Современные тенденции исследования общественного настроения

От общей концепции общественного настроения к изуче­нию его разновидностей. Несмотря на различные попытки ос­вещения феномена общественного настроения, имевшие место еще в начале XX века в работах главным образом В. М. Бехте­рева и других авторов [3], [4], первый опыт монографического исследования этого явления состоялся лишь в конце 50 — на­чале 60-х годов и был связан с рядом опубликованных нами [7], [14]—[16] и В. В. Новиковым работ [17].

За этим с интервалом в десять с небольшим, а то и в тридцать лет последовали монографические публикации других авторов; Наньо Стефанова из Болгарии в 1975 г. [18]; Д. В. Ольшанского в 1989 г. [19]; Ж. Т. Тощенко и С. В. Харченко в 1996 г. [8].

В нашей монографии (Парыгин Б. Д. Общественное на­строение. М., 1966) была впервые предложена общая концеп­ция данного явления, включающая в себя видение природы и структуры настроения индивида, и главным образом обще­ственного настроения, его динамики и формирования, места и роли в социальной жизни, а также его различных модификаций (настроений личности и различных общностей, группового и массовых настроений, настроений политических, религиозных, экономических и др.).

В книге Н. Стефанова "Общественное настроение. Сущ­ность и формирование" были определены социальные функции, виды, факторы формирования общественного настроения, ме­тоды его эмпирического исследования.

Дальнейший опыт изучения общественного настроения об­наружил отчетливую тенденцию развития внимания и интере­са исследователей к различным формам и видам общественных настроений: к психологии массовых политических настроений (Д. В. Ольшанский) или к феноменологии социального настро­ения как специфической разновидности общественного настро­ения (Ж. Т. Тощенко и С. В. Харченко).

Социальное настроение как предмет социологического ис­следования. Из всего многообразия знаков внимания к феноме­ну общественного настроения, равно как и психологии настроения вообще [20], уделяемого в последние годы рядом исследователей, особый интерес представляет опыт социоло­гического исследования социального настроения, предпринятый известными социологами Ж. Т. Тощенко и С. В. Харченко [8]. Он знаменует собой, на первый взгляд, несколько необычный поворот внимания исследователей этой области научного зна­ния к такому явлению, которое до сих пор было предметом спе­циального изучения главным образом со стороны социальных психологов.

Однако границы между интересами и феноменологией социологии и социальной психологии уже изначально были достаточно прозрачными, и их переход с обеих сторон никогда не квалифицировался в терминах отклоняющегося поведения от рамок профессиональной принадлежности.

Последние же годы обнаружили особенно заметный рост интереса к социальному настроению со стороны не только пси­хологов и социологов, но и представителей других отраслей гуманитарной науки: историков и экономистов, политологов, культурологов, правоведов и др.

Вместе с тем с середины шестидесятых и начала семиде­сятых годов до настоящего времени у нас не было опубликова­но ни одной монографии, которая была бы целиком посвящена этому вопросу в его самостоятельной методолого-теоретической постановке.

Парадоксальность ситуации роста внимания к явлению и проблеме общественного настроения, с одной стороны, и затя­нувшейся неготовности к ее фундаментальному исследованию в современных условиях радикальных перемен и трансформа­ций — с другой, вполне объяснима несомненной трудностью решения данной задачи.

Последняя (т. е. эта трудность) после публикаций, имев­ших место в 60-х и 70-х годах [7], [18], состояла не только в том, чтобы, не повторяя уже сказанного, предложить новый подход к уже известному явлению, но и в том, чтобы увидеть сам феномен социального настроения в новом свете, делающим понятным современный интерес к нему не только психологов, но и социологов и политологов.

Именно так, как нам кажется, понимали свою цель Ж. Т. Тощенко и С. В. Харченко, заявляя во введении к сво­ей книге о том, что «речь идет не об анализе некоего "вдруг" обнаруженного факта или явления», а о «способе нового понимания и истолкования сущности и значения доминанты общественного сознания, предвосхищающей действительное, реальное поведение людей» [8, с. 5].

Было бы преждевременно торопиться с окончательным суж­дением относительно того, какова мера решения авторами по­ставленной ими задачи. Бесспорно тем не менее то, что ими представлен достаточно широкий спектр инновационного авторского видения многих сторон исследуемого явления, что позво­ляет говорить как об оригинальности, так и фундаментальности представленного труда.

