Детство и сексуальность
Исторически сложилось такое мнение, что все, находящееся у нас в трусах, – нечто грязное и неприличное. Никто уже не помнит, кто это начал, но сейчас все именно так. Даже мат состоит из слов, относящихся к половой сфере. Мы учим детей мыть руки после туалета, а не до, и так формируется отношение к половым органам – как к чему-то заразному и омерзительному. Из-за этих стереотипов живем и притворяемся, что половых органов нет вообще, поэтому их нет и у кукол. Но ведь ребенок их видит, и у себя, и у других детей, и со временем в нем формируется невротическое напряжение: почему этого нет у игрушек и где это тогда? Но спросить взрослых нельзя, так как они на эту тему говорят только шепотом, краснея и потея. Отсутствие гештальта и целостности восприятия создает вопрос, и человек становится одержимым. Интерес растет с каждым годом и в дальнейшем проявляется в том, что самые посещаемые сайты – это порносайты.
Будучи родом из детства, мы продолжаем искать те не увиденные половые органы, которых не нашли в детстве у кукол.
Ребенок, когда познает мир и проходит этап становления, интересуется всем, и если мы своими страхами и тревогой не зациклим на чем-то его внимание, то это пройдет и в более взрослом возрасте не проявится. Взять то же подсматривание. Откуда это? Подсматривают, когда что-то скрывают. Если ничего не скрывают, не возникает и напряжения. В нашем обществе все, что связано с сексом, принято прятать и скрывать, и потому вуайеризм стал самой распространенной патологией. Люди смотрят «Дом-2», «За стеклом» – они любят подсматривать, переживать за других, обсуждать жизнь соседей. Это закладывается в детстве. В определенный момент ребенку становится интересно его собственное тело и то, чем он отличается от других. Все проблемы в обществе, связанные с отклонением от якобы социальной нормы (иначе говоря, извращения), – это психологические травмы, и наше неуместное и неадекватное поведение с ребенком в раннем возрасте, и предвзятое негативное отношение к половой сфере.
Дети, которые растут в деревне, видят, как происходит секс у собачек, кошечек, коров, и окружающие их взрослые относятся к этому спокойно. Сначала это вызывает у ребенка интерес, как любое новое действие, но постепенно он охладевает.
Если внимание и наблюдение за «сексом» животных (как проявление детской любознательности и любопытства) взрослые воспринимают неадекватно, то они закрывают ребенку глаза, начинают лупить его, орать, запрещают смотреть, стыдят и врут (мол, это животные так играют). Так взрослые становятся авторами невротического напряжения и внутренней одержимости у ребенка. Пустоту после вопроса «Почему нельзя смотреть?» он начинает заполнять разными фантазиями. Любое естественное действие (а секс относится к естественному действию) не уникальное, а обычное. Если бы взрослые относились к сексу так же спокойно, как кошки или собачки, а не делали из этого какое-то суперспециальное событие, что-то из ряда вон выходящее, то не формировали бы и предвзятого отношения.
Я не призываю никого к нудизму – я призываю к естественности. Если вас видят голым, то, скорее всего, ребенка травмирует не ваша нагота, а то, как вы ведете себя – смущаетесь, скрываете, орете. Этот испуг, тревога, страх передаются ребенку. Он ворвался в комнату, где вы занимаетесь сексом, – не делайте из этого события и скандала, и тогда ребенок увидит, что родители заняты, возьмет, что ему нужно, и уйдет. Когда вы лепите пельмени и заходит ребенок, вы же не стесняетесь того, что он застал вас за приготовлением еды. Секс ничем не отличается от этого занятия, точно так же, как наши половые органы ничем не отличаются от других органов и не являются чем-то особенным.
