Стандартная методологическая парадигма в кросс-культурной психологии 3 страница
Теперь мы сосредоточимся на вопросе о характере роли, которую культура может играть и играет в психологической теории, обращая особое внимание на будущее развитие данной отрасли знаний.
Место культуры в психологической теории
Как мы предполагали, наше время является непростым для психологов, которые интересуются концепцией культуры. На деле же, по мере того как психология медленно и, пожалуй, даже мучительно вновь открывает концепцию культуры и включает ее в свой теоретический репертуар, можно было бы доказать, что паше время является одновременно лучшим и худшим для изучения психологии и культуры. Обострившийся интерес психологов традиционного направления к данной сфере может соперничать с неистовыми спорами универсалистов и релятивистов, приверженцев кросс-культурной и культурной психологии, нативистами и эмпириками и т.д.
Самый беглый обзор развития данной области за последние десять лет позволяет обнаружить значительное развитие и появление различных направлений. Например, в дополнение к основным подходам, подобным экокультурной схеме (Berry et ai., 1992), индивидуализму—коллективизму (Triandis, 1995), появились как новые модели, так и дополнения к более ранним, которые применяют функционалистский подход к культуре (Adamopoulos, 1991, 1999; Malpass, 1990), новые интерпретации эволюционного подхода (Buss, 1989) и множество подходов, которые можно было бы определить как «контекстуалистские», которые рассматривают культуру как богатую совокупность внешний условий, в рамках которых существует переплетение многообразных психологических процессов и структур (например Miller, 1994).
Как было описано выше, в большинстве этих подходов культура, как бы ее не интерпретировали, осмысляется прежде всего как предпосылка поведения индивида. В рамках кросс-культурной психологии это наиболее очевидно, однако и в культурной психологии такой подход встречается достаточно часто. Лоннер и Ада-мопулос (Lonner & Adamopoulos, 1997) проанализировали многие психологические подходы к культуре, проверяя главным образом две характеристики этих подходов: уровень значимости (первичность или вторичность) конструкта культуры в рамках каждого из подходов и предполагаемый вид воздействия (прямое или косвенное), которое культура оказывает на функционирование личности. Этот анализ позволил выделить четыре отдельных подхода; а) культура интерпретируется как независимая переменная (или комплекс переменных), которая оказывает непосредственное влияние на поведение; б) культура интерпретируется как общин контекст, в рамках которого осуществляется поведение личности; в) культура понимается как опосредующая переменная, определяющие явные взаимосвязи между другими переменными (например, чертами характера) с поведением; г) культура понимается как опосредующая переменная, которая вносит значительные изменения во взаимосвязь двух других переменных, представляющих интерес (например, конкретной деятельностью и переменной действий индивида).
Оказывается, большинство, если не все, кросс-культурные подходы укладываются в данную схему. Такая классификация не всегда проста, поскольку очень многие теории и модели в данной области не содержат ясно выраженных положений, связанных с пониманием культуры. Однако часто они вынуждены выражать такое понимание косвенным образом. Например, позволяя культуре воздействовать на теоретические взаимосвязи между психологическими переменными и поведением, теория определенно рассматривает культуру как опосредующую переменную. Такие допущения делают возможной классификацию моделей в пределах данной схемы (см. пример Я-конструирования, упомянутый выше в разделе о двух ликах культуры и психологии).