Здесь рассматриваются теоретические и методологичес­кие основы исследования социального настроения, которое оп­ределяется в качестве объекта социологического знания, а изучение общественного сознания квалифицируется в качестве предпосылки познания социального настроения. Последнее же, в свою очередь, трактуется авторами как доминанта реально­го сознания и поведения.

Представляет интерес и предложенное Ж. Т. Тощенко и С. В. Харченко видение генезиса идей социального настроения, берущих свое начало в философии и психологии. Здесь же до­статочно скрупулезно анализируются сам феномен и природа социального настроения, его сущностные характеристики и типология, его структура и место в системе социологических категорий. При этом социальное настроение соотносится с цен­ностными ориентациями и определено его место в контексте социально-психологических понятий. Авторами предложен оригинальный заряд инновационных подходов и видений фе­номена социального настроения, который открывает широ­кую и долговременную перспективу плодотворной дискуссии по целому ряду поставленных или даже только затронутых ими вопросов.

С одной стороны, не вызывает сомнений трактовка ог­ромной значимости феномена социального настроения как фак­тора всей человеческой жизнедеятельности, в каких бы формах последняя ни проявлялась. С этим связана предложенная здесь концепция данного настроения как "доминанты реального со­знания и поведения" [8, с. 12].

Убедительно звучат такие характеристики сути и специ­фики социального настроения, которые фиксируют его "резуль­тирующий характер", его способность быть продуктом "переваривания прошлого опыта", его "неотложенность" и "ак-туализированность", его способность определять действие и по­ведение людей и др. [8, с. 12—13].

Однако, с другой стороны, когда речь заходит о структу­ре психического настроя, общественного или социального на­строения, обнаруживаются как элементы некоторой недооценки авторами предшествующего опыта исследований этого явле­ния, так и те позиции, которые могли бы стать хорошей почвой для разносторонней дискуссии.

Примером первого может служить перенос опыта иссле­дования общественного настроения применительно к различным видам деятельности тех или иных социальных групп, классов или народов лишь в 70-е и даже 80-е годы так, как если бы это не было начато еще в середине 60-х годов. Такая трактовка снижает, к сожалению, возможность сравнения того, что было сделано тогда и сейчас, а значит, делает не вполне ясными и новейшие тенденции исследований по этому вопросу [8, с. 16].

Аналогично обстоит дело и с трактовкой структуры психического настроя и общественного настроения, представ­ленной двумя срезами — его предметной направленностью и тональной характеристикой или, что то же самое, уровнем и знаком эмоционального накала, время разработки которой по­чему-то переносится лишь в 90-е годы.

Между тем, обращение к первоистокам этой концеп­ции, предложенной нами более четверти века тому назад (см.: Парыгин Б. Д. Основы социально-психологической теории. М., 1971. С. 144—145), позволило бы определить те действительные тенденции и инновации в дальнейшем раз­витии данных идей, которые произошли за последние деся­тилетия.

Спорной представляется и авторская концепция структу­ры или структурных "уровней" социального настроения. Для нее характерна попытка предельно расширительной трактов­ки последнего в качестве некоего вместилища столь емких ком­понентов, какими являются такие разнородные явления, как: актуальное знание, историческая память, общественное мне­ние, социальный статус и престиж, социальные роли, воля, убеждения и даже мировоззрение [8, с. 31—32].

В такой трактовке социальное настроение предстает в роли столь же "прожорливой" доминанты сознания, сколь и не­способной к полному "сварению" всех этих достаточно само­стоятельных компонентов в "статической структуре" социально-психологических явлений.

Думается, что здесь авторами не проведена достаточна четкая грань между социальным настроением как психическим состоянием общности или личности и теми факторами, кото­рые участвуют в его формировании и в процессе его перерас­тания в социальное действие.

Следует, однако, отметить, что названная выше трудность или предмет для дискуссии побуждают к плодотворному об­суждению, дают хороший импульс для взятия новых рубежей в развитии социологической, социально-психологической концеп­ции общественного и социального настроения.

Попутно заметим плодотворность, с нашей точки зрения, введения в научный оборот предложенного авторами как по­нимания термина, так и всей концепции социального настрое­ния. Мы согласны с Ж. Т. Тощенко и С. В. Харченко в том, что понятие общественное настроение может рассматриваться по отношению к категории социальное настроение как общее к частному [8, с. 17].

Аналогично можно было бы говорить и о ждущих своей специальной и разносторонней разработки категориях полити­ческого, религиозного, экономического, эстетического и дру­гих модификаций общественного настроения.

