Ю.Б. Гиппенрейтер

Пономарев Яков Александрович (род. 25 декабря 1920) — советский психолог, доктор психологических наук, старший научный сотрудник Института психологии АН СССР в Москве. Один из ведущих специалистов в области изучения творческо­го мышления, создатель оригиналь­ной концепции творчества, а также ряда новых экспериментальных при­емов и методик его исследования. Широкую известность получили кни­ги Я. А. Пономарева «Психология творческого мышления» (М., 1960), «Психика и интуиция» (М., 1967), «Психология творчества» (М., 1976) и др. Автор ряда статей по отдель­ным философским проблемам.

Гиппенрейтер Юлия Борисовна (род. 25 марта 1930) — советский психо­лог, доктор психологических наук, профессор. Окончила отделение пси­хологии философского факультета МГУ (1953), постоянно преподает и ведет научно-исследовательскую работу на факультете психологии. Крупный специалист по изучению перцептивной деятельности, движения глаз, взаимодействия движений руки и глаз, разработке методов объективной индикации «единиц» деятельности. Основные результаты ее исследований представлены в мо­нографии «Движения человеческого глаза» (М., 1978).

Результаты ранних экспериментальных работ Я. А. Пономарева и Ю. Б. Гиппенрейтер были использо­ваны в докладе А. Н. Леонтьева «Опыт экспериментального исследо­вания мышления» (Доклады на совещании по вопросам психологии. 3—8 июня 1953 года. М., 1954). В хрестоматии этот доклад допол­нен материалами из статьи Я. А. По­номарева «Развитие проблем науч­ного творчества в советской психо­логии» (В кн.: «Проблемы научного творчества в современной психоло­гии». М., 1971) и дипломной работы Ю. Б. Гиппенрейтер, выполненной под руководством А. Н. Леонтьева (1953).

Среди психологических вопросов, относящихся к проблеме мышле­ния, одним из наиболее важных является вопрос о том специфиче­ском звене мыслительной деятельности, которое придает ей от­четливо выраженный творческий характер.

Когда ученый или изобретатель, рабочий-рационализатор или учащийся стоят перед новой, впервые осваиваемой ими задачей, то обычно процесс решения такой задачи имеет как бы два этапам первый этап — нахождение адекватного принципа, способа решения, который прямо не вытекает из условий задачи; второй этап—iприменение найденного уже принципа решения вместе с тем это этап проверки и часто преобразования данного принципа в соот­ветствии с условиями конкретной решаемой задачи.

Иногда этот второй этап требует большого внимания и труда, но все же это этап только дальнейшей разработки и конкретизации решения, которое в своем общем виде, т. е. именно в прин­ципе, уже найдено, уже известно.

Другое дело — первый этап, этап нахождения самого принципа или, как иногда говорят, идеи решения. Это и есть наиболее творческое звено мыслительной деятельности.

В психологической, и не только в психологической, литературе многократно описывались те черты, которые характеризуют мыс­лительный процесс на этом его этапе. Главная из них, как из­вестно, состоит в том, что после первоначально бесплодных попы­ток найти решение задачи внезапно возникает догадка, появляет­ся новая идея решения. При этом очень часто подчеркивают случайность тех обстоятельств, в которых происходит такое внезап­ное открытие новой идеи, нового принципа решения.

Например, один из конструкторов шагающего экскаватора бро­сает случайный взгляд на человека, несущего чемодан, и ему при­ходит в голову совершенно новый принцип устройства, регулирую­щего «шагание» этой грандиозной машины.

Знаменитая свеча Яблочкова появилась следующим образом. Три года Яблочков бился над созданием наиболее простого меха­низма, сближающего угли в вольтовой дуге (по мере сгорания, угли раздвигались и дуга гасла). Но он выходил то слишком гpoмоздким, то ненадежным в работе. Принцип решения оказался очень простым. Если угли расположить параллельно, не нужно ни­каких механизмов. Эта идея пришла Яблочкову в кафе. Он сидел усталый за столиком. Рука машинально играла двумя каранда­шами. Случайно карандаши легли параллельно.

