Шрамы от критических замечаний

Как психолог, помогающий людям найти источник их беспокойства, я часто бывал свидетелем того, какое длительное действие оказывал ущерб, при­чиненный недальновидными замечаниями, сделанными во время родов. В то время как замечания, сделанные в любое другое время, нужно рассмат­ривать в широком контексте, слова, сказанные во время чьего-то рождения, оказывают необычайно сильное действие. Критические реплики, которые можно легко выкинуть из головы в любое другое время жизни, поражают, как удары молнии, и отпечатываются в разуме малыша. Результат — бо­лезнь и страдания, которые позднее потребуют многих лет лечения.

Ниже приводятся примеры замечаний, сделанных моим клиентам во время рождения. Все они оказались опасными для умственного и физического здоровья и потребовали впоследствии нескольких этапов лечения.

Доктор —медсестрам: "Уф, этот, похоже, болезненный".

Медсестра — одному из родителей: "Мы сделаем все, что в наших силах, но ничего не можем гарантировать".

Доктор —медсестрам: "Посмотрите на нее! Нам повезло, что она вообще родилась, учитывая, что все так плохо".

Медсестра — медсестре: "Другая девочка. Она доходяга".

Отец медсестре: "С ней уж ладно. Позаботьтесь о матери".

Мать — соседке по больничной палате: "Посмотри на ее волосатые уши".

-

Мать — доктору, взволнованно: "Что у нее с головой?"

Мать — доктору: "Почему вы просто не обмотали пуповину вокруг ее шеи и не задушили ее?" (Не удивительно, что ее дочь сказала, как ненавидела свою мать с самого первого дня рождения).

Ида

Они думали, что я безобразный ребенок. Все родственники высказали мне­ние по этому поводу. Все согласились. Они привыкли посмеиваться над мо­ими глазами, потому что они смотрели пристально. Они говорили, что я постоянно смотрю, как лягушка, поскольку я открывала их широко, как будто чего-то боялась.

Опыт, приобретенный маленьким Стюартом, дает нам возможность изнутри взглянуть на то, как во время схваток и родов возникают негативные пред­положения. По мере того, как роды принимали все более сложный оборот, доктор позволял себе ругательства, обвинения, сарказм и насмешки. Про­изнесенные во время смертельной опасности и дистресса, его слова имели огромное влияние на Стюарта.

Стюарт

Я застрял! Я не могу двигать плечами. Доктор тянет меня за голову.

Болит челюсть; он давит на нее и тянет. О, мой рот! Он тянет все сильнее и сильнее. Эта тяга становится все больнее и больнее...

Больно, больно... Я чувствую, что мои плечи так сжаты, а доктор тащит, и я не могу выйти!

Он кричит на меня и тянет... "Тужься! — кричит он. — Тужься! Тужься!"

Все постепенно немеет.

Он тянет за мое правое плечо, пытаясь освободить руку. Он использует свои руки, как тиски, чтобы вытащить меня.

Я чувствую полное онемение. Мне кажется, что все мои кости сломаются, так я стиснут!

Выход настолько велик, насколько возможно, и моя мама кричит и тужится. Она совсем не расслаблена. Она зажата, и я зажат. И доктор действительно злится, потому что я не выхожу, как предполагалось.

А он все сильнее тянет за мое правое плечо. Меня схватили! Затем он тя­нет меня за голову. Он обхватывает меня за челюсть и сзади за шею и тя­нет то вперед, то назад, как бы раскачивая, тянет меня в одну сторону и за­тем в другую, пытаясь сначала освободить одно плечо.

Он торопится. Он говорит, что скоро мне нужно будет дышать. Полагаю, поэтому он так сильно тащит меня за голову и правую руку. Он грубый.

Его слова грубые, совсем не вежливые. Он в замешательстве, так как я не выхожу и не реагирую. Я ненормальный ребенок и не делаю то, что надо. Я не уверен в том, что мне надо делать!

Он говорит: "Миссис Е., у вас упрямый ребенок. Он не совсем нормальный, как другие (обычные) дети. Они выбрасывают свои руки, а он нет. Он упорствует. Я пытаюсь его вытащить, а он упирается. Я не знаю почему..."

Он говорит не очень приятные вещи обо мне. Он говорит, что я причи­нил ему много неприятностей, что я сложный. Он говорил маме, что я буду сложным ребенком. Неправда. Я не буду сложным, но он говорит, что это так.

Да, глупо то, что он обо мне сказал, но все согласны; никто не принял мою сторону. Я хотел сказать: "Нет, неправда", — но они не послушали бы.

Он назвал меня маленьким пердуном! Он сказал: "Наверное, этот малень­кий пердун везде будет опаздывать!". И рассмеялся, как будто это была шутка. Все засмеялись...

Я не знал, что происходит, но он сказал, что это все моя вина — эти слова такие четкие!

Мне очень хотелось что-то сказать, но я не мог. Я не мог ничего сказать; я не знал как. Но я хотел. Все смеялись, а я чувствовал себя плохо.