С авторами можно было бы плодотворно дискутировать и по ряду других позиций, связанных, например, с их утвержде­ниями о том, что "социальное настроение" — это одновремен­но "готовность к определенному действию, часто и само действие" [8, с. 45], что массовое настроение "наименее под­вержено эмоциональным всплескам" [8, с. 49], что доминанта­ми являются "те виды (формы) социального настроения, которые в настоящий период формируются под влиянием эко­номических и политических процессов" [8, с. 51].

Равнозначно ли социальное настроение психологической готовности к действию. Начнем с признания того, что доста­точно часто социальное настроение или массовый настрой на ожидание перемен, например к лучшему, как раз и означает оп­ределенный уровень психологической готовности к началу этих перемен, к их как эмоциональной поддержке, так и поддержке действием. И в таком случае есть все основания согласиться, безусловно, с Ж. Т. Тощенко и С. В. Харченко относительно того, что социальное настроение — это одновременно и готов­ность к определенному действию.

Именно к этому случаю можно было бы отнести попу­лярное в свое время высказывание, созвучное настроению того времени: "Главное — начать". Однако на поверку испытания временем может оказаться совершенно недостаточной только такая готовность к переменам, которая в основном сводится к их большому ожиданию. Психологическая готовность к нача­лу того или иного действия почти никогда не бывает равно­значной всему достаточно сложному и противоречивому, при его развертывании во времени, процессу подлинно эффектив­ной деятельности на пути к достижению ожидаемых результа­тов. А это значит, что стартовая готовность к началу действия не тождественна социально-психологической готовности ко всей последующей деятельности [21], [22]. И в этом нам видит­ся один из факторов пробуксовки сегодняшних процессов со­циальной трансформации в России.

Общественное настроение готовности к радикальным пере­менам, преобладавшее в первой половине 80-х годов, уже изначально не было равнозначно подлинной социально-психологической готов­ности к эффективной деятельности в заданном направлении. Это становилось все более очевидно по мере торможения процесса ра­дикального реформирования и стало особенно ощутимо в ситуа­ции затянувшегося социального, экономического, правового, политического, идеологического и духовно-нравственного кризи­са российского общества [23], [24].

О подверженности же массового настроения неожиданным "эмоциональным всплескам" достаточно убедительно свидетельствует трудность его прогнозирования даже на основе впол­не репрезентативных социологических опросов накануне, на­пример, какой-либо выборной кампании.

Виды доминантности социальных настроений. Что каса­ется оценки уровня доминантности тех или иных видов и форм социального настроения и факторов, под влиянием которых они формируются, то здесь, на наш взгляд, необходимо различать два вида возможной доминантности массовых настроений. Один можно было бы назвать преимущественно ситуативной, или ак­туальной, доминантой. Последний, как правило, больше дру­гих обращает на себя внимание и формируется чаще всего "под влиянием экономических и политических процессов". И применительно к этому случаю можно вполне согласиться с Ж. Т. Тощенко и С. В. Харченко относительно квалификации ими природы доминирования таких социальных настроений.

Однако возможен и другой, не столько ситуативный, сколько ориентированный на длительную перспективу, но пока не явный, хотя и глубинный слой будущей доминанты общественных настроений. Последний имеет в своей основе не каждодневно ощутимые экономические и политические факторы, а другие, пока менее заметные, но способные со временем набирать силу, — духовно-нравственные. Именно к таким настроениям относятся, на наш взгляд, те духовно-психические состояния людей, которые, по словам Ж. Т. То­щенко и С. В. Харченко, проявляются в "глубинных сдвигах, происходящих в недрах национального самосознания" [8, с. 82].

В связи с этим ими исследуются феномен характера соци­ального настроения и те чувства тревоги и формирования на­строения реванша, которые связаны с критической оценкой людьми современного геополитического положения страны и их озабоченностью по поводу ее будущности. Авторы убеди­тельно показывают не только глубину, но и высокую степень готовности этих настроений к сопротивлению чужеродным, де­формирующим их характер влияниям.

Вместе с тем, они аргументировано предупреждают об опасности любых манипуляций с национально и патриотически окрашенными массовыми чувствами и настроениями, кото­рые обладают огромной и нередко достаточно взрывной силой. Попытка, например, подвергнуть сомнению военные победы со­ветского народа в Великой Отечественной войне, уничижитель­ные оценки ее основных событий, героев битвы обернулись против инициаторов этой затеи, напоминают авторы [8, с. 100].