Что же представляет собой это так называемое творческое звено мыслительной деятельности? Один из циклов исследо­ваний мы и посвятили экспериментальному изучению этой проб­лемы.

Остановимся сначала на общей методике опытов. Прежде все­го нам нужно было выбрать подходящий тип задач. Понятно, что мы не могли взять для эксперимента по-настоящему значимые задачи, т. е. поставить испытуемого в положение, скажем, изобре­тателя или исследователя. Мы остановились поэтому на гораздо более простых задачах — задачах «на догадку».

Такие задачи отличаются тем, что они требуют для своего ре­шения только таких знаний и умений, которые заведомо имеются у испытуемых. Вместе с тем, как правило, их решение сразу не находится, т. е. условия этих задач сразу не актуализируют у ис­пытуемых нужных связей, вызывающих применение адекватного способа решений. Наконец, этот тип задач характеризуется тем, что если принцип решения данной задачи найден, то его примене­ние уже не представляет никакого труда, и, таким образом, этап нахождения принципа решения практически совпадает со вторым этапом — этапом реализации этого решения.

Рис. 1

Примером задач такого типа может служить следующая простейшая задача (из исследования Я. А. Пономарева). Испытуемому дается лист бумаги, на котором нарисованы че­тыре точки, расположенные в виде квадрата; задача состоит в том, чтобы перечеркнуть их тремя прямыми, не отрывая руки от ри­сунка, вернуться к начальной точке (рис. 1).

Как показал опыт, взрослые люди, не знающие заранее данной задачи, быстро решить ее не могут, хотя нужные для этого элементарные геометрические зна­ния у них, несомненно, имеются. Так, ес­ли эту задачу несколько видоизменить и, например, поставить ее в следующей форме: «Опишите вокруг квадрата тре­угольник», то она, конечно, решается очень легко.

Дело, очевидно, заключается в том, что изображение четырех точек перво­начально вызывает прочно закрепленное

действие соединения точек линиями, как это в подавляющем боль­шинстве случаев действительно и происходит в нашем опыте. Принцип же решения данной задачи состоит в другом, а именно в том, чтобы пересечь изображенные точки, выведя линии за пpeделы площади, ограниченной этими точками.

Иначе говоря, условия данной задачи первоначально актуали­зируют связи неадекватные, адекватные же связи не актуализи­руются и не вступают в новую связь — в связь с условиями имен­но данной задачи, хотя в других условиях, например в условиях инструкции, они актуализируются очень легко. Таков был тип задач, применявшихся в опытах. Собственно же эксперимент заключался в том, что, взяв одну из таких задач в качестве основной, экспериментатор подводил испытуемого тем или другим дополнительным примером к ее решению.

Эти приемы заключались в том, что испытуемый выполнял по требованию экспериментатора какое-нибудь упражнение или ре­шал какие-нибудь другие задачи, которые объективно содержали в себе решение основной задачи, и поэтому могли выполнять на­водящую роль.

Таким образом, мы получили возможность проследить, при ка­ких же условиях опыт испытуемого наводит его на правильное ре­шение, что, собственно, и выражается в так называемой догадке. По этой методике были проведены многочисленные серии опы­тов, но мы изложим только некоторые, наиболее простые.

В одной из первых серий опытов, проведенных Я. А. Понома­ревым, в качестве основной была взята описанная выше задача с четырьмя точками.

Вопрос был поставлен так: не будет ли решаться эта задача, т. е. не будут ли актуализироваться этой задачей адекватные связи, если они будут специально закреплены в соответствующем уп­ражнении, даваемом испытуемому перед тем, как он начнет ре­шать задачу.

В качестве наводящих упражнений давались следующие: на­пример, испытуемый должен был многократно снимать располо­женные на шахматной доске четыре пешки тремя ходами фигуры, которая может «брать» пешки и как ферзь, и как «дамка» при игре в шашки. При этом пешки были расположены так, что ис­пытуемый проделывал движе­ние, путь которого совпадал с линиями перечеркивания точек в основной задаче (рис. 2).

Рис 2.

Или второй пример наводяще­го упражнения. Испытуемому предлагалось многократно и различным образом описывать вокруг квадрата треугольники.

