Quaternio и меркурий в роли посредника 6 страница

66 Таким образом, заключает Майер, гробница и тело — это одно и то же. Барно говорит:

Как говорится, похорони одну вещь в могиле другой веши. Ибо, когда Сера, Соль и Вода, или Солнце, Луна и Меркурий находятся в нашем материале, то они должны быть извлечены, соединены, умерщвлены, погребены и превращены в пепел. Так и получается, что птичье гнездо становится могилой птиц и, наоборот, птицы абсорбируют гнездо и накрепко соединяются с ним. Так и получается, говорю я, что душа, дух и тело, мужчина и женщина, активное и пассивное, в одном и том же предмете, помещенные в сосуд, нагреваются своим собственным огнем и существуют благодаря силе искусства, и в положенное время могут вырваться на свободу¹⁶⁰.

Эти слова раскрывают весь секрет единства противоположностей, summamedicina, которое исцеляет не только тело, но и душу-

Выражение "вырваться на свободу" предполагает состояние несвободы, которое прекращается с объединением противоположностей. Индусы назвали это "нирваной", "освобождением от противоположностей". Такая концепция, по крайней мере в этой ее форме, чужда христианскому Западу, поскольку проповедует относительность противоположностей и ставит своей целью ослабить или даже полностью ликвидировать непримиримость, свойственную воинственным христианским установкам¹⁶¹.

67 Приведенное здесь толкование этой таинственной надписи нужно считать тем, чем оно на самом деле является: памятником алхимическому образу мышления, который в данном случае проявился больше, чем на то давала основание сама эпитафия. Но мы должны проявить осторожность, ибо возможны и другие весьма многочисленные объяснения, да они, собственно, и имеются в наличии¹⁶². Прежде всего, мы должны задуматься над подлинностью памятника и его происхождением. Ни один из вышеупомянутых авторов саму надпись своими глазами не видел. Ко времени Мальвазия, к 1683 г., сохранились только две ее оригинальные копии -- одна в Болонье, другая — в Милане. Болонская надпись заканчивается словами "cuiposuerit". В миланской надписи есть фраза "Hocestsepulcrum" и т. д., а к выражению "Scitetnescit" из болонского варианта прибавлено слово "quid". Кроме того, в начале миланской надписи стоит непонятная аббревиатура "A.M.P.P.D." вместо D.M. (DiisManibus) в начале болонского варианта. Мальвазий утверждает, что памятник был разрушен ¹⁶³, но он приводит слова свидетелей, утверждавших, что они видели надпись и скопировали ее. В особенности это относится к Иоанну Туррию из Брюгге, который в 1567 г. написал письмо Ричарду Биту (Ричарду Уайту Бэсингстокскому), в котором говорил, что "читал эпитафию своими собственными глазами" в Болонье, "на вилле Марка Антония де ля Вольты", "у первого дорожного камня при выезде из Порта Мачарелла". Эпитафия, по словам свидетеля и комментатора Иоанна Каспария Гевартия, была встроена в стену, соединяющую виллу с церковью. Нескольку древних букв были "стерты временем и изъедены какой-то ржавчиной", что, по его мнению, являлось свидетельством древности эпитафии¹⁶⁴. Мальвазий дал себе труд Доказать ее подлинность с помощью других многочисленных римский эпитафий¹⁶⁵ и развил следующую теорию:

Надпись говорит о дочери, которая родилась у Laelius, и суждена Agatho в невесты; но она — не дочь и не невеста, потому что, хотя она и была зачата, она не родилась, а не родилась она потому, что произошел выкидыш. Поэтому Agatho, которому было предназначено быть супругом, но которого судьба обманула, огорчен разбившимися надеждами и совершенно справедливо насмехается над собой, или притворяется, что насмехается, в этой надписи¹⁶⁶.

