Основу всех форм поведения животных составляют инстинкты.

Инстинкты сформировались под диктовку среды и под контролем естественного отбора, но если даже лишить смысла какое-то инстинктивное действие насекомое его все равно завершает: например, оса – сфекс откладывает личинки на кузнечике парализуя его, затем кладет его в норку и закапывает даже если его оттуда вынули и оса заходила в пустую норку.

Или, пример с гусеницами: в поисках пищи они идут за вожаком по шелковистой нити, если нить прервать, то другой становится вожаком, а первый, обнаружив нить будет идти по ней; можно замкнуть нить в круг: Фабр наблюдал движение по кругу в течение 7 суток.

Инстинкты отличны: голуби, например, пьют, не запрокидывая голову, как все птицы.

2. Вся активность животных определяется биологическими мотивами. Это хорошо выражено в часто цитируемых словах немецкого психолога А. Гельба: «Животное не может делать ничего бессмысленного. На это способен только человек».

3. Вся деятельность животных ограничена рамками наглядных конкретных ситуаций. Они не способны планировать своих действий, руководствоваться «идеально» представляемой целью. Это проявляется, например, в отсутствии у них изготовления орудий впрок.

4. Основу поведения животных во всех сферах жизни, включая язык и общение, составляют наследственные видовые программы. Научение у них ограничивается приобретением индивидуального опыта, благодаря которому видовые программы приспосабливаются к конкретным условиям существования индивида.

5. У животных отсутствует закрепление, накопление и передача опыта поколений в материальной форме, т.е. в форме предметов материальной культуры.

Высокая целесообразность инстинктов издавна порождала теории об их «разумности». Однако со временем эти теории уступили место другим и стали говорить о «слепоте», «машинообразности» инстинктов (пример со сфексом). Но этот вывод некорректен, как и вывод о «разумности».

Вместо «разумности» следует говорить о биологической целесообразности инстинктов, а вместо «слепоты» – об их фиксированности или ригидности.

Нужно иметь в виду, что ригидность инстинкта тоже целесообразна: она отражает приспособленность животного к постоянству определенных условий его обитания. Экспериментальные вмешательства исследователя представляют собой маловероятные, а чаще всего невозможные в природе события, искажения естественных условий обитания.

Непреодолимость и даже «принудительность» инстинктивных действий отмечалась многими исследователями.

К. Лоренц описывает яркий эпизод с ручной галкой Джока. Она им воспитывалась и была преданна. Но однажды Лоренц взял в руки птенца – тут же подвергся агрессии со стороны галки. В другой раз он подвергся нападению стаи галок, когда вытащил из кармана черный с блеском платок.

В обоих случаях действия птиц были инстинктивными. Они спровоцировались видом «плененного» черного подвижного предмета. Нетрудно понять важный биологический смысл таких действий: это защита птенца, попавшего в беду. Примечательно, что птицы, как и другие животные не вольны затормозить или преодолеть эти действия.

Итак, и ошибки инстинктов и иллюзии восприятия возникают в результате автоматического срабатывания непроизвольных механизмов, причем механизмов правильных (т.е. таких, которые обеспечивают адекватное отражение или эффективное приспособление), оказавшихся в неправильных, т. е искусственных, а значит и маловероятных или невозможных в природе ситуациях.

Инстинкт обусловлен как действием внешних, так и внутренних факторов.

К внешним факторам относятся специальные раздражители – так называемые ключевые стимулы (сигналы цвета, запаха, звуки, зрительные формы, движения и т.д.) В естественных условиях обычно действуют несколько признаков, объединяясь в пусковую ситуацию (темный объект любой формы, совершающий танцующие движения, заставляет самца бабочки-бархатницы в брачный период преследовать его; в брачный период ярко окрашенное брюшко самца колюшки – ключевой стимул, демонстрируя его, он отпугивает от гнезда соперников и привлекает самку).

В ходе исследований было открыто интересное явление сверхстимулов или сверхоптимальных стимулов. Так, например самец бабочки-бархатницы особенно охотно преследует предметы, которые имеют более темную окраску, чем натуральный цвет самки и в 3-4 раза большие по размеру. Чайка предпочитает высиживать макет яйца в 10 раз больший, чем собственное яйцо, оставляя его без внимания. Большой раскрытый клюв кукушонка заставляет птиц кормить его более охотно, чем собственных птенцов.

