Министерство высшего и среднего специального образования рсфср 7 страница

качествам человека. С другой стороны, самоподача «мне всегда везет» приводит обычно к личностной атрибуции поступков «счастливчика». Вероятно, не имеет большого смысла подробно описывать все такие способы самоподачи, важно просто еще раз подчеркнуть их влияние на понимание нас нашими парт­нерами. И стоит задуматься над тем, почему все считают, что именно вы виноваты во всех своих неудачах, а такой же, как вы, Василий Иванович всегда оказывается несчастной жертвой обстоятельств — в этом, видимо, проявляется не только не­справедливость общего мнения, но и наши собственные усилия.

Представления о самоподаче будут неполными, если не рас­смотреть ее этических аспектов. В довольно распространенных обыденных выражениях типа «пускать пыль в глаза», «вешать лапшу на уши» слышится явно отрицательное, негативное от­ношение к тем действиям, с помощью которых «пускают пыль в глаза», да и к людям, которые это делают. Иными словами, в житейском представлении бытует не особенно уважительное отношение к самоподаче. Конечно, не всегда, но часто житей­ские представления связывают ее не с лучшими качествами людей.

Пожалуй, такая позиция по отношению к самоподаче объ­ясняется тем, что в общем мнении она неоправданно тесно свя­зана с представлением об осознанности действий. Многие счи­тают, что самоподача всегда сознательна и, более того, всегда направлена на то, чтобы ввести партнера в заблуждение. Однако ни первое — обязательное осознание самоподачи, ни второе — то, что она всегда вводит в заблуждение, — не соответствуют действительности.

Самоподача влияет на общение всегда, совершенно неза­висимо от того, насколько полно люди ее себе представляют и как они к ней относятся. Если два приятеля собираются на важный разговор к начальству и один из них считает не­обходимым надеть лучший костюм, белую рубашку и галстук, чтобы выглядеть «соответственно», а другой презирает такое «подлаживание под ситуацию» и поэтому идет в джинсах и старом свитере, то, несмотря на разное отношение к ней, само­подачу производят оба: первый «подает» официальность, уваже­ние, статус, респектабельность, другой «предъявляет» незави­симость, наивность, самостоятельность. Таким образом, само­подача объективно присутствует в любом общении, хочет того человек или нет. А значит, она в любой момент может послу­жить источником ошибок при восприятии другого. При таком понимании проблемы важнее не столько фиксироваться на не­гативных эмоциональных ассоциациях, связанных с самопода­чей, сколько, осознав ее обязательное присутствие в общении, понять ее закономерности, средства и методы с тем, чтобы учитывать возможное влияние.

Например, многие исследования показывают, что одной из причин ранних разводов является разочарование супругов друг в друге после некоторого периода совместной жизни, когда они обнаруживают, что те качества, которые они предполагали в партнере, на самом деле отсутствуют. Понятно, что это во многом связано с самоподачей. В период добрачного общения влюбленные осознанно или, что чаще, неосознанно пытаются показать себя с лучшей стороны, склонны некритически отно­ситься друг к другу, не учитывают ошибки социальной пер­цепции и поэтому видят в любимом скорее то, что им хочет­ся, чем то, что есть на самом деле.

«В нашем обществе люди чаще всего вступают в брак с ро­мантическим туманом в голове; обычно они не обращают вни­мания на черты характера, потребности и цели своего избран­ника (избранницы). Они вступают в брак с образом, а не личностью. Образ этот частью составлен из их собственных желаний и фантазий (больше всего это похоже на интерпре­тацию пятен Роршаха), а частью получается в результате со­знательной или -неосознанной игры партнера. Человек может изображать себя перед другим иным — такой личностью, какую, на его взгляд, можно принять и полюбить, однако очень редко это—настоящий образ личности» [156]. А семейная жизнь выявляет точки несовпадения ожидаемого и действительного, и происходят изменения в отношениях.

Конечно, умелая самоподача важна не только для счастли­вого брака. Она очень значима и во многих профессиях — врача, педагога, следователя, адвоката, руководителя и т. д. Само­подача играет важную роль в дружеских и деловых отношениях. Поэтому недоучет ее влияния является непростительной ошиб­кой.

