим...» (там же, с.358, 361). Что та­кое понимание речевого мышления значит для нейро­психологии? Использовав принципы Л.С.Выготского, его последователь может сказать: речевое мышление есть системное динамическое образование, процесс его формирования необходимо предполагает организа­цию функциональных систем с участием внешних социальных средств, в ходе онто- и актуалгенеза рече-мыслительных актов их психологическая структура и мозговая локализация меняются, как меняются взаи­мосвязи и функции мозговых структур. Последователь Л.С.Выготского, конечно, знает, что «проблема лока­лизации есть, в сущности, проблема отношения струк­турных и функциональных единиц в деятельности мозга», и знает о необходимости анализа «по едини­цам, а не по элементам» (1982, т. 1, с. 168). Но как при­менить эти знания, если в речевом мышлении все со всем связано и все меняется?

Вот эту задачу первой и поставил перед собой А.Р.Лурия.

С октября 1934 г. он работал в лаборатории ВИЭМа, затем стал студентом-медиком дневного от­деления. В 1937 г. он пришел работать в Институт нейрохирургии, в 1939 г. возвратился в ВИЭМ, в 1941 г. организовал эвакогоспиталь. Еще до войны он анализировал синдромы сенсорной и семанти­ческой афазии и премоторный синдром, но закон­ченную систему представил лишь в 1947 г. в книге «Травматическая афазия».

Какую нить Ариадны нашел А.Р.Лурия? Его подход не мог не быть историко-генетическим. Как и Л.С.Вы­готский, и Н.А.Бернштейн, он обратился к работам по эволюции мозга, и в частности коры. В коре есть «наиболее старые и элементарные зоны» — первич­ные сенсорные и моторные поля. Над ними надстраи­ваются вторичные поля. Речевые зоны возникли на основании этих зон и сохраняют в силу генетического родства существенные общие черты. Отсюда анализ того общего, что характеризует ту или иную речевую зону и пограничных с нею отделов, может позволить выя­вить специфику вклада этих зон в общую интегриро­ванную работу. «Исследование патологии пограничных зон будет для нас... методическим путем к разложению более сложных форм афазий на их составные части» (1947, с.66). Таким образом, А.Р.Лурия нашел способ выделения первичного дефекта, способ квалификации симптомов, о котором говорил Л.С.Выготский.

В свое учение об афазии он органично включил многие выделенные или разработанные Л.С.Вы­готским представления. Так, Л.С.Выготский первый указал на понятие фонемы, необходимое для анализа сенсорной афазии и алалии (акустической агнозии у детей), оно было использовано в 1934 г. Р.М.Боскис и Р.Е.Левиной, а в 1940 г. — А.Р.Лурия. Различение «предметной отнесенности» и «категориального зна­чения», проведенное Л.С.Выготским в «Мышлении и речи», было использовано А.Р.Лурия для объяс­нения механизмов номинативных трудностей при сенсорной и семантической афазиях, идея внутрен­ней речи — для трактовки динамической афазии.

Опираясь на принцип системного строения, А.Р.Лурия сделал нейропсихологический анализ на­рушений функций при различных локальных пораже­ниях мозга методом выявления компонентного состава высших психических функций. Так, его анализ нару­шений речи и письма (1950, 1975) позволил выявить набор операций, входящих в эти сложные функции. Детальное сопоставление результатов такого анализа с современными моделями порождения речи, с од­ной стороны, и с представлениями Л.С.Выготского о речемышлении — с другой, показало продуктивность и достоверность методов нейропсихологического ис­следования, разработанных А.Р.Лурия.

Наряду с принципом системного строения функ­ций А.Р.Лурия активно применял для разработки методов восстановления функций принцип социаль­ного генеза высших психических функций. В своей книге 1948 г. он сам, а затем Л.С.Цветкова и их уче­ники опираются на уже цитировавшуюся мысль Л.С.Выготского о том, что «объективирование рас­строенной функции, вынесение ее наружу и пре­вращение ее во внешнюю деятельность являются одним из основных путей при компенсации нару­шений» (1982, т. 1, с. 174).

Принцип хроногенной локализации функций в полную меру заработал позднее. Он еще осваивает­ся, и потому до сих пор встречаются работы, где авторы удивляются различиям в следствиях пораже­ний мозга у взрослых и детей.

А.Р.Лурия разработал методы нейропсихологи­ческого исследования, их первая версия представ­лена в «Травматической афазии», законченная — в «Высших корковых функциях» (1-е изд. 1962 г.).

