Ноября Красный день календаря

В школу не идем. Праздник. Я почему-то была уверена, что мы отмечаем Седьмое ноября. Вася спросил, что надо делать в этот праздник. Он знает, что в Новый год надо елку наряжать, а в день рождения — гостей ждать. На Пасху — яйца красить, хотя ему так нравится этот процесс, что мы красим яйца по поводу и без круглый год.

— Что будем делать? — спросил ребенок.

— Ничего. В кино пойдем — новый мультик смотреть. А больше ничего не будем делать. Будем бездельничать, — сказала я.

— Ура. Давай бездельничать, — сказал Вася, — а что надо делать?

В кино сходили, полежали, еще немного полежали. Поели на диване перед телевизором. Потом на полу поели перед телевизором в другой комнате. А там как раз в новостях про Пожарского рассказывали. Вася, когда ставил диски с мультиками, услышал.

— А кто такой Пожарский?

— Князь.

— Он что, пожары делал?

— Нет. Он воевал.

— С кем.

— С поляками.

— А зачем?

И тут до меня дошло, что мы какой-то другой праздник отмечаем. Связанный не с Кларой Цеткин, хотя нет, Цеткин — это 8 Марта, а с Пожарским.

— Ой, Вася, я праздники перепутала.

— Хорошо. А какой сейчас?

— День объединения России. Князь Пожарский не дал Польше нас захватить.

— А сейчас поляки в России есть?

— Есть.

— Значит, Пожарский не всех победил?

— Это другие поляки.

— А они хотят нас захватить?

— Нет. Они хорошие.

— Жаль.

— Почему это?

— А тогда бы мы их победили, и был бы еще один праздник. То есть выходной. Пойдем гулять, искать поляков и побеждать их.

— Зачем?

— Ну так надо же что-то делать!

— Вася, все, не выноси мне мозг.

Эту фразочку я от старшего сына Вани подцепила. Он все время говорит, что мы ему «выносим мозг».

— Брат, а у тебя совсем больше мозгов нет? — спросил как-то Вася.

— Почему это? — удивился старший.

— Ну, если все мозги выносят и никто не приносит, значит, у тебя совсем мало осталось. А куда они его складывают?

— Вася, иди лучше… иди, в общем, не мешай, — буркнул старший, — у меня голова болит.

— Там нечему болеть. Если мозгов нет, то и голова болеть не может.

— Вот доживи до моих лет, тогда и поговорим, — с пафосом заявил Ваня.

— Когда я доживу до твоих лет, ты будешь совсем старенький. Если у тебя сейчас в голове ничего нет, то что же с тобой будет к старости? — пожалел брата Василий.

А потом был День милиции. Вася об этом узнал, потому что он болел, а по телевизору, как назло, не было мультиков, а были праздничные концерты.

— Они празднуют, а я болею, — сказал Вася и почти заплакал. Заплакать по-настоящему ему мешали сопли — он знает, что соплей в этом случае будет только больше. А высмаркиваться он не любит даже больше, чем писать в прописях. — И что они делают? Эти милиционеры?

— Красиво одеваются, идут на концерт, встречаются со знакомыми. Но вообще-то они в этот день работают. Только в форме парадной.

— А, это как у нас было. Сказали, что будет праздник посвящения в первоклассники и в белых рубашках надо приходить, а уроки все равно были, — заметил сын.

— Вася, веди себя хорошо вечером. Я уйду, вернусь поздно, — сказала я уже на неделе.

Мои бывшие работодатели отмечали годовщину.

— А ты что будешь делать?

— Наряжусь, поеду концерт смотреть, встречаться со знакомыми.

— Мама, ты раньше милиционером, что ли, работала? — с ужасом спросил ребенок.

Ноября На большой сцене

Забыла рассказать про праздник посвящения в первоклассники.

