В системе комплексного исследования 6 страница

С точки зрения гипотезы «перестройки» плодотворная разработка этого представления возможна лишь при признании того, что связь между социальным и физиологическим опосредствуется психическим, при предварительной разработке социопсихиче-ской и психофизиологической проблем. Естественно, что такой подход осуществим лишь при условии коренной ломки и преобразования традиционного представления о психическом.

Гипотеза о «перестройке» связана с пониманием структурных уровней организации конкретных систем как трансформированных этапов их развития. Возникновение новых, высших уровней, естественно, предполагает определенное развитие, формирование и низших уровней. Развитие высших уровней происходит не путем их надстройки над неизменными предшественниками, а перестройкой всей конкретной системы, дополнением, преобразованием низших уровней, приведением их в соответствие с высшими. Иначе говоря, развитие высшего уровня невозможно без соответствующих достроек, преобразований низших уровней. Это развитие неизменно включает в себя такие преобразования.

События на высших уровнях (т. е. взаимодействия в высших формах) немыслимы, если цепь уровней (взаимодействий) оказывается порванной в каком-либо из нижележащих звеньев. Возможность функционирования вышестоящего уровня зависит от всей цепи. Невозможно, например, какое бы то ни было социальное поведение человека, находящегося под полным наркозом, т. е. тогда, когда у него выключен психический — сигнальный уровень организации жизни, а также у человека, который существует лишь как ущербный, неполноценный, не способный к обеспечению функционирования высших уровней организм.

Развитие представляет собой, таким образом, не «надстройку», а одновременную дифференциацию и реинтеграцию всей конкретной системы.

Однако почему в таком случае затухает антропогенез при продолжении развития общества? Для ответа на этот вопрос воспроизведем вначале схему взаимоотношений между различ-

Ав

ными структурными уровнями организации конкретной системы.

В общем виде схема эта такова: высший уровень представляет собой не что иное, как определенную организацию элементов низшего.

Например, психическое по отношению к органическому, в частности к его высшему структурному уровню — физиологическому, выступает как совокупность относительно простых физиологических реакций, протекающих в строго определенной последовательности. Каждая отдельная реакция отвечает законам физиологии. Но строго определенная последовательность реакций внутри их комплекса — функциональная система реакций — строится по законам психологии. Эта функциональная система и представляет собой один из продуктов психического взаимодействия — элемент психики. Иначе говоря, каждый физиологический элемент психики формируется по законам физиологии, отображающим процессы взаимодействия органов и тканей («под кожей»), но сама функциональная система этих элементов формируется по законам психологии, отображающим процессы взаимодействия субъекта с объектом («над кожей»). Эти процессы уже не замыкаются в мозгу. Они осуществляют сигнальную связь живой системы с окружающим миром, являясь необходимым условием ее специфической ориентации во времени и пространстве. Деятельность человека во внутреннем плане, «в уме» есть, как известно, интериоризованная форма внешней деятельности. Она подготавливает, обслуживает, планирует внешнюю деятельность. Поэтому сам факт «умственной деятельности», т. е. оперирования не объектами — оригиналами, а их моделями, не противоречит общему положению о выходе психического во вне. Этим выходом и осуществляется, в частности, его связь с социальным.

Есть достаточно оснований утверждать, что в процессе становления, т. е. в филогенезе, физиологическое не предшествовало психическому. То и другое было представлено в нерасчленен-ном единстве, в возможности. В этом смысле существенны уже упоминавшиеся нами раньше попытки дать определение жизни с позиции кибернетики: понять жизнь как высокоустойчивое состояние вещества, использующее для выработки сохранных реакций информацию, кодируемую состояниями элементов этого вещества. Для нас «использование информации» (понимаемой в широком смысле) и есть решающий признак психического в его процессуальном выражении, а организация состояний вещества, кодирующего информацию, и есть результативный аспект психического — психика. Сами же эти состояния соответствуют тому, что мы относим к органическому. Поэтому возможно допущение, согласно которому физиологическое можно рассматривать как интериоризованное и редуцированное психическое; в филогенезе физиологическое возникло не до психического, не предшествовало ему, а формировалось одновременно с ним. И

Ш

Лишь затем физиологическое обособилось как один из специфических уровней организации живых систем, функционирование которого может быть описано относительно самостоятельными законами. В процессе антропогенеза одновременное формирование физиологического и психического, специфических для человека, еще более вероятно.