Важным моментом анализа, проведенного Лоннером и Адамопулосом (Lonner & Adamopoulos, 1997), становится вывод о том, что в большинстве кросс-культурных теорий рассматривают культуру как фактор, предшествующий поведению, часто даже как с непосредственной причиной поведения. Культура как следствие поведения человека (в простейшем случае как зависимая переменная) в кросс-культурной литературе появляется крайне редко. Тем не менее, как и в случае с любым другим феноменом, если мы намерены понять, что такое культура, мы должны выйти за пределы простого описания: мы должны быть способны истолковать этот феномен и даже в некотором роде предсказать его. Например, вместо того чтобы обсуждать одни лишь исторические сведения об индивидуализме и коллективизме, что столь блестяще сделал Триандис (Triandis, 1995), специалистам по кросс-культуре следовало бы попытаться прогнозировать возникновение этих феноменов и их проявления в будущем, может быть, в форме культурных институтов, межличностных отношений и систем понятий. К сожалению, до сих пор в данной области сделано очень мало (см. попытку такого рода в книге Adamopoulos, 1999). Основной причиной этого, которая названа здесь, является то, что недостаток работ и знаний в этой области вызван не только сложностью вопроса, но также почти исключительной установкой исследовательских работ па то, что культура предшествует поведению индивида. Однако культура может и должна рассматриваться как результат деятельности человека, а не только как его детерминанта или фактор, предшествующий этой деятельности (см. также Berry, 1999).
Культура как конструкция
Любая созданная человеком конструкция, включая культуру, может выполнять, по крайней мере, одну из двух основных функций: способствовать или обеспечивать возможность дальнейшей деятельности или препятствовать деятельности, ограничивая ее. Б своем философском анализе поведения, базирующемся на нормах, Швейдер (Shwayder, 1965) подчеркивает различие между нормами разрешающего характера и ограничительными нормами. Разрешающие нормы позволяют человеку изобретать новые способы выполнения задачи (например языковые нормы), в то время как ограничительные нормы более определенно регламентируют направление деятельности (например правила игры). Адамопулос (Adamopoulos, 1994) использовал это разграничение в работе по структуре ситуаций и концепции социального окружения.
Между общественными науками существуют значительные различия в подходах к культуре. Например, антропология и социология делают акцепт на разрешающих моментах культуры, подчеркивая важность адаптации. С другой стороны, психология, с ее интересом к свободе личности, предполагает подчеркивание ограничительных сторон культуры. Возможно, обобщение покажется чрезмерным, но оно отражает не только западные предубеждения, касающиеся важности свободы личности. Иначе почему Конфуций (551-479 до н. э.) открыто осуждает «анархию» своего времени и выступает за то, чтобы люди вернулись к «старым добрым временам», если вопрос свободы личности не был проблемой того времени в Китае.
Несмотря на такой интерес психологии к свободе личности, на первый взгляд может показаться удивительным то, что основные теории кросс-культурной психологии приняли в большей степени антропологический подход, относясь к культуре в первую очередь как к образованию разрешающего характера. Как показано на рис. 2,1, и экокультурная схема, и теории, касающиеся индивидуализма—коллективизма, относятся к культуре как к фактору, предшествующему поведению, — иногда даже как к независимой переменной, как происходит это в экокультурной схеме, — и как к изобретению. Например, Сегал и соавторы (Segalletal., 1999) определенно высказываются о различных видах культурной адаптации к экологии как об «изобретениях» и интерпретирует их как детерминанты поведения индивида. С другой стороны, возможно, такой подход не столь уж удивителен. Он может быть отражением сознательной попытки специалистов по кросс-культурной психологии привнести в традиционную психологию альтернативный взгляд, не разрушая традиционного интереса социальной психологии к ситуативным детерминантам поведения. Адамопулос и Кашима (Adamopoulos & Kashima, 1999) указывали на подобную практику в период становления кросс-культурной психологии как на путь получения признания теорий, связанных с культурой, подобных схеме субъективной культуры Триандиса (Triandis, 1972) со стороны традиционной психологии.
Как показано на рис. 2.1, в кросс-культурной психологии существуют также точки зрения, с которых культура рассматривается прежде всего как ограничительный фактор. Определение культуры, которое дает Пуртинга (Poortinga, 1990), для которого она является совокупностью ограничений, устанавливающих пределы возможностей поведения личности, является хорошим примером. Адамопулос (Adamopoulos, 1991) разработал модель возникновения межличностной структуры, которая предполагает, что дифференциация ограничений на взаимодействия между людьми (например, проистекающих из источника символического, а не материального характера) со временем ведет к формированию специфической системы понятий.
