Река – древнейший образ речи

Наиболее древние свидетельства рефлексии человека над речью известны из древнеиндийской мифологии. Это связано с принципиальной "словоцентричностью" (В.Н. Топоров) культуры Древней Индии: такая культура "ставит в своем начале Слово как высшую реальность...". Во все времена древнеиндийская культура "сохраняла глубочайшее понимание суверенности Слова, Речи и уникальную среди исторически известных культур осознанность своего отношения к языку" (Топоров, 1985, 6).

В древнеиндийской мифологии Сарасвати – имя главной, наиболее почитаемой реки и имя богини этой реки (по некоторым данным, Сарасвати – сакральное название Инда); одновременно Сарасвати – это и богиня речи, покровительница поэзии; она изобрела санскрит и деванагари*. Иногда Сарасвати отождествляют с богиней речи Вач (др.-индийск. 'речь, слово'), дочерью божественного провидца Амбхрины (его имя означает 'влажный') и одной из жен Праджапати (творца всего сущего), "создавшего воды из мира в образе речи" (В. Н. Топоров, статья "Вач" в МНМ, I, 220; см. также статью Топорова "Сарасвати" в МНМ). Вач обитает на небе и на земле, но ее лоно – в воде, в море. Таким образом, мифологическое сознание соединяет узами родства речь и реку (течение воды).

* Санскрит (др.-индийск. 'составленный, обработанный, достигший формального совершенства') – литературный древнеиндийский язык послеведийской поры (памятники начиная с IV в. до н.э.; до сих пор язык части гуманитарного знания и культа; о санскрите см. §3.2.); деванАгари (санскритск. deva – 'бог' и nagari – –'городской') – алфавит, сложившийся к VII-VIII вв. на основе древнейшего индийского письма брАхми; с XI в. самое распространенное в Индии письмо (используется в санскрите, хинди, маратхи, непали и других языках).

Связь речи с рекой представляет собой древнейший архетипический образ, отраженный в некоторых мифологических традициях и языках. У хеттов (индоевропейцы, жившие в центральной части Малой Азии), у ханаанеян (древняя Палестина, Сирия, Финикия) река – это божество, символизирующее высший суд. Следы этих представлений сохранялись в обычае "клятвы при воде"; в ритуалах испытания водой. Например, в средневековой Европе в судебных процессах такое испытание – 'утонет или нет' – было одной из форм ордалии ("Божьего суда") наряду с испытанием огнем. В древней Англии реки почитались за их пророческую силу (Топоров, 1988[а], 376).

Обозначения реки и речи происходят от разных корней, но почему-то они похожи, причем в разных языках. Например, греч. rhéos 'течение, поток' (отсюда, например, термин физики реология – 'наука о течении и деформации вязких и пластичных (текучих) сред') и греч. rhe – корень слов со значением 'речь, слово' (от производного с этим корнем позже образовали термин риторика).

Этимологические словари славянских языков не указывают на родство слов речь (из праслав. *rekti – 'говорить') и река, но эту близость допускал В.И.Даль: речь по отношению к река – "вероятно того же корня, но отшатнулось и стоит по себе" (Даль, IV, 94). Возможно, это поэтическая этимология, но именно в народном, мифопоэтическом сознании речь человека издавна сближалась со звучащим течением воды. Это хорошо видно в сочетаемости слов. Ср. вполне обычные, с едва ощутимой образностью сочетания-полуклише: льется речь (и Лейся, песня, на просторе!), поток слов, плавная речь, течение речи, термин психолингвистики речевой поток, а также фразеологизмы, включающие сближение речи (или мысли) и льющейся воды: растекаться мыслию по древу, переливать из пустого в порожнее, заткни фонтан! и под. В нефольклорной поэзии этот образ, в силу привычности, почти не используется; ср., впрочем, полноводная речь (П. Вяземский), тихоструйная речь (Ю. Герман), а также в фольклорно-стилизованном контексте:

А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.

(А. Пушкин)

В обычной речи образность сочетаний вроде течение речи едва ощутима, но тем очевиднее, что сближение речи и реки существовало в далеком прошлом человеческого сознания.

Мифология имени

Одна из фундаментальных особенностей мифопоэтического сознания состоит в отождествлении (или неразличении, или недостаточном различении) имени и вещи. Имя представлялось загадочной сущностью вещи; знать имя означало иметь власть над тем, что названо; произнести имя, назвать по имени – могло означать создать, оживить, погубить, овладеть...

Похоже, что для мифологического сознания имя было одной из главных тайн мира. Кто дал имена вещам? Что означают имена людей? Каким образом звуки составляют имя? Почему именно "эти звуки" в этом имени, а не другие? Что значит имя в судьбе человека? Так звучат главные вопросы мифологической философии имени.