Если мы взглянем на истоки социального и станем рассматривать их как специфические объединения живых систем, не связывая такие объединения обязательно с наличием людей, то заметим, что так понимаемое «социальное», несомненно, свойственно всему живому. И именно оно явилось наиболее мощным фактором развития психического (а следовательно, и органического). Мы понимаем психическое как взаимодействие субъекта с объектом. Естественно, чем содержательней объект, тем более богато взаимодействие с ним, тем больше оно несет возможностей к развитию. Конечно, для живого существа (наиболее слож-ноорганизованного) самым богатым источником развития служило взаимодействие с себе подобным.

Пример. Важнейшим условием развития собственно человеческой деятельности, бесспорно, явились различные формы социального общения. Только под их влиянием и возможно было формирование нового, специфического для человека взаимодействия субъекта с объектом, развитие новых форм деятельности и прежде всего самого труда (в узком его понимании — прежде всего как специфического для человека способа преобразования природы в целях создания условий, благоприятствующих осуществлению процесса обмена веществ и т. п.). Социальное взаимодействие всегда остается по отношению к психическому ведущей формой.

Таким образом, гипотеза «перестройки» приводит к выводу о том, что зародыши психической, органической и социальной форм взаимодействия возникли одновременно. Их единство уже содержится в простейшем живом существе, оно потенциально включено в сам принцип сигнальной связи. Одновременно происходит и дальнейшее развитие этих форм.

Высший уровень выполняет функцию системы — лидера. Потребность в новизне складывается на нем. Средства к ее удовлетворению дают низшие уровни. Таким путем идет преобразование низшего под влиянием высшего. В этом заключена и тенденция к затуханию развития низших уровней. Высший уровень всегда имеет свой «заказ» к низшему. Этот заказ определяется потенциальными возможностями высшего. Развивая эти возможности, он вызывает преобразования в низших уровнях, но лишь до тех пор, пока развитие низших уровней не достигнет определенного предела, на котором низший уровень приобретает необходимые «степени свободы» для удовлетворения всего объема возможных заказов высшего уровня, иначе говоря, до того предела, когда низший уровень оказывается способным

обеспечить набор элементов, удовлетворяющих любым комбинациям при формировании тех функциональных систем, к созданию которых потенциально способен высший уровень. Достигнув такого предела, развитие низшего уровня затухает. Таким путем затухает и антропогенез. Таким путем затухла и эволюция животного мира. Все существующие сейчас виды животных исчерпали потенциальные возможности своих систем — лидеров, не пробившись при этом на высший уровень. Все они представляют собой тупиковые ветви. На высший уровень пробились лишь предки человека. Настанет время, когда и обществу людей надо будет прорываться на новый структурный уровень. Возможность к такому прорыву складывается уже сейчас. Теснейшим образом она связана с производством средств производства.

Итак, согласно гипотезе «перестройки», развитие органического уровня должно затухать раньиУе, чем психического. Однако до своего затухания органический уровень должен быть способен обеспечить любые заказы психического, он должен быть адекватным всем его потенциальным возможностям. Затем затухает психический уровень (по всей вероятности, это уже произошло). Однако и он должен обеспечивать все потенциальные возможности социального уровня. И это, по всей видимости, произошло. Психологический механизм интеллекта человека остается на протяжении многих веков неизменным, однако он с полным успехом обеспечивает постоянное развитие интеллекта, понимаемого как конкретный аппарат ориентации человека во времени и пространстве — состав и глубина знаний людей более поздних эпох, несомненно, богаче, чем у предшественников.

