Схвачены участники самого кошмарного изнасилования года 2 страница

г) Считаю, что для женщины главное – дом, семья.

2. Вы пообещали что-то сделать, в чем-то помочь другому человеку. Но обстоятельства изменились, выполнить обещание затруднительно. Как вы будете себя вести?

а) Объясню этому человеку, что вряд ли смогу ему помочь и почему.

б) Скажу, что обстоятельства изменились, но не нужно терять надежду на благополучный исход дела.

в) Буду стараться выполнить обещание. Если выполню – хорошо, а если нет, то объясню причины.

г) Никогда не обещаю того, в чем до конца не уверена. Но если уж так случилось, то ничего не буду сообщать человеку, а выполню обещание во что бы то ни стало.

3. Дома и на работе вас окружают вещи, которыми вы часто пользуетесь. Где и как они лежат?

а) Каждая вещь лежит там, где ей хочется.

б) Стараюсь, чтобы у каждой вещи было свое место.

в) Периодически навожу порядок. Затем кладу вещи куда придется. Спустя какое-то время опять навожу порядок.

г) Из-за нехватки времени обычно прошу кого-нибудь навести порядок. Правда, потом приходится искать, где же он, необходимый предмет.

4. Вовремя ли вы приходите на собрания, совещания, встречи?

а) Прихожу заранее.

б) Вовремя, то есть к самому началу.

в) Как правило, опаздываю…

г) Всегда опаздываю, даже когда пытаюсь прийти раньше.

5. Цените ли вы свое и чужое рабочее время?

а) Да. Жалею тратить время на говорильню, без которой можно обойтись. В работе ценю практический результат.

б) Даже очень занятые женщины должны иметь возможность излить друг другу душу. Но – чтобы от этого не страдало дело.

в) Честно говоря, считаю так: день прошел, ничего неприятного не произошло – вот и хорошо. Пусть о делах голова болит у мужчин.

г) Женщины работали бы лучше, результативнее, если бы к ним заботливее относились и на работе, и дома.

Ответы и оценки

35–50 баллов. Вы действительно деловая женщина, умеете держать слово, рационально организуете время, цените свой и чужой труд.

20–30 баллов. Подлинная деловитость у вас то появляется, то пропадает – по настроению.

Менее 20 баллов. Вам нравится быть «просто женщиной». Но всегда ли это хорошо?

Судят гомосексуалиста. Судья предоставляет ему последнее слово. Подсудимый:

– Граждане судьи! Мне очень, очень нравится прокурор.

(Из записок адвокатов)

534. Как мужчины становятся гомосексуалистами? Что по этому поводу говорят сами гомосексуалы?

Не рискну создавать портрет типичного гомосексуалиста, ибо у каждого это происходит по-своему. Но одна из бесед, проведенных мною во время подготовки книги, думается, частично и будет ответом на вопрос.

Итак, очередная исповедь – контрапункт.

Мой собеседник, ему 26 лет, обаятельный, нервный, трезво оценивает все, что с ним произошло, не помышляет о самоубийстве, хотя людей его плана иногда подобные желания посещают, оптимист по натуре, может быть, впервые, в беседе со мной, решил проанализировать свою жизнь, как бы отвечая на вопросы: почему? отчего? как все произошло?

Назовем его Виктором. Вот его монолог:

«Мать у меня биолог, без высшего образования – бросила университет на втором курсе, но любила биологию и нашла применение своим силам в одной из химических лабораторий. Она занимается проблемами экологии и анализом лабораторных данных. Отец – грузчик. Он старше матери на четыре года. А поженились они рано, матери было 20 лет. Через три года родился я. Единственный ребенок в семье.