Какое же действие оказали эти наводящие упражнения на решение предлагаемой вслед за ними задачи?

Полученные данные представляются на первый взгляд не­ожиданными, даже парадоксальными: ни многократное повторе­ние отдельных упражнений, ни целые группы разных упражнений не дали положительного эф­фекта: основная задача испытуемыми, предварительно проделав­шими эти упражнения, не решалась.

Но может быть, данные упражнения вообще не могут оказать наводящего действия? Это, однако, не так. Дело в том, что если эти же упражнения дать после основной задачи, оставшейся не решенной, то их наводящее действие отчетливо сказывается при вторичном предъявлении основной задачи и она чаще всего решается сразу же.

Итак: предварительное выполнение испытуемым задания, объ­ективно заключающего в себе способ решения основной задачи, не оказывает наводящего действия, и основная задача не решается.

Наоборот, выполнение такого же или аналогичного задания после безуспешных попыток решить основную задачу способно при определенных условиях приводить к ее решению «с места».

Анализ данного факта ставит два основных вопроса: во-пер­вых, вопрос о том, в силу чего задание, предшествующее основной задаче, не оказывает наводящего влияния; во-вторых, вопрос об условиях и закономерностях, характеризующих положительный эффект наводящего задания, когда оно дается после безуспешных попыток решить основную задачу.

Второй вопрос в известном смысле более важен. Он был осве­щен в опытах Ю. Б. Гиппенрейтер.

В этих опытах использовалась другая, тоже очень простая за­дача на догадку. Требовалось сложить из 6 спичек четыре равно­сторонних треугольника со стороной в целую спичку.

Обычный путь решения, по которому шли все испытуемые, состоял в по­пытках построить треугольники на пло­скости. Но при этом условии задача не решается. Для ее решения нужно выйти из плоскости и построить объ­емную фигуру — тетраэдр (рис. 3).

Рис. 3

Обычно самостоятельно испытуе­мые эту задачу не решали.

В опытах при предъявлении зада­чи испытуемому говорили, что время для решения у него ограничено.

Сколько он может решать — не известно, но, когда время истечет, ему скажут. Это давало возможность экспериментатору преры­вать испытуемого в любое время: в самом начале решения, в се­редине, или в конце его, отказа от задачи.

Рис. 4

Вслед за этим испытуемому предлагалась другая «еще одна».

задача. Давались плоские коробки различной формы и очерченная площадь (Рис. 4 а, б). Требовалось уместить коробки на площади так, чтобы коробки не перекрывали друг друга. В силу определенных причин (уплощенная форма коробки, неправиль­ные очертания их и т. п.) испытуемые начинали решать эту задачу также в горизонтальной плоскости. Однако размеры площади были таковы, что при любом расположении коробок задача в плос­кости не решалась: (рис. 4а). Решение задачи состояло в том, чтобы поставить коробки на ребре. Таким образом, принцип ре­шения этой задачи был тот же, что и задачи «6 спичек»: для ее решения необходимо было «поднять» коробки, т. е. выйти за пределы горизонтальной плоскости.

Следовательно, по своему объективному содержанию эта задача была подсказкой к первой. Весь вопрос заключался в том, при каких условиях испытуе­мый уловит эту подсказку.

После более или менее длительных не­удачных попыток уместить коробки и плоскости испытуемые все-таки решали вторую задачу самостоятельно или с не­которой помощью экспериментатора. За­тем они возвращались к первой задаче «6 спичек» В зависимости от ряда фак­торов задача «6 спичек» здесь решалась или не решалась.

В опытах менялись как условия дея­тельности испытуемого, так и характер наводящей задачи.

Прежде всего нами была установлена роль интереса, проявляемого к задаче для успешного ее решения. Как уже говорилось, все испытуемые, получая задачу «6 спи­чек», начинали построения треугольников в плоскости, т. е. вста­вали на заведомо ложный путь решения.

По тому, как испытуемые реагировали на неудачу своих по­пыток решить задачу, они могли быть разбиты на две группы: «пассивных» и «активных».

