Ненависть и презрение к себе 3 страница

Когда вынесенное вовне презрение к себе ощущается как несомненная реальность, можно понять искаженное восприятие отношений с людьми, поскольку установки других людей, особенно изъятые из контекста, всегда допускают разные интерпретации. Очевиден и самозащитный характер такого смещения ответственности. Вероятно, было бы нестерпимо, если вообще возможно, жить, постоянно осознавая острое презрение к себе. Если взглянуть с этой точки зрения, видно, что невротик бессознательно заинтересован относиться к другим, как к своим оскорбителям. Хотя считать, что его отвергают и пренебрегают им, болезненно для него, как было бы и для любого, но все же менее болезненно, чем взглянуть в лицо собственному презрению к себе. Это долгий и трудный урок для любого человека – усвоить, что другие не могут ни отнять наше самоуважение, ни подарить нам его.

К уязвимости в отношениях с людьми, причиной которой является презрение к себе, добавляется уязвимость, порождаемая невротической гордостью. Часто трудно сказать, чувствует ли человек себя униженным потому, что нечто задело его гордость, или потому, что он вынес вовне свое презрение к себе. Они так нераздельно переплетены, что мы должны браться за работу с такими реакциями и с той и с другой стороны. Конечно, в каждый отрезок времени тот или иной аспект легче наблюдаем и доступен. Если человек реагирует мстительностью на то, что показалось ему неуважением, в картине преобладает раненая гордость. Если в результате той же провокации он становится жалким и пытается снискать расположение – это наиболее ясное проявление презрения к себе. Но в любом случае другой аспект тоже оказывает свое влияние, и о нем следует помнить.

В третьих, человек, находящийся в тисках презрения к себе, часто "проглатывает оскорбления". Он может даже не понимать вопиющего издевательства над собой, будь то унижение или эксплуатация. Даже если возмущенный друг обращает его внимание на это, он склонен сгладить или оправдать поведение обидчика. Это случается только в определенных условиях, например, при болезненной зависимости, и представляет собой исход сложной внутренней расстановки сил. Главным в ней является беззащитность, происходящая из убеждения человека, что он не заслуживает лучшего обращения. Например, женщина, чей муж щеголяет своими похождениями с другими женщинами, может быть, не в состоянии пожаловаться или даже ощутить сознательное негодование, потому что считает себя недостойной любви, а всех других женщин – более привлекательными.

Четвертое следствие, о котором нужно упомянуть, – это потребность облегчить или уравновесить презрение к себе вниманием, уважением, признанием, восхищением или любовью других. Поиск такого внимания компульсивен, потому что на него толкает потребность не быть отданным на милость презрения к себе. Его питает, кроме того, потребность в торжестве, и он может доходить до всепоглощающей жизненной цели. Его результат – тотальная зависимость от других в своей самооценке: она поднимается и падает вместе с расположением других к нему.

Если следовать более широкому теоретическому подходу, подобные наблюдения помогают нам лучше понять, почему невротик так упорно цепляется за возвышенный образ себя. Он должен сохранить его, потому что считает его единственно возможным выходом, альтернативой покорности террору презрения к себе. Следовательно, перед нами порочный круг гордости и презрения к себе; они только усиливают друг друга. Его можно ослабить лишь в той степени, в которой невротик заинтересован понимать правду о себе. Но и здесь презрение к себе мешает ему найти себя. Пока его презренный образ себя реален для него, его я кажется ему достойным лишь пренебрежения.

Что именно заставляет невротика презирать себя? Иногда все его человеческие ограничения; его умственные способности – рассудок, память, критическое мышление, способность планировать, особые умения или дарования; любые действия, от простейших личных дел до публичных выступлений. Хотя тенденция к пренебрежительному отношению к себе может быть достаточно всеобъемлющей, она как правило сосредоточена на каких-то местах острее, чем на других, в зависимости от важности, которую имеют определенные установки, способности или качества для главного решения невротика. Агрессивный мстительный тип, например, будет глубже всего презирать в себе все, что он принимает за "слабость". Она может включать в себя любые добрые чувства к другим, любую неудачу отыграться на ком-то, любую уступку (включая разумное согласие), любое отсутствие контроля над собой или над другими. В рамках этой книги невозможно дать полный обзор всех возможностей. Но это и не обязательно, поскольку принцип действия везде одинаков. Для иллюстрации я приведу только два наиболее распространенных выражения презрения к себе, касающихся красоты и ума.