В ряде текстов "Ригведы"*, в "Одиссее", во фрагментах Эсхила, в нескольких пифагорейских источниках встречается сложное слово или выражение со значением 'установитель имен' (греч. onomatothétes – дающий (устанавливающий) имя, ономатет)**. Этот оборот – след древнейшего мифа индоевропейской поры о "создателе речи"). По-видимому, это был типичный миф о "культурном герое"*** – человеке (часто это полубог или первопредок), который добыл или создал для людей различные предметы культуры, научил ремеслам, искусствам, установил ритуалы и праздники. В ведийской мифологии "установление имен" равнозначно акту творения. Поэтому в "Ригведе" Господин речи (таково одно из определений Вашвакармана, божественного творца вселенной) – одновременно и Всеобщий ремесленник, ваятель, плотник, создавший небо и землю; он же – вдохновитель священной поэзии и покровитель состязаний в красноречии. В философских сочинениях пифагорейцев о создателе имен говорится, что "после числа на втором месте по мудрости находится тот, кто установил имена вещам" (Иванов, 1964, 88). Согласно мусульманской мифологии, имена вещам установил Адам, первый человек и первый пророк Аллаха, созданный Богом для того, чтобы он был его заместителем на земле.

* Самый ранний в ведийской (древнеиндийской) традиции сборник религиозных гимнов, созданных в XV-X вв. до н.э.

** В переводе "Одиссеи" устойчивый, воспроизводимый характер этого оборота, по-видимому, трудно ощутить:
"Автоликон, богоданному внуку ты выдумать должен / Имя, какое угодно тебе самому..." (Пер. В. Жуковского)

*** Термин исследователей мифологии и фольклора.

Мифологические представления о том, что дать имя – это создать, сделать сам предмет, отразились в истории одного индоевропейского корня в славянских языках – корня *dhe-. Это как раз тот компонент, который входил в оборот со значением 'установитель имен' (его греч. соответствие thétes), обозначавший того, с кем древние индоевропейцы связывали и наречение именем и создание предмета; в праславянском языке* ему соответствовал корень *de-. В прошлом во всех славянских языках глагол с этим корнем и его производные обладали двумя группами значений – и 'делать', и 'говорить'. Такая семантическая двуплановость до сих пор сохраняется в чешском, словенском, верхне- и нижнелужицком языках (ср. словенск. dejati 'делать', 'говорить', 'класть, ставить'). В восточнославянских языках этот корень в основном связан со значением 'делать' (белорусск. дзейн?чаць, злодзей, дабрадзей, русск. деяние, действенный и т.п.). Однако след значения 'говорить' сохранился: он ощутим в частицах, которые служат как бы знаками цитирования при передаче чужой речи – де (из древнерусск. он дЕетъ – 'он говорит'), дескать (из древнерусск. дЕетъ 'говорит' + сказати).

* Праславянский язык (славянский праязык, или общеславянский язык) – язык древних славянских племен, выделившихся из индоевропейской общности; существовал примерно тысячелетие, до середины V в. н.э.; на основе диалектов праславянского языка сложились отдельные славянские языки (или их группы).

В иудаистической мифологии запечатлено напряженное "вслушивание" древнего человека в само звучание имени. Старший из израильских патриархов, приняв "Завет" от Бога, получает и преобразованное имя: было Аврам ('отец великолепен') – стало Авраам ('отец множества'): ...но будет тебе имя: Авраам; ибо Я сделаю тебя отцом множества народов (Быт 17, 5). В знак особой милости Бог прибавляет один звук и к имени его жены: И сказал Бог Аврааму: Сару, жену твою, не называй Сарою; но да будет ей имя: Сарра (Быт, 17, 15). В мистических учениях раннего средневековья, когда человек особенно упорно всматривался в знаки и имена, стремясь найти в них тайные значения, имя Адам было осмыслено как символ всего человечества: таким значительным показалось то, что буквы его имени соответствовали четырем странам света (на греческом языке: Anatole – восток, Dysis – запад, Arktos – север, Mesembria – юг).

Мотив символичности букв в имени первочеловека был усвоен и славянской книжностью (хотя при этом переводчикам пришлось подбирать иные смыслы и ограничиться толкованием трех букв). Согласно апокрифу XII в. "Сказание како сотвори Бог Адама", Бог по буквам "собирал" имя Адама: И посла Господь ангела своего, повеле взяти "азъ" на востоце, "добро" – на западе, "мыслете" на севере и на юзе. И бысть человек в душу живу, нарече имя ему Адам ["Азъ", "добро", "мыслете" – церковнославянские названия кириллических букв, соответственно А, Д и М] (Памятники литературы Древней Руси: XII век. М.: Худ. л-ра, 1980. С. 151). Подробно о традиции неконвенционального отношения к знакам письма см. §23-28.