68 Мальвазий называет Agatho "большим мастером разных наук"¹⁶⁷; он дажен сравнивает его, как "выдающегося поклонника невероятно благоприятного числа Три"¹⁶⁸, с Гермесом Трисмегистом, и называет его "Трижды Величайшим" - намек на за ключительное предложение "Tabulasmaragdina"¹⁶⁹. Делает он это потому, что надпись разделена на три части¹⁷⁰, что дает ему повод для длительных рассуждений. Здесь у него возникают трудности с четырьмя элементами и четырьмя качествами, и, как и все алхимики, он запутывается в своих попытках объяснить аксиому Марии¹⁷¹. Его идея о выкидыше также вполне естест венна для алхимика (не говоря уже о гностике)¹⁷², ибо в "ТгасtatusAristotelis"¹⁷³ мы читаем: "Этот змей нетерпелив и хочет смерти еще до рождения, и желает потерять плод, и жаждет выкидыша"¹⁷⁴. Разумеется, здесь идет речь о змее Меркурия или о prima materia, которая, как утверждается в трактате¹⁷⁵, стремится побыс трее пройти через процесс трансформации и заставить расцвести скрытые в ней зерна света animamundi.

69 Из всех многочисленных толкований, данных различными комментаторами, я бы хотел привести одно, которое мне кажется достойным того, чтобы вытащить его из забвения. Эту точку зрения выразили два друга Мальвазия (см. п.127) и заключается она в том, что LuciusAgatho был реальной личностью, но Aelia была "выдуманной женщиной", а, возможно, и "злым гением" в образе женщины, или "неправедным духом", который, по мнению одного из них, "витает в воздухе", а по версии другого - обитает в земле и "заключен в дубе Юноны"; это - "лесная нимфа или дриада", которая, когда дуб был спилен или сожжен, была вынуждена искать другое место жительства и была найдена "будто бы мертвая, в этом саркофаге". Таким вот образом и получилось, что она была "воспета и запечатлена в истории любимым и любящим Agatho"¹⁷⁶.

70 Из этого толкования следует, что Aelia— это анима Agatho, спроецированная в "дуб Юноны". Дуб -~ это дерево Юпитера, но он также является священным деревом Юноны¹⁷⁷. В метафорическом смысле, как женский носитель проекции анима. Aelia — это невеста Юпитера и возлюбленная Agatha. В мифологическом смысле, нимфы и дриады — это духи природы и деревьев, но в смысле психологическом, они -- это проекции анимы*¹⁷⁸ если речь идет об ощущениях лиц мужского пола.

71 Это толкование можно обнаружить в книге "Dendrologia", написанной одним из вышеупомянутых друзей, Улиссом Альдро-вандом:

Я утверждаю, что AeliaLaeliaCrispis была одной из дриад, ... и была привязана к дубу, росшему в окрестностях Болоньи, или была заключена в нем. Она являлась ему, как в своей самой привлекательной, так и в своей самой страшной форме, и хотя в течение двух тысяч лет она обладала изменчивой внешностью Протея, она сумела колдовски очаровать LuciusAgathoPriscius, бывшего тогда гражданином Болоньи, своим печальным положением, возникшим из хаоса или того, что Платон называет агафоновым смятением¹⁷⁹.

Трудно себе представить лучшее описание типичного для мужского бессознательного женского архетипа, чем образ этой "самой опасной возлюбленной" (incertissimaamasia), котороя, словно проказливый дух, преследует мужчину в тишине "рощ и ручьев". Из текста надписи ясно следует, что она не дает основания тол ковать Aelia как лесную нимфу. Однако, Альдрованд рассказывает нам, что местность Порта Масарелла в Болонье, вблизи которой якобы была найдена надпись, в римские времена называлась "Юнония", из чего он делает вывод, что Юнона была spiritusloci*. В доказательство своей гипотезы о том, что Aelia была дриадой, этот знаток гуманитарных наук цитирует найденную в этом районе римскую эпитафию:

CLODIA PLAVTILLA

SIBI EST

QVERCONIO AGATHONI MARITO OPTIMO

•эта эпитафия действительно содержится в Corpus Inscriptionum Latinarum ¹⁸⁰( но ключевыми словами в ней являются:

Q. VERCONIOAGATHONI

Дух места (лат.) — Прим, перев.