Сколько себя помню, меня всегда привлекали мальчики, юноши, мужчины. Может быть, у меня от рождения гомосексуальные наклонности? Еще в детском саду испытывал особый интерес к мальчикам из моей же группы. Я тогда придумал игру в доктора, когда нужно было раздеваться и осматривать друг друга. Но я не просто разглядывал, я всегда трогал половые органы мальчиков, и мне это нравилось. Потом я стал это проделывать довольно часто с одним мальчиком в туалете. Он на это охотно шел и разрешал мне его гладить, щупать, играть его половыми органами. Однажды нас застала за этим занятием девочка из нашей же группы. Она, увидев нас, почему-то громко засмеялась, и нам стало стыдно. Больше всего я боялся, что девочка расскажет об увиденном воспитательнице и другим ребятам. Но, насколько я помню, она сохранила все в тайне, а может быть, не видела в этом ничего особенного. Тем не менее я заставил себя прекратить эти занятия-игры, ибо было страшно, а вдруг узнают родители и меня за это накажут. Хотя никто и никогда мне не говорил, что разглядывать половые органы – это плохо, стыдно, некрасиво. Скорее всего, я к такому выводу пришел сам. Я страдал энурезом. Не удивляйтесь, что я использую медицинский термин, вместо того чтобы сказать: «я писался» или «я мочился». Я студент-медик, поэтому достаточно хорошо изучил по доступной мне литературе все, что связано с моими, как принято считать в обществе, отклонениями. В связи с энурезом мама часто делала замечания, ругала меня, чтобы я перестал трогать член руками, убеждая, что именно поэтому я и писаюсь по ночам. Чем чаще мама говорила, тем больше мне хотелось играть с ним, трогать, ласкать, что я проделывал довольно часто в туалете и под одеялом.

В третьем или четвертом классе, не помню точно, нас водили в бассейн, и больше всего меня привлекал не сам бассейн и возможность поплавать, а душ, где мылись взрослые ребята-спортсмены. Я с интересом рассматривал их фигуры, мне это доставляло наслаждение, я любовался ими. Привлекали меня и их половые органы. Никаких мыслей по этому поводу не возникало, но один из старшеклассников вдруг меня приподнял и как бы обнял, а когда опускал, то чувство сладости я ощутил всем телом. Конечно, наблюдал в душе за старшими украдкой. Я отчетливо осознавал: мне очень приятно рассматривать мужское тело. Меня всегда торопили ребята из нашего класса и физрук: «Поскорее, что ты так долго моешься, копуша, пойдем, тебя все ждут». А я сознательно затягивал процесс ополаскивания под душем, чтобы подольше рассматривать. Никогда ни с кем из друзей, а я был общительным мальчиком, о своем интересе не говорил, хотя, признаюсь, рассказать хотелось.

Первый раз онанизмом я занялся случайно, неосознанно. У меня не открывалась головка полового члена, и я с усилием сам отодвинул крайнюю плоть. Было очень больно, долго после этого не заживала ранка, но потом все прошло. Онанировать мне нравилось. Особенно перед зеркалом и в постели по ночам. Я как бы разговаривал со своим половым членом, грел его руками, мысленно к нему обращался, и он отвечал на мои ласки, он возбуждался. Тогда мне не надо было, это появилось значительно позже, представлять кого-нибудь из увиденных мною раньше юношей или мужчин.

В 12 лет, уже в шестом классе, я предпринял первую попытку полового контакта с приятелем. До этого у меня был регулярный онанизм. Но хотелось быть вместе с другим мальчиком.

Я рос инфантильным ребенком. Даже о том, что детей делают взрослые люди в постели, узнал во втором или в третьем классе. До этого мать никогда мне ничего не рассказывала. Но однажды мы увидели с ней женщину с животом, и я спросил, почему у нее такой большой живот? «Там будущий ребенок», – ответила мать. «А как он появится на свет?» – «Вырежут ребенка из живота в больнице». Тут я вспомнил, мама раньше говорила, что детей покупают в магазинах, только неизвестно, в каких. Я напомнил ей прежний ее ответ. Мать рассмеялась и тут же перевела разговор на другую тему. Я понял: она не хочет со мной об этом говорить. Не надо. Непонятно, откуда у меня появилась эта ложная застенчивость, хотя маму я очень любил и до второго класса часто спал с ней в одной постели, и мне это было приятно. Но тут почему-то я не рискнул расспрашивать ее дальше.

У матери были плохие отношения с отцом. Поэтому часто они спали раздельно: мать у меня в комнате, отец – в проходной. Однажды, мне уже было лет девять-десять, не помню, уснул я или только засыпал, вдруг слышу, как к матери пришел отец: «Я тебя хочу!» – сказал он громко. «Тише ты, разбудишь Витю», – ответила мама.