Теперь мы можем вновь вернуться к исходному пункту — к биосоциальной проблеме. Мы убедились, что в традиционном виде она поставлена неправильно. Но ее можно преобразовать в ряд проблем. Прежде всего — в зоосоциальную и социопсихо-органическую. Традиционную биосоциальную проблему больше всего волнует вопрос: в какой мере органический уровень человека близок к соответствующему уровню животных? С точки зрения гипотезы «перестройки» следует, что вся эта близость лежит в пределах аналогий, но не тождества. Все аналогии возникают потому, что в том и другом мы сталкиваемся с проявлением одних и тех же общих законов развития. Тождество не возникает потому, что в тех же случаях общие законы проявляются в особенных, специфических формах.

У человека, как и у животных, есть органический генотип. Но это иной генотип. Он строго приурочен к заказу психического уровня, обслуживающего не инстинктивное поведение в зоо-объединении — стаде, а социальное поведение человека. Органическая наследственность фиксирует ту структуру организма человека, которая выработана до затухания антропогенеза, и обеспечивает прижизненное развитие психологического механиз-

ма интеллекта человека. Все новообразования, возникающие после завершения антропогенеза, не наследуются органически и т. п. Своеобразие органической наследственности проявляется сейчас лишь в индивидуальных различиях, не выходящих за пределы антропологической нормы, но широко варьирующих в разных направлениях внутри ее.

Психология и физиология высшей нервной деятельности. Рассмотрим теперь ряд положений истории физиологии высшей нервной деятельности, касающихся взаимоотношений психологии и физиологии ВНД. Последнюю мы избираем в связи с тем, что органическое взаимодействие само по себе, несомненно, имеет внутреннюю иерархию, вследствие чего с психическим непосредственно стыкуется лишь его высший уровень.

Центральное понятие физиологии высшей нервной деятельности — условный рефлекс, как нам представляется, отображает не специфические особенности какого-либо абстрактно взятого взаимодействия, а прежде всего конкретность — конкретные события поведения живых систем. Поэтому социальное (или его аналоги на стадии животных), психическое и органическое в этом понятии не разделены.

Причины такой неразделенности сравнительно легко понять. В отличие от классических физиологов конца XIX — начала XX в. И. П. Павлов использовал в экспериментах не усеченную конкретную живую систему (например, нервно-мышечный препарат), а целостную. Отдавая примат физиологическому исследованию, в исследованиях по высшей нервной деятельности он изучал те физиологические закономерности, которые свойственны органическим событиям, происходящим непременно в русле психического взаимодействия, составляя его ближайшее опосредствующее звено. Несомненно, вне русла психического взаимодействия данные физиологические закономерности остаются неуловимыми. Это и заставило И. П. Павлова выйти за рамки «чистой» физиологии. Физиологическое, опосредствующее собою психологическое, не перестает быть физиологическим, оно остается им. Физиологическое исследование в русле психического взаимодействия вполне оправданно. Единственное условие при этом заключается в непременной абстракции от элементов психического, с которыми так или иначе физиологу-экспериментатору приходится иметь дело. Если такая абстракция преднамеренно не осуществлена, то возникает опасность подмены физиологических закономерностей закономерностями психологическими и наоборот, что уже никак не способствует успеху познания, а вредит ему.

Как психология, так и физиология долгое время переживали фазу описательного развития. Психология описывала «душевные события»; физиология — явления, связанные с различными отправлениями организма: кровообращением, дыханием, пищеварением и т. п. Обе науки на фазе описания были так далеки друг

от друга, что вопрос о их взаимоотношении по-серьезному даже не возникал. Начало формирования новой стадии в развитии физиологии связано с проникновением в нее методов физики и химии, в силу чего ряд физиологических явлений сгал рассматриваться как продукт протекающих в организме физико-химических процессов. Столкновение с фактом «психического слюноотделения» привело к обнаружению, выражаясь словами И. П. Павлова, остановки поступательного со времен Галилея хода естествознания перед большими полушариями головного мозга. Ощущение такой остановки определялось тем, что вновь принятые во внимание факты не поддавались объяснению с точки зрения физико-химических закономерностей. Это столкновение положило основу для постепенного создания новой науки, названной И. П. Павловым физиологией высшей нервной деятельности. В этой новой науке известные физиологические события рассматривались уже не только как результат физико-химического процесса, а как собственно физиологические процессы (иррадиация и концентрация возбуждения и торможения и их взаимная индукция и т. д.), в ходе которой формируется продукт, имеющий совершенно иное — психическое — свойство.