КАК СЛОВО НАШЕ ОТЗОВЕТСЯ?

(коммуникативная сторона общения)

Недостаточно, чтобы твои слова были сказаны к месту, надо, чтобы они были обращены к людям.

С. Е. Леи,

. Анализируя «состав» своего общения, трудно пройти мимо такого очевидного факта, что общение — это коммуникация, т. е. обмен мнениями, переживаниями, соображениями, настро­ениями, желаниями и т. д. и т. п. И в задушевных беседах с друзьями, и в напряженных переговорах с оппонентами, в выступлении на собрании и в объяснении с самим собой, в перебранке с соседями и в признании в любви — в любой конкретной ситуации общения мы всегда что-то сообщаем парт­неру и что-то узнаем от него, что-то слышим, а что-то говорим сами (вслух или «без слов»).

Содержание конкретной коммуникации может быть очень различным: обсуждение свежих новостей или старых, как мир, проблем, сообщение о погоде или спор о политике, рассказ об «их нравах», или призыв мыть руки перед едой, восторг ?' по поводу нашумевшей выставки или недоумение после не­давних высказываний жены и о многом другом, всего не пере­числишь. Что бы это ни было — это всегда коммуникация, и представить себе общение без нее невозможно.

Существенно и то, что именно с коммуникативной стороной общения мы часто связываем представления об эффективности общения. Именно здесь лучше всего видны удачи и неудачи. Если мы не смогли объяснить то, что хотели, то вряд ли мы, получим удовлетворение; а поняв, наконец, что же хотел ска­зать партнер — обрадуемся. Сталкиваясь с неэффективным об­щением, мы чаще всего «подозреваем» коммуникацию: мои ошибки связаны с тем, что я не с того начал, не о том го­ворил, не с того боку подъехал, не то ответил и т. д. И по­этому у каждого есть масса вопросов: как говорить, с чего начинать, как сделать, чтобы тебя поняли, т. е. как сделать эффективной коммуникацию.

В социальной психологии осуществлено большое количество исследований, посвященных процессу коммуникации в общении и его закономерностям. Имеющиеся результаты во многом про­ясняют, как и при каких условиях коммуникация будет эффек­тивной. Они могут быть полезны и нам, так как помогают осознать тот круг проблем, который возникает при анализе общения.

Вначале нам необходимо как можно яснее описать, что же понимается под «коммуникацией в общении». Было бы невер­ным считать, что этот термин означает просто обмен информа­цией. Общение — не просто «сотрясение воздуха», коммуника­ция в общении всегда значима для его участников, так как обмен сообщениями происходит не «просто так», а ради достиже­ния каких-то целей, удовлетворения каких-то потребностей и т. п. Мы не передаем информацию, а информируем, не обме­ниваемся знаниями о тяготах жизни, а жалуемся или сочувст­вуем, не оглашаем свои анкетные данные, а приглашаем на день рождения. Иначе говоря, та информация, которая переда­ется и принимается, есть лишь средство достижения цели, лишь возможность удовлетворения желаний. Поэтому далеко не слу­чайно, что вопрос об эффективности общения (т. е. вопрос о степени достижения целей общения) чаще всего ставится как вопрос об эффективности именно коммуникации. Следователь­но, анализ и понимание «самой по себе» коммуникации в обще­нии принципиально невозможен — он всегда должен проводить­ся вместе с анализом целей и значимости общения для каждого из партнеров. Соответственно вопрос об успешности, эффек­тивности коммуникации в общении, который нас особенно интересует, также будет решаться в зависимости от учета це­лей каждого из партнеров.

Представим себе, что наш старый знакомый Георгий Петро­вич садится после знакомства с Михаилом Ивановичем за свой рабочий стол, долго ищет что-то в портфеле и, в конце концов, произносит: «Черт! Кажется, я забыл ручку!» Михаил Иванович Подходит к нему и, протягивая свою ручку, говорит: «Вот, по­жалуйста. Я всегда беру запасную».