Однажды на консультации женщина рассказала мне историю, как ее пятилетняя дочь пошла в гости к соседке, которой было семь лет. Когда дочь вернулась, женщина ее, конечно, спросила: чем они занимались? Дочь ответила: «Мы играли в дом». – «А что вы делали?» – «Мы играли в маму и папу – сняли трусы, я легла, раздвинув ноги, а она легла сверху». После чего эта женщина начала бить дочь по лицу и остановилась, когда лицо ребенка было уже все в крови. Так напряжение мамы, связанное со всем, что касается секса, выплеснулось на дочь. Не понимая и не осознавая, мы транслируем на детей все наши страхи. Вы увидели, что ваш ребенок с кем-то целуется. Вам показалось, что это сексуально, но это вам показалось. А дети могут делать это вполне наивно, просто подражая тому, что видели в фильмах, и не приписывая своим действиям оценок «плохо» или «хорошо». Они просто экспериментируют с новым движением, с новым действием, не подразумевая ничего. Если не обращать внимания, скорее всего, это не получит никакого развития, тем более того, которое вы уже придумали. Сценарий вашей истерики точно не сбудется, если вы его не передадите ребенку. В жизни ничего не повторяется, и если однажды так было, значит, в следующий раз будет по-другому, если только вы не захотите что-то повторить. Например, мальчик, учащийся в первом классе, приходит к маме и сдает ей своих одноклассников, показав снятую на телефон запись, где девочка целуется с мальчиком. Мама в шоке. Следуя своим извращенным сексуальным фантазиям, она что-то приписала увиденному на телефоне сына видеоряду, и понятен ход ее мысли: «Если они в первом классе это делают, то что будет во втором? А в третьем они уже все родят! Что это за школа такая!» Так накручивая себя, она выходит из равновесия и бежит в школу – стыдит учительницу, наезжает на директора и всех инфицирует своей тревогой. Тех мальчика и девочку вызовут и сделают виноватыми – кто-то ведь должен быть конечным пунктом и мусорным ведром этой тревоги, – и после такого скандала из них вырастут люди с точно таким же напряжением, как у той мамы.
Наши собственные неготовность, одержимость, запуганность, незрелость, непонимание себя мы передаем нашим детям. Вы нашли у вашего ребенка порножурнал, который он от вас прятал. Раз прятал – значит, он уже боится вас, вы уже успели создать у него напряжение и невроз тем, что, когда речь заходит о чем-то, связанном с сексом, вы начинаете извиваться, выворачиваться, юлить и выкручиваться, становясь жертвой собственного же терроризма. Одна из школьных завучей мне сказала: «Моя дочь учится в девятом классе, и я позволяю ей смотреть интимные сцены в фильмах, но дочь сама не хочет их смотреть и всегда предлагает переключить». На это я ответил, рассказав, что происходит на самом деле. Когда сюжет фильма развивается в сторону постельной сцены, мама начинает потеть, ерзать, не находит себе место, дочери становится ее жалко, и она предлагает: «Мам, давай переключим».
Наша неестественность в дальнейшем делает неестественным и нашего ребенка. Проясните для себя: что это для вас, чего вы, собственно, боитесь? Работа со страхом – это идти навстречу страху. Работа со страхом начинается с ответа на вопрос: чего я боюсь? Того, что он узнает? А вдруг он уже знает? Тогда и бояться нечего. А если не знает, то что из этого? Когда вы напуганы, то просто транслируете страх. И транслируя, получаете то, чего боялись. Что вас напрягает? Что смущает? Ваш ребенок все равно узнает. Получается, что для вас главное – лишь бы не от меня. Вы тогда не виноваты. Если он где-то увидел – пускай. Если где-то услышал – черт с ним. Главное – я ему этого не говорил, и я его так плохо не воспитывал. Это главная идея родителей – лишь бы не я, а там – по барабану. Такая страусиная психология – голову в песок, я ничего не вижу, а значит, ни за что не отвечаю. Просто не хватает мужества признаться, что вы сами зациклены и закомплексованы. Разберитесь со своими психологическими травмами, сексуальностью, комплексуальностью и неврозами и не транслируйте их на ребенка. Сходите к консультанту, в группу, займитесь тантрой и перестаньте калечить собственной инвалидностью своих детей.