Детям раздали роли, стихи на бумажках и велели выучить. Васе досталось быть художником. На листочке с текстом красивым учительским почерком была пометка: «родителям — костюм, подумать». Пока я думала и опрашивала знакомых, как должен выглядеть современный художник, Вася учил текст. Надо сказать, что он его выучил быстрее, чем я. Точнее, мне так и не удалось запомнить эти двенадцать строк. Потому что я не понимала смысла. Мне нужно знать, что было до и что после этого куска. А так — набор слов. Васю отсутствие смысла не смущало. Он читал вслух с выражением. Там была строчка — «Мастер Изо называется он». Пока до меня дошло, что это Изо, а не Изя…

— У меня есть старый фартук, давай я его краской обляпаю, — сказала я мужу, все еще продумывая костюм.

— И что получится? Ребенок в грязном кухонном фартуке. Нужны белая рубашка, бант, берет, кисточки… — креативил муж.

Бант я решила сделать из атласной ленты. С беретом вышла проблема. У меня есть два. Женских. Серый и коричневый. Померили. Получился ребенок в женском берете.

— А давай ты палитру нарисуешь, — сказала я мужу. Он у нас такой домашний художник. Рисовать умеет. Особенно ему удаются еврейские профили.

— Поллитру? — то ли пошутил, то ли нет муж. — А купить нельзя?

Купить, конечно, можно. Но это же особое наслаждение — заставить мужа после работы вырезать из картона палитру. И критиковать — плохо, не так, надо по-другому. А он не будет возражать. Редкостное удовольствие.

Удовольствие обломалось. Вася заболел и пропустил репетиции. Его слова забрали и отдали другому мальчику. Я пошла в школу за домашним заданием на три дня вперед и выяснять, можно ли прийти только на праздник.

Учительница сказала, что слова забрали не только у Васи, а вообще почти у всех. Только у четверых из всего класса оставили. Я шла из школы медленно. Сумка с тетрадями тянула плечо, как будто я двойку несла. Надо было сказать Васе, что он должен написать две страницы в одной тетради, три в другой и четыре в третьей. И сообщить, что он не будет выступать.

— Васенька, может, не пойдем на праздник? Ты же болеешь, — зашла издалека я.

— Нет, пойдем, пойдем. — Ребенок закашлялся от возмущения.

Он пригласил на выступление папу, брата, девушку брата, бабушку, дедушку, учительницу музыки, консьержку. Еще до того, как заболел.

— Вася, понимаешь, ты не будешь выступать…

— Почему?

— Потому что ты заболел, а нужно было репетировать.

— Я дома репетировал.

— Васенька, у вас почти никто из класса выступать не будет.

— А кто будет художником?

— Не знаю. Кто-нибудь другой. Может, не пойдем?

— Нет, — решительно заявил сын и вытер рукавом рубашки сопли, — пойдем, я хочу посмотреть. На того, кому мои слова отдали.

Да, сцена — это тяжело.

— А у взрослых так бывает? — спросил Василий.

— Как?

— Слова отбирают?

Почему-то в голове крутилась только история про одну артистку, которая забеременела, и ее роль по этой причине отдали другой. Но к Васиному случаю это не относилось.

В общем, мы пошли на праздник. Я заранее узнала у Светланы Александровны, будут ли что-то давать в смысле подарков. Дать обещали значки и книжки.

— Вася, вам подарки дадут, — пообещала я, надеясь, что сын не станет рыдать во время концерта.

— Это хорошо, — кивнул сын.

С классом столкнулись в коридоре. Ребята загалдели: «Вася, Вася, ты где был? Куда пропал?» Подскочили его друганы — Антон и Дима.

— Дай пять, — кричали они, — а мы в микрофон без тебя говорили. У тебя слова отобрали, а у нас нет.

Но Васе было все равно. К нему подошли Лиза и Настя.

— Я тебя так ждала, — сказала Лиза.

— А я тебя ждала больше, — проговорила Настя.