В этих основных вехах пути формирования науки о жизни отразилась объективная природа вышеописанных взаимосвязанных систем взаимодействия. Описательная фаза развития науки охватывала лишь одну сторону взаимодействия, а именно его конкретно выраженный продукт, не раскрывая закономерностей его формирования, т. е. процессов. Именно в описательный период развития знания и возникли не связанные друг с другом психология и физиология. Их развитие со временем отчетливо поставило вопрос об объективной неразрывной связи психологического и физиологического. Однако отсутствие адекватной теоретической основы ставило на пути вскрытия природы этой связи, ее механизма существенные трудности. Их можно отчетливо уЕидеть, например, в разноголосице и неувязках по вопросу о соотношении понятий «ассоциация», «условный рефлекс», и «временная нервная связь», привлекавшему в начале 50-х годов обостренное внимание физиологов и психологов.

Известна, например, точка зрения, согласно которой ассоциация отождествлялась с условным рефлексом.- Не менее распространено мнение, по которому ассоциация отождествлялась с временной нервной связью. Объединение обоих положений логически приводит к отождествлению всех трех понятий. Видимо, именно с целью оправдания их сосуществования некоторые физиологи рассматривали ассоциацию как родовое понятие, включающее в себя условный рефлекс как видовое, подчиненное, как особый вид ассоциации. Наконец, известна точка зрения, где в качестве родового понятия выступает временная нервная связь, а ассоциация и условный рефлекс рассматриваются как видовые понятия, как частные случаи временной нервной связи. Аргу-

Ментация, подтверждающая те или другие выдвигаемые различия, во всех случаях пестрит противоречиями. Для иллюстрации можно сослаться хотя бы на соображения Ф. П. Майорова (1954). Отправляясь от утверждения тождества условного рефлекса и ассоциации, Ф. П. Майоров, уточняя это утверждение, придерживается мнения, что условный рефлекс есть частный случай ассоциации. Он считает, что понятие условного рефлекса включает в себя не только характеристику внутренней сущности этой реакции — ее нервного механизма, но и характеристику внешней реакции. Различие между условным рефлексом (как видовым понятием) и ассоциацией (как понятием родовым) усматривается в том, что для первого необходимо участие подкорки, а для второй в этом необходимости нет. Отрицая участие подкорки и всего безусловного (значит, и безусловного ориентировочного рефлекса) при ассоциации (у человека), автор, кроме всего прочего, тем самым отбрасывает необходимость и внешней реакции, так как без участия подкорки внешняя реакция не может быть осуществлена. Дальше Ф. П. Майоров отождествляет условный рефлекс и ассоциацию с понятием корковой временной связи, хотя последняя как корковая связь, т. е.связь между различными элементами коры, уже может быть мыслима без внешней реакции (например, морфологически).

Э. Г. Вацуро (1955), касаясь вопроса о соотношении условного рефлекса, временной связи и ассоциации, пишет о том, что некоторые из высказываний И. П. Павлова давали известное основание считать, что для него все эти термины (условный рефлекс, временная непрерывная связь, условная связь, временная связь, ассоциация) представляют собой простые синонимы.