В общем, социально-конструктивистские подходы включают обширный круг характеристик культуры, намеченный в общих чертах на рис. 2.1. Культурная психология, по крайней мере, в том виде, в котором ее отстаивает Шведер (Shweder, 1990), интерпретирует культуру одновременно как предпосылку и как следствие поведения индивида. Например, Шведер говорит нам, что «целью культурной психологии является поиск разума там, где это разумно и неразрывно связано с понятиями и источниками, которые являются его продуктом или его составляющими» (р. 13). Таким образом, хотя он и не говорит о культуре как о зависимых или независимых переменных, он все же признает взаимопроникновение личностных и культурных процессов, при котором одни влияют на структуру других.
Рис.2.1. Предположения относительно роли культуры в психологической теории
Мисра и Джерден (Misra & Gerden, 1993) в русле подхода социального конструктивизма сосредоточиваются на иных характеристиках культуры. Они обращают внимание на ее проявления как предпосылки поведения (понимаемойв широком смысле), но подчеркивают как разрешающие, так и ограничивающие аспекты в функционировании культуры. Правая нижняя графа на рис. 2.1, которая населена в настоящий момент не слишком плотно, может стать средоточием расширяющейся деятельности специалистов по кросс-культурной психологии. Подходы, которые совместимы с данной классификацией, делают акцент на структуре культуры и рассматривают ее как разновидность человеческой деятельности, подлежащей истолкованию. Б то же время такие подходы могут совмещаться с традиционным сосредоточением психологии на свободе личности и выборе и могут интерпретировать поведение как попытку разрушить ограничения, налагаемые культурой.
Эти идеи не являются несовместимыми с современной практикой кросс-культурной и культурной психологии. Возьмем, к примеру работу Триандиса (Triandis, 1995), касающуюся ограничений, которые обусловлены ориентацией (синдромом) на индивидуализм или коллективизм. Адамопулос (Adamopoulos, 1999) расширил свою раннюю работу над межличностными ресурсами до более современной модели, которая прослеживает дифференциацию социальных ограничений как исток формирования индивидуализма и коллективизма как культурных моделей. Подобным образом, работа Миллера (Miller, 1994) о построении нравственных норм в различных культурах указывает на ограничительную роль моральных норм, касающихся социальной ответственности за поведение индивида в Индии. Наконец, существует интересное переосмысление Яходы работы Вассмана и Дейзена с юпно1, предполагающее существенную роль культуры в ограничивающем коллективном представлении мира, из которого пытаются вырваться отдельные личности. В том же ключе сделано и сообщение Берри и соавторов (Berry et al., 1992), касающееся индивидуальных различий при использовании системы счисления юпно, которое также указывает на способность индивида избежать ограничений, налагаемых коллективными представлениями.
Есть множество примеров ограничивающей или разрешающей роли культуры. Чего недостает в большей части современных работ, так это исследований причин деятельности индивидов, которые приводят к ограничивающим или разрешающим с точки зрения культуры формам общественной жизни. Одна из первых работ по субъективной культуре (Triandis, 1972) содержала перспективы и потенциал для такого исследования. Субъективная культура, определенная как «свойственный культурной группе способ восприятия своего социального окружения* (р. 3), обращается к взаимосвязи между культурными переменными и когнитивными структурами и таким образом легко согласуется с конструктивистским видением культуры. Фактически значительная часть исследования, описанного Триандисом (Triandis, 1972), может рассматриваться как разносторонний анализ коннотатив-ного значения коллективного формирования общественных групп (например норм, ролей, социальных связей и ценностей). Как упоминалось выше, эта работа использовалась позднее как основа для исследовательских программ более тра-
Юпно— народность в Папуа-Новой Гвинее. — Примеч. науч. ред.