Как-то меня пригласили в школу, где дети пугали учителей своим распущенным поведением – задавали вопросы о сексе. Меня попросили прочитать лекцию по половому воспитанию. У меня было предложение: «Лекция – это новая информация, которая создает дополнительное напряжение. Давайте я просто буду отвечать на вопросы». Единственной сложностью было дойти до самых главных вопросов, которые глубоко прячутся. Сначала шли проверочные. Например, откуда берутся дети – они, конечно, знали, откуда что берется, но спрашивали, чтобы проверить меня: буду ли я смущаться так же, как их учителя. У старшеклассников был другой эпатаж – они сыпали терминологией, которой другие их одноклассники не владели. Видя, что меня это не смущает, они оставили эпатажное поведение и стали спрашивать о том, что их действительно беспокоило. Один из самых популярных вопросов был такой: «С каких лет можно заниматься сексом?» Я их спрашиваю: «А вы сами-то как думаете?» – «Нужно с шестнадцати». После чего я объяснил, что вопрос не стоит «можно» или «нельзя». Всегда можно и всегда нельзя. Главное – тебе это нужно? Мне не нужно – тогда какая разница, можно или нельзя. А если нужно – тоже какая разница, можно или нельзя. Готовы нести ответственность за возможные последствия – беременность или заболевания, – занимайтесь сексом. А если не готовы – примите, что вы еще маленькие, и не выделывайтесь. Не будьте обезьянками – все занимаются, и я буду заниматься.
В сериале «Теория лжи» был эпизод, где доктор Лайтман нашел у своей двенадцатилетней дочери противозачаточные таблетки и вышел из себя. Он оказался не готов к такому повороту событий, скандалил на полную катушку, но был искренен. А у нас как чаще бывает – мы что-то нашли, начинаем орать, потом смущаемся того, что орем, и получается ни туда ни сюда. Лайтман был последовательным – его бесило, и он высказался. Не скажу, что это самая правильная и хорошая реакция, но она честная. Один папа меня спрашивает: «Зашел к сыну, увидел у него порнофильмы и растерялся – я не готов к разговору об этом». Не готовы – не говорите. Зачем стоять перед сыном, потея и краснея, – отойдите. Например, вы зашли, застали сына за просмотром порнофильма, уже не отвертеться, надо реагировать – так будьте естественными. Если вас это бесит – беситесь. Если смущает – смущайтесь. Не скрывайте. Ели ваша растерянность очевидна, не скрывайте очевидное и не прячьте свое смущение за пощечинами.
Мы не можем судить о чем-то, выдавать оценку, ставить диагноз, пока нам не ясно, почему ребенку это важно. Запреты не работают. Фразы типа «закончишь институт – тогда женись» или «исполнится двадцать лет – тогда рожай» – неэффективны. В этих случаях идет программирование. Если ребенку сказать, что сексом можно заниматься с 18 лет, а ему 16, то на два года он для себя эту тему закроет, а в 18 лет станет заниматься сексом, потому что пора, не спрашивая себя, хочет он этого или нет. Есть вопросы на осознанность: «Ты готов нести ответственность за возможные последствия – заболевания или беременность? У тебя есть где жить? У тебя есть зарплата? Ты готов содержать и растить ребенка? Если нет, то мама готова делать это за тебя?» И когда ребенок отвечает себе на эти вопросы, ему не надо уже ничего запрещать.
К сожалению, нас больше интересует не развитие наших детей, а то, как мы будем выглядеть, когда учительница или соседи скажут, что наш ребенок распущенный и нехороший. У моей знакомой пятеро детей, и старшая девочка с 11 лет живет половой жизнью, а с 13 – в гражданском браке. И что теперь? Что вы сделаете с этим, если ребенок созрел? Не можете предотвратить – примите. Не можете изменить – сдайтесь. Это лучше, чем метаться где-то посередине. Пришла дочь беременная – советую принять и уважать, а не «отмораживаться» и не «мазохировать». Нужна поддержка – поддерживайте. Ваше естественное поведение, когда вы называете вещи своими именами, ничего не придумывая, – лучшая реакция, что бы ни случилось.
Вопросы
Нашему ребенку уже 12 лет, а он ни разу не задавал вопросов, которые задают все дети: «Откуда я появился?» и прочее. Стоит ли самим заговорить с ним об этом?
Скорее всего, он и так уже все знает, так что не стоит подходить к нему с этой темой. А если не знает, тем более не стоит подходить. Пока ребенок не созрел и у него нет повода, запроса поговорить с вами на тему того, откуда берутся дети, не надо ничего навязывать. На мой взгляд, с ребенком все нормально. Здесь просто беспокойство родителя: «Я так готовился к разговору с ребенком о сексе, представлял себе момент, как он ко мне подойдет и начнет задавать вопросы, а я так компетентно ему все объясняю. И даже уже купил книжку, которую давно прячу, потому что придумал себе, что как только ребенок ко мне обратится, я ему эту книжку раз – и подарю, и скажу, мол, если что-то будет не понятно, спросишь у меня. Почему же он меня не спрашивает?» Только в этих терзаниях нет заботы о ребенке – только забота о себе: «Я зря готовился или не зря?»