Можно констатировать, что хотел этого Георгий Петрович или нет, он не просто или не совсем просто «сообщил» о своей забывчивости. С другой стороны, его сообщение определенным образом «повлияло» на Михаила Ивановича, что явно проявилось в его действиях. В дан­ном случае результатом коммуникации со стороны Георгия Петровича явилось изменение в поведении Михаила Ивано­вича. Это могло быть случайностью,но

не исключено, что Георгий Петрович специально позволил «вы­рваться» своей фразе, поскольку воздействие она оказала точно такое же, как если бы он сказал: «Нет ли у Вас лишней руч­ки — не могу найти свою». В таком случае цель коммуникации очевидна — необходимо определенным образом повлиять на партнера. Но даже если фраза вырвалась случайно, то и тогда мы можем предполагать о существовании определенной цели (помня, что присутствие цели не всегда предполагает намере-

ние). Таким образом, коммуникация в общении—это прежде всего влияние, воздействие на партнера.

В чем же конкретно может состоять это влияние или воздей­ствие? Представим себе, что в процессе знакомства Михаил Ива­нович рассказал Георгию Петровичу о том, как ему не везет и в личной (он уже третий раз женат и опять неудачно), и в произ­водственной жизни (с начальством не складываются отношения и он уже который раз вынужден менять службу), и квар­тиры у него нет и не предвидится, и с детьми постоянные слож­ности, и вообще не везет — вот сегодня утром он прожег утюгом единственный приличный костюм, представьте себе, пришлось идти на работу в спортивном. Вне зависимости от того, наме­ренно или нет, Михаил Иванович своим «сообщением о тяготах жизни» преследовал определенную цель или формировал оп­ределенное представление о себе, дескать, не рассчитывайте на меня — у меня все всегда не получается, или хотел, чтобы ему посочувствовали в его неудачах, или хотел объяснить свою несуразную одежду. И то, и другое, и третье обязательно предпо­лагает какое-то изменение представлений о нем у Георгия Пет­ровича. Либо это изменение его поведения (скажем, он выра­жает сочувствие Михаилу Ивановичу), либо это изменение ка­ких-то его представлений о ситуации, о Михаиле Ивановиче {он понимает, что Михаил Иванович несчастная жертва обсто­ятельств). Следовательно, целью воздействия, влияния в коммуни­кации может быть либо изменение во внешнем поведении партнера, либо изменение в его внутреннем мире. Но так как изменения в по­ведении также предполагают из­менения жизненного багажа че­ловека, то все возможные цели коммуникативного воздействия

сводятся к изменению этого багажа партнера, которое будет проявляться и в изменении каких-то представлений, оценок, смыслов и в определенном поведении.

Таким образом, «целью» коммуникации всегда является то или иное изменение в багаже собеседника — его дополнение, расширение, выкидывание лишнего, переукладка и т. п. Следо­вательно, эффективность коммуникации связана с тем, насколь­ко это удается.

Скажем, Георгий Петрович, выслушав нового коллегу, го­ворит: «Я считаю, что человек всегда сам виноват во всех своих неприятностях», — и садится за стол. Похоже, что его багаж остался неприкосновенным. Даже можно говорить об отрица­тельной эффективности — Михаил Иванович вызвал реакцию, прямо обратную той, которую ждал. Другой вариант ответа Ге­оргия Петровича: «А знаете, я Вам даже позавидовал—в спор-

6 Заказ № 723 gl

тивном костюме куда лучше себя чувствуешь, и работается лег­ко. А то я от этих галстуков очень устаю». Это похоже на пол­ный успех (если бы еще знать, что он при этом подумал). И наконец, третий вариант: «Вы случайно не знаете, где тут у них партком — мне надо встать на учет». Похоже, что он во­обще «прослушал» всю тираду Михаила Ивановича.

Итак, цель общения ^- изменить багаж партнера. Но сде­лать это не так просто: надо, чтобы партнер слушал, слышал, понимал, правильно отнесся и т. д. и т. п. Сле­довательно, главный вопрос, который нас должен интересовать опять же тот, который мы уже поставили: что -делает коммуникацию эффективной, какие требования должны быть выпол­нены для того, чтобы цель могла быть достигнута?