У первой группы после более или менее длительных поисков активность падала. Они вяло, как бы нехотя начинали перекла­дывать спички, затем вовсе отодвигали их, отказываясь от зада­чи. Неоднократные попытки экспериментатора вернуть их к зада­че не имели результата. Испытуемые заявляли, что они не любят такие задачи, что им некогда, что они не хотят больше думать, что, наконец, эти спички вызывают у них злость.

Тогда испытуемым давалась задача «Коробки». После ее ре­шения экспериментатор снова предлагал задачу «6 спичек». Но испытуемые отказывались от нее или сразу или после одной-двух попыток решить ее прежним способом.

Принцип решения наводящей задачи на основную задачу не переносился. Она оставалась нерешенной.

Рис. 5

Испытуемые второй группы также через некоторое время кон­статировали бесплодность своих попыток решить задачу. Однако это приводило к обратному результату, чем только что описанный. Интерес к задаче у них не исчезал, напротив, он становился боль­шим. Об этом можно было судить по сосредоточенным лицам, на­пряженным непрекращающимся поискам и т. п. Было ясно, что задача «задела» их. Этим испытуемым приходилось говорить, что время их истекло, чтобы предложить задачу «Коробки».

После решения этой наводящей задачи испытуемые сразу или в течение первых минут решали и основную задачу.

При этом некоторые испытуемые прямо заимствовали принцип решения из наводящей задачи. Вернувшись к задаче со спичками, они спрашивали: «Может быть и спички нужно поднять?» или «А если и здесь строить не в одной плоскости?» — и сразу после это­го находили нужное решение.

Но были и такие случаи, когда испытуемые переносили прин­цип решения из одной задачи в другую, не отдавая себе в этом отчета. На вопрос экспериментатора, почему они решили задачу со спичками, испытуемые давали самые разнообразные ответы, кроме единственно правильного. Например: «Решила потому, что есть такая фигура (тетраэдр)» (исп. А. Е.), или «Вначале каза­лось, что должно быть в одной плоскости, и это мешало. Потом отвлеклась на другую задачу — и как-то вдруг решила и эту» (исп. Е. М.).

Таким образом, мы столкнулись с очень интересным феноме­ном маскировки для самого испытуемого действительной причины его успешного решения задачи. Это лишний раз показывает огра­ниченные возможности метода самонаблюдения для вскрытия хо­да и закономерностей мыслительной деятельности.

Итак, при отсутствии интереса к задаче, несмотря на наличие наведения, задача не решается. Сохранение же интереса приво­дит к положительному действию подсказки.

Таким образом, определенная степень активности испытуемо­го является необходимым условием успешного решения задачи. Необходимо, чтобы задача создавала достаточно стойкую повышенную впечатлительность или, пользуясь выражением Ухтомского, «подстерегательность» к определенным воздействиям.

Однако сохранение активности оказалось условием необходимым, но недостаточным.

Другое условие было выявлено в следующих опытах. Новая группа испытуемых прерывалась экспериментатором для дачи «подсказки» в начальный период решения основной за­дачи, когда ни у одного испытуемого интерес к задаче еще не ос­лабевал. И, тем не менее, принцип наводящей задачи ими не использовался. Решив наводящую задачу и получив возможность вернуться к основной, они продолжали действовать прежними способами: комбинировать треугольники и плоскости. Это могло продолжаться долгое время, вплоть до отказа от задачи. Решение испытуемые так и не находили. Неуспех определяло то обстоя­тельство, что к моменту действия наведения испытуемые еще не успевали перепробовать все сочетания треугольников на плоскости и убедиться в бесперспективности этого пути.

Итак, решение задачи наступает в том случае, если субъект исчерпал все известные ему способы решения, отказался от них, но при этом сохранил интерес к задаче. В следующей серии опытов изучался вопрос о некоторых осо­бенностях наведения, способствующих положительному решению задачи.