Итак, в соответствии с замыслом Л.С.Выготского А.Р.Лурия выстроил новую область психологии — нейропсихологию. Исследования, касающиеся моз­говой организации психических процессов, роли речи в формировании произвольных действий, по­лучили мировое признание и поставили А.Р.Лурия в ряд крупнейших психологов XX в.

В заключение вернемся к началу статьи. Мы хо­тели рассмотреть путь Л.С.Выготского в решении задачи «психология и проблема локализации пси­хических функций». Наш анализ позволил выявить три разные постановки этого вопроса. Самый общий

анализ соотношения социо- и биогенеза человечес­кой психики был характерен для первого периода. Затем был поставлен вопрос о системном строении и локализации психических функций. Позднее в фокус внимания Л.С.Выготского попадает проблема актуалгенеза психических функций, вариативность путей реализации функции, т.е. динамическая орга­низация и локализация психических функций.

Эти три варианта постановки вопроса о локали­зации являются частью трех различных исследо­вательских программ Л.С.Выготского. Для первой, где ключевое слово «знак», существенна опора на философию и биологию. Во второй — с ключевым словом «значение» — важна роль лингвистики (язык как система) и неврологии (мозг как система) — «значение и система функций внутренне связаны между собой» (там же, с.167). Для третьей програм­мы ключевое слово «смысл» с его многоголосостью и текучестью. По аналогии с предыдущим можно ска­зать, что смысл и динамичность систем функций, возможность входить в разные связи, составлять разные контексты внутренне связаны между собой. «Основной принцип работы высших психических функций (личности) — социальное по типу взаимо­действие (автостимуляция, "вступление во владение своим телом", овладение) функций, ставшее на место взаимодействия людей. Наиболее полно они могут быть развернуты в форме драмы» (1981, с.55). Здесь собеседниками Л.С.Выготского становятся М.М.Бахтин, теоретики искусства, педагоги, пси­хиатры.

Для разных учеников и последователей Л.С.Вы­готского могла быть значима одна или другая программа. Например, для А.Н.Леонтьева — по преимуществу первая и третья, для А.Р.Лурия — вторая и первая, для Б.В.Зейгарник — третья.

Таким образом, Л.С.Выготский, на мой взгляд, был родоначальником не одной, а нескольких на­учных школ. Однако в его творческом наследии важны не только теоретические школы. Идеи Л.С.Выгот­ского меняли и продолжают менять психологические практики — педагогическую, клиническую, консуль­тативную, и есть все основания думать, что новое поколение психологов по-своему освоит исследова­тельские программы Л.С.Выготского.

Ю.Ф.Поляков потенциальное богатство научного наследия а.р.лурия¹

Учение А.Р.Лурия принадлежит к тем явлениям научной жизни, значение которых не ограничива­ется тем, что успел совершить сам творец, а заклю­чается в открытии возможностей движения познания в новых областях и направлениях.

Являясь основоположником отечественной ней­ропсихологии — науки, признанной во всем мире одною из составляющих фундаментальный комплекс наук о мозговых основах психической деятельности, А.РЛурия заложил теоретические основы этой дис­циплины и разработал пути приложения ее для ре­шения таких актуальных вопросов как топическая диагностика очаговых поражений мозга и восстанов­ление нарушенных высших психических функций. Он внес серьезный вклад в решение ряда смежных психологических проблем. Непосредственным начи­нанием А.Р.Лурия и его учеников явилось нейро-психологическое изучение на материале локальной патологии мозга таких проблем как ранний онтоге­нез, межполушарное взаимодействие, роль правого полушария в организации психической деятельнос­ти и др. Развертывалось исследование проблем восста­новления нарушенных ВПФ и нейропсихологических аспектов реабилитации больных.

Однако, дальнейшее развитие учения А.Р.Лурия и его школы свидетельствует о том, что помимо уже воплощенного, он оставил богатейшее наследие, которое до поры до времени оставалось сокрытым и требующим определенных усилий его учеников и последователей, для обнаружения его потенциаль­ных возможностей.

Последнее десятилетие явило огромные возмож­ности разработанных А.Р.Лурия методологических принципов, категорий и методов, позволяющих вы­сокоэффективно решать широкий круг разнообраз­ных проблем, многие из которых были поставлены уже после его ухода.

Сегодняшняя нейропсихология далеко вышла за рамки клиники локальной патологии мозга и вне­дряет идеи и методы А.Р.Лурия в исследования нетра­диционных для прежней нейропсихологии проблем и задач.