диционалистского толка, для которых такие структуры, присущие культуре, как ценности или нормы, рассматривались как детерминанты (предпосылки) для принятия индивидом решений и социального поведения (например см. Davidson, Jaccard, Triandis, Morales & Diaz-Guerrero, 1976; Triandis, 1980). Такая смена ориентации, должно быть, была необходима для данной работы, чтобы влиться в традиционную психологию (Adamopoulos & Kashima, 1999), хотя это явно увело исследование в сторону от исследования культуры как результата деятельности человека.
Были и другие исследовательские программы, которые подходили к культуре как к построению разрешающих или ограничивающих норм. Одна из самых примечательных — ранняя работа о референтных группах (Sherif & Sherif, 1964), в которой нормы, социальное поведение (например конформизм) и социокультурные переменные часто представлялись как компоненты сложных психологических систем (групп). Однако, как и в большинстве случаев, акцент делался главным образом на поведение индивида как на зависимую переменную. К тому же эта традиция широкого исследования не стала примером подражания для последующих работ в данной области.
Подход к культуре, как к следствию деятельности индивида, как показывает рис. 2.1, предполагает исследование процессов, в ходе которых группы индивидов структурируют свои представления и ожидания в отношении социального окружения. Ориентирами для этого альтернативного подхода должны служить следующие вопросы.
• Какого рода индивидуальная и межличностная деятельность ведет к формированию культурных норм, ценностей и социальных связей?
• Что стимулирует формирование этих конструктов?
• Какие цели преследуют индивиды, представляющие культуру, создавая эти нормы?
• Какие средства используются для построения культурных норм?
• Какие конкретно особенности социального взаимодействия ведут к формированию различных культурных моделей?
• Выполнение каких задач общества завершается созданием ограничительных норм?
• Какую пользу извлекает общество из создания норм (стандарты, роли, ценности), которые носят скорее разрешающий, чем ограничительный характер по отношению к деятельности человека?
• Какова роль времени в процессе формирования культуры?
Изучение таких вопросов сулит развитие теорий, касающихся культуры, которые более прочно связаны с контекстом (экология, ресурсы). К тому же такие теории, скорее всего, будут принимать во внимание составляющие явно временного характера при описании длительных и исторических процессов (например, формирования норм), а данное качество отсутствует у большинства современных теорий традиционной и кросс-культурной психологии (Adamopoulos & Kashima, 1999). И, наконец, подходы «культура как построение» дополняют более распространенные взгляды «культура как предпосылка» в кросс-культурной психологии,
что будет способствовать более глубокому рассмотрению фундаментального представления о том, что культура и психология взаимно составляют друг друга.
Примечания
Мы благодарны Кристине О'Коннор и Дэвиду Бернстайну за полезные комментарии, касающиеся части данной рукописи.
ГЛАВА 3
Индивидуализм и коллективизм: прошлое, настоящее и будущее
Гарри Триандис
Нет конструктов, которые оказали бы на современную кросс-культурную психологию большее влияние, чем индивидуализм и коллективизм (ИК). Изучающие культуру использовали данный конструкт, чтобы понять, объяснить и предсказать черты культурного сходства и различия в разнообразных проявлениях поведения человека. ИК––привлек к себе особенно широкое внимание в последние два десятилетия как одна из возможных важнейших характеристик психологической культуры, появившихся в литературе.
В этой главе Триандис, получивший широкое признание как один из отцов-основателей современного движения в кросс-культурной психологии и ведущий иследователь ИК-конструкта, дает нам возможность проникнуть в сущность данного конструкта с точки зрения его применения в качестве пояснительной концепции. Он представляет историческую перспективу формирования и использования ИК конструкта, включая сведения личного характера о том, как он убедился в силе данной модели. Он делает критический обзор некоторых моментов текущего состояния ее исследований и иллюстрирует полезность и применимость ИК для понимания, объяснения и предсказания черт культурного сходства и различия в широком диапазоне психологического функционирования. Этот бесценный обзор, занимая лишь несколько страниц, позволяет просуммировать богатейшую информацию, накопленную в области культуры и психологии за последние несколько десятилетий.