В актовый зал дети должны были заходить парами, как на бал. Девочка кладет руку на руку мальчика. Все тянут носочек. У Васи были заняты обе руки — он вел и Лизу, и Настю. Девочки тянули носочки, кто лучше.

Васин текст распилили надвое. Читали мальчик и девочка из другого класса. Учительница стояла спиной к залу и шептала слова, как суфлер. Мальчик забыл текст и пытался прочесть по губам учительницы. Не получалось.

— Мастер Изо называется он! — выкрикнул Вася с места.

— Мастер Изо называется он, — повторил мальчик, и все выдохнули.

Выступление быстро свернули. Родители, а точнее родительницы, которых было большинство, бурно аплодировали только однажды — когда на сцену вышел физрук в короне. Он изображал то ли короля, то ли рыцаря.

— Какой молоденький, какой хорошенький! — умиленно шептались мамочки.

— Хорошо, что он только в начальной школе преподает, а не в старшей, — мудро заметила одна бабушка.

Вышла учительница математики в короне с проводками, на которых шевелились цифры.

— Вам дарю я пятерки! — крикнула она и махнула двумя руками, как будто что-то бросала.

Дети посмотрели друг на друга. Где пятерки?

Подарки раздавали в классе. Значки и книжки. Мы шли домой.

— Тебе понравилось? — спросила я.

— Конечно, — радостно ответил сын, — я бы лучше прочел стих. Тот мальчик вообще слова забыл. И костюма у него не было. А папа нарисовал мне палитру?

— Нет, а зачем? Праздник же уже прошел.

— На память. И на всякий случай. Вдруг в следующий раз тот мальчик заболеет? А у меня все будет готово.

Ноября Одноклассники. ру

Было велено прийти в парадной форме — будут фотографировать. Фотографии получились замечательные — яркие, отпечатанные на хорошей бумаге. Сделали и портреты, подложив на компьютере фон — осенние листья. Композиция на групповом снимке за десятилетия не изменилась: кто пониже — сидит на стульчиках, кто повыше — стоит. Мальчик—девочка, мальчик—девочка. Посередине учительница.

Вася не может запомнить слово «одноклассники», он всех называет первоклассниками.

— Мама, а мы с Димой и Антоном всегда будем дружить? — спросил сын.

— Не знаю, как получится.

— А как получается?

— Вот твой папа до сих пор дружит со своими одноклассниками, а я нет.

— Почему?

— Ну, потому что я много школ поменяла, потому что живу в другом районе…

— Нет, я буду как папа. Буду с Димой и Антоном до старости дружить, — заявил Вася.

Меня не миновало повальное увлечение поиском соседки по парте, мальчика, который давал списывать, и прочих давно благополучно забытых школьных друзей.

Я поставила фотографию, на которой очень себе нравилась. На ней почти не видно лица, зато хорошо просматривается грудь в лифчике пуш-ап и трусы, торчащие из джинсов. Моя подруга первую любовь свою нашла, и вторую, и даже третью, о чем сообщала мне на этом сайте, хотя в принципе мы с ней регулярно созваниваемся, когда в пробках застреваем. Так вот все эти бывшие любови у нее в друзьях значатся, впрочем, как и новые. Она и с подружкой по парте переписывается, и раз в год встречается со школьными друзьями. Страшно довольна, потому что из года в год убеждается, что выглядит лучше, чем эти тетки, называющие себя ее одноклассницами.

Меня тоже нашел мальчик, который был в меня влюблен в седьмом классе. Правда, я его не узнала по фотографии. Да и имя с фамилией ничего не сказали. И прямо в лоб спросила — ты вообще кто? Мы с тобой пели в хоре? Целовались в подъезде? Мол, так и так, не помню, хоть тресни. Он обиделся. Написал, что учился годом старше, но не смел ко мне подойти. Вспомнил мои розовые колготки, которыми я шокировала общественность, и слишком короткую юбку. Написал, что был так влюблен, что прямо до сих пор. Я, конечно, растрогалась. Почувствовала себя роковой женщиной. Он предложил встретиться попить кофе, вспомнить школьные годы чудесные. Я почти согласилась. Уже писала письмо с ответом, как пришло сообщение от него. «Я забыл спросить, — писал мой поклонник, — а ты зубы переделала?»

