Совесть. Святые отцы о совести.

Если же не захотим повиноваться ей <совести>, то она умолкнет и оставит нас, и мы впадем в руки врагов наших, которые уже не пощадят нас... (прп. авва Исаия, 59, 31-32).

Соперником называется совесть: ибо она сопротивляется человеку, желающему исполнить волю плоти своей (прп. авва Исаия, 59, 32).

...Если человек не послушает ее <совести> внушений, то она предает его врагам (прп. авва Исаия, 59, 32).

Кто попирает свою совесть, тот изгоняет из сердца своего добродетели (прп. авва Исаия, 59, 94).

...Утвердись в страхе Божием, храня и исполняя все, что должно тебе делать, не полагая преткновений совести своей, но будь к ней внимателен, чтобы и она была стражем твоим и показывала каждый раз, во что ты впадаешь, а не оставляла тебя, попуская впасть в руки врагов твоих (прп. Ефрем Сирин, 31, 595).

Грех низлагает совесть, а покаяние служит ей жезлом к упокоению (прп. Ефрем Сирин, 32, 155).

Совесть имеет естественное к Нему <Богу> стремление и отвергает вкравшуюся прелесть. Часто грех бесстыдно вторгается, но совесть, воспользовавшись обстоятельствами времени, берет верх (прп. Ефрем Сирин, 32, 157).

...Блажен, кто отрекся от мира, пребывает в сообществе святых мужей, в подчинении духовным отцам, и проводит жизнь свою с чистой совестью, потому что не будет он постыжен в воскресение праведных (прп. Ефрем Сирин, 32, 230).

...Невозможно убежать от сего одного — от внутреннего в нас самих судилища <совести>, на которое одно взирая можно идти прямым путем (свт. Григорий Богослов, 14, 209).

Видишь, что совесть не дает своего согласия на... помыслы, повинующиеся греху, но тотчас обличает их, ибо она не лжет и, всегда обличая, свидетельствует, что будет говорить перед лицем Божиим в день Суда (прп. Макарий Египетский, 67, 127).

...(Наша) природа <совесть> имеет способность точно отличать хорошее от нехорошего... (свт. Иоанн Златоуст, 44, 122).

...Подлинно нет между людьми ни одного судии, столь неусыпного, как наша совесть. Внешние судьи и деньгами подкупаются, и лестью смягчаются, и от страха потворствуют, и много есть других средств, извращающих правоту их суда; а судилище совести ничему такому не подчиняется, но хотя бы ты давал деньги, хотя бы льстил, хотя бы угрожал или другое что делал, она произносит справедливый приговор против греховных помыслов, и согрешивший осуждает сам себя, хотя бы никто другой не обвинял его. Притом совесть делает это не однажды, не дважды, но многократно и во всю жизнь; и хотя бы прошло много времени, она никогда не забывает сделанного, но сильно обличает нас и при совершении греха, и до совершения, и особенно — по совершении... (свт. Иоанн Златоуст, 44, 832).

...Хотя бы однажды, или дважды, или трижды, или тысячу раз ты не послушал ее <совести> голоса, она снова будет говорить и не отстанет до последнего твоего издыхания; и в доме, и на распутиях, за трапезою, и на торжище, и на пути, а часто и в самых сновидениях она представляет нам образы и виды соделанных грехов.

...Бог не сделал обличение совести ни непрерывным (ибо мы, непрестанно быв обличаемы, не снесли бы этой тяжести), ни столь слабым, чтобы она, после первого или второго увещания, прекратила его. Если бы она стала угрызать нас каждый день и час, мы были бы подавлены унынием; а если бы, напомнив однажды или дважды, перестала обличать, мы не много получили бы пользы. Поэтому Он сделал это обличение хотя и всегдашним, но не непрерывным; всегдашним, чтобы мы не впали в беспечность, но, слыша всегда ее напоминания, пребыли до самой кончины бдительными; не непрерывным и не непрестанным, чтобы мы не падали духом, но ободрялись, получая некоторое облегчение и отраду (свт. Иоанн Златоуст, 44, 833—834).

Обличение совести есть как бы некоторый священный якорь, не допускающий нас совершенно погрузиться в бездну греха (свт. Иоанн Златоуст, 44, 834).

...Бог и устроил, чтобы обличение совести восставало на нас с промежутками времени, так как оно весьма жестоко, и обыкновенно уязвляет грешника сильнее всякого острия (свт. Иоанн Златоуст, 44, 834).

...Имеющие порочную совесть, стараясь найти утешение и не желая омыть грехи покаянием, придумали господство судьбы и неверие воскресению (свт. Иоанн Златоуст, 46, 285).

...Добрая совесть обыкновенно бывает от жизни и правых дел (свт. Иоанн Златоуст, 46, 285).

Бог показал Свою любовь к роду человеческому <тем>, что в каждом из нас поставил нелицеприятное судилище — совесть, которая делает строгое различие между добром и злом; а это-то особенно и лишит нас всякого оправдания, что мы впадаем в грехи не по неведению, но по беспечности душевной и по нерадению о добродетели (свт. Иоанн Златоуст, 47, 34).

...Человеколюбивый Владыка, созидая вначале человека, и вложил в него совесть, как неумолкающего обличителя, который не может быть обманут или обольщен (свт. Иоанн Златоуст, 47, 138).

Хотя бы учинивший грех и совершивший беззаконное дело успел укрыться от всех людей, от этого судии <совести> он скрыться не может, напротив, всегда носит внутри себя этого обличителя, который беспокоит его, мучит, карает, никогда не утихает... требует отчета в проступках, и поставляет на вид и тяжесть грехов, и угрожающее ему наказание, и, как усердный врач, не перестает прилагать свои врачевства, хотя и видит, что ее не послушают, не отступает, но продолжает постоянно заботиться (свт. Иоанн Златоуст, 47, 138—139).