В вопросе о внешности и умении себя подать мы найдем весь ряд внутренних ощущений, от своей непривлекательности до омерзительности. На первый взгляд, удивительно встретить эту склонность у женщин, чья привлекательность явно выше средней. Но не надо забывать, что здесь учитываются не объективные факты или мнение других, а расхождение, которое ощущает женщина между своим идеальным образом и наличным я. Таким образом, даже если она по общему утверждению красавица, она все-таки не абсолютная красавица, такая, которой никогда не было и не будет. И поэтому она так сильно сосредоточивается на своих несовершенствах – на шраме, недостаточно тонкой талии, на волосах, не вьющихся от природы, – и снимает с себя за это очки, иногда до того, что терпеть не может глядеться в зеркало. Или же в ней легко вспыхивает страх быть отвратительной для других, например, от одного того, что сосед в кино пересел на другое место.

В зависимости от других сторон личности презрительная установка по отношению к внешности может привести или к чрезвычайным усилиям противостоять чудовищному самооплевыванию, или к установке "а мне все равно". В первом случае необыкновенное количество времени, денег и размышлений тратится на волосы, лицо, платья, шляпы и т.п. Если презрение сосредоточено на каких-то особенностях – на носе, груди, избыточном весе, оно может довести до радикального "лечения", вплоть до операций или сбрасывания веса насильственными методами. Во втором случае гордость вмешивается даже в разумную заботу о коже, осанке, одежде. При этом женщина может быть так глубоко убеждена в своем безобразии или омерзительности, что любая попытка улучшить свою внешность кажется ей смешной.

Оплевывание своей внешности становится еще ядовитее, когда человек понимает, что оно идет из более глубокого источника. Вопрос "красив ли я?" неразрывно связан с другим вопросом: "Можно ли меня любить?" Здесь мы подходим к главной проблеме человеческой психологии и снова откладываем ее, поскольку вопрос о том, можно или нельзя кого-то любить, лучше решать в ином контексте. Связь вопросов очевидна, но все же это разные вопросы. Первый означает: достаточно ли хороша моя внешность, чтобы меня любили. Второй, есть ли у меня качества, за которые меня можно любить. Хотя первый вопрос важен, особенно в юности, второй касается сердцевины нашего существа и счастья в любви. Но достойные любви качества связаны с личностью человека, а пока невротик далек от себя самого, его точность слишком неясна для него, чтобы он интересовался ею. Кроме того, в то время как несовершенствами внешности часто можно пренебречь для любых практических целей, способность быть хорошим человеком ухудшается во всех неврозах по многим причинам. Однако хотя это и странно, аналитик слышит много жалоб по первому вопросу и очень мало, если они вообще есть, по второму. Не один ли это из многих, свойственных неврозу сдвигов от сути куда-то вдаль? От того, что реально значимо для самоосуществления, к лакированной поверхности? Не находится ли этот процесс в одном русле с погоней за славой? Тем, что у тебя милые и приятные качества, не прославишься, но можно прославиться исключительно "правильной" фигурой или идеально "правильным" платьем. В этом контексте неизбежно, что любые вопросы о внешности приобретают необычайную важность. И понятно, что пренебрежение к себе будет сосредоточено на них.

Пренебрежение к своему уму, в результате которого человек чувствует себя глупым, соответствует гордости всемогуществом своего разума. Выйдет ли на передний план гордость им или презрение к нему, зависит от структуры невроза в целом. На самом деле при большинстве неврозов есть нарушения, которые дают веские обоснования для недовольства работой сознания. Страх быть агрессивным может препятствовать критическому мышлению; вследствие общего нежелания невротика принимать на себя обязательства ему, может быть, трудно прийти к определенному мнению. Непреодолимая потребность казаться всемогущим может повредить способности к обучению. Общая тенденция затемнять личные вопросы может затемнить и ясность мышления: как люди, ослепившие себя по отношению к своим внутренним конфликтам, они могут не обращать внимания и на другие виды противоречий. Они бывают слишком зачарованы славой, которой им надо добиться, чтобы в достаточной мере интересоваться работой, которую они выполняют.