Дочери 17 лет, она еще ни с кем не встречалась и даже не целовалась. Она спрашивает меня, нормально ли это, я отвечаю ей: конечно, нормально. Но меня беспокоят ее вопросы и то, что она считает себя отклонением от какой-то нормы. Что вы посоветуете?
Разные центры (и сексуальность в том числе) открываются в определенное время. Возможно, для вашей дочери пока важны не отношения с противоположным полом, а что-то другое, на что ей не жаль тратить время и внимание. Если ее беспокоит, что все подружки уже целовались и крутили романы, как в кино, а она – нет, то я бы посоветовал ей не сравнивать себя ни с кем. Когда тебе 17 лет, то это ни о чем не говорит, кроме того что тебе 17 лет. Нормально или не нормально – определятся легко. Тянет целоваться, значит, целоваться – нормально. А если не тянет, то целоваться через силу – не нормально. Чтобы у ребенка не возникло желания заняться сексом только потому, что все занимаются, нужно воспитывать в нем точку опору и способность пользоваться собственным умом. Точка опоры дает человеку мужество доверять себе, а не следовать за стадом: кто бы что ни делал, я делаю только то, что хочется мне. Есть интерес – я его реализую. Нет интереса – не лезу никуда.
В каком возрасте может проявиться нетрадиционная сексуальная ориентация? Заметно ли это в детстве или лишь в сознательном возрасте?
Может проявиться в любом возрасте. Нетрадиционное может сформироваться в среде, где традиционное не выгодно. Допустим, мальчик родился в семье без папы, и, по словам матери, все мужчины – свиньи, скоты, подонки и негодяи. И тогда, чтобы получить любовь матери, ребенок попытается не быть похожим на мужчин и станет женоподобным. Он растет, у него появляются знакомые, которое не принимают его поведения и смеются над ним. Тогда единственное, что ребенку остается, – примкнуть к якобы себе подобным. Поэтому я хочу сказать мамам, воспитывающим детей без мужей, – если вы одна, то это не значит, что вы не способны воспитать нормального мужчину. Если вы к мужчинам относитесь нормально, то вырастет нормальный мужчина. Если относитесь ненормально – вырастет мужчина ненормальный.
Самое главное, если вы хотите, чтобы мальчик вырос мальчиком, не навязывайте ему эту мысль – «быть мальчиком». Пока нет осознания мужского поведения, пусть это будет просто ребенок – не осуждайте его, если он меряет мамины бусы, и не заставляйте играть только машинками. Любое осуждение или запрет вызывают патологический интерес, и, запрещая, вы лишь провоцируете ребенка на то, чтобы мерить мамины бусы, но уже втайне от взрослых. А такие фразы, как «ты должен вести себя, как мальчик», как и любое долженствование, вызывает внутри желание сделать все наоборот. Но, учитывая, что в обществе нетрадиционная ориентация не поощряется, может вырасти гомофоб, который всячески демонстрирует свое презрение представителям нетрадиционной ориентации, лишь бы никто не заподозрил, что он лоялен к ним, похож на них, понимает их где-то глубоко внутри. Гомофоб – это человек, живущий со страхом, что свидетельствует о наличии невротического напряжения и интереса к этой теме.
Склонность к нетрадиционной ориентации у многих существует как период в жизни. Девочки целуются с девочками, потому что созрели быстрее мальчиков, их либидо уже проснулось, а мальчики опаздывают в развитии года на два, все еще катаются на трамвайной колбасе и дружить с девочками не хотят. Тогда свою чувственность девочки реализуют друг с другом. Потом подрастают мальчики, и это проходит. В юношеском возрасте еще так бывает, что ребенок начинает делать что-то наоборот, в пику, следуя моде или из соображений, что я такой творческий, эпатирующий, уязвимый, невротичный, утонченный человек, и раз все представители нетрадиционной сексуальной ориентации такие, то примкну и я к ним.
Мы все рождаемся просто людьми, а «филы» и «фобы» появляются от страхов родителей, от неприятия ими детской индивидуальности. Мне как-то один знакомый сказал: «Самое страшное, если мой сын станет геем. Убью!» Если так ждать и предвкушать это событие – станет, даже не сомневайтесь. Ребенка подтолкнет родительский страх. Но даже в этом случае он останется сыном. Я сам толерантно отношусь ко всем. Самое главное для меня – что это за человек и что он умеет. Фредди Меркьюри отлично пел, и с кем он спал – меня не интересует.