Зубы в школе у меня были кривые. Очаровывать мальчиков я могла только на расстоянии да еще с закрытым ртом, чтобы был не виден неправильный прикус. Наверное, поэтому в классе воздыхателей у меня не было — они мои зубы видели не раз. Брекетов в те годы не было, к тому же моя мама считала, что проще один раз поставить коронки, чем возить ребенка в стоматологическую поликлинику подкручивать пластинку.

На переменах я стояла в одиночестве у подоконника, плотно сжав губы, зыркала из-под челки, прикрывающей прыщи, на однокашников.

Коронки мне поставили в пятнадцать лет. Мама смотрела на меня и говорила: «Да, зря я тебе зубы так рано исправила. Надо было один кривой оставить. Поскромней бы себя вела».

Тому поклоннику я ответила, что нет, не переделала. А фотография, которая его впечатлила, была сделана семь лет назад. «Сейчас я блондинка и прибавила десять килограммов после рождения ребенка, — написала я ему. — С удовольствием попью с тобой кофе». Он не ответил.

Нашла и свою первую любовь. Он меня не узнал. Конечно, не узнал. Не мог узнать. В школе я так и не решилась оторваться от подоконника и к нему подойти.

Бывшая закадычная подружка и вечная соперница Анька отметилась тем, что поставила мне двойку за фотографию. Я хотела поставить ей единицу в отместку, но сдержалась. А тут пришло письмо от Артура. «Как дела? Как твоя мама? Я тут проходил мимо вашего дома, хотел зайти, даже шампанское купил, но у вас в окнах не горел свет. Вы переехали? Передавай привет маме».

То, что Артур оборвал для меня школьный куст сирени, я помню. То, что он, как выясняется, был влюблен в мою маму — не помню. Маме я, конечно, позвонила и спросила напрямую, что у нее было с Артуром. Мама сказала, что ничего, потому что она не подозревала о чувствах Артура, а то бы, конечно, и было бы… Просила передать ему привет. Щас! Больше мне делать нечего! Артуру я написала, что мама давно стала бабушкой со всеми вытекающими последствиями. Мол, сидит на даче, вяжет носки, стала глуховата, подслеповата… Прости меня, мама. Не могла же я написать Артуру, что ты до сих пор ходишь в короткой размахайке, сверкая стройными загорелыми ногами, и в тебя влюблены все половозрелые жители деревни и дачники.

А потом меня нашла Наташка Теплицкая. С ней я училась два года — пятый, шестой классы. И именно ту школу из своих пяти помню хуже всего. Да и Наташка осталась в моей памяти благодаря своей собаке Альме. Собаку хорошо помню — она меня цапнула, и врач долго решал — делать мне сорок уколов в живот или пронесет. Наташка плакала и защищала Альму. Альма как ни в чем не бывало доедала остатки борща с накрошенным в миску хлебом.

Наташкино письмо я сохранила: «А ты помнишь Ромку Ивченко? Несколько дней назад на машине разбился. Из троицы Гайдуков, Галиулин и Артемьев толку не вышло. Первые два стали наркоманами, третий вообще сидит — десять лет дали. Инка Марченко в школе преподает. Малютина в магазине торгует. Переверзева очень поправилась — размеров на десять. А Ирку Савченко помнишь? Деваха такая была, в мини-юбке, со мной в одном подъезде жила. А Катьку Терлееву? У нее папа потом директором школы стал, такая с косой и родинкой? Ирка замуж за Руслана вышла. В Германию уехали. А Катька жила сначала с Вадиком, помнишь, самый серьезный мальчик в классе был? Он мне еще Тимура из «Тимура и его команды» напоминал. Тоже вечно правильный, прилизанный, с честными голубыми глазами. Так вот, она сначала с ним жила, а потом бросила его и уехала. Сейчас у вас там, в Москве, живет. Ты с ней не встречаешься? Не видела?»

