Уход – приход» – новая форма совместности ребенка и взрослого
Фундаментальное противоречие, которое складывается к концу периода становления (новорожденность) и ищет решения в кризисе развития (кризис новорожденности), – это противоречие между максимальной социальностью ребенка и его минимальными возможностями реализовать собственно социальные связи и отношения. Ребенок неспособен самостоятельно обеспечивать поддержание своей жизнедеятельности. У него также отсутствуют средства воздействия на взрослого, помимо экспрессивно-мимических (крик, плач). «В противоречии между максимальной социальностью младенца (ситуации, в которой находится младенец), – пишет Л. С. Выготский, – и минимальными возможностями общения и заложена основа всего развития ребенка в младенческом возрасте».[84]Неотделимость бытия ребенка от взрослого сопряжена с отсутствием у него средств общения и поддержания совместной жизнедеятельности.
Во многих культурах это противоречие просто не возникает или легко снимается тотальным соприсутствием взрослого и ребенка в общем для них жизненном пространстве(длительное кормление грудью, ношение на руках или за спиной и др.), когда взрослый, по сути, угадывает, предвосхищает нужды и потребности ребенка. Е. В. Субботский описывает традицию воспитания в одном из племен Африки: «У народа зунтвази (Юго-Западная Африка) принято привязывать малыша к спине. Вся дневная жизнь младенца проходит на спине или бедре матери; он бодрствует, играет с бусами матери, пассивно участвует в ее общении с другими людьми, спит… Дети зунтвази – «непрерывные сосуны»: они требуют и получают грудь в среднем каждые полчаса».[85]Такая симбиотическая сращенность ребенка и матери не оставляет пространства для появления у ребенка средств общения (да в этом у него и нет потребности).
Однако в европейской традиции существует особая форма совместности взрослого и ребенка: «уход – приход». Режим жизнедеятельности «уход – приход» – это возобновление и прерывание общения ребенка и взрослого, привация и депривация[86]первой фундаментальной потребности ребенка в постоянном пребывании, соприсутствии другого. Культура чувственно-эмоциональных разрывов и единений в со-бытийности (типа: сон – бодрствование, голод – сытость, взятие – невзятие на руки и др.) образует то пространство, где выращиваются и реализуются новые средства утверждения и подтверждения самости ребенка .
Вначале таким всеобщим средством оказывается сам близкий взрослый (его лицо, речь, ответные действия), позже – его предметные заместители (пустышка, громкая речь, игрушки и др.), которые выполняют представительную (за взрослого) функцию. Как заметил Д. Б. Эльконин, пустышка и покачивание – эрзацы, заменители взрослого, говорящие ребенку: «Все спокойно», «Все в порядке», «Я здесь». Только в домах младенца, при некоторых формах патологического развития (например, аутизм) предмет приобретает для ребенка полную заместительную функцию.
Именно в критических стадиях развития особенно важно определение адекватной, рационально организованной и последовательно реализуемой программы действий взрослого. Только в этом случае критическая (развивающая) ситуация решит свои задачи создания и формирования новых функциональных органов, обеспечивающих переход на новый виток развития. В этом смысле программа «ухода – прихода» развивает кризис уже сложившейся со-бытийности (наиболее выраженной в «комплексе оживления») в направлении его продуктивного разрешения. Эта программа направлена на обнаружение и подтверждение индивидуальной формы жизнедеятельности ребенка, имеющей свой источник и своего носителя, к которому возможно личное обращение .
В кризисе новорожденности взрослый особым образом строит пространство со-бытия; его основу составляют не органические потребности ребенка, а потребности общения и взаимоотношений ребенка и взрослого. Взрослый обнаруживает в ребенке тот адресат, к которому возможно теперь личное обращение.Многочисленные проявления ребенка прочитываются и проговариваются взрослым как произвольные, имеющие автора, происходящие по воле самого ребенка («Петя хочет», «Петя держит» и т. п.). Такое взаимодействие создает условия для передачи ребенку многообразных средств общения, ведущее место среди которых занимают эмоции. Общениев младенческом возрасте психологи обозначают как непосредственно-эмоциональное. Теперь уже все поведение ребенка прочитывается как «речь», требующая ответа:на плач – приход или предметное замещение, на улыбку – подтверждение своего присутствия (возня, ласковое обращение), на гуление – речь артикулированная или подражательная, на позу – взятие на руки и т. п.
В 3–4 мес. ребенок и взрослый начинают играть друг с другом «в разговор». Обычно взрослый начинает имитировать издаваемые ребенком звуки; ребенок же подражает звукам взрослого. Тем самым происходит встречное подражание голосовым реакциям.