Я все слышал и подумал: почему? Чем они хотят заниматься? Мать стала ему объяснять, что сейчас не время, лучше в другой раз, но он был сильно выпивший, лег к ней, и, хотя мать сильно сопротивлялась, тем не менее ему удалось, как я понимаю, ею овладеть. Я проснулся. Ему что-то не нравилось, он ворчал и материл мать, она же о чем-то просила его, уговаривала…

Я слышал скрип кровати, сердце мое билось учащенно, я одновременно испытывал стыд, отвращение, какую-то гадливость, и в то же время мне стало приятно, нет, это другое чувство, ощущение тайны, греха, так, что ли. Я с шумом отвернулся к стенке. «Виктор, ты не спишь?» – спросила меня мать. Я промолчал. «Витя», – позвала она снова, и тут я изобразил, что просыпаюсь, крикнул что-то типа: «Отстаньте от меня, не трогайте», – и сделал вид, что опять заснул. То ли отец не обратил внимания, то ли он тогда прилично выпил и ему было все равно, но он продолжал заниматься тем, ради чего пришел к матери.

На следующий день мать спросила меня, знаю ли я, как появляются дети? Я сказал, что знаю и мне это не интересно. Мать пыталась еще о чем-то поговорить со мной, а я чувствовал, что ей неудобно, она ощущает себя виноватой, пытается оправдываться. Тон, которым она говорила, убедил меня, что то, чем они занимались, – это стыдно и грязно. А мне не хотелось бы, чтобы моя мать занималась чем-то постыдным и грязным.

В четвертом-пятом классе у меня почти не было друзей-сверстников. Я проводил время в компаниях с девочками постарше. Те меня приняли, но все время подтрунивали, поигрывали со мной, просили что-то принести, что-то сделать, и я был для них мальчик на побегушках, над которым они потешались.

Пытался дружить со сверстниками-мальчиками, но, поскольку был тихим, я их не устраивал. Меня не привлекали ни футбол, ни хоккей, редко катался на коньках, не ходил на лыжах, не пропадал до позднего вечера во дворе. У меня не было времени: я обожал учителей и старался их слушаться. Мне учителя казались особыми людьми. Слово учителя для меня закон. Вообще, авторитет взрослого для меня в то время был достаточно высок. Неужели и я когда-нибудь буду взрослым? Мне казалось, что я медленно расту, я хотел быстрее стать самостоятельным, взрослым.

Энурез у меня прекратился, хотя половые органы я продолжал трогать.

Однажды затеял борьбу с приятелем на переменке в коридоре школы, случайно через брюки прикоснулся к его члену. Мне понравилось, я испытал возбуждение. С тех пор начал постоянно к кому-нибудь придираться, чтобы побороться. Делал все вроде бы бессознательно. Но ребята поняли, что я в борьбе постоянно трогаю их члены, и стали называть меня онанистом, избегать со мной бороться. То были грустные и страшные дни. Я переживал, боялся, что все от меня отвернутся, перестанут разговаривать.

В восьмом классе с одним из товарищей у меня произошло то, о чем я догадывался, – и между мужчинами бывает секс. Мы пошли с ним в театр, начался страшный дождь. Мы промокли и решили в театр не идти, а вернуться ко мне. Дома у меня никого не было, я стал переодеваться и предложил ему тоже раздеться, чтобы, погладить брюки и высушить рубашку. Мы разделись, сняли трусы, и тут, ничего не говоря, я впервые в открытую взялся за чужой член. Он не испугался, отреагировал на это спокойно, ждал, что я стану делать дальше. Я взял его руку и потянул к моему члену. Потом обнял его и пытался вставить свой член в его задний проход, между ягодицами. У меня, конечно, ничего не получилось, мой член ходил между его бедер. Своей рукой я стал мастурбировать его членом… У нас прошло несколько таких встреч, затем он перестал приходить ко мне.

Я стал закрываться в ванной и онанировать. Кончал быстро, но при этом всегда пытался представить кого-нибудь из обнаженных мужчин, тех, за кем подсматривал в душе.

Я наблюдал за одноклассниками и старшеклассниками, которые привлекали меня фигурой, лицом, манерой поведения. Одному из ребят – он учился в десятом классе – начал писать анонимные письма от имени влюбленной в него девочки.

Мальчик жил в соседнем доме, я выслеживал, когда он возвращается из школы, когда ходит в магазин, с кем бывает, письма опускал в почтовый ящик. Потом перестал их писать.