С верой в магические свойства имени были связаны две противоположные крайности в отношении к слову: с одной стороны, табу, т.е. запрет произносить имя (подробно см. §22), а с другой стороны, повторения значимого имени. Особенно значимы табу и/или повторы имени Бога. Например, в культуре народа ибо (Африка) вместо имени Бога звучит оборот, означающий 'Тот, чье имя не произносится'. Многократные повторения имени Бога обычны в ритуалах самых разных верований и религий. В истории известны соединения табу и повторов одного имени в пределах одного текста.

Выдающийся лингвист нашего столетия Ф. де Соссюр, изучая в 1906-1909 гг. анаграммы* в молитвах и гимнах на санскрите, древнегреческом, латинском языках, высказал гипотезу об их мифопоэтической мотивированности: в их основе "могло быть религиозное представление, согласно которому обращение к богу, молитва, гимн не достигают своей цели, если в их текст не включены слоги имени Бога" (Соссюр, 1977, 642). Догадки Соссюра об анаграмматическом строении мифопоэтических текстов и о магической функции анаграмм были впоследствии подтверждены (в 30-х гг. – в работах О. М. Фрейденберг о древнегреческой поэзии; начиная с 60-х гг. – в исследованиях ведийских гимнов В. Н. Топорова, Т. Я. Елизаренковой).

К сожалению, в переводах анаграмматические эффекты во многом теряются, и все же эту насыщенность текста значимыми созвучиями и ключевыми корнями можно почувствовать по следующему фрагменту из "Заговора на возвращение коров" ("Ригведа", X, 19):

О возвратитель, приведи!
О возвратитель, верни!
Четыре стороны земли –
Из них верни их!

(Ригведа, 1972, 214)

* Анаграмма (греч. anagrâmmatismos – перестановка букв) – повторение звуков или слогов определенного слова в тексте. В древнейших религиозных текстах анаграмма имени Бога создавала многократное, но скрытое повторение сакрального имени: текст был "насыщен" его элементами при одновременном отсутствии имени в явном виде. Об анаграммах в русских загадках см.: Топоров, 1987 В повое время анаграммы встречаются в шарадах и подобных словесных загадках и шутках, иногда в псевдонимах (например, Харитон Макентин – анаграмма имени поэта Антиох Кантемир).

20. От слова – станется?
(Фольклорные представления о магии имени)

Верой в магические свойства имени пронизан весь фольклор. Даже в поздних фольклорных жанрах (таких, как былички, бывальщины, легенды, устные рассказы и т.п.) смысл бесчисленных историй сводился к тому, что если знать имя нечисти, то именем можно нечисть и отвести; если отгадать имя, то получишь власть над тем, кто носит имя; от слова зависит судьба и жизнь.

Вот сюжеты нескольких польских быличек. Три богини приходят к женщине, чтобы забрать ее ребенка, но исчезают, когда она угадывает их имена. Упырь выходит из гроба и, взобравшись на колокольню, выкрикивает имена людей: кто слышит его голос, умирает. Во время мора холера ходила под окнами домов и спрашивала людей: Спите? Если жители отвечают: Спим, холера говорит. Тогда спите навеки, и все в доме умирают. Если же они скажут: Не спим, а Бога хвалим, она отвечает. То хвалите вовеки, и люди выживают (Этнолингвистика, 1988, 103).

В.И. Даль, приводя в "Толковом словаре" присловья От слова не станется, От слова не сбудется, указывает, что так "говорят помянув что недоброе" (Даль, IV, 222), т.е. назначение приговорки – не допустить, чтобы сказанное сбылось: От слова не сбудется означает 'Пусть от этого слова не сбудется'; ср. близкое белорусское присловье: Каб не прагаварыць, т.е. 'не сказать такое, что потом исполнится'. Ср. также присловья или отдельные значения слов, когда-то связанные с представлениями, что помянуть, назвать может означать 'позвать, вызвать': Помяни по имени, а он тут; Легок на помине; Сиди тихо, не поминай лиха!; напророчить, накаркать; Типун тебе на язык! (последнее говорят как недоброе пожелание, впрочем, сейчас чаще шутливое, тому, кто говорит не то, что следует).

С древней верой в имя связано то внимание к имени, которое сохраняется в современных культурах, в том числе в психологии безрелигиозных людей – например, при выборе родителями имени ребенку или при знакомстве парня и девушки в начале ухаживания (которое представляет собой во многом безотчетное, полуинстинктивное ролевое поведение): девушка отказывается тотчас назвать свое имя, парень же стремится не просто знать имя – он добивается, чтобы девушка сама его назвала. Ср. также некоторые любопытные фольклорные данные, говорящие о внимании народа к имени. В сборнике Даля "Пословицы русского народа" (1862) и в его "Толковом Словаре" читаются, например, такие максимы: Корова без клички – мясо; Ребенок без имени – чертенок; Аминь человека спасает; Аминь дело вершит. Рядом же – пословичная "полемика": Аминем квашни не замесишь; От аминя не прибудет. В том, что пословицы противоречат друг другу, и заключается народная мудрость, но разумеется, этот "спор" принадлежит сравнительно недавнему времени.