В то же время данный обзор позволяет сделать и еще один вывод, а именно, что, возможно, в данном направлении собрано достаточно «фактов», касающихся ИК-различий в поведении человека. Дальнейший сбор данных в процессе подобного типа исследований — по существу, представляющий собой изучение кросс-национальных различий в поведении исследователями, опирающимися на предположение об ИК-различиях, характерных для изучаемых стран, — возможно, уже не столь важен сегодня для данного направления. Гораздо важнее на пороге нового столетия, которое мы открываем, качественная эволюция в нашем понимании ИК и методах, которыми мы пользуемся для проверки данного и других связанных с культурой конструктов.
Во второй части главы Триандис помогает нам представить себе эту эволюцию, представляя свои идеи относительно теоретических рамок осмысления
ИК-конструкта. Сосредоточив свое внимания на двух культурных «синдромах» (сложности-простоты и жесткой регламентации-неопределенности) Триандис рассматривает базовые принципы своей теории, касающиеся детерминант ИК. Признавая, что, хотя формально эти идеи еще подлежат проверке, мыутвержда-ем, что они тем не менее обеспечивают тех, кто будет изучать или исследовать культуру в будущем важной платформой, с помощью которой можно заниматься исследованием возможного происхождения ИК как культурного синдрома.
Обсуждая критерии оценки ИК-конструкта, Триандис сравнивает и противопоставляет методологические различия, связанные с двумя подходами к изучению культуры: кросс-культурный подход и подход культурной психологии. В соответствии с общей идеей Адамопулоса иЛоннера, изложенной в главе 2, Триандис доказывает необходимость объединения методов обоих подходов в рамках будущих исследований, если ИК или иной культурный конструкт, связанный с данной проблемой, действительно рассматривать как шаг на пути формирования универсальной психологии, которая должна стать конечной целью как приверженцев кросс-культурной психологии, так и специалистов по психологии традиционного направления. Методы культурной психологии, которая занимается в первую очередь развитием культуры внутри культуры, с течением времени — по существу emic-лодход — должны быть объединены с методами кросс-культурной психологии с ее вниманием к надежности, валидности и стремлению избежать влияния предубеждений исследователя, что свойственно etic-лодходу. В той мере, в которой, с точки зрения Адамопулоса и Лоннера, такое сближение возможно, эти дисциплины несомненно внесут вклад в продолжающееся развитие традиционных психологических теорий и будут способствовать включению в них данных, связанных с культурой.
Завершая свою главу, Триандис бросает вызов всем исследователям —как традиционного, так и кросс-культурного направления, —отмечая, что психологи часто игнорируют культуру, поскольку она представляет собой определенную сложность, которая делает их работу более трудоемкой и требующей больших затрат времени. Известно, что люди склонны тратить как можно меньше сил для достижения цели, и тем не менее Триандис говорит о том, что психологам придется отказаться от этого принципа экономии сил и вытекающих из него последствий, если ставится задача создания и развития универсальной психологии. Этот вызов не только с точки зрения методологии и научной философии, но и с точки зрения человеческой природы будет принят, если кросс-культурная психология, как и ИК-конструкт, будут развиваться совершенно иным образом, предполагая в качестве цели создание универсальной психологии, что соответствует общей идее данной книги.
Конструкты индивидуализма и коллективизма стали очень популярны в кросс-культурной психологии (см. М. Н. Bond & Smith, 1996; Smith & Bond, 1999) и начинают оказывать сильное воздействие на социальную психологию. Например, Смит и Бонд широко используют данные конструкты в книге по социальной психологии.