То есть Квинт Верконий был насильственно переименован в Кверкония, потому что автору так было удобнее.

72 Альдрованд объясняет загадочное выражение "hocestsepulcrum", говоря, что гробница вполне может быть построена из дуба! В подтверждение этого он добавляет, что в этой местности была деревня под названием "Casaralta"¹⁸¹, которое он разделяет на три составные части: саза (дом), ага (алтарь), alta (высокий).

73 Далее он цитирует итальянское стихотворение о великом дубе, по его словам "представляющем мир элементов, посаженных в небесном саду, в котором Солнце и Луна распустились подобно двум цветам"¹⁸². Этот намек на мировой дуб Фересида прямиком ведет нас к солнечно-лунному дереву алхимии, к красно-белой лилии¹⁸³, красному рабу и белой женщине (или белой голубке)¹⁸⁴и переливающимся четырьмя цветами Древа Западной Земли¹⁸⁵. В Pandora Рейснера, древо изображено в виде женщины с факелом, причем факел торчит из макушки ее увенчанной короной головы¹⁸⁶. В данном случае дерево персонифицируется его жен ским божеством.

74 Толкование Альдрованда по самой своей сути алхимично, как мы можем видеть из трактата Бернарда Тревизана (Графа Марча и Треви, 1406-90)¹⁸⁷. Он рассказывает притчу¹⁸⁸ об адепте, который находит чистый родник, "бьющий из под дуба", обложенный красивым камнем. Все это окружено стеной. Это — царская купальня, в которой он ищет обновления. Старик, Гермес-мистагог, объясняет, каким образом Царь построил эту купальню: он поместил в родник дуб, "расколотый пополам"¹⁸⁹. Родник был обнесен толстой стеной и "сначала был обложен твердым, ярким камнем, а потом выдолбленным дубом"¹⁹⁰.

75 Смысл этой притчи явно заключается в том, чтобы связать дуб с купанием. Как правило, это брачное купание царственной пары. Но в данном случае Царица отсутствует, обновляется только Царь. Этот необычный вариант мотива¹⁹¹ предполагает, что дуб, как женское божество, заменяет Царицу. Если это предположение верно, то особое значение приобретает тот факт, что о дубе сначала говорят, как о "расколотом", а потом, как о "выдолбленном". Дуб представляется то поставленным "на попа" выдолбленным стволом, играющим роль "ствола" фонтана¹⁹², то дающим тень живым деревом, то желобом фонтана. Эта двусмысленность относится к различным аспектам дерева: В качества "ствола", дуб, так сказать, является источником фонтана; в качества желоба -- это сосуд, а в качестве дающего спасительную тень дерева - - это мать¹⁹³. С древних времен дерево было местом рождения человека¹⁹⁴; стало быть, дуб — источник жизни. Алхимики называли и сосуд, и ванну — "маткой"¹⁹⁵. Расколотый или выдолбленный ствол дерева соответствует этому толкованию¹⁹⁶- Сама купальня Царя является утробой, а дерево служит в качестве атрибута последней. Зачастую, как Рипли Скровли¹⁹⁷, дерево стоит в брачной купели либо в качества столба, либо в качестве собственно дерева, в ветвях которого появляется божество в форме русалки (= анима) со змеиным хвостом¹⁹⁸. Явная аналогия с Древом Знания¹⁹⁹. Додонский дуб был жилищем оракула, и анима здесь играет роль пророчицы²⁰⁰. Змееподобный Меркурий появляется в качестве лесного божества в сказке братьев Гримм "Дух в бутылке"²⁰¹.