Наташке я честно написала, что никого из вышеперечисленных не помню. Кто эти люди? Я даже начала сомневаться, что Наташка — это та Наташка, а не какая-то другая. Наташка тоже, по-моему, засомневалась, что я — это я. Но связь мы поддерживаем, про детей и мужей друг другу рассказываем.

Почему мы запоминаем каких-то людей, а что-то выпадает из памяти? Морду той Альмы и ее миску с борщом я и спустя двадцать лет вспомнила бы, если бы увидела. А Наташку узнала только по фотографии ее дочки с Наташкиными детскими чертами.

Бывает так, что общению мешает школьный имидж. Написал мне Женька Абросимов. Ничего особенного: «Привет, как живешь?» Я, как увидела его фотографию, так чуть со стула не упала. Стоит такой мачо на фоне звездного неба и мускулами поигрывает. Не мужчина, а мечта. Вот что мне мешало ответить, встретиться, кофе попить, как он предлагал? А то, что в школе у этого Женьки вечно сопли из носа текли и он их с удовольствием слизывал. Сесть за одну парту с Женькой было наказанием — у него и парта была в соплях. Он был таким нарицательным персонажем. «Ну ты еще с Женькой пойди гулять!» — говорили девочки. То есть хуже не придумаешь. Самое смешное, что у моей одноклассницы Каринки те же чувства. Она написала, что он женился и родил сына. «Кто ж за такого замуж пошел?» — удивлялась Каринка. Но Женькина жена наверняка выходила замуж уже за мачо с мускулами и школьного сопливого Женьку не знала.

Или вот Димка Семенов. Ни одной юбки не пропускал. Главный красавец школы. Мы с Каринкой ему написали, что помним, никогда не забывали. Каринка на правах бывшей девушки даже предложила встретиться. А он скупо ответил, что, мол, извините, я не такой. Главное — семья и дети. Ни за что бы не поверила. Каринка потом долго мучилась — выясняла, неужели она стала такой старой и страшной?

Почему мы храним верность школьным друзьям?

Вот моему мужу не нужен сайт, чтобы найти школьных друзей. Он их никогда и не терял. Меня с ними познакомил. И никак не мог понять, почему некоторых из них я не полюбила всем сердцем. Да потому что они не мои одноклассники, а его.

Вот, например, его школьный друг — Вова Кузин. Они не только в одном классе учились, но и в одном доме жили. Вова так в том доме и живет. И как играл в баскетбол после обеда, так и играет. Вове уже за сорок. Он не женат, детей нет, последнее место работы — в металлоремонте. Но дело даже не в металлоремонте, а в том, что Вова этот хам, сплетник и попрошайка. Он звонит и говорит так, как будто еще не вышел из пубертатного возраста, а я не жена, а родительница: «Здрасьте, а Андрея можно? Это Вова». Какой Вова? Это мой муж узнает его по голосу, но я же не должна!

— Какой Вова? — как-то спросила я.

— Из двадцать первого дома, — ответил он.

— А «пожалуйста» можно сказать? — вошла в роль я.

— Пожалуйста, — повторил Вова.

— Только недолго. Андрюше еще работать надо. — Я хотела сказать «делать уроки», но вовремя опомнилась.

— Хорошо, — пообещал Вова.

— Ну что у тебя с ним общего? — взорвалась однажды я.

— Понимаешь, — ответил муж, — он математику в школе за меня делал. И списывать давал.

Вот из-за этой школьной благодарности я должна терпеть Вову?

— Лучше нужно было учиться! — сказала я мужу.


Наши рекомендации