В наших опытах был случай, когда один испытуемый самосто­ятельно решил задачу «6 спичек». Вот как это произошло. Когда испытуемый после долгих неудачных попыток построить треуголь­ник в одной плоскости продолжал напряженно думать над зада­чей, на стол был случайно поставлен объемный предмет — солон­ка. Испытуемый посмотрел на нее — и тут же поставил верти­кально спички. На вопрос экспериментатора, что помогло ему ре­шить задачу, он указал на солонку: «Сразу подумал, а что если и спички поднять?» (исп. А. К.)

Заметим, что вокруг испытуемого было много вертикально стоящих предметов (шкаф, стулья и т. д.), но именно этот повлек за собой решение задачи. Очевидно, решающую роль здесь сыгра­ла новизна данного предмета, то обстоятельство, что он только что появился в поле зрения испытуемого.

Чтобы проверить это предположение экспериментально, нуж­но было лишить наводящую задачу качества новизны и посмот­реть, окажет ли она какое-либо воздействие на решение основ­ной задачи.

С этой целью опыт строился следующим образом.

Испытуемому давалась задача «6 спичек». В самом начале ее решения он прерывался и решал задачу «Коробки». Как уже го­ворилось выше, испытуемый, прерванный в начале решения основ­ной задачи, принцип решения из наводящей задачи не заимство­вал. Таким образом, после решения задачи «Коробки», будучи воз­вращен к основной задаче, испытуемый продолжал решать ее прежним способом. Здесь он снова прерывался. Его просили вос­произвести решение наводящей задачи, т. е. поставить коробки. Затем он снова возвращался к задаче со спичками, снова преры­вался и ставил коробки и так далее — несколько раз.

В результате даже когда испытуемый убеждался в неверно­сти избранного им способа решения и сохранял интерес к зада­че, т. е. когда создавались наиболее благоприятные условия для положительного действия наведения, последнее не происходило. Приведем выдержку из протокола одного опыта (исп. Н. Ж.).

Исп. (решает задачу «6 спичек» в плоскости, проходит три минуты).

Эксп. Ваше время уже истекло. Я дам вам еще одну задачу (предлагает задачу «Коробки»).

Исп. (через пять минут решает задачу «Коробки»).

Эксп. Правильно. Может быть, Вы все-таки попробуете решить и первую задачу?

Исп. Опять с какой-нибудь каверзой? (Берется за спички и начинает снова раскладывать их на столе.)

Эксп. (почти тут же). Покажите, пожалуйста, решение второй задачи.

Исп. (ставит коробки).

Эксп. Хорошо. Продолжайте решать задачу со спичками.

Исп. (возвращается к первой задаче, решает ее в плоскости). Не выходит. Тут на плоскости их не разложишь.

Эксп. Поставьте, пожалуйста, еще раз коробки.

Исп. (ставит).

Эксп. Ну, а как все-таки со спичками?

Исп. (решает по-старому). Отказываюсь я ее решать. Ничего не получится. Если я сразу не ухватил идею, то у меня сразу торможение после двух-трех » вариантов получается... А если по полспички взять? > Эксп. Поставьте, пожалуйста, коробки.

Исп. (ставит).

Эксп. А как с первой задачей?

Исп. Отказываюсь, я все равно ее не решу.

Итак, испытуемый уже отдает себе отчет в том, что применяв­шийся им способ не пригоден («тут на плоскости их не разложишь») ...отказывается от него, после отказа продолжает поиски («а если по полспички взять?») — и все-таки наведение, воспро­изводимое им же самим несколько раз, не действует. Значит, все дело в том, что данный способ действия — выход из горизонтальной плоскости в вертикальную — «примелькался» испытуемому, оказался зазубренным, утратил свою новизну. Вследствие этого он не мог вызвать на себя ориентировочную реакцию и повлиять на решение задачи.

До сих пор в описанных опытах в качестве наведения применя­лась задача, имеющая с основной задачей общий принцип реше­ния. Был поставлен вопрос: а если наведение будет содержать готовый ответ на основную задачу, повлияет ли он на ее решение? Для ответа на этот вопрос необходимо было найти задачу, в ре­зультате решения которой испытуемый получал фигуру, составляющую решение задачи «6 спичек», и в то же время, чтобы прин­цип ее решения был совершенно иной, чем задачи «6 спичек».