Я вспоминаю времена, когда я думала, что такие действительные трудности полностью отвечают за ощущение своей глупости; когда я надеялась помочь, говоря. "Ваш интеллект в совершенном порядке – а как обстоит дело с интересом, смелостью; что можно сказать обо всем том, что должно входить в Вашу способность работать?" Конечно, необходимо проработать все эти факторы. Но пациент не заинтересован в том, чтобы освободить себе доступ к собственному уму; его интересуют абсолютные возможности "образцового ума". Я тогда не понимала всей силы процесса самообесценивания, а он достигает гигантских размеров. Даже люди, имеющие подлинные интеллектуальные достижения, иногда чувствуют, что лучше настаивать на своей глупости, чем открыто признавать свои стремления, потому что им любой ценой надо избежать опасности быть осмеянными. С тихим отчаянием они принимают собственный приговор, отвергая свидетельства и уверения в противоположном.

Процесс самоуничижения с разных сторон нарушает активное преследование любых интересов. Его влияние может предшествовать любой деятельности, сопутствовать ей и наступать вслед за нею. Невротик, поддавшийся презрению к себе, может чувствовать такую обескураженность, что ему не приходит в голову, что он мог бы сменить свой стиль одежды, говорить на иностранном языке, выступать перед публикой. Или же он начинает что-то и бросает при самом первом затруднении. Ему страшно перед выступлением или во время его (страх перед сценой). Как по отношению к уязвимости, так и здесь, гордость и презрение к себе действуют совместно, порождая запреты и страхи. Обобщая, скажем, что и запреты и страхи – итог дилеммы, а ее суть – потребность в широком признании с одной стороны, и активное пренебрежение собой (или самоуничижение) – с другой.

Когда, несмотря на все эти трудности, работа закончена, сделана хорошо и хорошо принята, пренебрежение к себе не заканчивается. "Кто угодно мог достичь того же самого, не прилагая столько труда". Единственный пассаж, не достигший полного совершенства в сольном концерте пианиста, приобретает невероятные размеры: "На этот раз сошло, а в следующий раз освищут". Если же случилась неудача, она вызывает на себя всю мощь презрения к себе и обескураживает гораздо больше своего действительного значения.

Прежде чем мы обсудим четвертый аспект ненависти к себе, привычку фрустрировать себя, мы должны сузить тему до соответствующего ей объема, проведя различие с другими явлениями, которые выглядят очень похоже или имеют сходный результат. В первую очередь проведем различие со здоровой самодисциплиной. Человек, умеющий хорошо организовать свою жизнь, воздерживается от определенных действий или удовольствий. Но он делает это только потому, что другие цели важнее для него, и, следовательно, им уделяется внимание в первую очередь. Так, молодожены могут лишать себя каких-то удовольствий, потому что хотят накопить на собственный дом. Ученый или художник, преданный своей работе, ограничивает свою светскую жизнь, потому что ему дороже покой и возможность сосредоточиться. Такая дисциплина предполагает признание ограниченности (отсутствующее, к сожалению, при неврозе) – времени, сил, денег. Она предполагает также знание о своих реальных желаниях и умение отказаться от менее важных ради более важных. Это трудно для невротика, потому что его "желания" – в основном компульсивные потребности. И такова их природа, что все они равно важны; следовательно, ни от одного нельзя отказаться. Поэтому при аналитической терапии самодисциплина – скорее цель, к которой следует приближаться, а не действительность. Я бы и не упоминала здесь об этом, если бы не знала по опыту, что невротическим пациентам неизвестна разница между добровольным отказом и фрустрацией.