76 В Turbo, дерево примечательным образом увязывается со стариком:

Возьмите белое дерево и постройте вокруг него круглый темный дом, покрытый росой, и поместите в него²⁰² пожилого человека, прожившего сто лет, и заприте дом, и законопатьте его, чтобы ни ветер, ни пыль не могли пробраться внутрь. Оставьте их в доме на сто восемдесят дней. Я говорю, что старик не должен прекращать есть плоды этого дерева до тех пор, пока это число [180] не наберется и пока он не станет юношей. О, дивная природа, преобразовавшая душу старика в юное тело и сделавшая отца сыном²⁰³.

77 В этом контексте, вероятно, будет уместно процитировать довольно загадочный текст из Сениора²⁰⁴:

Как сказал Маркое²⁰⁵, этому ребенку сейчас самое время родиться, и поведал следующую притчу: Мы построим ему дом, который называется могила Сихоки. Он [или Мэрайя]²⁰⁶ сказал: Неподалеку от нас есть земля²⁰⁷, которая называется "тормос"²⁰⁸, где живут змеи (или ведьмы)²⁰⁹, поедающие тьму²¹⁰, поджаренную на горячих камнях, и на этих камнях они пьют кровь черных коз²¹¹. Хотя они живут в темноте, они зачинают свое потомство в купальнях²¹² и рожают²¹³ в воздухе, и они шагают по морю²¹⁴, и они населяют подвалы и гробницы, и змей сражается с мужчиной, и мужчина сорок ночей проводит в могиле, и сорок Дней — в маленьком доме²¹⁵.

Латинский перевод слова "ведьма" как змея" связан с широко распространенной примитивной идеей, будто змеи -- это души умерших. Это подходит к кровопусканию жертвенной козе, поскольку принесение в жертву черных животных хтоническому божеству было вполне обычном делом. В арабском тексте под "ведьмами" понимаются женские демоны пустыни, джины. Являющееся из могилы божество — это тоже широко распространенная идея, перешедшая в христианскую легенду. Мне пришлось встретиться с ней даже в сновидениях одного двадцатидвухлетнего студента-теолога, и я снова описываю этот сон, чтобы те из моих читателей, которым знаком язык снов, могли осознать масштаб обсуждаемой нами проблемы²¹⁶.

79 Сновидящий стоял в присутствии красивого старика, одетого исключительно в черное. Он знал, что это был белый маг.Этот персонаж только что закончил произносить обращенную к нему довольно длинную речь, но сновидящий уже не мог вспомнить, чему она была посвящена. Он помнил только завершающие слова: "А для этого нам нужна помощь черного мага". В этот момент открылась дверь и вошел еще один старик, совершенно похожий на первого, с той лишь разницей, что одет он был во все белое. Он сказал белому магу: "Мне нужен твой совет", но бросил косой, вопросительный взгляд на сновидящего, после чего белый маг сказал: "Ты можешь говорить свободно, он — невинен". Тогда одетый в белое черный маг поведал свою историю. Он прибыл из далекой страны, в которой случилось нечто необычайное. Страной повелевал старый король, который почувствовал приближение смерти и поэтому искал для себя достойную гробницу. В этой стране с древних времен осталось множество гробниц и король выбрал для себя самую красивую. Легенда гласила, что то была гробница девственни цы, умершей много лет тому назад. Король приказал открыть гробницу, чтобы произвести в ней подготовительные работы. Но когда кости были вытащены на дневной свет, они неожиданно обрели жизнь и превратились в черную лошадь, которая умчалась в пустыню. Черный маг услышал эту историю и не медленно отправился в погоню за лошадью. В течение многих дней он пересекал пустыню, пока не достиг пастбищ на другом ее краю. Там он увидел пасущуюся лошадь и там он сделал открытие, по поводу которого и хотел посоветоваться с белым магом. Ибо он обнаружил утерянные ключи от рая и не знал, что ему с ними делать. На этом месте сон оборвался.

