Исторические общности как объект социально-психологического исследования

Одной из составляющих предмета социальной психологии является дифференциация социальных групп на большие и малые и изучение их особенностей. «Большие» группы людей разделяются на два вида: случайные, стихийно возникшие, кратковременно существующие общности (толпа, публика, аудитория) и социальные группы, сложившиеся в ходе исторического развития общества, занимающие определенное место в системе общественных отношений и потому долговременные (социальные классы, этнические группы, профессиональные, половозрастные и т.д.) (Андреева Г.М., 2009).

Сегодня отдельно выделяется проблема исследования групп, численность которых превышает порог малой группы (с большим количеством человек и различными подгруппами), с высоким уровнем контактности. Изучение больших групп, проведенное еще в XIX в. Г. Тардом (1843–1904) и Г. Лебоном (1841–1931), почти не продвинулось дальше рассмотрения стихийного развития неорганизованных групп (толпа, аудитория, публика). Важным становится изучение «нестихийного» развития больших групп, в которых участники находятся в непосредственном организованном взаимодействии, например, педагогические, психотерапевтические, производственные, творческие, спортивные и т.д. коллективы (Петрушин С.В., 2007).

В современной социальной психологии наблюдаются новые подходы к определению основ функционирования больших групп. Например, Л.Г. Почебут (2005) выделяет три стороны проявления социального в природе человека: социальный инстинкт, социальное взаимодействие и социальную категоризацию как один из видов категоризации (т.е. способ познания окружающих людей с помощью процессов классификации и типизации). В целостном поведении человека присутствуют все три варианта социального. В зависимости от того, какая сторона социального доминирует в конкретной ситуации в социальном поведении человека, возникают три основных типа общности. Преобладание социальных инстинктов имеет место в кратковременной общности – толпе. Доминирование социального взаимодействия характерно для общества в целом. Доминирование процессов социальной категоризации свойственно этнокультурным общностям. Интегрируя в себе три вида социального, общности становятся активными субъектами исторического процесса.

Исследование исторических общностей как социумов, существовавших в тот или иной интервал всемирной истории, позволяет понять сущность и закономерности развития человеческого сознания, личности и социально-психологические особенности современного периода. Понятие «историческая общность» служит для обозначения всего многообразия и специфики проявлений общественной психологии в тот или другой интервал всемирной истории, что позволяет говорить о своеобразии психики человека определенного времени, об исторических особенностях духа времени или о преобладавшем тогда общественном настроении (Парыгин Б.Д., 2010).

Механизм осознания чувства «Мы», сознание принадлежности к общности коренится глубоко в истории человечества.
Б.Ф. Поршнев задавался вопросом, как «…в сознание индивида попадает целая общность?». И отмечал, что для того чтобы появилось субъективное «Мы», требовалось повстречаться и обособиться с какими-то «Они». Иначе говоря, осознание «Они» первичнее, чем «Мы». Автор отмечает, что «материал не только из истории первобытного общества, но и из истории разных эпох иллюстрирует, что может подчас быть очень слабо выражено и вовсе отсутствовать сознание «Мы» при ясно выраженном сознании, что есть «Они» (Поршнев Б.Ф., 1979, с. 81).

Впервые еще Г. Гегель представил ряд интересных исторических портретов, психологических особенностей, подмеченных им в характере и поведении людей различных исторических эпох. Он отмечал неразвитость чувства уверенности в себе, нерешительность древних в сравнении с людьми нового времени.
В.О. Ключевский дал глубокий анализ психологических особенностей различных эпох в истории России, отмечая влияние на психологию своего времени той или иной выдающейся личности (например, Сергия Радонежского в XIV веке).

В наше время исследование психологии исторических общностей опирается на метод исторической реконструкции, автором которого является французский ученый Л. Февр (1878–1956). В работах Р. Мандру, наиболее последовательно разрабатывавшего идеи Л. Февра, полнота исторической общности реконструируется в несколько этапов:

1) условия материального существования («человек физический»);

2) средства познания, в том числе так называемый ментальный инструментарий («человек психический»);

3) социальная среда (классовые и семейно-групповые отношения);

4) повседневные занятия (включая профессиональную деятельность и развлечения);

5) духовная деятельность (искусство, наука, религия);

6) формы социального и духовного эскапизма (бродяжничество, мистика, самоубийство и т.д.) (Р. Мандру, 1968).

Завершающим этапом реконструкции и синтезирующей характеристикой духовности эпохи выступает картина мира изучаемой эпохи. (Шкуратов В.А., 1997).