Мы также должны принять во внимание, что в той степени, в какой человек невротизирован, он действительно глубоко фрустрирован, хотя может и не знать об этом. Его компульсивные влечения, конфликты, псевдорешения этих конфликтов, его отчуждение от себя не позволяют ему осуществить заложенные в нем возможности. Вдобавок, он часто испытывает фрустрацию, потому что остается невыполненным его требование обладать неограниченной мощью.

Однако эти фрустрации, реальные или вымышленные, не являются результатом намерения фрустрировать себя. Например, потребность в выражениях дружбы и одобрения фактически (но не намеренно) влечет за собой фрустрацию подлинного я, его непосредственных чувств. Такая потребность развивается у невротика потому, что, несмотря на его базальную тревогу, он должен как-то подладиться к другим. То, что при этом он сам себя многого лишает, хотя и является жестокой депривацией, по сути – лишь неприятный побочный продукт процесса. Здесь, в контексте ненависти к себе, нас интересует активная фрустрация самого себя, совершаемая по велению обсуждаемой нами ненависти. Тиранией Надо на самом деле он лишает себя свободы выбора. Самообвинениями и презрением к себе отбирает у себя самоуважение. Более того, есть и другие моменты, в которых активный фрустрирующий характер ненависти к себе проявляется еще яснее. Это Нельзя, налагаемые на радость, это сокрушение надежд и устремлений.

Нельзя, сказанные любой радости, разрушают невинность наших желаний, наших действий, когда мы хотим или делаем то, что входит в наши истинные интересы и тем самым обогащает нашу жизнь. Чем больше осознает себя пациент, тем отчетливее он воспринимает эти внутренние Нельзя. Он хочет пойти погулять, а внутренний голос говорит: "Ты этого не заслужил". Или, в других ситуациях: "У тебя нет права на отдых, на хождение по кинотеатрам, на покупку платья". И даже более того: "Хорошие вещи не для тебя". Он хочет проанализировать свою раздражительность, полагая ее иррациональной, и чувствует, "будто железная рука закрывает тяжелую дверь". Он устает от аналитической работы и прекращает ее, зная, что она могла бы пойти ему на пользу. Иногда он ведет внутренние диалоги на эту тему. Хорошо поработав днем, он устал и хочет отдохнуть. Внутренний голос говорит – "Ты просто лентяй – Нет, я правда устал. – Ну нет, это просто распущенность, так из тебя никогда ничего не выйдет". После таких метаний он или отдыхает с чувством вины, или вынуждает себя продолжать работу, в обоих случаях не извлекая для себя ничего хорошего.

То, как человек может в буквальном смысле переломить себя, когда ему случается потянуться к радости, часто проявляется в сновидениях. Например, женщине снится, что она в саду, полном чудесных плодов. Как только она хочет сорвать плод или ей удается его сорвать, кто-то выбивает его из ее рук. Или спящий отчаянно пытается открыть тяжелую дверь, но не может. Он спешит на поезд, но не успевает, поезд уходит из-под носа. Он хочет поцеловать девушку, но она исчезает, и он слышит издевательский смех.

Табу на радость могут быть скрыты за фасадом "сознательности", социальной ответственности: "Пока люди живут в трущобах, у меня не должно быть хорошей квартиры... Пока люди умирают с голоду, я не могу тратиться на всякие яства..." Конечно, в таких случаях нужно исследовать, проистекают ли возражения из искреннего глубокого чувства социальной ответственности, или они только ширма для Нельзя. Часто простой вопрос проясняет ситуацию и убирает фальшивый нимб: отправил бы он посылку в Европу на те деньги, которые не потратил на себя?

Мы можем сделать вывод о существовании таких табу по запретам, являющимся их результатом. Определенный тип может радоваться чему-либо, только деля это с другими. Вполне верно, что для многих людей разделенная радость – двойная радость. Но некоторые изо всех сил настаивают, чтобы и другие слушали с ними их любимую запись, нравится она им или нет, и просто не умеют чем-либо наслаждаться в одиночку. Другие могут быть настолько скупы на траты для себя, что не могут даже потратить силы на подыскивание для этого рационализации. Особенно поразительно, что они в то же время щедро тратятся на вещи, нужные для престижа, например, много жертвуют на благотворительность, устраивают вечера, покупают антиквариат, ничего для них не значащий. Они действуют, как будто ими управляет закон, повелевающий рабски прислуживать славе, но запрещающий все, что "только" увеличивает их удобства, счастье. духовный рост.