В настоящее время категории и методы, разра­ботанные А.Р.Лурия и его школой, прочно входят в фундамент отечественной клинической психологии. Они являются основой построения общей теории патологии психики, призванной синтезировать дан­ные о всей гамме изменений и восстановления пси­хики как при локальной патологии мозга, так и при психических болезнях, при психосоматических не­дугах, при пограничных состояниях и т.д. Речь идет о теории, долженствующей достроить ряд, вклю­чающий такие фундаментальные науки как общая патоанатомия и общая патофизиология. Если даже

¹ I Международная конференция памяти А.Р.Лурия. Сб. докладов / Под ред. Е.Д.Хомской, Т.В.Ахутиной. М.: РПО, 1998. С.68—72.

название такой науки окажется (по аналогии с двумя другими) — патопсихология, это ни в коей мере не умалит вклада А.Р.Лурии в строительство этой нау­ки будущего.

При рассмотрении связей между общей психо­логией и нейропсихологией чаще всего говорят и пишут о той роли, которую сыграли общепсихоло­гические взгляды Александра Романовича в создании им новой дисциплины. Но не менее важными и эв-ристичными представляются попытки оценить зна­чение оставленного А.Р.Лурия наследия для будущего самой общей психологии.

Судьба учения А.Р.Лурия и попытка прогноза его роли в эволюции психологии как науки в це­лом, позволяют говорить о серьезных потенциальных возможностях разработанных им идей.

Фундаментальный характер содеянного А.Р.Лу­рия заключается в утверждении идеологии оте­чественного научного подхода к изучению психики человека, в получении им убедительных доказа­тельств роли биологических, морфофункциональных основ психической деятельности.

Весь накопленный А.РЛурия и его учениками материал должен служить гарантом коррекции имев­шего место и сохранившегося до сих пор в нашей психологии «увлечения» влиянием социально-сре-довых факторов при недооценке значения природных основ формирования индивидуальных особенностей психики субъекта.

А.Р.Лурия принадлежит заслуга разработки и зао­стрения этой важнейшей грани познания природы человека. Грани, на которой смыкаются такие актуаль­ные проблемы как дифференциальная психология индивидуальных различий, психология способностей, типология личностей, умственная отсталость и ода­ренность, индивидуализация педагогического процес­са, медико-психологическая реабилитация, коррекция и восстановление нарушенных психических функций и ряд других.

Стратегическое значение для развития общепси­хологической науки несомненно имеет идея А.Р.Лу­рия о синдромно-факторном подходе к изучению психической деятельности.

Пафос такого подхода состоит в том, что он представляет собой наиболее действенную в совре­менной психологии реализацию системно-струк­турного анализа, дающего возможность не просто исследовать психические явления по отдельным, изолированно взятым рубрикам (функциям), но изу­чать их взаимосвязи, рассматривать их в системе.

Онтологической основой формирования пси­хологических синдромов является системная при­рода любой патологии (в частности, психической), когда развивается целая цепь структурных последст­вий действия патогенных, синдромообразующих факторов. Тем самым открывается возможность многоуровнего анализа психических явлений, свя­занных иерархическими отношениями, с переходом от вышележащих к более глубинным уровням ана­лиза.

Общепсихологическое значение синдромного подхода заключается и в том, что он, выявляя со­ставляющие компоненты (звенья) высших психи­ческих функций, дает в то же время диалектически противоречивую возможность преодоления самой категории отдельных психических функций и наме­чает выход за пределы современной функциональ­ной психологии путем вскрытия все возрастающего массива общих факторов и соответствующих компонентов психической деятельности, входящих в стро­ение самых разных психических «процессов».

Несмотря на отсутствие у самого Александра Романовича прямой декларации этого тезиса, все сделанное им убедительно свидетельствует о спра­ведливости сказанного.

В наиболее общем виде этот тезис об интегратив-ной целостной структуре психики подкрепляется в учении Александра Романовича его главой о 3-х бло­ках мозга (морфофункциональных), совместно обес­печивающих, по его утверждению, все акты поведения, все проявления психической жизни, независимо от того, в каких рубриках психологической науки они представлены — относятся ли они к праксису, к гно-зису, к речи, к мышлению и т.д. Они все включены в общую структурную связь, охвачены общностью ба-зальных компонентов, должны иметь единый каркас.

Эта центральная идея может быть реализована и наполнена конкретикой на основе синдромно-фак-торного подхода, который дает возможность изучать природу и строение психической жизни путем вскры­тия структурных взаимосвязей, составляющих ее компонентов и так называемых функций. Речь идет о проложенных Александром Романовичем путях структурного анализа психики как по горизонтали, так и по вертикали. Прежде всего, таким образом, открываются новые возможности последовательно­го построения обшей схемы психической «сферы» путем выявления общих составляющих, обнару­живаемых сегодня исследованиями уже не только локально-мозговой патологии, но и психосомати­ческой, психической и пограничной.