Изменение багажа—это либо изменение его состава (сооб­щение чего-то нового), либо изменение его строения, структу­ры, укладки (сообщение чего-то нового изменяет соотношение частей старого). Если воспользоваться довольно незатейливыми ассоциациями, связанными со словом «багаж» (чемоданы, сум­ки, баулы, рюкзаки), то легко представить себе, что то «новое», что должно изменить его, должно для этого удовлетворять оп­ределенным условиям. Скажем, можно ли положить в рюкзак осветительный прибор? Можно, но не любой—настольная лам­па, пожалуй, влезет, а уличный фонарь — нет. Можно ли в сум­ку с продуктами поместить кота? В общем можно, но лучше не надо—продуктов жалко. Или переливание крови (все-таки кровь «ближе к телу», чем содержимое любого рюкзака). Для того чтобы оно было эффективным, существенны два момента:

соблюдение санитарно-гигиенических правил (важно не занести инфекцию) и переливание «совместимой» крови (важно не вы­звать иммунную реакцию отторжения).

Несмотря на всю схематичность подобных «аналогий», мно­гое в них напоминает о требованиях, выполнение которых обяза­тельно для успешной коммуникации. Наш индивидуальный ба­гаж тоже далеко не всякое новое «вливание» выдержит, требу­ется соблюдение определенных условий. Возможны ситуации, когда коммуникация безуспешна и из-за того, что что-то «не влезает», и из-за того, что если оно «влезет», то это повлечет за собой тяжелые последствия — например, придется отказаться от своего представления о мире. Скажем, информация на непо­нятном языке «не влезает», потому что не может быть понята, а информация о том, что мордобитие лучший способ находить понимание, «не влезет», потому что она требует отказа от все­го, что раньше было в багаже.

В первом случае барьер на пути .коммуникации будет свя-

зан с формой ее подачи, во втором — с грубым несоответствием содержания сообщения нравственным нормам. Каким бы ни было конкретное происхождение барьера, его присутствие мо­жет свести общение на нет — эффективность коммуникации будет мала и взаимопонимание вряд ли будет достижимо.

Если бы мы знали, в чем состоит суть всех возможных барь­еров на пути коммуникаций, то у нас появилось бы тогда представление о том, что можно предпринять, что­бы на них не натолкнуться. Скажем, в одном случае следует говорить на понятном языке, а в другом — вообще не говорить «про это». Ины­ми словами, зная природу барье­ров, можно было бы осознать не­обходимые и достаточные условия их преодоления в общении, и тогда мы бы имели «ключи» к любому багажу.

Таким образом, перед нами стоят следующие вопросы:

1. Что препятствует эффективной коммуникации?

2. Каково происхождение барьеров?

3. Какие условия надо соблюдать, чтобы преодолевать барь­еры?

БАРЬЕРЫ НЕПОНИМАНИЯ

Много говорят о просвещении и жела­ют побольше света.Но, боже мой, какой толк от этого, если у людей либо нет глаз, либо те, у кого они есть, нарочно зажмуриваются.

Г. К. Лихтенб ерг

Во многих ситуациях общения человек сталкивается с тем, что его слова, его желания и побуждения как-то неправильно воспринимаются собеседниками, «не доходят» до него. Иногда даже складывается впечатление, что собеседник защищается от нас, наших слов и переживаний, что он возводит какие-то пре­грады, защитные сооружения, заборы и плетни на пути обще­ния. Проходя через нагромождения этих барьеров, наши слова частью застревают в них, частью изменяются до неузнаваемо­сти, частью западают в какие-то закоулки, так что найти их по­том невозможно. Между тем бывают (правда, значительно ре­же) и такие ситуации, когда то, что мы говорим, не наталкива­ется на преграды, когда путь для того, что передается, открыт и достигается полное взаимопонимание. От чего же зависит появление барьеров, почему они возникают, что, собственно, они защищают и есть ли какие-нибудь общие правила обороны, строительства и эксплуатации этих «фортификационных соору­жений»?

В сущности, каждому человеку есть что защищать от воз­действия. Коммуникация — это влияние, следовательно, в слу­чае успеха коммуникации должно произойти какое-то измене­ние в представлениях о мире того, кому она адресована. Между тем не всякий, кому адресована коммуникация, хочет каких-либо изменений, ведь они могут нарушить его представление о себе и мире, его образ мыслей, его отношения с другими людьми, его душевное спокойствие в конце концов. Изменения, вызванные коммуникацией, могут потребовать решительной перестройки всего внутреннего мира человека, подорвать веру в себя, вынудить к несвойственным ему действиям. Естествен­но, что каждый будет защищаться от такой чреватой последст­виями информации и делать он это будет твердо и решительно.