Например, историко-психологические реконструкции показали, что определения моногамной семьи, детства значительно пересматриваются в соответствии с иногда необычными, шокирующими исследованиями. Самым значительным результатом работы французского ученого Ф. Арьеса был вывод, что привычные для нас этапы жизненного пути человека – младенчество, детство, юность, зрелость, старость – не имеют универсального характера и обязательны только для небольшого числа современных культур. Европейское средневековье, например, не знало о детстве как о социологическом, психологическом, педагогическом явлении. Практика целенаправленного воспитания ребенка в семье появляется только в конце эпохи Возрождения в узком кругу аристократии и гуманистов.

Реконструируя особенности отношения родителей к своим детям в разные исторические периоды, Ллойд де Моз выстраивает этапы постепенной гуманизации родительско-детских отношений в различных исторических общностях (Ллойд де Моз, 2000).

Применение метода историко-психологического реконструирования В.А. Шкуратовым дает возможность кратко остановиться на психологической характеристике исторических эпох как исторических общностей и исторических этапах становления личности.

Психологическое значение первобытной эпохи заключается в том, что она закладывает основы человеческой психики. Первобытная психология в своей основе – это защитная, стабилизирующая организация сознания, можно сказать, знаково оформленный инстинкт самосохранения (сохранение кровнородственного коллектива в его борьбе с природой и соседями).

Вопрос «был ли первобытный человек личностью?» связан, как правило, с отсутствием единства биологических, социальных, духовно-психологических характеристик представителя древности и независимостью их от самопереживания и самосознания. Человек первобытного общества формируется в единстве практических, познавательных, коммуникативных задач культуры, в которой отсутствуют опосредованные (письменные) способы передачи опыта и познание погружено в общение. Знание неотделимо от непосредственной коммуникации, несущей в себе эмоциональное, познавательное, социально-властное, воспитательное воздействие. В.М. Розин, анализируя исторический путь развития личности, отмечает, что сознание человека архаической культуры опирается на два основных представления: он верит, что каждое живое существо имеет неумирающую душу и что жизнь имеет исток, начало («архе»), которое полностью обуславливает настоящее и будущее (в этом смысле жизнь есть просто вечное возвращение к «архе» (Розин В.М., 2004).

Античность имеет значение истока «родовых» свойств европейского человечества, которые проявляются в собственно европейских (эллино-римских) открытиях философии, науки, политической демократии, гражданского права и соответствующих свойств личности и ума: логического мышления, индивидуалистичности, рефлексии.

Становление античной личности было обусловлено переходом к самостоятельному поведению, что невозможно без формирования новых представлений о своем «Я» как источнике самоуправления. Основными формами социализации для формирующейся античной личности выступали сначала суд и театр, а затем к ним присоединяется философия. Именно в суде, театре и философии как новых социальных практиках и складывается античная личность. Это человек, который может идти против традиции и одновременно принимается обществом, человек мыслящий, открывающий новые реальности, это человек, переходящий к самостоятельному поведению, управляющий сам собой.

К началу периода Средневековья накоплена масса латинских, греческих, еврейских текстов. Эти тексты без конца переписываются и трактуются. Мышление личности эпохи средневековья не может пробиться к природным явлениям, оно занято книжными символами. Один символический слой накладывается на другой. Внутригрупповое качество – конформность – по отношению к чужим общностям оказывается социальной агрессией. Агрессия и сверхконформность пронизывают всю толщу общественной жизни средневековья, находя свое выражение в преобладающих чувствах и настроениях, шаблонах поведения, моральных нормах. Социальную агрессивность-конформность Р. Мандру считает универсальной чертой данного периода, присущей всем без исключения группам, атрибутом социального типа эпохи.

Прогресс исторической демографии позволил выдвинуть ряд интересных предположений социально-психологического и психологического характера. Так, исследования Ф. Арьеса
(1914–1984) показали иные, по сравнению с нашими, средневековые представления о супружестве, детях, возрасте, жизни и смерти в обществе, где средняя продолжительность жизни не превышала 23 лет (во Франции до конца XVIII в.).

Гипотеза напряженности мироощущения средневековья дополняется картиной жизни, где одно поколение, едва достигнув физической зрелости, немедленно уступало место другому, столь же недолговечному поколению. В этом невероятно молодом обществе половине населения было меньше 22 лет, человек со способностями рано достигал удачи в жизни и так же рано сходил со сцены. Стремительность жизни, казалось, убыстрялась в непрерывной борьбе со смертью.