Задача «Пробка» удовлетворяла этим условиям.

«В металлической пластинке имеется отверстие в виде пра­вильного треугольника. К нему нужно найти такое объемное тело, чтобы оно любой своей гранью, как пробка, полностью закрыва­ло отверстие и в то же время впритирку проходило через него».

Решив задачу, испытуемый получал в ответе тетраэдр (рис. 5). .-Его просили начертить или вылепить из пластилина эту фи­гуру. Таким образом, по окончательному ответу задача «6 спичек» и «Пробка» совпадали. Однако способы действия, которыми до­стигался этот результат, были совершенно различными. В задаче «6 спичек» нужно было от построений в плоскости перейти к по­строениям в трехмерном пространстве. В задаче же «Пробка» уже в условиях определялось, что тело должно быть объемным, и нужно было только найти его форму.

В результате опытов обнаружилось, что задача «Пробка», данная в качестве наведения к задаче «6 спичек», на ее решение не влияла.

Возвращаясь к первой задаче, испытуемые не могли ее ре­шить, хотя только что буквально держали ответ на эту задачу в собственных руках (тетраэдр/вылепленный из пластилина). Если тут же испытуемым давалась задача «Коробки», то вслед за ее решением задача «6 спичек» решалась. Вот один из протоколов (исп. Т. Р.).

Исп. (В течение 10 мин решает задачу «6 спичек» на плоскости). Затем прерывается экспериментатором, активность сохраняется),

Эксп. Все, ваше время кончилось. Можно вам предложить еще одну задачу? (Дает задачу «Пробка».)

Исп. (Вскоре решает ее.) Вот, а со спичками я хочу подумать для себя. (Берет спички, продолжает решать.) Нет, здесь какой-то фокус. Не знаю, как ее решить. Отказываюсь.

Эксп. Еще одну задачу, хотите?

Исп. Давайте. (Дается задача «Коробки», исп. в течение 15 минут решает ее на плоскости, наконец ставит коробки.) Так вот в чем дело! А я то... Как же все-таки спички решаются?! (Строит тетраэдр.)

Итак, готовый результат решения задачи оказался гораздо менее эффективным в качестве подсказки, чем способ действия, приводящий к тому же результату.

Нельзя сказать, что наглядное решение задачи вовсе не может выступить в функции наведения. Так, в некоторых известных случаях изобретений, в том числе приведенных нами выше, один вид какого-либо предмета подсказывал изобретателю, каким должно быть решение его задачи. То, что в наших опытах вид тетраэдра ни в одном случае не привел испытуемого к решению задачи «6 спичек», можно объяснить невозможностью создать в лабора­торных условиях той аффективной напряженности, которая сопро­вождает поиски решения настоящих творческих задач. Но тем ярче на этом фоне выступают преимущества принципа решения за­дачи перед ее наглядным решением. Даже в искусственных усло­виях опыта принцип решения во всех случаях оказывал наводя­щее действие на решение основной задачи.

Итак, в изложенных экспериментах оказались выявлены неко­торые условия, определяющие действие подсказки.

Для того чтобы наведение на правильное решение задачи со­стоялось, необходимо наличие следующих условий:

1) сохранение длительного стойкого интереса к задаче;

2) заключение о неэффективности первоначально применяв­шихся способов решения и отказ от них;

3) относительная новизна или неожиданность появления на­водящих объектов или обстоятельств;

4) содержание в подсказке принципа решения основной за­дачи.

Оказалось также, что только сочетание всех перечисленных ус­ловий обеспечивает решение задачи. Несоблюдение одного из них сводит на нет положительное действие остальных условий.

Экспериментальный анализ психологических моделей творчест­ва был продолжен в последующих работах Я. А. Пономарева, ос­новной из которых является «Психология творческого мышления» (1960). Испытуемым предлагались задачи, решить которые мож­но только с помощью «подсказок». Одни из них — прямые ука­зания к действию — не представляли особого интереса, здесь ис­чезала ситуация творческой задачи (опираясь на такую «под­сказку», испытуемый решал задачу логически). Прямое содержа­ние другой группы «подсказок» не имело «существенной» связи с задачей, связь заключалась в «случайном» признаке, например в совпадении движения руки при выполнении «подсказки» и при решении задачи.