Разумеется, не всякая информация, не всякое влияние в об­щении чем-то угрожает. Наоборот, есть большое количество таких ситуаций, когда те изменения, которых требует получен­ная информация, благотворны. Тогда они помогают человеку, укрепляют его жизненные позиции, дополняют (не внося про­тиворечий) его картину мира и дают полное эмоциональное удовлетворение. От коммуникации, несущей такое, во всех от­ношениях положительное и приятное содержание, человек не будет защищаться, а станет активно осваивать ее, желать, ис­кать соответствующие ситуации.

Получается, что, с одной стороны, человек естественно дол­жен защищаться от любой угрожающей неприятными послед­ствиями или подозрительной информации, но, с другой стороны, должен не пропустить, не оттолкнуть, искать «хорошую» ин­формацию. И следовательно, он должен уметь каким-то обра­зом отличать «хорошую» информацию от «плохой», «пропу­скать» первую и «останавливать» вторую. Каким образом это происходит?

Интересное и оригинальное понимание тех социально-психо­логических механизмов, которые создают барьеры на пути коммуникативного воздействия, предложил выдающийся совет­ский ученый, историк и психолог Б. Ф. Поршнев. Изучая истоки человеческого общения и взаимодействия, субстратом которых является речь, Б. Ф. Поршнев пришел к выводу, что в своем исходном существе речь была способом внушения, или сугге­стии, самым мощным и могущественным из средств воздейст­вия, имеющихся в арсенале человека. Об этом он писал так:

«Всякий говорящий внушает» [84, с. 155]. Механизм такого внушения состоит в следующем: «...если налицо полное и без­оговорочное доверие... то человеческие слова у слушающего вызывают с полной необходимостью те самые представления, образы и ощущения, которые имеет в виду говорящий, а полная ясность и безоговорочность этих вызванных представлений стой же необходимостью требует действий, как будто эти представ­ления были получены прямым наблюдением или познанием, а не посредством другого лица... Прямое внушение опасно — оно может привести человека к несвойственным, чуждым ему мыс­лям и поступкам, сделать орудием того, кто владеет этим ору­жием. Защищаясь, человек „отпускает" другим доверие очень осторожно. Поэтому хотя всякий говорящий внушает, однако далеко не всякое словесное внушение приемлется как таковое, ибо в подавляющем большинстве случаев налицо и встречная психологическая активность» [там же, с. 155], называемая контрсуггестией, «противовнушением», которая содержит в се­бе способы защиты от неумолимого действия речи. Имен­но контрсуггестия и является главной причиной возник­новения тех барьеров, которые выстраиваются на пути коммуникации.

Б. Ф. Поршнев, рассматривая механизм контрсуггестии, вы­делил такие ее виды, как «избегание», «непонимание» и «авто­ритет». Как мы увидим, избегание и авторитет—это защита от «источника» коммуникации, а непонимание—от самого сооб­щения.

Поскольку контрсуггестия—это защита от внушения, а вну­шение возможно только при наличии доверия к тому, кто вну­шает, то, по сути дела, вся контрсуггестия—это защита от до­верия (или доверчивости). Если я откажу в доверии человеку или его информации, я тем самым защищусь от его воздействия. Поэтому основной вопрос, на который как бы должен ответить каждый в ходе любого общения,—это вопрос о доверии к со­беседнику и к тому, что он говорит.

Если мы не доверяем человеку (он «чужой», «опасный», «чуждый»), то мы можем уйти, не слушать его и т. д. и тем са­мым блокировать его коммуникацию. Следовательно, важно уметь определять, кто «чужой». В первой части книги мы уже обсуждали вопрос о том, что в ситуациях межгруппового вза­имодействия или приравненных к ним вполне надежное отделе­ние «своих» от «чужих» происходит на основе социальной сте-реотипизации и особых затруднений не вызывает. Поэтому здесь мы не будем к этому возвращаться, считая, что человек уже определил, «свой» перед ним или нет. Но что касается призна­ков самого коммуникативного воздействия, собственно сообще­ния, тех признаков, по которым определяется степень его «чуж­дости» и, следовательно, опасности, то о них нам еще ничего не известно, и поэтому их мы в дальнейшем будем обсуждать.