80 В этой гробнице явно жил дух девы, которая играла роль анимы короля. Подобно нимфе у Мальвазия, она была вынуждена оставить свое старое жилище. Ее хтоническая и строгая природа проявляется в ее трансформации в черную лошадь, некоего демона пустыни. Здесь мы имеем дело с широко распространенной концепцией анимы как женщины-лошади и кошмара, поистине "неправедного духа", и, в то же самое время, с хорошо известным сказочным мотивом стареющего короля, которого покидают жизненные силы. Похоже, что в качестве sous-entendu, планировался магический, возвращающий жизнь брак с нимфой (что-то на манер бессмертного брака Мерлина с его феей), ибо в раю, саду любви, где растет яблоня, все противоположности объединяются. Как говорит Исайя:

"... и сделает пустыни его, как рай, и степь его, как сад Господа [51:3]. Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи. [11:6].

Там черное и белое сошлись в царственном браке. "... как на жениха возложил венец и, как невесту, украсил убранством" [61:10]. Два антитетических мага явно подготавливают процесс объединения, а смысл этого сна молодого теолога следует понимать только как колоссальную проблему, решение которой самые мыслящие алхимики считали своей главной задачей. Поэтому, далее в тексте Сениора говорится:

Он (мужчина) воспарит²¹⁷, подобно белым голубкам²¹⁸, и его шаг будет радостным, и он бросит свое семя на мрамор²¹⁹ на образ [или на дух, живущий в мраморе], и вороны прилетят, и набросятся на него, и соберут его. Затем они полетят на горные вершины, куда никто не сможет взобраться, и они станут белыми²²⁰, и умножатся... И ни один человек ю знает этого, если только он сам не постиг этого в своей голове.

Этот текст описывает воскрешение после смерти, и если мы не обманываемся, то оно принимает форму coniunctio, соединение белого (голубки) и черного (ворона), причем последний является Духом, живущим в надгробии (см. сн. 219). Поскольку, как это ictoбывает, анималистические символы (змеи и голубки) используются для обозначения мужских и женских элементов, то ^1То указывает на единение бессознательных факторов²²¹. Вороны, которые собирают семя (или продукт единения?), а затем улетают с ним на вершины гор²²², представляют духов-помощников или домовых, которые доводят работу до конца, когда искусство мастера изменяет ему. В отличие от красивых ангелов в "Фаусте", они являются темными посланцами небес, которые в этот момент сами становятся белыми ²²³. Даже ангелы в "Фаусте" не чураются искусства соблазнения ²²⁴, а неспособность ангелов к греху, как мы знаем, воспринимается настолько относительно, что женщины должны входить в церковь с покрытыми головами ввиду моральной неустойчивости этих крылатых посланников, которая в древние времена неоднократно приводила к катастрофическим последствиям (см. Книга Бытия 6:2).

82 Сходные мотивы встречаются в сновидениях современных лю дей и могут быть обнаружены у лиц, которые даже самым отдаленным образом не были связаны с алхимией. Например, у од ного пациента было следующее сновидение: Большая куча дров горела у подножия высокой каменной стены; пламя высоко взметнулось вверх, сопровождаемое клубами дыма. Это было уединенное и романтическое место. Высоко в небе стая больших черных птиц кружила над костром. Время от времени одна из птиц камнем падала в пылающий костер и с радостью сгорала, приобретая в ходе этого процесса белый цвет!²²⁵Как заметил сам сновидящий, сон обладал мистическим качеством, и это вполне понятно, принимая во внимание его смысл: он повто ряет чудо феникса, трансформацию и новое рождение (трансформацию nigredo в albedo, бессознательного в "просветление"), как это описано в стихах из RosariumPhilosophorum:

Два орла взлетают, перья их в огне,

Обнаженные, на землю снова падают они.

И все же в полном оперении скоро воспарят...²²⁶

83 Но эти рассуждения о трансформации и воскресениии отвлекли нас от главной темы и поэтому давайте вернемся к мотиву дуба, о котором первыми стали размышлять комментаторы Загадки.