По мысли Э. Г. Вацуро, нельзя сделать твердого вывода о полном совпадении и для И.П.Павлова перечисленных понятий. Можно лишь утверждать, что всякий условный рефлекс есть временная связь или ассоциация, но нельзя утверждать, что всякая временная связь или ассоциация есть условный рефлекс. Э. Г. Вацуро принимает положение о том, что ассоциация или временная связь представляет собой более широкие понятия, чем условный рефлекс. Автор отождествляет затем термины «временная связь» и «временная нервная связь», указывая наряду с этим на различные значения, в которых данный термин употребляется: во-первых, в морфологическом значении — как связь, возникающая между отдельными пунктами высших отделов центральной нервной системы, и, во-вторых, в функциональном — как связь между организмом и внешней средой, как связь между различными агентами и определенными деятельностями организма. Э. Г. Вацуро не дает дальше необходимого разъяснения различия этих двух значений. Поэтому остается неясным, почему в качестве функции временной нервной связи, рассматриваемой вместе с тем как морфологическое образование, непосредственно выдвигается осуществление связи между организ-

мом и средой. Можно предполагать, что функция временной нервной связи имеет более ограниченную природу, например проведение нервного возбуждения, которая является одним из необходимых звеньев осуществления взаимодействия организма со средой, но не охватывает его в полном объеме. В дальнейшем Э. Г. Вацуро в качестве универсального понятия выдвигает понятие временной нервной связи, указывая, что временная связь организма с внешней средой имеет свой материальный субстрат — нервную связь между определенными пунктами нервной ткани. Отсюда логическим путем определяются условный рефлекс и ассоциация. Если эта нервная связь возникает между пунктом данного внешнего агента и корковым представительством какой-либо безусловной реакции, то возникает дуга условного рефлекса. Если же связь возникает между пунктами отдельных внешних агентов (например, компонентов комплексного раздражителя) и не затрагивает корковое представительство безусловной реакции, то образующиеся функциональные связи должны быть отнесены к временным или ассоциациям, но не к условным рефлексам. Не будем обсуждать это положение, так как оно основано на категорическом признании того факта, что в ходе анализа и синтеза комплексного раздражителя корковое представительство безусловных реакций (добавим — и их услов-норефлекторной надстройки) не принимает никакого участия. Известны и обратные этому мнения. Обратимся к следующему опорному пункту рассуждения Э. Г. Вацуро, где становится очевидным, что если рассматривать условный рефлекс, временную нервную связь и ассоциацию с точки зрения физиологического механизма их образования, то во всяком случае различия между ними полностью стираются, так как все они являются результатом замыкательной функции больших полушарий. Таким образом, получается, что функциональные различия связей, рассматриваемые в самом широком аспекте взаимодействия организма и среды, определяются лишь морфологическими различиями, не имеющими к тому же никакого принципиального значения с точки зрения физиологического механизма образования этих связей.

Все перечисленные нами попытки установить соотношение между понятиями условный рефлекс, временная нервная связь и ассоциация несомненным образом указывают на наличие определенной потребности такого соотнесения. С другой стороны, искусственность предлагаемых соотнесений, их неубедительность являются следствием принципиальной невозможности такого соотнесения без предварительного дифференцирования общего хода взаимодействия живой системы с окружающим на отдельные взаимосвязанные и взаимообусловливающие друг друга формы. Чем более точным будет выделение этих качественно своеобразных форм, тем более правильными окажутся определения ощупью найденных понятий.

Рассмотрим теперь в общих чертах эти понятия с позиции выдвинутого нами принципа.

Предварительно необходимо заметить, что вопрос о соотношении понятий «условный рефлекс» и «временная связь» есть вопрос чисто терминологический. Можно согласиться, например, что условный рефлекс есть частный случай временной связи, но вместе с тем можно согласиться и с обратным. С равным успехом оба термина можно рассматривать как синонимы. Если же здесь представляется возможность выбора, предпочтительней остановиться на последнем, поскольку для этого имеется наибольшее количество доводов из истории науки о высшей нервной деятельности.