Как реагировать, если застали детей за рассматриванием друг друга. Понятно, что не ругать. Похвалить, что ли?
Если не знаете, что делать, ничего не делайте. Кроме как ругать и хвалить, есть еще один вариант – принять, что дети рассматривают друг друга. Нет правильной реакции – есть естественная реакция, и она всегда самая уместная. Если вы начнете ругать детей – спровоцируете дополнительный интерес. Они будут продолжать друг друга рассматривать, только начнут прятаться от вас. Оставьте все как есть – быстрее пройдет.
У мужа есть женщина на стороне, и недавно об этом стало известно детям. Я опасаюсь, что сын будет считать, что для мужчины измены – это норма. Как мне донести до него ценность семьи, верности?
Ваш муж – не первооткрыватель супружеской неверности у мужчин. Если вы переживаете, что сын от папы узнает, будто можно изменять, то успокойтесь – может узнать и не от него. Измены – явление, которое активно пропагандируется в нашем «патриархальном» обществе, которое толерантно относится к тому, что мужчина «гуляет». Мужчины даже хвалятся этим и считают символом своей мужской гордости, доблести, мощи и состоятельности. Так что если ваш сын вырастет, не имея в сознании ценности «семьи и верности», то не только папа тому причиной. Так что ваш вопрос – попытка заранее обвинить мужа в том, что если у сына семья не сложится, то он (муж) в этом виноват, а вы ни при чем.
Дело не в ребенке, а в вашей обиде на мужа. Измене всегда предшествуют изменения. Прежде чем в семье произошла измена, произошли изменения между супругами. Изменения – свойство жизни, ведь жизнь – то, что постоянно меняется. Стабильность – качество, присущее мертвому. Ко мне на консультацию как-то пришла женщина: «Мой муж мне изменяет». – «У меня вопрос к вам: почему бы и нет? Что в вас такого, что он больше нигде не найдет?» Она задумалась, что уже само по себе хорошо, ведь если задумалась – значит, потеряла внутреннюю однозначность и готова увидеть другие варианты.
Друг рассказывал, что, когда ему было 9 лет, его изнасиловали, но это не стало психологической травмой. Сейчас он гей. Эти события как-то связаны?
Не обязательно эти события взаимосвязаны именно в такой последовательности. Я думаю, его изнасиловали, потому что он уже был таким. Я знаю разные истории. Например, молодой человек жил с девушками, потом с ними у него что-то не получалось, и он стал геем. Есть и истории «наоборот». Ко мне на консультацию как-то пришел молодой человек, который жил с мужчиной, и мы с ним разговаривали о существовании привязанности к ощущениям. Порой мы, испытав счастье, оргазм, кайф, привязываем это к каким-то конкретным условиям – полу, внешности, возрасту, размеру груди, и потом начинаем искать что-то подобное. И если не привязываться, то не возникает маниакальной одержимости: вот я с мужчинами могу, с женщинами не могу или с худыми могу, с толстыми не могу. Ничего не связано, пока мы что-то не связали. Искать причину вовне и одержимо пытаться воссоздать ту обстановку, в которой пережил счастье, – это свойство сознания. Как только человек пытается найти прежние ощущения в настоящем, он невольно становится одержимым.
Счастье не имеет причин. Причины есть только у несчастья. Когда мы тотально здесь и сейчас, у нас нет прошлого и будущего, и мы не связаны ни с чем, может произойти любое чудо. Возможно все, если мы здесь и сейчас. А если зацепиться за то, что я тогда стоял на балконе, в темноте, была осень, и я что-то такое почувствовал, и теперь только осенью, в темноте и на балконе я смогу испытать что-то подобное, то вся жизнь превратится в попытку восстановить то, что восстановить невозможно. Поиски того, что было когда-то, создают петлю – эмоциональную, психологическую, телесную.
Моему сыну 16 лет, и по поводу его поведения у меня нет страхов (с мальчиками в этом смысле проще – ошибки не имеют таких последствий, как у девочек), а дочери – 13. Она домашний ребенок, сейчас ее интересы не выходят за рамки учебы и собаки, но скоро начнет взрослеть. Мне бы хотелось, чтобы она вела себя с мальчиками сдержанно, скромно. Как этого добиться, ведь запугивать тоже не хочется?