84 С дубом мы сталкиваемся и в другом алхимическом трактате, "Introitusapertus", написанном Филалетом²²⁷. Автор пишет: "Узнай же, кто является спутниками Кадма; кто есть тот змей, которая пожрал их; и в какой полый дуб Кадм выплюнул змея".

85 Для того, чтобы пояснить этот текст, я должен вернуться к мифу о Кадме, родственнике пеласга Гермеса Итифалликоса²²⁸

Этот герой отправляется на поиски своей сестры Европы, унесенной превратившимся в быка Зевсом. Однако, Кадм получает божественное указание прекратить поиски и вместо этого отыскать корову, бока которой украшены лунными знаками, и следовать за ней до тех пор, пока она не ляжет, и на этом месте основать город Фивы. Одновременно с этим ему в жены была обещана Гармония, дочь Арея и Афродиты. Когда корова легла, он захотел принести ее в жертву и послал своих спутников за водой. Они нашли воду в священной роще Арея, которую охранял дракон, сын Арея. Дракон убил большинство спутников Кадма, тот пришел в ярость, убил дракона и посеял его зубы. Из земли тут же выросли вооруженные люди, которые принялись сражаться между собой и сражались до тех пор, пока их не осталось пять человек. После чего Кадм получил в жены Гармонию. Похоже, что выплевывание змея (дракона) в дуб придумал сам Филалет. Оно представляет изгнание опасного демона в дуб²²⁹, мотив, который присутствует не только в толковании Мальвазием надписи Aelia, но и в сказке "Дух в бутылке".

86 Психологический смысл мифа не вызывает сомнений: Кадм утратил свою сестру-аниму, потому что она улетела с высшим божеством в царство сверхчеловеческих и недочеловеческих существ — в бессознательное. Боги приказывают ему не опускаться до кровосмешения и поэтому обещают ему жену. Его сестра-анима, действуя в качестве психопомпа в форме коровы (чтобы соответствовать быку-Зевсу), ведет его к его предназначению -убийству дракона, ибо переход от отношений брат-сестра к экзогамии является непростым делом. Но когда он добивается победы, он обретает "Гармонию", которая ведь является сестрой дракона. Стало быть, дракон — это явная "дисгармония", что доказывают выросшие из его зубов вооруженные люди. Они убивают друг друга, словно иллюстрируют изречение псевдо-Демокрита о том, что "природа покоряет природу", которое является не чем иным, как концептуальным определением уробороса. Кадм крепко держится за Гармонию, в то время, как противоположности, в спроецированной форме, убивают друг друга. Этот образ представляет путь, по которому развивается раскол: это его собственное поле битвы. В целом, то же самое можно сказать и об инь и ян из классической китайской философии. Рука об руку с этим заключенным в самом себе конфликтом идет непонимание нравственной проблемы, которую представляют из себя противоположности. Только с приходом христианства, "метафизические", а затем почти дуалистические противоположности (достигшие апогея в манихействе), начинают просачиваться в сознание человека. Эта ересь заставила Церковь сделать важный шаг: она сформулировала доктрину privatioboni", посредством которой установила, что есть "добро", и что есть "бытие". Зло, как \щ ov(что-то, чего не существует) сделали атрибутом человека — отпе bonumaDeo, omnemalumab /zomme**²³⁰ Эта идея, наряду с идеей первородного греха, легла в основу нравственного сознания, которое стало новым явлением в человеческой истории: одна часть полярности, до той поры абсолютно метафизическая, была сведена до психического фактора, что означало, что дьявол потерпел бы поражение, если бы не отыскал в человеке определенную нравственную неустойчивость. А вот добро так и осталось метафизической субстанцией, порожденной Богом, а не человеком. Первородный грех развратил изначально праведное создание. Стало быть, как гласила догма, добро по-прежнему проецируется полностью, а зло только отчасти, потому что его основным источником являются человеческие страсти. Рассуждения алхимиков продолжили этот процесс интеграции метафизических проекций и адептам стало приходить в голову, что природа обеих противоположностей является психической. Прежде всего она выразила себя в двойственности Меркурия, которая, однако, была аннулирована в единстве камня. Адепт сотворил lapis-Deoconcedente- который был признан эквивалентом homototus. Это явление было очень важным, поскольку представляло собой попытку интегрировать ранее спроецированные противоположности.

