Чрезвычайщина

Маленькая девочка показывает на голову Ленина, стоящую на постаменте: - Папа, а за что дяде голову оторвали?

Садистская жестокость: зверски избил слабого, издевается над беспомощным. Шаг до преступления...

Вековечная народная практика знает для подобных случаев только один рецепт: как можно раньше и как можно больнее. Отвадить. Суровая и бесхитростная патриархальная мудрость. Рецепт этот всегда действовал довольно надежно... В некотором проценте. Кто подпадает под этот процент, потом с горькой благодарностью вспоминает ту давнюю острастку, повернувшую с края пропасти. Кто не подпадает...

Мы не знаем, каков этот процент и как получаются неисправимые. И неисправимые ли или только зачисленные в эту категорию неисправимостью исправляющих.

Может показаться странным, что иногда суровое наказание за небольшую провинность воспринимается как справедливое, а какая-нибудь мелкая репрессия (не пустили в кино, заставили чистить картошку) оказывается особо обидной. А дело в том, что сама степень наказания обладает внушающим действием: раз наказали так, значит, есть за что, значит, виноват...

Но так, по мере наказания, воспринимает свою вину, быть может, щенок... И такого человеку мы не желаем.

Есть дети, против природы которых бессильно и самое искусное воспитание, и самое правильное лечение. Болезнь ли это, результат ли каких-то ошибок или отрыжка генетического прошлого, атавизм - в большинстве случаев непонятно. В любом случае вопрос не закрыт. Остается надежда. Он человек.

Обратный удар, или душа пустовать на может о народных способах излечения начинающихся наркоманий

Рассказывает потомственный мастер-кузнец Иван Николаевич Мельников, доживший до 99 лет (по моей давней записи).

...Я вишь как вижу - если порок, привык вредный, значит, образуется только, в зародке еще его отшибить можно, отвадить наказанием резким, и чтоб понятно было щенку, что как пить дать и завсегда накажут...

А если присобачился, пристрастился, - хоть наказывай, хоть казни - толку нет: хуже изгадится, обманывать-воровать пойдет...

Тут вишь как - либо отрезать, как пуп, и пусть катится по своей дорожке, либо по-хитрому от наоборота идти, подначить - до ручки чтобы дошел, привык чтобы сам его наказал, как от наковальни обратный удар.

Меня-то вишь как батяня от курева отучал: поймал первый раз с папироской - связал, ремнем выдрал как Сидорова козла, сидеть на заднице дня четыре не мог.

Да задница-то непонятливой оказалась, потому как пристрял уже к табаку-то. Приятели все однолетки туда же - а я что ж, хуже других? И еще пуще, тайком...

Второй раз поймал с пачкой крепких турецких, деньги на них я хитростью выманил, помню...

Ну, думаю, все, поминай как звали, батяня у меня был суров... А он в угол кузницы сажает меня - и смотрит долго в глаза, молчит...

Потом спрашивает спокойно: «У тебя пачка эта одна или есть еще?» - «Еще, признаюсь, две припасены». - «Где?» - «Под лестницей на чердаке». - «Ну неси сюда. Вместе покурим». - Я изумился: батяня мой только к вину тяготение питал - в зимние месяцы в запой ударялся, но к куреву имел отвращение - дядю-дымилу, так звал свояка, с самокруткой и к дому не подпускал... А тут вдруг вишь как. Несу...

Он - строго мне: «Ну садись, начинай. Закуривай первую». И огня мне - из горна, из калильни прямо... У меня поджилки дрожат, курить страшно... «А ты, бать?» - вынимаю папироску ему. «А я подожду, пока ты накуришься. Все три пачки выдымишь, мне напоследок дашь. Я и твоим дымом сыт буду... Дыми, дыми, все подряд дыми...» Тут я догадываюсь, что мучить он меня собирается.

«Бать, - говорю, - я уже не хочу. Я курить больше не буду». - «Э, врешь, меня уже не обманешь. Дыми. Ну-у?!..» И ремень сымает...

Одну выкурил. Батя: «Вторую давай». За второй третью, четвертую, пятую... На полпачке уже голова задурнела, в глазах рябь пошла, дрожь в ноги бросилась... А батяня не отступает: «Кури! Дыми!..» Пачка кончилась - началась вторая. У меня кашель уже как из колодца, себя не чую, давлюсь, где-то к концу второй пачки стошнило, а батяня ремнем меня обиходил и в блевотину носом ткнул: «Ну-ну, давай! Ешь табак свой! Курить нравится, да? Удовольствие получаешь? Ну получай! От удовольствия помирай! Ну!! Дыми!!!» Как сознание потерял, не понял. Но помню точно: еще недели две животом болел - и башкой, и задницей, всем чем можно... К куреву с того раза не то что не прикасался - и помянуть не мог без тошнотины, а от дыма чужого просто зверь и сейчас делаюсь...

Спасибо потом батяне сто раз говорил, и при жизни его и после... Старшого своего я, лет уж двадцать пять миновало, таким же хитростным кандыбобером от пьянки отвадил. Заставил пить до потери сознания при мне. Отрубался - а я его подымал, растирал, бил-лупил и опять вливал, не угробил чуть, зато сразу вылечил, на все время жизни...

...Л ему еще и ружье купил, чтобы охотой его заморочить, чтобы порока место занять. Я вишь как вижу - у человека душа пустовать не может, она как земля: не огород растет, так сорняк...

Внимание! О предупреждении и лечении наркомании смотри также главу 12.

Зарубка на носу Дальнейшие указания в области наказания

Наказывать и ругать ребенка НЕЛЬЗЯ: - когда болен, недомогает или еще не оправился после болезни - когда ест - после и перед сном - во время игры - во время учебы, работы - сразу после физической и/или душевной травмы (падение, драка, плохая отметка, любая неудача, пусть даже в этой неудаче виноват только он сам) - когда не справляется: со страхом, с невнимательностью, ленью, раздражительностью, с любым недостатком; когда проявляет неспособность, бестолковость, неловкость - короче, во всех случаях, когда что-либо не получается - когда внутренние мотивы проступка, самого пустякового или самого страшного, нам непонятны - когда сами мы не в себе; когда устали, огорчены или раздражены по каким-то своим причинам...

Наши рекомендации