Избегание. Первый и наиболее кардинальный способ контр­суггестии, выделяемый Б. Ф. Поршневым,—это избегание источников воздействия, уклонение от контакта с партнером, при котором вообще никакое общение становится невозможным. Определив партнера как опасного в каком-то отношении, «чу­жого», «врага», «недоброжелателя», человек просто избегает общения с ним или, если совсем уклониться невозможно, при­лагает все усилия, чтобы не воспринять его сообщение. Со сто­роны эта «защита» очень хорошо видна—человек невнимате­лен, не слушает, «пропускает мимо ушей», не смотрит на собе­седника, постоянно находит повод отвлечься, использует любой предлог для прекращения разговора.

Избегание как вид защиты от воздействия проявляется не только в избегании людей, но и в уклонении от определенных ситуаций, таких, в которых может возникнуть опасность «вред-' ного» воздействия. Когда кто-то в кино закрывает глаза «на страшных местах» — это попытка избежать эмоционально тя­желой информации. Когда кто-то, не желая, чтобы на его решение или мнение оказывали влияние, просто не приходит на назначенную встречу или заседание—это тоже избегание. Мно­гие люди, пережившие блокаду Ленинграда, стараются даже не

вспоминать о ней, их трудно, например, уговорить пойти в кино на фильм «про блокаду». Или еще установленный факт: иссле­дования показывают, что, например, статьи о том, что курение вызывает рак, постоянно читают 60% некурящих мужчин и все­го около 30% курящих [23]. Остальные 70% просто уклоняют­ся от возможности получения таких «вредных» для них знаний.

Таким образом, самый простой способ защиты от воздей­ствия — избежать соприкосновения с источником этого воздей­ствия.

Авторитет. Действие авторитета как вида контрсуггестии заключается в том, что, разделив всех людей на авторитетных и неавторитетных, человек доверяет только первым и отказывает в нем вторым. Авторитетным людям оказывается полное дове­рие и по отношению к их речи контрсуггестия «не работает». Зато ко всем остальным, кому в авторитетности отказано, до­верия нет никакого, и, следовательно, то, что они говорят, не имеет никакого значения. Таким образом, доверие и недоверие как бы персонифицируются, они «зависят» не от особенностей передаваемой информации, а от того, кто говорит. Внушающая сила речи, суггестия, как бы канализируется, вгоняется в же­сткие рамки, а все, что выпадает из этих рамок, автоматически подвергается действию контрсуггестии и не воспринимается.

Действие этого вида контрсуггестии хорошо отражено, на­пример, в пословице «яйца курицу не учат» — однозначно ска¹ зано, что если некто относится к партнеру, как «яйцо к кури­це» (по возрасту, образованию, опыту и т.п.), то его можно не слушать — он «не авторитет».

В связи с таким действием авторитета очень важно знать, откуда он берется, от чего зависит присвоение конкретному че­ловеку авторитета. Очевидно, здесь можно найти много разных «оснований». Это может быть и социальное положение (статус) партнера, его превосходство по важному в данный момент па­раметру, принадлежность данного партнера к реальной «авто­ритетной» социальной группе, или его привлекательность в оп­ределенных ситуациях, хорошее отношение к адресату воздейст­вия, принадлежность к тем воображаемым, но важным для него группам, которым он безусловно доверяет. В общем и це­лом все те схемы, которые «запускают» механизм социальной стереотипизации, описанные в главе «Первое знакомство», могут способствовать авторитетности человека. Собственно, как мы уже говорили, механизм стереотипизации как раз и пред­назначен для отделения «хороших и важных» людей от «пло­хих и неважных». Но основания для этого у каждого свои, и определяются они собственным положением в системе обще­ственных отношений, собственной историей и основными цен­ностями.