Соотнесение понятия условного рефлекса (или временной связи) с понятиями временной нервной связи и ассоциации логически оправдывается лишь при условии, если мы станем рассматривать условный рефлекс как понятие, не ограничивающееся формой органического взаимодействия, а включающее в себя и психическое взаимодействие. Психическое и органическое выступят в таком случае как элементы условного рефлекса. Ассоциация может быть рассмотренной как психический продукт; временная нервная* связь — как опосредствующий его органический продукт.

Термин «ассоциация» заимствован физиологией высшей нервной деятельности из психологии, где он означал не что иное, как связь между впечатлениями, представлениями. Физиологи высшей нервной деятельности придали ему новый смысл — они стали рассматривать ассоциацию как временную нервную связь между участками коры больших полушарий, возбуждающихся по причине безусловной ориентировочной реакции. Нет никакой необходимости отождествлять понятие ассоциации и временной нервной связи, поскольку ассоциация может иметь свой собственный специфический смысл. Настаивая на том, чтобы в дальнейшем придавать ассоциации психологическое, а не физиологическое значение, мы вовсе не хотим отождествить современное понятие ассоциации с тем, которое имелось у ассоцианистов прошлого века. Понятие ассоциации того времени, строго говоря, больше соответствовало понятию условного рефлекса, чем тому смыслу, который мы теперь желаем ему придать. Особенностью старой ассоциативной психологии являлось нерасчленен-ное понимание выдвинутого ею принципа ассоциирования представлений. Ассоцианисты не усматривали разницы между двумя вопросами, ответы на которые должен был дать принцип ассоциации в том объеме, в котором он ими использовался. Первый вопрос может быть сформулирован так: по каким причинам связываются друг с другом различные пункты коры? Ответ на этот вопрос является необходимым условием для правомерной постановки второго вопроса: на основании каких причин в связь вступили именно данные пункты? Научное содержание принцип

ассоциирования приобретает только после его дифференцирования. Возможность решения второго вопроса возникает тогда, когда первый уже решен. Однако ответ на первый вопрос еще не решает второго. В целом на оба вопроса отвечает не теория ассоциации, а теория условного рефлекса. Дифференцированно на первый вопрос отвечает теория временной нервной связи. Однако эта физиологическая теория не способна ответить на второй вопрос. Решающим моментом для теории временной нервной связи остаются пространственная, временная и силовая характеристики раздражителей, определяющие собой нервные процессы иррадиации, концентрации и взаимной индукции, в результате которых замыкается временная нервная связь. Ответ на второй вопрос дает психологическая теория ассоциации, отражающая собой закономерности взаимодействия субъекта и объекта.

Итак, на уровне физиологического взаимодействия условный рефлекс выступает как временная нервная связь, возникающая в результате нейродинамического процесса. На уровне психического взаимодействия условный рефлекс выступает как ассоциация. Логически ассоциация мыслима и без временной нервной связи. Морфологически нервная связь мыслима и без ассоциации. Однако в ходе конкретного взаимодействия живой системы с окружающим, осуществляющегося путем условных рефлексов, и ассоциация, и временная нервная связь мыслимы лишь как неразрывно слитые друг с другом стороны условного рефлекса.

Разумеется, что и среди ассоциаций, и среди временных нервных связей имеются существенные различия и определенная иерархия. Общее родовое понятие временной нервной связи включает в себя множество видовых частных форм. То же самое следует сказать и об ассоциации.' Это вполне естественно. Многообразные частные виды условного рефлекса складываются из большого числа частных видов временных нервных связей и частных видов ассоциаций.