87 Алхимики толковали Кадма, как Меркурия, в его мужской форме (Солнце). Он ищет свой женский аналог, ртуть, которым является его сестра (Луна), но она встречает его в форме мерку-риевого змея, которого он должен сначала убить, поскольку тот содержит в себе яростный конфликт борющихся друг с другом элементов (хаос). Из этого возникает гармония элементов и наступает coniunctio. Военная добыча, в данном случае шкура дракона, по древнему обычаю приносится в дар полому дубу, матери, которая представляет священную рощу и источник. Иными словами, она приносится в дар бессознательному, как источнику

* Отстутствие (точнее: отнимание) добра (лат.) — Прим. ред. ** Все добро от Бога, все зло — от человека (лат.) — Прим. ред.

жизни, который создает гармонию из дисгармонии²³¹. Из вражды элементов возникают узы дружбы между ними, запечатленные в камне, и эти узы гарантируют нерастворимость и неразлагаем ость lapis. Эта часть алхимической логики родилась из того факта, что, согласно мифу, Кадм и Гармония обратились в камень (явно по причине embazrassderichesse*: абсолютная гармония — это смерть). По другой версии, они превратились в змей и "даже в василиск"; Дом Пернети²³² замечает: "... ибо, как говорят философы, окончательный продукт работы, объединенный со своим двойником, приобретает силу, приписываемую василиску". Для этого автора с фантазией Гармония, конечно же, является primamateria, а брак Кадма²³³, который заключается с помощью всех богов, -- coniunctio Солнца и Луны, за которым следует изготовление тинктуры или lapis. Предложенное Пернети толкование Гармонии было бы правильным, если бы она была по-прежнему связана с драконом. Но поскольку она потеряла рептилию, то, по логике, она и ее супруг должны сами превратиться в змей.

88 Таким образом, Мальвазий, да и другие, более интересные, комментаторы, остаются в магическом кругу алхимических мифологем. Это и не удивительно, поскольку герметическая философия, в той форме, в какой она тогда воспринималась, была единственным инструментом разума, с помощью которого он мог заполнить черные прорехи в цепочке понимания. Бол опекая Загадка и комментарии к ней, по сути, являются прекрасной парадигмой стандартных алхимических методов. Она производила тот же самый эффект, что и непостижимость химических процессов: философ смотрел на парадоксы надписи Aelia так же, как он смотрел на реторту, пока архетипические структуры бессознательного не начали рассеивать тьму²³⁴< И сама эта надпись, если только мы полностью не предаемся иллюзиям, представляется нам фантазией, выросшей из той же самой парадоксальной massaconfusa коллективного бессознательного. Противоречивость бессознательного разрешается архетипом брачного coniunctio, посредством которого хаос упорядочивается. Любая попытка определить природу бессознательного состояния сталкивается с теми же самыми трудностями, что и ядерная физика: сам факт наблюдения изменяет наблюдаемый объект. Соответственно, в настоящий момент никак не представляется возможным объективно определить истинную природу бессознательного.

Затруднения, связанные с изобилием (фр.) — Прим. ред.

89 Если мы, в отличие от Мальвазия, не уверены в подлинности надписи Aelia, мы должны поискать в средневековой литературе возможные ее источники или, по крайней мере, аналогии. Там имеется мотив тройного предсказания или тройной причины смерти, который может навести нас на верный след²³⁵. Этот мотив встречается в "VitaMerlini", старинном французском романе "Мерлин", а также в его более поздних имитациях в испанской и английской литературе пятнадцатого века. Но мне кажется, что наибольшее значение имеет так называемая "Эпиграмма Гермафродита", приписываемая Мэтью де Вендому (ок. 1150):