Коллективистские культуры подчеркивают взаимозависимость любого человека и определенных коллективов (например, семьи, племени, нации). Индивидуалистические культуры подчеркивают, что люди не зависят от своих групп. Ключевые идеи конструктов индивидуализма и коллективизма, по крайней мере с моей точки зрения, представлены в книге Триандиса (Triandis, 1995). Данные конструкты определяются четырьмя отличительными признаками: определения Я как независимого (для индивидуализма) или зависимого (для коллективизма), главенство личных или внутренних групповых целей, первоочередное внимание к установкам или нормам как детерминантам социального поведения и важность обмена или общественных отношений (Mills & Clark, 1982).
Кроме того, любая индивидуалистическая или коллективистская культура, скорее всего, должна иметь черты, уникальные для нее одной. Например, корейский коллективизм и коллективизм израильского кибуца — это не одно и то же. Триандис (Triandis, 1994) дает около 60 признаков, в которых могут отличаться виды коллективизма. Например, горячий спор внутри группы во многих коллективистских культурах Восточной Азии, где большое значение придается согласию внутри группы, воспринимается как нежелательный, однако такой спор вполне приемлем в коллективистских культурах Средиземноморья.
Одним из важных признаков, отличающих различные виды индивидуализма и коллективизма, является вертикальное или горизонтальное представление о структуре общества. Культуры горизонтального типа подчеркивают равенство; культуры вертикального типа делают акцент на иерархии. Таким образом, горизонтальный индивидуализм (ГИ) подчеркивает, что «все люди равны», но «каждый человек уникален». Вертикальный индивидуализм (ВИ) включает как отношение «обособленный», так и «лучший» по отношению к другим людям, наряду с понятием «иной» по отношению к окружающим. Студенты университетов в США недовольны, когда экспериментатор определяет их, как «средних» (Weldon, 1984), что позволяет предположить, что сами они воспринимают себя выше среднего. Такова тенденция вертикального индивидуализма. Для горизонтального коллективизма (ГК) характерно поглощение Я группой, при этом отсутствует допущение о различном статусе членов группы. Вертикальный же коллективизм (ВК) признает иерархию. Лицо, пользующееся авторитетом внутри группы, имеет более высокий статус, чем рядовые члены, включенные в группу. ВК делает особый акцент на принесении в жертву личности ради сохранения группы.
Данные конструкты наиболее важны для понимания культуры поведения как системы общепринятых значений (Triandis, 1994; Triandis, Bontempo, Leung & Hui, 1990), которая оказывает влияние на восприятие и поведение.
Эта глава начинается рассказом личного характера о том, как я стал заниматься изучением данных конструктов. Затем я частично освещаю историю использования этих конструктов.
Далее я рассматриваю некоторые аспекты современного состояния исследований данных конструктов. Я говорю о рамках их теоретического осмысления, которые в настоящее время носят относительно гипотетический характер, поскольку эмпирическая база для них скудна. Тем не менее я представляю ее, поскольку она может помочь в определении направления будущих исследований этих конструктов. Без сомнения, такие будущие исследования зависят от того, какие критерии оценки данных конструктов мы выберем, поэтому я рассматриваю проблемы оценки конструктов. Здесь я рассматриваю проблемы выбора критериев оценки. Затем я исследую некоторые из основных различий в подходах исследователей к конструкту культуры в психологии. В особенности важен подход культурной психологии как оппозиции кросс-культурной психологии. Я показываю, что коллективизм и индивидуализм являются достаточно насущными моментами для понимания того, почему одни психологи предпочитают одну методологию, а другие — другую для изучения взаимосвязей между культурой и психологией.
Далее я говорю о некоторых многообещающих будущих исследованиях, использующих конструкты индивидуализма и коллективизма. И, наконец, я размышляю о будущем изучения культуры и психологии, уделив внимание тому, каким образом индивидуализм и коллективизм будут включены в такое изучение.