Ими же дан глубокий анализ возможности или невозмож­ности изменить характер социального настроения. Отмечая свойственную характеру социального настроения в условиях переходного периода склонность к "крайним перепадам", Ж. Т. Тощенко и С. В. Харченко указывают вместе с тем и на его внутреннюю самостоятельность, способность к сопротив­лению обстоятельствам. "С одной стороны, оно (проявление ха­рактера настроения. — Б. П.), — пишут они, — результат политической и экономической нестабильности, а с другой — молчаливая пока еще форма протеста против социальных уни­жений, порожденных шоковой терапией, политическими амби­циями, межнациональными конфликтами" [8, с. 102].

Отсутствие единой национально-объединительной идеи увеличивает амплитуду колебаний в проявлениях социально­го настроения. А потребность духовного обогащения, желание приобрести покой и безопасность, стабилизировать это настро­ение способствуют обращению к религии. Но, как резонно от­мечают авторы, история знает примеры, когда на определенной стадии зрелости социального настроения сами деятели церкви были способны от призывов к смирению и подчинению перейти к прямой поддержке открытых вызовов враждебным силам, как это было во времена Сергия Радонежского, благословившего монахов Пересвета и Ослябю на использование оружия против врага... [8, с. 104].

Однако, вопреки любым влияниям извне, решающим фак­тором формирования и перемен социального настроения в ко­нечном итоге оказывается собственный жизненный опыт народа, который находит отражение в его настроении.

Так, объясняя эффект пульсации, колебания социальных настроений на примере отношения к собственности, Ж. Т. Тощенко и С. В. Харченко вводят в научный оборот понятие "длин­ные волны" социального настроения. Они показывают, что как настроение поворота внимания и интереса к негосударствен­ным формам собственности в период между концом 60-х и до 1991—1992 гг., так и противоположное ему настроение разоча­рования в частной собственности и возврата к государствен­ной уже в 1994—1995 гг. являются закономерным результатом собственного жизненного опыта не только работников предпри­ятий, но и сторонников либеральной ориентации. Из этого де­лается вывод относительно способов измерения амплитуды колебаний "длинной волны" социального настроения. После­дняя, по мнению исследователей, "равна периоду шоковой те­рапии, по результатам которой люди возвращаются к прежним ценностям" [8, с. 157].

Нельзя не согласиться с Ж. Т. Тощенко и С. В. Харченко, когда они с полным на то основанием говорят о социальном настроении как об индикаторе глубинных социальных процес­сов, происходящих не только в психическом состоянии масс и различных социальных групп нашего российского суперэтно­са, но и как о показателе формирующихся в их рамках соци­альных отношений, о тенденциях предвидимых перемен и сдвигов не только в сознании, но и в действиях этих масс как в настоящем, так и в предвидимом будущем[22].

И вместе с тем, отдавая дань самой высокой оценке роли социального настроения как индикатора глубинных процессов в динамике психического состояния масс, свидетельства огром­ной силы их эмоционального, энергетического потенциала, спо­собного преодолеть любые преграды на своем пути, необходимо помнить и о том, что социальное настроение в своем спонтанном развитии может вылиться в любые и далеко не всегда про­гнозируемые и контролируемые формы.

Бросая ретроспективный взгляд на превратности и дра­матизм нашей истории во имя лучшего видения перспектив, нельзя не вспомнить во многом пророческие слова Л. Н. Гуми­лева, адресованные оценке феномена пассионарности, или эмоциональной, энергетической одержимости, способной зах­ватить огромные массы людей в те или иные отрезки времени: "Пассионарность может проявляться в самых различных чер­тах характера, с равной легкостью порождая подвиги и пре­ступления, созидая благо и зло, но не оставляя места бездействию и спокойному равнодушию" [24, с. 262].

Наряду с феноменологией массового, как общественно­го, так и социального, в том числе и политически, идеологичес­ки и экономически направленного или окрашенного настроения, необходимо учитывать и всю многосложную гамму интеграль­ных социально-психологических характеристик состояния об­щества в целом. Только соотнося собственно состояние общества (экономическое, правовое, социальное в узком смыс­ле, политическое, духовное и психическое) с его отражением в явлениях общественного и социального настроения, можно ори­ентироваться в оценке его прошлого, настоящего и прогнози­ровать будущее.