Важная особенность средневековой личности – совпадение ее существования и преображения. По сравнению с античной личностью, основной целью которой было отношение к традиции, для средневекового человека более важным является принятие образов Творца, Христа и обращение к ближнему, т.е. подчинение самостоятельного поведения идеям христианства, христианской любви, бескорыстной помощи.

Специфику средневекового характера видят, прежде всего, в эмоциональной сфере. Но в средневековой эмоциональности усматривается не только повышенная интенсивность, но и крайняя быстрота смены состояний. Причем переходы происходят между полярными эмоциями: от восхищения к гневу, от подавленности к эйфории, от неуверенности к самодовольству.

Из-за постоянных контрастов, пестроты форм всего, что затрагивало ум и чувства, каждодневная жизнь возбуждала и разжигала страсти, проявлявшиеся то в неожиданных взрывах грубой необузданности и зверской жестокости, то в порывах душевной отзывчивости, в переменчивой атмосфере которых протекала жизнь средневекового города.

Средневековый человек, как его рисуют исторические источники, предстает перед нами чрезвычайно чувствительным. Слезы, рыдания, заламывания рук, обмороки часты как у женщин, так и у мужчин. Он любил яркие, контрастирующие цвета, его притягивали драматические, часто кровавые зрелища. Жестокое возбуждение и грубое участие, вызываемое зрелищем эшафота, были важной составной частью духовной пищи народа. Эту черту можно назвать сверхчувствительностью (гиперсензитивностью) (Шкуратов В.А., 1997).

Еще один факт, на который обратили внимание историки ментальностей, состоит в том, что такие виды восприятия как слух, осязание, обоняние представлены в познании средневековья шире, чем в современном. Чувственная опора интеллектуальной деятельности наших дней – зрение. В средние же века люди в основном слушают. Медики определяют болезнь по звуку и запаху. Музыка оказывает на людей глубочайшее впечатление. Л. Февр назвал указанную особенность строения восприятия визуальной отсталостью. Он считал, что люди эпохи средневековья и Возрождения еще не нашли достаточного применения для зрения в познавательной деятельности. Они еще не поместили его среди чувств, необходимых для познания полученных данных.

В Новое время (с XVI–XVII вв. до начала XX в.) капиталистическая экономика из Европы распространилась по всему земному шару, а вместе с ней – буржуазный уклад жизни и рациональное сознание западного человека.

Новое время показывает громадное разнообразие психической жизни. Исторической психологии как отрасли социальной психологии еще только предстоит освоить это эмпирическое богатство, обобщить и дать описание Homo economicus (человека экономического), в иной терминологии – «человека рыночного». Э. Фромм (1900–1980) описал так называемую рыночную личность, которая ведет себя подобно товару. Человек-товар предлагает свои достоинства (красоту, молодость, ум, обаяние) в обмен на социальные и психологические блага (общественное положение, престиж, дружбу, любовь). Всякий спрос подвержен конъюнктурным колебаниям, что проявляется в моде на определенный тип внешности или характера. Поэтому рыночная личность способна перестраиваться и приспосабливаться.

Сегодня психология Нового времени отнюдь не исчезла, ее присутствие не надо долго искать. Рыночная экономика, трудовая мораль, социально-политические институты европейских народов в нынешнем веке принципиально не изменились. Сохранился и тип рыночной личности. Но наряду с гибкостью, адаптивностью, общительностью в ней живут постоянная неуверенность в себе и понимание того, что все проходит.

Любопытную гипотезу о движущих силах развития современной исторической общности предлагает А.Б. Орлов в работе «Психология сущности и личности человека» (2002). Он отмечает, что важнейшая причина вступления человечества в период глобальных проблем – стереотипы старого мышления, одним из которых является комплекс традиционных представлений о соотношении мира взрослых и мира детей. Согласно этим представлениям, мир человека эволюционирует благодаря деятельности взрослых, опыт которых является «субстратом» для развития детей. Мир взрослых формирует мир детей по своему образу и подобию. До середины ХХ века такая традиционная научная схема не противоречила действительности. Однако сегодня все более отчетливо проявляется закономерность: воспроизводство мира взрослых неразрывно связано и с воспроизводством глобальных проблем этого мира. Преодолеть этот порочный круг, по мнению А.Б. Орлова, можно только пересмотрев, а затем и перестроив фундамент отношений между миром взрослых и миром детей. Идея Орлова фактически пересекается с идеей Ллойда де Моза, заключающейся в том, что динамика, психологическое содержание исторического периода в большей мере зависят от взаимодействия, в том числе взрослых и детей.