Как я занялся изучением данных конструктов
Как социальный психолог, я достаточно хорошо отдавал себе отчет в том, что почти все данные социальной психологии получены в рамках индивидуалистических культур. Тем не менее, подавляющее большинство людей живут в коллективистских культурах. Я вырос в Греции, когда она представляла собой коллективистскую культуру, поэтому очень часто, когда я изучал исследования по социальной психологии, моя реакция была такова: «в отношении традиционной Греции это вздор». Последующая кросс-культурная работа показала, например, что подчеркивание когнитивной согласованности является атрибутом западной культуры, а людей в Азии когнитивная несогласованность ничуть не тревожит (Fiske, Kitayama, Markus & Nisbett, 1998). Например, один из моих индийских друзей говорит, что он «вегетарианец, который ест мясо». Американец сочтет такую категорию невозможной; человек может либо быть вегетарианцем, либо не быть им. Но мой индийский друг говорит: «Я вегетарианец, но когда другие едят мясо, я тоже ем мясо». Обратите внимание на важность ситуации как детерминанты поведения и на терпимость в отношении когнитивной несогласованности в случае коллективистской установки.
В начале моей профессиональной деятельности у меня возникло ощущение, что раз теория когнитивного диссонанса — вздор для некоторых стран Европы, возможно, она столь же бессмысленна для подавляющей части земного шара. Поскольку многие данные социальной психологии меня не удовлетворяли, я начал изучать другие культуры. В 1960-х годах я изучал различия между Грецией, Индией, Японией и США (Triandis, 1972). Было много разрозненных данных, для интеграции которых требовались теоретические рамки. Когда я рецензировал рукопись книги Хофстеде (Hofstede, 1980) в 1978 году, то, преисполненный энтузиазма, рекомендовал ее публикацию и рассматривал тему индивидуализма-коллективизма как пробел в теоретических основах.
По мере критического изучения все более широкого круга литературных источников о культурных различиях, делалось все более очевидным то, что ИК имеет значение для осмысления значительной части эмпирических данных (Triandis, 1988,1989,1990,1993,1994,1995,1996). Этот момент был центральным и при обучении людей эффективному взаимодействию с представителями иных культур (Bhawuk, 1998; Triandis, Brislin & Hui, 1988). Как обсуждается ниже, данный конструкт может объяснить даже поведение психологов, изучающих взаимодействие культуры и психологии
История конструктов
Политические* философы данные конструкты использовали в течение 300 лет (см. Triandis, 1995, глава 2), а специалисты в области общественных наук — приблизительно сто лет. Французский социолог Дюркгейм (Durkheim, 1983/1984) проводил различие между механической общностью (подобна коллективизму) и органической общностью (подобна индивидуализму). Первый термин относится к отношениям, основанным на общих связях и обязательствах; второй термин обозначает взаимоотношения договорного характера. Аналогично, термины Gemeinschaft (общность) и Geselbchaft (общество) использовались некоторое время в немецкой социологии или в антропологии, где они определяли ориентацию на родственные или противоположные им индивидуалистические ценности. Есть доказательства того, что индивидуализм возник в Англии приблизительно в XII веке (см. Triandis, 1995, глава 2), хотя другие ученые доказывают, что он уже имел место среди некоторых древнегреческих философов (Skoyles, 1998).
Хофстеде (Hofstede, 1980) работал с ответами служащих IBM (117 000 протоколов), представлявших весьма широкий круг специальностей и демографических особенностей в 66 странах. Он подытожил ответы испытуемых из каждой страны на некоторые вопросы ценностного характера и провел факторный анализ средних ответов на каждый из вопросов ценностного характера, на основе выборки, включавшей 40 стран (количество стран, в которых было достаточное количество служащих, чтобы обеспечить стабильность среднего значения). Он установил в процессе исследования четыре фактора и назвал один из них коллективизм-индивидуализм. Другим трем факторам — дистанция по отношению к власти, маскулинность-фемининность и избегание неопределенности — было уделено относительно небольшое внимание в литературе по общественным наукам.