Не надо иллюзий, что с мальчиками проще. Мальчик может заразиться, его могут обвинить в изнасиловании или совращении, если девочка окажется младше. Кроме того, ваш сын может оплодотворить девочку, и будут все те же последствия, как если бы у вас забеременела дочь, и вы окажетесь с младенцем на руках.
Запреты не работают, запугивания тоже не имеют никакого смысла. Все это только создает желание действовать наоборот. Обратите внимание на главу, где я рассказываю про «точку опоры» и о том, как сформировать у ребенка способность нести ответственность за свою жизнь. Когда это есть, он рассуждает не в категориях «можно или нельзя», а в категории «нужно мне это или не нужно».
Вы боитесь, что дочь будет нескромна, и уже транслируете свой страх и создаете интерес к развязному поведению. Мы всегда создаем то, чего боимся. Повод для разговора с дочерью уже появился, для разговора, основанного на доверии и уважении, вы хотите донести до ребенка то, что считаете важным, нужным, ценным в жизни. Не пытайтесь пугать – просто выражайте пожелания: «Доча, мне бы хотелось…» Но ни в коем случае нельзя требовать, иначе получится так, что при папе дочь ведет себя так, а без него – иначе.
Моя сестра одна воспитывает детей, и недавно ее дочь стала жить с молодым человеком. Я чувствую ответственность за них и понимаю, что парень встречается с племянницей потому, что она из обеспеченной семьи. Она не очень красива и не очень умна, и ее просто используют. А если она еще забеременеет и родит, то так в жизни ничего и не добьется. Как с ней об этом поговорить?
В вашем вопросе я слышу оценку и беспокойство, но не слышу ответственности. Ответственность – это не ревность и не осуждение. На вкус и цвет товарищей нет. Красивая у вас племянница или нет, умная или не очень – решать не только вам. Возможно, вам кажется, что она некрасива и неумна, но ее молодого человека все устраивает. Кроме того, даже если все так, как вы говорите, то я вам скажу, что девушки некрасивые и неумные гораздо чаще, чем красивые и умные, удачно выходят замуж и образуют счастливую семью. Вопрос спорный – кто кого использует. Возможно, она, такая некрасивая и неумная, использует красивого и умного парня, живя с ним. Так что я бы не торопился в этой паре одного называть жертвой, а другого – агрессором.
Пока в вашей оценке ситуации есть противоречия, которые говорят о том, что выводы были сделаны поспешно. Например, если девушка неумная и некрасивая, как вы говорите, то, может быть, самое лучшее для нее – реализоваться в семье, потому что в бизнесе она и так не состоится. Советую честно поговорить с племянницей: «Что происходит? Насколько это важно для тебя? Что ты чувствуешь? Какие перспективы видишь?» После таких вопросов у человека откроются глаза, появится ясность, и не надо будет ни запугивать его, ни стыдить. Пока вы не знаете, что происходит между ними, не судите так категорично. Понаблюдайте какое-то время. И еще: я бы не стал говорить девочке, что она неумна, некрасива, что ее используют и искренних чувств она вызывать не способна.
Недавно мама одноклассника моей дочери рассказала мне, что дочь целовалась в школе с мальчиком. Я понимаю, что в этом нет ничего особенного, но мне стало очень неудобно за дочь. Почему? Я ведь не считаю, что она в чем-то не права.
Когда ребенок целуется, он просто повторяет то, что видел в мультиках и фильмах. Он так экспериментирует, и поцелуи – один из способов познания, открытие для себя жизни в ощущениях. За этим событием может не быть всего того, что взрослые себе напридумывали. Все не так однозначно, и когда мы это понимаем, становимся мудрее.
Проблема в основном состоит в том, что мама не уверена в себе, не уверена в своей дочери, и потому любое обвинение извне сразу выводит из равновесия. Само слово «неудобно» говорит об отсутствии комфорта. Если бы вам не сказали о том, что видели вашу дочь целующейся, вам не было бы так неудобно. И большинство родителей беспокоит не то, что чувствует их ребенок, не то, что он делает и каково ему, а то, что о них подумают, что им предъявят в качестве обвинения: «Кого вы воспитали? Где проглядели? Почему ваша дочь такая распущенная и чувственная?» Я бы на вашем месте не занимал жертвенно-пассивную позицию, а поинтересовался у той женщины: «А почему ваш сын подглядывает за одноклассниками? И зачем он докладывает вам о том, чем они занимаются? С какой целью вы мне об этом рассказали?»