В девятом классе я пригласил к себе одноклассника и напоил его спиртом, разбавленным апельсиновым соком. В семье было много спирта, я сам иногда пил, разбавляя водой или соком: мать приносила спирт с работы. Мы выпили много, но я заметил, что он опьянел сильнее меня. Я сделал вид, что тоже очень пьян, и сказал: «Сними меня, представь, что мы на улице, а я девушка, поимей меня». Он ответил мне что-то вроде: «Ты с ума сошел?» И тут же ушел.

Я испугался, не расскажет ли он кому-нибудь. Но он делал вид, будто между нами ничего не случилось, и я успокоился. Почему я выбрал именно этого мальчика? Все просто – в свое время мы встретились с ним в туалете школы, и он предложил мне поонанировать с ним.

Помнится, он же назвал мне фамилию и имя мальчика, который любит это делать. После такого неудачного, как я считал, свидания я стал приглядываться к мальчику, о котором он мне рассказал, сблизился с ним и однажды в лоб спросил: верно ли, что он любит онанировать, говорят, это приятно. Он надо мной посмеялся и сказал, что такое про него рассказывают, но это вранье.

Через год я поступил в институт. Мне понравились две девушки, с ними у меня были половые контакты, но прошли плохо. Из-за моей нерешительности дело ограничивалось, как правило, глубоким петтингом, или в последний момент девочки почему-то отказывали.

А когда я учился уже на втором курсе, у меня произошел первый гомосексуальный контакт. Я ехал в автобусе, стоял, потому что было много народу. Я почувствовал, что сзади об меня кто-то подозрительно трется. Я чуть отодвинулся, а человек, стоящий сзади (мне хотелось оглянуться, но я постеснялся), еще ближе придвинулся и нажал на мои ягодицы руками. Я почувствовал истому и сам сильнее прижался к нему. Через три остановки эта своеобразная сексуальная игра закончилась, человек вышел из автобуса. С тех пор я старался ездить в переполненных автобусах и поступал так же сам. Выбирал любого мужчину, лишь бы он не был стариком, подходил сзади и прижимался к нему как можно сильнее, делая вид, что на меня давят другие. Люди реагировали по-разному. Некоторые испуганно отодвигались, но большинство никак не показывали, что чувствуют мое давление.

А однажды я почувствовал ответную реакцию. Проехал свою остановку, вторую, третью. Человек, за спиной которого я стоял, сел на свободное кресло, автобус был почти пустой. Я сел рядом. Он потрогал мою коленку своей, как бы сначала случайно, а потом все сильнее и сильнее придвигая свою ногу к моей. На конечной остановке, ни слова не говоря, мы вышли, я решил, что надо ехать обратно. Мне хотелось подойти к незнакомцу, но я стеснялся. Он достал сигареты, я, хотя и не курю, попросил у него закурить. На вид ему было лет 40. «Может быть, пойдем прогуляемся?» – предложил он. Недалеко был лес. Я согласился. Мы зашли не очень далеко в лес, он вдруг – я даже испугался – резко накинулся на меня, начал целовать, обнимать. Там и произошел первый гомосексуальный контакт. Он выступал в активе, я в пассиве. Мне было невероятно больно, но я не кричал, был готов к этой боли, и мне, сознаюсь, хотелось ее испытать.

Стояла поздняя весна, тепло. Когда он меня целовал, мне было противно. До этого я мог представить поцелуи лишь с женщинами. С мужчинами считал возможным лишь совместный акт онанизма или то, что я делал со своими сверстниками. Когда он меня раздел, я и подумал, что будет только онанистический акт. Но не успел опомниться, как почувствовал острую боль.

Потом мы разъехались по домам, на трусах я увидел кровь – он мне разодрал анус. Несмотря на боль, настроение было хорошее.

Мне – 19 лет, ему, как я потом выяснил, 39. Он работал артистом в местном театре. Жена, двое детей. Он все скрывал от жены, а мне объяснялся в любви и постоянно предупреждал, чтобы я хранил тайну.

