Вставка. Развитие мозговых связей после Вавилонской башни

В мозге новорожденного ребенка около ста миллиардов нейронов и более пятидесяти триллионов синаптических связей. Из восьмидесяти тысяч различных генов, из которых складывается человеческий генотип, приблизительно половина участвует в формировании центральной нервной системы и позволяет ей нормально функционировать. За несколько первых месяцев жизни ребенка количество синаптических связей возрастает до тысячи триллионов, однако способность мозга образовывать новые связи постепенно уменьшается. Хотя мозг способен устанавливать новые связи на протяжении всей жизни человека (иначе мы не смогли бы ничему научиться), многие нервные системы, особенно системы восприятия языка, к концу определенного периода детства утрачивают пластичность. Например, слуховая карта, ответственная за различение фонем, полностью складывается у ребенка приблизительно к году.

В течение первых месяцев жизни, иногда уже с месячного возраста, дети способны распознавать целый ряд категориальных особенностей фонем, в том числе фонем, не входящих в их родной язык (Jusczyc, 1997). Уже с первого месяца жизни ребенка слуховые нейроны коры головного мозга крайне чувствительны к стимуляции слуха и обрабатывают полученную информацию в соответствии с определенной схемой, присущей человеку от рождения. В четыре с половиной месяца дети уже хорошо различают звуковую структуру собственных имен и решительно отдают им предпочтение перед другими проверочными словами.

Шестимесячные дети могут различать каждую фонему в таких различных языках, как хинди и нслакампкс (индейский язык, чьи особые сочетания согласных не в состоянии различить никто, кроме его носителей) (Werker & Desjardins, 1995). С шести месяцев дети отдают предпочтение словам, просодическая структура которых совпадает со структурой слов их родного языка (Jusczyc, 1997). В семь с половиной месяцев дети способны различить звуковую структуру определенных слов в контексте беглой речи. К девяти месяцам дети явно предпочитают слышать родную речь. В десять месяцев дети улавливают различия между фонемами родного языка и постепенно утрачивают способность улавливать различия между фонемами других языков. Собственно говоря, к этому времени дети теряют почти две трети способностей, которыми обладали в шесть месяцев (Werker & Desjardins, 1995).

Когда ребенок слышит образцы звуковых сочетаний, присущих своему родному языку, в его мозге срабатывают определенные группы нейронов, ответственные за ту или иную фонему (Jusczyc, 1997). Определенные пучки нейронов реагируют только на определенные сочетания звуков, вроде «ма». Если один звук хорошо отличим от другого, как «р» и «л» в английских словах «row» и «low», пучки нейронов, ответственные за идентификацию звуков, удалены друг от друга. Если в каком-либо языке звуки считаются фактически идентичными (в японском языке «row» и «low» не различаются), две группы нейронов расположены так близко, что ребенок с трудом различает эти фонемы. Слуховая карта мозга ребенка формируется к году, и после этого он или она сможет различать другие, новые фонемы, только если услышит их многократно, потому что группы нейронов, ответственные за эти звуки, не сформировались. Иными словами, дети становятся функционально глухими к звукам, не присутствующим в их родном языке. Свободных нейронов, способных реагировать на новые фонемы, в мозге постепенно становится все меньше. Следовательно, с каждым годом изучение нового языка становится все более сложной задачей.

Тот факт, что в результате раннего развития слуховых нейронов коры головного мозга врожденная широкодиапазонная сенситивность выборочно отбрасывается и уступает место гораздо более узкому спектру фонетической сенситивности, может несколько прояснить проблему языковой эволюции. Почему развитие нервной системы делает дополнительный скачок, хотя и так понятно, что изначально существовала генетическая программа, позволяющая создать слуховую систему, способную переводить звуки речи в значимые перцепционные категории? Почему драгоценная энергия развития тратится на то, чтобы приобрести узконаправленные способности в одном определенном языке или диалекте? Почему этот вид нервной организации настолько пластичен?

Эта система функционирует неограниченно, что позволяет сделать следующий вывод: она возникла для того, чтобы соответствовать запросам быстро изменяющейся слуховой системы коммуникации. Если слуховая коммуникация (праязык/язык) возникла только для того, чтобы обеспечить обмен информацией между членами определенной группы, система работала бы более эффективно, если бы фонетические/семантические различия были сведены до минимума. Модель развития нервной системы, обеспечивающей языковые способности, достаточно ясно показывает, что система возникла именно для того, чтобы соответствовать постоянно изменяющемуся языковому окружению. При системе коммуникации, в которой знаки и их референты постоянно меняются, обычный естественный отбор становится бессмысленным. Схема действует только в том случае, если мы развиваем другой вид естественного отбора, отмеченный Дарвином, а именно, половой отбор — особый отбор, зависящий от выбора женщины.

Какими же критериями отбора, обеспечившими языковую эволюцию, пользовались первобытные женщины? На основании того, что известно о теперешних критериях выбора партнера, можно предположить, что, возможно, существовали особые словесные «экспозиции», свидетельствовавшие об уме, творческих способностях, доброте, преданности и обязательности. Возможно, бесконечный процесс отбора все новых творческих словесных экспозиций в какой-то момент просто перестал существовать. Иначе постоянно вводились бы новые варианты произношения уже существующих слов (посмотрите, как современные поэты и певцы пользуются поэтическими вольностями, изменяя произношение слов), а также совершенно новые слова, обозначающие новые понятия. Некоторые теоретики предполагают, что первобытные проявления ухаживания не произносились, а пелись. Это объясняет другую таинственную особенность человека — музыкальные способности (см. вставки «Через призму дарвинизма» в главах 5 и 6).