Малыш реагирует на «разговор» взрослого смехом и звуками. Он начинает издавать характерные согласные звуки («к-к», «х-х») – гукает. Эти звуки ничего не обозначают и даже ни к кому не обращены. Ребенок упражняется, он играет сам с собой, учится произносить звуки родного языка.
Около 4 мес. гукание сменяется гулением. Дети с большим напряжением произносят высокие певучие звуки наподобие трели: малыш перекликается со взрослым не только при непосредственной встрече, но и на расстоянии. Причем звуки он продолжает произносить и после прекращения общения со стороны взрослого. На 5–6-м мес. ребенок произносит звуки и производит разнообразные движения, чтобы привлечь к себе внимание взрослого – возникает адресованность звуков взрослому . После 6 мес. в речи младенца появляется лепет – слоги и звуки, которые перемежаются смехом и сопровождаются движениями . Лепет – особая форма самостоятельной деятельности ребенка, доречевое средство общения и способ выражения эмоционального состояния. С помощью лепета малыш выражает свои требования к взрослому: тянется к предмету и сопровождает движения звуками, обрывками слов.
Произнесение звуков ребенком основывается на подражании. Подражание выступает здесь как своеобразная форма общения и механизм развития речи . Исследования Л. Ф. Обуховой показали, что содержание подражания ребенка в возрасте 2–6 мес. составляют мимические и пантомимические движения, среди которых – высовывание языка, открывание-закрывание рта, качание головой, некоторые движения рук типа махания, стучания, сжимания-разжимания кулака, хлопков в ладоши. Предречевые вокализации ребенка имеют имитационный характер, они моделируют разные стороны речи взрослого – интонационную, ритмическую, фонематическую. Подражание ребенка первого полугодия жизни вокализациям и мимическим экспрессиям взрослого, совершающееся по механизму эмоционального заражения, может быть понято как встречный со стороны ребенка процесс, вносящий свой вклад в построение специфичного для человека способа общения.[87]
По своим основным процессам критическая стадия (кризис развития) в самом общем виде расслаивается так, что программа действий взрослого ориентирована на обособление(уход, невзятие на руки, нереагирование на плач, прямой запрет, замещение предметом и т. д.), в то время как программа поведения ребенка ориентирована на отождествление(улыбка, плач, гуление, двигательное возбуждение и т. д.). Складывающиеся в этих процессах телесно-поведенческие коммуникативные средства (со стороны ребенка) и предметные воплощения (со стороны взрослого) ложатся в основу будущих дифференцированных двигательно-поведенческих систем – речи, предметных действий, ходьбы – как действительно социальных средств для подлинного, теперь уже глубинного психологического единства двух близких существ.
Наиболее существенным содержательным приобретением критической стадии является со стороны ребенка – комплекс коммуникативных телесно-поведенческих средств; со стороны взрослого – предметность(вначале – телесно-олицетворенная – сам взрослый, позднее – все более натурально-вещная – предмет-игрушка). При этом способности формируются как принадлежащие одному из участников со-бытия, но ориентированные на другого: со стороны ребенка – способность быть коммуникативным для взрослого, со стороны взрослого – способность быть предметным для ребенка.
В ряде исследований отмечается, что на появление и голос взрослого ребенок демонстрирует максимум улыбок и вокализаций. Выявлено, что ко взрослому отсутствует привыкание , при этом чем пассивнее взрослый, тем активнее ребенок. В свою очередь к предмету у ребенка максимум сосредоточений и двигательных реакций, чем ярче предмет, тем интенсивнее. Но к предмету есть привыкание , однако если с ним действует взрослый, то реакция на предмет резко усиливается (даже на тот, к которому уже случилось привыкание); взрослый как бы придает ему новую, более сильную привлекательность.
Все эти изменения существенно отличаются от многочисленных природно-органических проявлений ребенка в первом периоде развития. Появляются действительно целостные телесно-поведенческие по своей «материи», но социальные («самостные») по своей функции новые органы субъективности. Наиболее важную роль в этом процессе играет лицо взрослого и реакция на него ребенка; лицо Другого – первый предмет и предмет всех предметов . В критической стадии Другой становится для ребенка его всеобщим мотивом – всех его действий, всего его поведения . Именно здесь формируется первая жизненная потребность (как требование ребенка) в постоянном, непрекращающемся соприсутствии взрослого в ситуации. Все средства телесно-поведенческой активности и инициативности ребенка направлены на упрочение, сохранение и восстановление единства, со-бытия, на отождествление ребенка со взрослым. Здесь взрослый впервые предстает как цель, здесь он не просто с ребенком, а для ребенка .
1.4. Младенчество – синтез чувственно-практической достоверности себя в мире (6 мес. – 12 мес.)