Как и во всех других табу наказание за их нарушение – тревога или ее эквиваленты. Пациентка, которая, вместо того чтобы одним глотком выпить кофе, приготовила себе вкусный завтрак, была совершенно ошеломлена, когда я приветствовала это как добрый знак. Она ожидала, что я "обвиню ее в эгоистичности". Переезд в лучшее жилье, хоть и разумный во всех отношениях, может разворошить целое осиное гнездо страхов. За приятно проведенным вечером может последовать паника. Внутренний голос в таких случаях говорит: "За это придется заплатить". Пациентка, покупая новую мебель, обнаружила, что говорит себе – "Тебе не придется ей долго радоваться". В ее случае это означало, что в эту самую минуту страх заболеть раком, который появлялся у нее время от времени, поднялся в ней опять.

Сокрушение надежд можно хорошо наблюдать в аналитической ситуации. Слово "никогда", со всей его грозной окончательностью, продолжает повторяться. Несмотря на действительные улучшения, голос будет говорить: "Ты никогда не преодолеешь свою зависимость (или свою панику); никогда не освободишься". Пациент может отвечать страхом или неистово требовать, чтобы его уверяли, что он выздоровеет, успокаивали, говоря, что лечение помогло другим и т.д. Даже если иногда пациент не может не признать улучшений, он скажет: "Да, в этом анализ мне помог, но больше ведь ни в чем не поможет, так какая польза от него?" Когда сокрушение надежд распространяется на все сферы жизни, возникает чувство мрачной обреченности. Оно напоминает нам о Дантовом аде с надписью "Оставь надежду, всяк сюда входящий" на его вратах. Откат назад в ответ на улучшения, которые невозможно отрицать, случается с такой регулярностью, что его можно предсказывать заранее. Пациент чувствует себя лучше, забыл думать о своей фобии, увидел важную связь, которая указывает ему на выход, – и скатывается вниз, глубоко обескураженный и подавленный. Другой пациент, который отказался от всего существенного в жизни, впадает в жестокую панику и находится на грани самоубийства каждый раз, когда осознает в себе ценное качество. Если бессознательная решимость задержать свое развитие укоренена глубоко, пациент может отвергать любые заверения, делая саркастические замечания. В некоторых случаях мы можем обнаружить процесс, ведущий к рецидиву. Увидев, что определенные установки были бы желательны (например, отказ от иррациональных требований), пациент считает, что он уже переменился, и в своем воображении взлетает к высотам абсолютной свободы. Затем, ненавидя себя за то, что неспособен к такому, он говорит себе: "Ты дрянь и никогда ничего не достигнешь".

И наконец, самая коварная фрустрация себя самого – это табу на любое свое устремление: не только на возвышенные фантазии, а на любое стремление, подразумевающее, что человек обратится к собственным ресурсам или станет лучше и сильнее. Здесь стирается граница, лежащая между фрустрацией себя самого и пренебрежением к себе. "Кто ты такой, чтобы хотеть играть, петь, иметь жену? Ты никогда ничего не будешь из себя представлять".