Мы подружились, я часто приходил к нему в гости, бывал на спектаклях. У него дома, в отсутствие жены, мы выпивали. Иногда он приходил ко мне домой, когда не было родителей. И каждый раз у нас случались половые контакты. Однажды нас застал отец. Он вдруг вернулся раньше, чем я думал. То ли что-то забыл дома, то ли отменили работу. Мы лежали в постели. Когда отец открыл дверь, я не слышал. Только понял это по его шагам. Он меня позвал. Страх, дрожь в коленях… Артист быстро сориентировался. Он вскочил и стал держать дверь, показывая мне знаками, чтобы я быстрее одевался. Отец хотел открыть дверь, но не смог. Он крикнул: «Чем вы там занимаетесь, почему дверь закрыта?» Я говорю: «Подожди, папа, не входи». Потом объяснил отцу, что заряжал пленку в фотоаппарат. В комнате было действительно темно, окна зашторены, но не настолько, чтобы заряжать пленку. Отец сделал вид, что поверил, и тут же спросил: «Кто это такой?» Я сказал, что это лаборант с нашей кафедры, мы с ним занимаемся и вот он попросил меня срочно зарядить аппарат. Я сочинял как-то сбивчиво, на самом-то деле я должен в это время быть на занятиях. Но отец не стал вдаваться в подробности и ничего не рассказал матери. Я сам рассказал ей, что заряжал пленку, что у меня был лаборант с кафедры, что теперь я занимаюсь в фотокружке. Отец, узнав о моем разговоре с матерью, высказал свою версию и достаточно точно назвал то, чем мы занимались: «Уж не педераст ли наш сын?» Мать рассмеялась и сказала: «Скорее всего они втихую пили спирт и прятали, когда ты ломился».

На некоторое время мои встречи с артистом прекратились. Потом возобновились. Мы, конечно, принимали меры предосторожности. Я всегда выяснял, когда родители вернутся домой, стал закрывать на всякий случай дверь на цепочку. Я влюбился в артиста. У меня не было других интересов, кроме секса. Я постоянно выпытывал у своего партнера, есть ли кто-то у него. Он утверждал, что нет.

Так продолжалось два года. У меня никого другого не было. Я начал выступать в роли активного, что мне нравилось больше. Научился фелляции. От этого получал огромное удовольствие. Но было приятнее, когда делали мне, а не я.

Окончилось все постепенно. У меня появился другой партнер. Где я его нашел? Мой одногруппник рассказал как-то, что в бане, куда он постоянно ходит, к нему пристает один человек, приезжий из другого города. Одногруппник рассказывал смеясь и как бы издеваясь над этим человеком. Тогда я решил пойти в баню вместе с ним, чтобы посмотреть на того человека. В первый же день он мне его показал. То был полуузбек, полурусский, очень красивый парень, ему не было тридцати, я нашел возможность познакомиться с ним и незаметно от своего приятеля договориться о встрече. Ровно через день мы встретились. Он оказался женатым, помню, в день нашей первой встречи мы пошли гулять и зашли на какую-то стройку. Там он мне предложил отдаться. У него был большой член, и я опять испытал сильную боль. Этот человек все делал грубо, как бы беря меня силой. Уже потом я узнал, что есть садисты. Я не могу назвать его садистом, но после этой встречи у меня остался неприятный осадок, я стал избегать встреч с ним. Но продолжал ходить в баню и начал замечать тех, кого интересует мужской секс. Среди них попадались и садисты. Они во время акта кусают, стараясь причинить боль партнеру. Мне это не нравилось.

Месяца через два я в автобусе познакомился еще с одним человеком, некрасивым и неаккуратным. Раза два или три мы встречались, когда его жена уезжала в деревню, родителям я говорил, что ухожу на дежурство в больницу. Но длительного контакта у нас не получилось.

Позже я познакомился еще с одним гомосексуалистом, который пригласил меня в гостиницу, где впервые произошел акт в присутствии других. Нас было две пары. Сначала лежали на разных кроватях, переговаривались. Потом сделали цепочку. Одним словом, «зоопарк».

На третьем курсе нас послали на практику. Вместо больницы отправили работать проводниками в поезде. Я ездил с кадровой проводницей. Ее удивляло мое равнодушие к ней, она все время хотела свести меня с кем-нибудь из пассажирок, намекая, что то одна, то другая хочет полового акта, что я привлекательный юноша. Она не догадывалась, что меня влекут мужчины, а не женщины. В поезде я пытался найти тех, с кем можно было вступить в половой контакт. Искал, конечно, среди мужчин. Иногда приставал к пьяным мужикам. Но с ними ничего не выходило, они отталкивали. Однажды из-за этого меня чуть не сбросили с поезда.