К внутренним факторам относится эндогенная стимуляция центров инстинктивных действий, которая приводит к понижению порога их возбуждения. Очень показательны в этом отношении, факты расширения спектра раздражителей, например, токование голубей при изоляции от самок: по мере увеличения времени изоляции все больший круг предметов вызывал токование (самки другого вида, чучело, скомканный платок, пустой угол).

В настоящее время дискутируется вопрос о соотношении инстинкта и научения.

Раньше формы поведения, основанные на инстинкте и на научении, противопоставлялись. Считалось, что инстинктивные действия жестко запрограммированы, и животное способно к их реализации без всякой индивидуальной доводки. Согласно современным данным это далеко не так. Показано, что многие инстинктивные действия должны пройти период становления и тренировки в ходе индивидуального развития животного. Такая форма получила название облигатного (т.е. обязательного) научения.

Например: полеты птенцов несовершенны; зяблик, снегирь не в состоянии воспроизвести песню своего вида, если выросли в изоляции. Но такая достройка тоже запрограммирована.

Гораздо большую пластичность поведения обеспечивает факультативное научение. Этим термином обозначается процесс освоения новых, сугубо индивидуальных форм поведения. Если при облигатном научении все особи вида совершенствуются в одних и тех же (видотипичных) действиях, то при факультативном научении они овладевают индивидуально – особенными формами поведения, приспосабливающими их к конкретным условиям существования индивида (полезные привычки домашних животных, цирковая дрессировка; соколы, обнаруживая в засаде у гнезда охотника, научились бросать пищу птенцам с высоты, недоступной выстрелу; песцы, на которых охотились, протягивая на пути к приманке нить, соединенную с ружьем, стали прорывать ход в снегу к приманке).

Описаны случаи передачи нового, «изобретенного» каким-нибудь животным способа поведения другим особям популяции (на японском острове одна обезьяна нашла способ посолить пищу, обмакнув ее в морскую воду), а затем и последующим поколениям. Это получило названия поведенческой традиции. Действие по традиции отличается от видотипичного поведения тем, что присуще только особям, проживающим на общей ограниченной территории.

По существу поведение животных представляет собой сложное переплетение видотипичных и приобретенных элементов поведения. По Фабри, на стадии перцептивной психики каждый поведенческий акт формируется в онтогенезе путем реализации генетически фиксированных компонентов видового опыта в процессе индивидуального научения.

Все сказанное до сих пор об инстинктах животных чрезвычайно важно для понимания биологической предистории специфически человеческих форм поведения. К ним прежде всего относятся язык и общение животных, а так же использование ими орудий.

Язык животных представляет собой сложные системы сигнализации – с помощью сигналов очень разных модальностей – звуков, движений, поз, запахов, цветов и др., животные передают друг другу информацию о биологически значимых событиях и состояниях. Это сигналы тревоги, опасности, угрозы, покорности, «ухаживания» и др. Элементы языка животных не обозначают внешние предметы сами по себе, их абстрактные свойства и отношения. Они связаны с конкретной биологической ситуацией и служат конкретным биологическим целям. В языке отсутствует семантическая функция.

Другое отличие в его генетической фиксированности. Он представляет собой закрытую систему, которая содержит ограниченный набор сигналов. Так у кур расшифровано 20, у человекообразных обезьян – до 90 сигналов.

Язык человека – открытая система: он непрерывно развивается, обогащаясь новыми понятиями и структурами.

Генетическая фиксированность языка животных выражается, в частности, в том, что его элементы – это ключевые стимулы, которые тормозят или включают соответствующие инстинктивные действия (в период вскармливания птенцов птицы нападают на всех, кто приближается, самих птенцов охраняет их писк. В одном опыте в гнездо птицы спускали на нитке чучело птенца, и она его атаковала, но стоило включить запись писка – атака резко затормаживалась; в другом опыте, оглушенная индейка убивала собственных птенцов).