Некоторые из этих факторов видны в истории жизни человека, который позднее стал довольно продуктивным и кое-чего достиг в своей области. За год до того как в его работе произошел поворот к лучшему (причем не произошло никаких внешних изменений), у него был разговор с женщиной старше его, и она его спросила, что он намерен делать в жизни, чего он хочет или ожидает достигнуть. И оказалось, что, несмотря на его ум, интеллигентность, прилежание, он никогда не думал о будущем. Все, что он смог ответить, это: "О, я думаю, что всегда заработаю себе на жизнь". Хотя к нему всегда относились как к многообещающему, идея сделать что-нибудь важное была просто вычеркнута им. С помощью внешней стимуляции и доли самоанализа его продуктивность после этого случая увеличилась. Но он не отдавал себе отчета в значении находок, сделанных им в ходе научного исследования. Он даже не воспринимал их как свои достижения. Следовательно, они и не увеличивали его уверенность в себе. Он мог забыть о своих находках и вновь случайно открывал найденное однажды. Когда, наконец, он обратился к анализу, в основном из-за трудностей, которые он по-прежнему испытывал в работе, его табу на желание чего-либо для себя и устремление к чему-то, на осознание своих дарований все еще были очень сильны. Видимо, его дарования и скрытое честолюбие, ведущие его к достижениям, были слишком сильны, чтобы их удалось полностью задавить. Поэтому он делал дело (пусть и в мучениях), но был вынужден удерживать этот факт от осознания и был неспособен считать находки своими и радоваться им. У других результаты еще менее благоприятные. Они уходят в отставку, не осмеливаются заняться чем-нибудь новым, не ждут ничего от жизни, ставят перед собой слишком малые задачи и, следовательно, живут ниже своих возможностей и душевных сил.

Как и другие стороны ненависти к себе, фрустрацию самого себя можно увидеть в экстернализованном виде. Человек жалуется, что, если бы не его жена, начальство, безденежье, погода, политическая ситуация, он был бы счастливейшим человеком на земле. Излишне говорить, что нам не нужно впадать в другую крайность и считать все эти вещи несущественными. Конечно, они могут влиять на наше благополучие. Но оценивая их, мы должны тщательно рассмотреть, насколько велико их действительное влияние и сколько добавлено к ним из внутренних источников. Очень часто человек чувствует покой и довольство, потому что примирился с собой, несмотря на то, что ни одна из его внешних трудностей не отпала.

Причинение себе мучений, терзание себя – тоже побочный продукт ненависти к себе, отчасти неизбежный. Пытается ли невротик подхлестнуть себя к достижению невозможного совершенства, швыряет ли себе обвинения, пренебрегает ли собой или фрустрирует себя, он всем этим мучает себя. Считая мучение самого себя отдельной категорией выражения ненависти к себе, мы утверждаем, что у человека есть или может быть намерение мучить себя. Конечно, в любом случае невротического страдания следует рассмотреть все возможности. Рассмотрим, например, сомнения в себе. Они могут быть результатом внутренних конфликтов и проявляться в бесконечных и бесплодных внутренних диалогах, в которых человек пытается защититься от собственных обвинений; они могут быть выражением ненависти к себе, чья цель – подорвать почву под ногами человека. На самом деле они могут быть самым главным мучением. Подобно Гамлету люди могут быть растерзаны своими сомнениями. Конечно, нам следует проанализировать все причины их сомнений, но нет ли в них также бессознательного намерения помучить себя?

Возьмем следующий пример из того же ряда: промедление. Как мы знаем, за отсрочку решений или действий могут быть ответственны многие факторы, такие как общая инертность или всесторонняя неспособность на чем-то остановиться, выбрать свою позицию. Сам медлящий отлично знает, что отложенные дела часто разрастаются и что на самом деле он может причинить себе промедлением серьезные страдания. И здесь мы иногда получаем первое представление о том, что стоит за нерешенными вопросами. Когда из-за своих отсрочек он действительно попадает в неприятную или угрожающую ситуацию, то иногда говорит себе с явным торжеством: "Так тебе и надо". Это еще не означает, что отсрочки делались потому, что его тянуло помучить себя, но все-таки наводит на мысль о некоторой Schadenfreude, злорадстве по поводу причиненных себе неприятностей. Так что и доказательств пока что нет в пользу активного мучительства, скорее это радость постороннего, наблюдающего, как жертва вопит и корчится.