Мой идеал – крупный мужчина зрелого возраста с хорошей спортивной фигурой. Когда я встречаю таких людей на улице, испытываю невероятное наслаждение. Сначала я обращаю внимание на лицо – правильные или нет черты, а уж потом на ноги, грудь. В этом же поезде я сошелся с женщиной-проводницей, той самой, что хотела меня познакомить с кем-нибудь из пассажирок. Но она была нечистоплотна. От нее шел противный запах, и после двух стаканов водки делала она все грубо.

Во время практики я вернулся на один день домой, и тут мне позвонили по телефону и предложили встретиться. Человек говорил, что знает меня, хотя я не мог вспомнить, кто он. Тем не менее я с ним встретился. Наша любовь продолжалась две недели. Это оказался командировочный, которому дал телефон один из моих прежних знакомых. Но с ним была, не удивляйтесь, любовь.

На четвертом курсе уже многие сокурсники знали, что я – гомосексуалист. Я понял, что надо уезжать в другой город. Хотел сменить обстановку и очень боялся, что узнают родители и дома вспыхнет скандал.

Я уехал в другой город, перевелся в мединститут. У меня появилась масса новых возможностей реализовать свои потребности. За год я пошел по рукам. В первые месяцы каждый день менял партнеров. Были две серьезные влюбленности, но они прекратились не по моей инициативе. Мне хотелось иметь постоянного партнера, но ничего не получалось. Все время кто-нибудь появлялся, а потом исчезал.

Однажды меня вызвали в милицию, потом провели обследование. Так я узнал, что инфицирован СПИДом.

У меня была еще одна ситуация, связанная с употреблением наркотика. В милиции сказали, что меня могут посадить. Дело даже до суда дошло. Как ни странно, меня спас именно СПИД. В суде не знали, как меня содержать. В отдельной камере? СПИД оказался смягчающим вину обстоятельством. Правда, для этого много поработала адвокат, да и следователь проявил ко мне симпатию, не сексуальную, человеческую. Я предполагаю, что заразился либо от иглы, либо от одного человека, у которого до меня было много контактов с иностранцами за деньги. Сначала нашли его, потом меня вызвали как контактного. До этого у меня сильно увеличились лимфоузлы, паховые и подмышечные. Я уже сам хотел анонимно обращаться в лабораторию, но получилось так, что попал туда через милицию. Сначала испытал шок. Первое желание – бросить гомосексуализм. Но я понял, что бросить не смогу. Когда один из партнеров узнал о моем диагнозе, то резко прервал со мной всякие отношения. Десятки раз ходил проверяться на СПИД, но у него ничего не обнаружили.

В городе многие обо мне узнали, и я снова уехал. Снова хожу на «плешку». «Плешка» – это где собираются голубые в каждом большом городе. Знаю, что, если узнают о моем заболевании, могут побить. Но сейчас я занимаюсь только безопасным сексом. Среди моих контактных есть один зараженный. Он думает, что от меня, хотя у него были и другие контакты. Теперь мы не боимся друг друга, он и я, оба инфицированы. У нас бывает секс, но редко. На контакт я иду только в презервативе. Если презерватив порвется? Риск, конечно, есть. Но я внимательно слежу, чтобы секс был безопасным.

Хочу закончить мединститут и заняться проблемой СПИДа. Я же прочувствовал ее на себе. Сейчас в местах сбора гомосексуалистов людей стало меньше – многие боятся вируса.

Сколько у меня всего было контактов? Думаю, до 400-500. С кем только я не встречался! С мазохистами, с садистами… Меня удивило желание одного партнера, чтобы я обязательно кончил ему на лицо. Встречался и с мужской проституцией. Несколько раз отдавался за деньги сам. У меня даже была мысль найти богатого любовника и сделать так, чтобы он устроил мне переезд за рубеж.

Боюсь ли я умереть? Нет. Больше всего мне страшно оказаться за решеткой. Когда меня спрашивали в милиции и в больнице о контактах, я все откровенно сказал. Пусть их найдут, и пусть они проверятся. Я делал это из лучших побуждений, хотя с тех пор у меня появился страх, что те, кого я выдал, могут меня найти и, может быть, даже избить. Убить? Нет, этого я не боюсь.

Каково мое самочувствие сейчас? Как ни странно, нормальное. Я многое понял. У меня сейчас есть невеста. В половые отношения вступаем, но я всегда с презервативом. Она знает, что я инфицированный. И тем не менее согласна вступить со мной в брак. Никогда никаких истерик и желания самоубийства (я знаю, что у многих гомосексуалистов это бывает) у меня не возникало. Кто во всем виноват? Природа? Родители? Общество? Я сам? Или насмешки сверстниц, приведшие к тому, что я их стал бояться? Наверное, никто. Но сейчас плохо всем – и мне, и окружающим, и родителям.