В нашу школу ходит очень любвеобильный парень. Мы с ним знакомы еще с садика – он уже там всех целовал, обнимал, зажимал, и я сама не раз отрывала его от своей дочери. В школе продолжается то же самое. Не может случиться так, что под его влиянием и все остальные дети начнут ему подражать?
Конечно может. Все зависит от того, насколько парень активный, популярный и вовлекающий. Но все проходит. Если общество начинает бороться с чем-то, то тем самым создает из обычного эксперимента еще более интересную игру – делать то же самое, но скрывать, держать втайне, и тогда это может закрепиться в поведении надолго. Мы сами это создаем, когда боимся, пугаем самих себя, но наши фантазии зачастую не имеют отношения к реальности.
Внучке 17 лет, и я догадываюсь, что она встречается с мужчинами, которые намного ее старше. Ее мать живет в другом городе, и поэтому, кроме нас с дедом, поговорить с ней больше некому. Нас очень пугает то, чем это может закончиться. Почему она выросла такой? Где мы ее упустили?
Чем угодно это может закончиться, в том числе и ничем таким, что вы предполагаете. Скорее всего, развязка окажется за рамками ваших представлений, так что приготовьтесь удивиться. Вы говорите «выросла такой». Какой «такой»? Привлекательной, сексуальной, раскрепощенной? Вы в 17 лет не спали с мужчинами старше вас, но ваша внучка не такая, как вы. Примите это. Может быть, именно ваше осуждение толкает ее делать все то, что вас огорчает и заставляет волноваться. Если вы хотите, чтобы ребенок что-то делал, запретите ему это. Как только вы перестанете волноваться и передадите внучке право принимать решения, она будет относиться к своей жизни с большей ответственностью.
Наша дочь решила сделать аборт, а мы с мужем против, предлагаем ей помощь и поддержку в воспитании ребенка. Нам кажется, что она может совершить поступок, о котором будет жалеть всю жизнь. Где проходит грань между родительской заботой и вмешательством в чужую жизнь?
Пока это просто ваш каприз – вы хотите, чтобы дочь оставила ребенка, потому что вам хочется понянчить младенца. Ничего, кроме сопротивления, вы от дочери не получите в ответ на такую якобы заботу о ней. Решимость вашей дочери на чем-то основывается. Вы не разобрались еще, насколько ей важно прервать беременность и все забыть, и уже предлагаете свои услуги. Если ваша дочь боится, что ребенок помешает ей закончить институт и сделать карьеру, – ваши услуги нянь ей пригодятся. Если она не хочет этого ребенка, потому что его отец оказался подонком и она не хочет всю жизнь видеть напоминание об этих несчастливых отношениях, – ваши услуги не нужны. Критерий, определяющий, родительская это забота или вмешательство в чужую жизнь, – уместность.
Как помочь ребенку пережить изнасилование?
Убедить его в том, что нужно простить, отпустить, понять: что было – то было. Это свойство нашего сознания – притягивать прошлое, становиться одержимыми им, зацикленными. Ваш ребенок станет таким, если произошедшее постоянно обсуждается в семье, навязывается, чем занимаются многие люди. Не нужно игнорировать то, что произошло, но и не позволяйте ребенку носиться с этой драмой. Если после изнасилования человек получил популярность и огромное количество внимания, то, когда ему станет одиноко, он знает, что делать: снова попасть в жуткую историю.
Если вы видите, что ребенок зациклен на том, что случилось, задавайте вопросы: «Зачем ты с этим носишься? Чем тебе это выгодно? Зачем думать о том, что было?» Большинство людей не могут принять события, прячут их в себе, хранят память об этом. Я, как психотерапевт, могу сказать, что ничего хорошего люди в своей памяти не хранят, а носятся, как ветераны с медалями, лелея жуткие подробности кошмарного прошлого. Ценность памяти в социальном воспитании сильно преувеличена. Говорят, что «память – это важно», «память делает человека человеком», «люди должны помнить своих предков» и прочее. Но, помня о прошлом, мы становимся памятниками этому прошлому.