Изложенное здесь расчленение понятия условного рефлекса на ассоциацию и временную нервную связь имеет существенное значение в принципиальном отношении. Дело заключается в том, что формирование как временной нервной связи, так и ассоциации подчиняется не только общим закономерностям, присущим формированию условного рефлекса, но и специфическим, одни из которых распространяются только на ассоциацию, другие — только на временную нервную связь. В этом специфическом отношении ассоциации формируются по закономерностям психологическим, а временные нервные связи — по физиологическим. Если законы формирования временной нервной связи известны, то, изучая законы формирования ассоциаций, нет необходимости специально исследовать, как формируются при этом временные нервные связи. Различные законы формирования ассоциа-

ций накладываются на более общие законы формирования временных нервных связей³⁰. Поэтому психологу, если он может опереться на достоверные положения, добытые физиологами, нет необходимости специально изучать органическую форму взаимодействия— он может пользоваться уже готовыми знаниями. Для психологии специальное значение имеют не те детали теории образования временной нервной связи, которые необходимы для физиологического исследования, а общие суммарные выводы, достаточные для того, чтобы понять физиологическое звено, опосредствующее психические процессы образования ассоциаций.

Таким образом, конкретное взаимодействие живой системы с окружающим, как уже неоднократно подчеркивалось, осуществляется не прямо, не непосредственно, а путем очень сложной системы различного рода переходящих друг в друга взаимоотношений.

Органические продукты взаимодействия элементов нервной ткани переходят в органические процессы взаимодействия. Эти процессы в свою очередь вливаются в двоякого рода продукты: с одной стороны, в продукт психический (функциональная система временных нервных связей, переходящая затем в психический процесс, в специфическое для субъекта ответное действие по отношению к воздействующему на него объекту); с другой стороны,— к изменению структуры вещества, например к замыканию временной нервной связи, обеспечивающей в дальнейшем уже прямое специфическое для субъекта ответное действие на данное воздействие объекта.

Нельзя думать, что корковый анализ и синтез раздражителей изначально осуществляются только уже имеющимися в мозгу образованиями нервной ткани. Корковый анализ и синтез раздражителей всегда являются вместе с тем продуктами психического взаимодействия, они постоянно направляются взаимодействием субъекта и объекта. Это же самое следует сказать и относительно более элементарных форм анализа и синтеза, осуществляемых рецепторами. Мнение, что нервные структуры

Здесь важно не упускать из виду различия между единичными конкретными явлениями и отражающими их сущность общими абстрактными законами. Отличающиеся одна от другой ассоциации, конечно, предполагают конкретно различные временные нервные свизи. Однако тогда, когда формирование данных различных ассоциаций протекает по разным закономерностям, формирование соответствующих им конкретно различных временных нервных свизей может подчиняться одному и тому же закону. Аналогичная картина возникает, скажем, при изучении падения тел в воздушном пространстве. Закон тяготения в равной мере распространяется на любое падающее тело, однако скорость и траектория падения различных тел будет разной в зависимости от плотности и формы этих тел, определяющих собой различное сопротивление воздушной среды. Изучая скольжение тел в воздушном пространстве, нет никакой необходимости каждый раз устанавливать закон тяготения и проверять, действует ли он на эти тела и как проявляется его действие.

способны самостоятельно осуществлять анализ и синтез раздражителей, основано на том, что упускается из виду филогенетическое и онтогенетическое развитие живой системы, в котором продукты психического взаимодействия, закрепленные соответствующими им структурными преобразованиями организма, перестают быть, собственно, развернутыми психическими событиями, они редуцируются и осуществляются уже на подчиненном психическому уровне взаимодействия. Поэтому нервная ткань в определенных пределах оказывается способной к относительно самостоятельному анализу и синтезу раздражителей и к переводу физиологического процесса путем соответствующих обратных преобразований в акт специфического для живой системы взаимодействия с окружающим. Но все это, повторяю,— филогенетический или онтогенетический продукт психического взаимодействия. За психическим остается теперь как бы творческая роль. А все, что было им достигнуто и в нужной мере закреплено, осуществляется в одном из моментов взаимодействия уже на уровне подчиненной психическому формы. Такое взаимодействие живой системы с окружающим, где психический момент оказывается редуцированным, осуществляется самостоятельно, конечно, лишь в ряде частных случаев, например в случае безусловнорефлекторной или сложнорефлекторной деятельности, протекающей по типу безусловного рефлекса. Во всех других случаях оно выступает лишь как некоторый момент уже не редуцированного, а полного цикла психического взаимодействия.