Надеюсь только на то, что смогу стать хорошим врачом и помочь всем, кто страдает гомосексуализмом. Право, мы не изгои, просто жизнь у нас так складывается».

Мазохист – это человек, идущий на преступление ради наказания.

(Борис Крутиер, юморист)

535. Что означает слово перверсия?

Этот термин означает извращение, патологическое отклонение от нормы. Сексопатологам известно большое количество перверсий, приводящих к преступлениям на сексуальной почве.

Конечно, определить точную грань: где норма, где отклонение – практически невозможно. Если человек от того или иного сексуального влечения сам испытывает дискомфорт, постоянный страх или это может привести его на скамью подсудимых, то, как правило, это – перверсия.

Маленькое отступление. За мужской гомосексуализм в ряде стран – их абсолютное меньшинство – существует уголовное наказание. Специалисты, считая это перверсией, настаивают на том, чтобы не подвергать уголовному преследованию людей, страдающих гомосексуализмом.

Один из выдающихся исследователей Ганс Гизе в 1958 году издал книгу о гомосексуализме у мужчин. Он убедительно доказал, что «гомосексуализм не является сексуальным извращением, а может лишь рассматриваться как аномалия по отношению к нормативным требованиям человеческого существования».

К уголовному наказанию в этих странах за гомосексуализм привлекаются только мужчины. На женский гомосексуализм общество закрывает глаза. В России отменена пресловутая 121 статья УК РСФР, по которой привлекались к ответственности мужчины за гомосексуализм. Если бы рассказывать подробно о том, как шла борьба за отмену этой статьи юристами, медиками, психологами, политологами (замечу, и автором этих строк), то книга вышла бы в три раза объемнее той, которую вы держите в руках.

И когда выйдет в свет книга «Я+Я», над которой я давно работаю, а конца ей так и не видно (эти строчки пишутся в конце 1997 года), то там подробно будет рассказано о многих аспектах жизни гомосексуалов в России.

Я долго раздумывал, надо ли рассказывать о сексуальных извращениях в «1001 вопрос про ЭТО». Решил, что вопросы о перверсиях необходимо оставить. Уголовная хроника наполнена сообщениями о сексуальных преступлениях, в основе которых лежит именно патология, отклонение. Вступая во взрослую жизнь, мы так или иначе можем столкнуться с проявлениями перверсии. Поэтому повторю старую истину: знание всегда лучше незнания.

Убежденный холостяк говорит своему другу:

– Женщины – хуже разбойников.

– Но почему?!

– Потому что разбойники требуют кошелек или жизнь, а женщины – и то и другое.

(Из непридуманных рассказов)

536. Зачем человеку знать о перверсиях и сексуальных преступлениях, если он сам вполне нормальный?

Для того чтобы при столкновении с человеком, имеющим ту или иную перверсию, он смог правильно отреагировать. Неправильной, бестактной реакцией можно довести человека до самоубийства.

Эти же знания необходимо использовать при воспитании детей, чтобы предупредить появление тех или иных отклонений. Наконец, верное понимание проблемы перверсий помогает выработать правильную оценку собственного поведения в интимной жизни.

На серебряной свадьбе муж смущенно признался жене:

– Знаешь, дорогая, наш брак, в сущности, следствие ошибки.

– Как?! – восклицает жена.

– Да, представь себе. Ведь я свистнул в тот день лишь для того, чтобы остановить такси.

(Из непридуманных рассказов)

537. Что значит выражение «фрустрация сексуальная»?

Такое мудреное словосочетание на самом деле означает всего лишь неудовлетворенное половое возбуждение, из-за чего человек находится как бы во фрустрации, то есть не понимает, где он, что он, как он.

Мужчина средних лет сел в парке на скамеечку. К нему подсаживается молодой человек, кладет свою голову ему на плечо и говорит:

– Подвинься, противный.

Мужчина двигается на середину лавочки. А тот опять кладет голову на плечо и говорит:

– Подвинься, противный.

И тут мужчина увидел милиционера и обращается к нему:

– Товарищ милиционер, вот тут молодой человек пристает ко мне.

– А зачем ты на нашу лавочку сел, противный?