Использование такого рода «подсказок» обнаружило факт, ставший отправным для построения моделей творческой ситуации. Как уже говорилось, «подсказка», предшествующая задаче, оста­ется неэффективной, но если она следует за задачей, то при по­вторном обращении испытуемого к задаче «подсказка», оставаясь по ее объективному содержанию той же самой, как бы превраща­ется в иную, функционально уподобляясь непосредственным ука­заниям к действию.

В основу гипотезы, характеризующей исследуемый механизм, положен факт неоднородности результата действия в ситуации «подсказки» — наличия в нем прямого (осознаваемого) и побоч­ного (неосознаваемого) продуктов.

Было' сделано предположение, что в случае, когда «подсказка» предшествует задаче, часть результата действия в ситуации «под­сказки», являющаяся ключом к решению задачи, оказывается на положении побочного продукта, не осознается и не может быть непосредственно использована как средство решения задачи. Од­нако при определенных условиях возникает возможность осозна­ния этой части результата действия.

Таким образом, проблема психологического механизма решения творческой задачи выступила как проблема психологического механизма взаимоотношения прямого и побочного продуктов дей­ствия, определения конкретных условии превращения побочного продукта действия в прямой.

Исследование особенностей ориентировки в задании в зави­симости от того, на какую часть субъективного результата пред­шествующего действия она опирается, показывало, что наряду с отражением прямого продукта действия отражается и его побоч­ный продукт, а также качественное различие отражения того и другого.

При ориентировке, опирающейся на отражение прямого про­дукта действия, испытуемый уверен в успехе решения задания и всегда способен дать правильный отчет в своих действиях. Успех ориентировки не зависит ни от повторений «подсказки», ни от того интервала времени, который разделяет «подсказку» и выявляющее ее эффект задание.

Ориентировка, опирающаяся на отражение побочного продук­та, имеет совершенно иные особенности: отсутствует какая-либо уверенность в успехе; абсолютно необходима чувственная основа; испытуемые не могут обосновать свои действия, более того, такая задача нарушает нормальный ход ориентировки; совершенство ориентировки оказывается зависимым от числа повторений «под­сказки», ориентировка разрушается, если интервал между «под­сказкой» и выявляющим ее заданием оказывается продолжи­тельным.

Перевод побочного продукта действия на положение прямого; оказывается возможным в том случае, когда «подсказка» предваряется задачей, т. е. когда вначале дается задача, выступающая здесь в стимулирующей функции; затем следует «подсказка»; наконец — вновь задача, выступающая теперь уже в выявляющей функции. Под воздействием стимулирующей задачи у испытуемо­го возникает поисковая доминанта, определяющая ход ориенти­ровки в ситуации «подсказки». Вместе с тем в опытах было уста­новлено, что предварение «подсказки» стимулирующей задачей приводит к решению выявляющей задачи далеко не во всех случаях.

Варьирование условий эксперимента вскрыло, помимо уже из­вестных закономерностей, целый ряд новых зависимостей.

1. Чем больше прямой продукт действия в «подсказке» удов­летворяет той или иной потребности субъекта, тем меньше вероят­ность переориентировки на побочный продукт и тем резче угасает поисковая доминанта, вызванная стимулирующей задачей.

2. Введение усложнений в ситуацию стимулирующей задачи искажает формируемую под ее влиянием поисковую доминанту; простота стимулирующей задачи — фактор, благоприятствующий преобразованию побочного продукта действия в прямой.

3. Аналогичным образом решению способствует простота вы­являющей задачи.

4. Чем менее автоматизирован этот способ действия, которым выполняется «подсказка», тем в большем числе случаев осознает­ся побочный продукт действия. 5. Успех решения зависит и от особенностей того способа, в который преобразуется при переходе к выявляющей задаче обра­зованный в ситуации «подсказки» побочный продукт действия: чем более обобщенным оказывается этот способ, тем легче стано­вится перенос.

С. Л. Рубинштейн ОСНОВНАЯ ЗАДАЧА