Мы так и не смогли бы вывести заключение, если бы другие наблюдения не шли по нарастающей, убеждая нас в активности влечения к мучению себя. Например, при определенных формах скупости по отношению к себе пациент наблюдает, что его крохоборство – не просто "зажатость", а некое удовольствие, иногда дорастающее почти до страсти. Поэтому есть некоторые пациенты с ипохондрическими склонностями, которые не только боятся многих вещей, но и, очевидно, пугают себя ими довольно жестоким образом. Першение в горле превращается в туберкулез, понос – в рак, растяжение – в полиомиелит, головная боль – в опухоль мозга, приступ тревоги – в сумасшествие. Одна такая пациентка прошла через "ядовитый процесс", как она это называла. При первых легких признаках беспокойства или бессонницы она говорила себе, что у нее начинается новый цикл паники. Каждую ночь после этого ей будет становиться все хуже и хуже, пока не дойдет до нестерпимого ужаса. Если сравнить ее первоначальный страх с комочком снега, то она словно катила его по склону, пока он не превращался в лавину, которая в конце концов накрывала ее. В стихотворении, написанном ею в это время, она говорит о "сладостной пытке, которой наслаждаюсь". В подобных случаях ипохондрии можно выделить один фактор, запускающий механизм мучения самого себя. Ипохондрики считают, что у них должно быть абсолютное здоровье, уравновешенность и бесстрашие. Малейший знак противоположного делает их беспощадными к себе.

Более того, анализируя садистские фантазии и импульсы пациента, мы понимаем, что они могут происходить из садистских импульсов, направленных против себя. У определенных пациентов бывает время от времени компульсивная потребность или фантазии о причинении мучений другим. Они сосредоточены в основном на детях или беспомощных людях. В одном случае они касались горбатой служанки Анни из пансиона, где жил пациент. Он был обеспокоен отчасти силой импульса, отчасти тем, что совершенно не мог его понять. Анни была достаточно приятной особой и никогда не задевала его чувств. До возникновения садистских фантазий он попеременно испытывал отвращение и сочувствие к ее физическому недостатку. Оба эти чувства он понял как следствие своего отождествления с девушкой. Он был физически силен и здоров, но когда испытывал отчаяние и презрение по поводу своих душевных затруднений, он обзывал себя калекой. Садистские импульсы и фантазии начались, когда он впервые заметил в Анни определенную суетливую готовность услужить и склонность делать из себя "тряпку для вытирания ног". Скорее всего, Анни всегда была такой. Однако его наблюдения пришлись как раз на тот момент, когда его собственная тенденция к смирению продвинулась к осознанию, и стал слышен грохот сапог его ненависти к себе. Поэтому компульсивное желание мучить служанку было интерпретировано как активное вынесение вовне желания мучить себя, которое при вынесении вовне давало ему вдобавок волнующее чувство в пасти над более слабым созданием. Активное стремление при этом выродилось в садистские фантазии, а они исчезали по мере того, как все яснее становились его тенденция к смирению и отвращение к ней.

Я вовсе не считаю, что все садистские импульсы или действия по отношению к другим происходят единственно от ненависти к себе. Но я считаю вполне вероятным, что экстернализация влечения мучить себя всегда вносит свой вклад. Во всяком случае, такая связь встречается достаточно часто, и мы должны быть готовы к такой возможности.

У других пациентов страх перед мучениями возникает без всяких внешних провокаций. Он поднимается так же тогда, когда возрастает ненависть к себе, и представляет собой реакцию на пассивное вынесение вовне влечения мучить себя.

Наконец, обратимся к определенным мазохистским и сексуальным действиям и фантазиям. Я имею в виду фантазии при мастурбации, простирающиеся от унижений до пыток; мастурбацию, при которой царапают или бьют себя; выдергивание волос; хождение в тесной обуви; болезненные позы, половой акт, при котором человека должны ругать, бить, связывать, заставлять выполнять лакейские или отвратительные задачи, прежде чем он сможет достичь сексуального удовлетворения. Структура подобной практики достаточно сложна. Я считаю, что следует различать по крайней мере два вида. В первом случае человек испытывает мстительное наслаждение, мучая себя; во втором – он отождествляет себя с презренным я и по причинам, которые мы рассмотрим далее, может только так достичь полового удовлетворения. Однако есть причины считать, что это различение надежно только для сознательных переживаний, – фактически он всегда и мучитель и жертва, и получает удовольствие, как унижаясь, так и унижая.