Например, одно дело, когда советы по воспитанию детей Дает простая женщина без специального образования, но мать-

героиня, и совсем другое, когда те же советы дает психолог-про­фессионал, но не имеющий ни детей, ни семьи. Чьи советы бу­дут иметь большую эффективность? Это зависит от того, что для нас важнее—личный опыт или теоретические знания. Если важнее опыт, то мы внимательно выслушаем мать-героиню и, вероятно, вообще не обратим внимание на слова психолога. Если же для нас очень существенна научная база воспитания, то мы, скорее всего, выслушаем психолога и не будем серьезно относиться к словам матери-героини — «это ее частный опыт, почему я должен на него опираться, если он не имеет никакого научного обоснования?». Может также быть, что самое важное для нас в советчике — это не знания и опыт, точнее, не прево­сходство по знаниям или опыту, а его принадлежность к ува­жаемой или неуважаемой социальной группе. Скажем, мы не доверяем молодым — у них вечно какие-то новомодные штучки. Тогда тот, кто старше в этой ситуации, тот и авторитет. Или самое важное—степень консервативности советов, а по сути дела, согласие с нами, поскольку мы сами крайне '.консерватив­ны. Тогда авторитетом будет тот, кто, по нашему мнению, мо­жет быть более старомоден, скорее всего, это многодетная мать. Можно еще рассуждать до бесконечности, но главное, что те социально-перцептивные навыки, которые есть у каждого, впол­не позволяют наделить или не наделить источник информации авторитетом и, следовательно, доверием и предрешить таким способом степень эффективности его воздействия.

Кроме указанных, так сказать, социально-перцептивных ос­нований авторитета, могут быть и просто «социальные» авто­ритеты, т. е. та;кие, которые ясны до всякого взаимодействия, когда признается, например, только авторитет бога или монар­ха. В этом случае ограничение суггестии выступает в своем пре­дельном случае, когда контрсуггестия распространяется на речь всех людей, кроме одного (а если этот один — бог, то просто на всех людей). Тогда оказывается, что человек закрыт практи­чески для всех воздействий. «Когда какой-нибудь старейшина рода, вождь племени, глава государства или руководитель церкви получал авторитет, таким образом, люди могли отказать в неограниченном доверии множеству остальных» [83].

Понятно, что, только учитывая характер формирования представлений об авторитете у собеседника, можно надеяться на реальную эффективность общения.

Непонимание. Далеко не всегда есть возможность опреде­лить источник информации как опасный, чужой или неавтори­тетный и таким образом защититься от нежелательного воз­действия. Довольно часто какая-то потенциально опасная для человека информация может исходить и от людей, которым мы в общем и целом доверяем («своих» или вполне авторитетных). В таком случае защитой будет «непонимание» самого сообще­ния, Любое сообщение можно не понять — по результату это то

же самое, что не слышать и не видеть, только воздействие про­буксовывает теперь в другом месте.

Б. Ф. Поршнев выделяет четыре уровня непонимания — фо­нетический, семантический, стилистический и логический.Какмы увидим в дальнейшем, все они связаны с определением не­которых свойств передаваемого сообщения, которые позволяют считать это сообщение «чужим» и потому опасным. Очень упро­щая, можно сказать, что в основе всех этих способов определе­ния угрожающей информации лежит следующее, вполне понят­ное представление: «чужие говорят не так, как мы», или «чужие говорят на чужом языке». Определив признаки «чужого» в со­общении, человек защищается —срабатывает контрсуггестия, он не понимает.

Фонетический уровень непонимания. Первый уровень непо­нимания — фонетический. Действительно, если с нами говорят на непонятном для нас языке, на иностранном, например, мы можем быть спокойны — внушение нам не угрожает. Мы ничего не понимаем, так как слушающий в таком случае располагает не тем набором фонем, чем говорящий, и произносимое слива­ется для него в трудно различимый или вовсе не различимый поток. Фонетическое непонимание имеет диапазон от незначи­тельного (например, в произнесении некоторых слов) до полно­го и может иметь различные источники. Неполное понимание будет не только тогда, когда говорят непонятно, но и когда го­ворят быстро, невнятно, с акцентом, когда используются незна­комые или несоответствующие контексту жесты или жестикуля­ция слишком активная и быстрая.