Общение с помощью языка, поз и движений может принимать форму ритуалов. Ритуалы у животных – это сложный набор инстинктивных действий, которые потеряли свою первоначальную функцию и вошли в другую сферу жизнедеятельности в качестве сигналов и символов. Многие птицы кормят друг друга в брачный период. У куриных, это действие ритуализируется: токующий петух может клевать пустую землю, перебирая ногами и издавая призывные звуки, самка подбегает и начинает клевать рядом в отсутствии корма. У павлинов – он распускает хвост и просто указывает клювом в определенную точку на земле. Распространен ритуал поднесения подарков. Он по-видимому возник из действий, обеспечивающих безопасность самца. Самки богомола, так как они крупнее, в момент оплодотворения поедают самца. Преподнося ей что-нибудь съедобное, самец отвлекает внимание. У некоторых птиц этот ритуал приобрел символическую форму – подарок может быть несъедобным – камешек, веточка.

При всем поразительном сходстве ритуалов они отличаются от людских тем, что их природа различна. У животных – это всегда генетически запрограммированные, инстинктивные акты; у человека – действия, передаваемые через культурные традиции.

Особенно сложные формы общения наблюдаются у животных в сообществах. Характерная их черта – иерархия, распределение функций (вожак, рабочий, трутень и т. д.).

Но главное, что отличает групповое поведение животных от человека – это ее подчиненность исключительно биологическим целям, законам и механизмам. Групповое поведение закреплялось естественным отбором. Человеческое же сообщество возникло на другой основе – совместной трудовой деятельности. Производительный труд стал возможным благодаря использованию орудий. Поэтому орудийная деятельность животных рассматривается как одна из биологических предпосылок антропогенеза.

Животные (обезьяны) используют простейшие орудия: с помощью палочки извлекают термитов, с помощью губки из пережеванных листьев достают воду из углублений. Но они не используют орудия для изготовления орудий, не совершенствуют их. Изготовление орудия с помощью другого орудия – это уже отделение действия от биологического мотива и новый вид деятельности – труд. Изготовление орудия впрок предполагало наличие образа будущего действия, т.е. появление плана сознания. Оно предполагало далее разделение труда, т.е. установление социальных отношений на основе небиологической по своему содержанию деятельности. Наконец, оно означало материализацию трудовых операций (в форме орудия труда) с возможностью хранения этого опыта и передачи последующим поколениям. Ничто, из перечисленного, не свойственно орудийной деятельности животных. Животные никогда не вступают в отношения между собой по поводу применения орудия, тем более по поводу его изготовления. Использование орудия – это одна из форм биологической адаптации животных и имеет лишь внешнее сходство с трудовыми действиями человека.

2.4.3. Сознание человека – высший этап развития психики

Мы должны более подробно рассмотреть вопрос о качественных особенностях психики человека, которые решительно выделили его из животного мира. Эти особенности возникли в процессе антропогенеза и культурной истории человечества и были непосредственно связаны с переходом человека с биологического на социальный путь развития.

Начало человеческой истории означает качественно новую ступень развития, коренным образом отличную от всего предшествующего пути биологического развития живых существ.

Новые формы общественного бытия порождают и новые формы психики. И это, прежде всего – сознание.

Прежде всего, сознание выступает как эмпирический феномен осознанности («непосредственной данности») и, в частности, как осознание собственного «Я» [152].

Сознание – высшая, свойственная человеку форма обобщенного отражения объективных устойчивых связей и закономерностей окружающего мира, а также создание внутренней модели внешнего мира, в результате чего оказывается возможным познание и преобразование окружающей действительности.

Развитие сознания у человека неразрывно связано с началом общественно трудовой деятельности.

По мере развития трудовой деятельности человек, воздействуя на природу, изменяя, приспосабливая ее к себе и господствуя над ней, стал, превращаясь в субъекта истории, выделять себя из природы и осознавать свое отношение к ней и к другим людям.

Через посредство своего отношения к другим людям, человек, стал все более сознательно относится и к самому себе, к собственной деятельности; сама его деятельность становилась все более сознательной, направленная в труде на определенные цели, на производство определенного продукта, на определенный результат, она все более планомерно регулировалась в соответствии с поставленной целью.