Именно в том ее и дело <совести>, чтобы непрерывно напоминать (о грехе) и не давать... (грешнику) дойти когда-либо до забвения о проступках его, но выставлять их на вид ему, чтобы хотя через это сделать нас не столь склонными к повторению прежних грехов (свт. Иоанн Златоуст, 47, 139).

...Блудник, или прелюбодей, или другой подобный грешник не может быть спокойным, хотя бы от всех скрыл (свое преступление); имея такого строгого судью <совесть>, пугается... и знающих, и незнающих (о его поступке) и таким образом носит у себя в душе постоянную бурю и непрерывное волнение. У такого человека и сон не сладок, но полон страха и боязни... (свт. Иоанн Златоуст, 47, 181).

...Если сделавший... грех решится, как следует, воспользоваться помощью совести, принести раскаяние в своих делах и показать рану Врачу, который исцеляет не укоряя, принять от Него врачевство... открыть Ему и исповедать все подробно, то он скоро исправит грехи свои, потому что признание во грехах заглаждает их (свт. Иоанн Златоуст, 47, 182).

...Никто не должен оправдывать себя тем, что небрежет о добродетели по неведению, или потому, что не имеет руководителя на пути ее. У нас есть достаточное руководство — совесть, и невозможно, чтобы кто-нибудь лишен был ее помощи (свт. Иоанн Златоуст, 47, 575—576).

У кого совесть чиста и свободна от всякого порока, в том будет обитать Сам Господь всяческих... (свт. Иоанн Златоуст, 47, 649).

...Силу ее <совести> и решение суда (ее) мы узнаем по состоянию лица. Когда внутренно обличает она в грехе, то покрывает внешний вид смущением и большим унынием (свт. Иоанн Златоуст, 47, 781).

...Совесть, путем внутреннего внушения, научает всему, что должно делать... (свт. Иоанн Златоуст, 47, 781).

...Если бы кто раскрыл совесть каждого, то нашел бы множество червей, множество гноя и нестерпимое зловоние, — я разумею гнусные и злые пожелания, которые отвратительнее червей (свт. Иоанн Златоуст, 50, 739).

...Что для тела мороз, то для души худая совесть (свт. Иоанн Златоуст, 53, 540).

Не переносит душа... суда совести и поступает так же, как человекоубийца: сперва поставляет себя в такие обстоятельства, чтобы не поймали, а потом убивает. Находясь перед судом совести, не скоро переходит к преступлению, — и знает, и притворяется, что не знает, чтобы не мучиться совестью и страхом, и не ослабить себя для убийства (свт. Иоанн Златоуст, 54, 377).

Бог вложил в нас судилище неподкупное и никогда неизменное, хотя бы мы впали в глубину зла; потому и сами порочные люди осуждают самих себя и, если кто-нибудь назовет их тем, что они на самом деле, стыдятся, гневаются, обижаются. Так, если не на деле, то на словах они в совести осуждают свои поступки или, лучше, осуждают и на деле. Ведь если они скрытно и тайно совершают дела свои, то этим дают ясное доказательство того мнения, которое имеют они об этих делах (свт. Иоанн Златоуст, 55, 197).

И во время совершения греха, и прежде совершения, и после совершения наша совесть является суровым обличителем (свт. Иоанн Златоуст, 55, 683).

Бог, сотворив человека, напечатлел в его природе знание закона, который если бы человеком по намерению Господа был сохранен, как получен, то не было бы необходимости давать другой, который после обнародован посредством письма. Ибо было бы излишне отвне подавать средство, если бы насажденное внутри еще имело силу (прп. авва Серен, 56, 319).

Достойны одобрения те, которые руководятся врожденным законом и делают, что должно, потому что естество человеческое само в себе имеет точное и неподкупное судилище добродетелей... (прп. Исидор Пелусиот, 61, 438).

Вместо светильника, при рассмотрении поступков своих, употребляй совесть; она показывает тебе, какие поступки в жизни твоей добры и какие худы (прп. Нил Синайский, 72, 252).

Тайны каждого знает Бог и совесть; с этого самого всякий и должен начинать свое исправление (прп. Марк Подвижник, 69, 14).

Ища врачевания, заботься о совести, и что она тебе говорит, делай и получишь пользу (прп. Марк Подвижник, 69, 14).

Совесть есть естественная книга. Деятельно читающий оную, на опыте познает Божественное заступление (прп. Марк Подвижник, 69, 25).

Добрая совесть приобретается молитвой, а чистая молитва — совестью (прп. Марк Подвижник, 69, 26).

Нельзя без облака пролиться дождю, а без доброй совести угодить Богу (прп. Марк Подвижник, 69, 35).

Когда Бог сотворил человека, Он всеял в него нечто Божественное, как бы некоторый помысл, имеющий в себе, подобно искре, и свет, и теплоту; помысл, который просвещает ум и показывает ему, что доброе и что злое, — сие называется совестью, а она есть естественный закон. Это те кладези, которые, как толкуют святые отцы, искапывал Исаак, а филистимляне засыпали (см.: Быт. 26). Последуя сему закону, т. е. совести, патриархи и все святые, прежде написанного закона, угодили Богу. Но когда люди, через грехопадение, зарыли и попрали ее, тогда сделался нужен закон написанный, стали нужны святые пророки, нужно сделалось самое пришествие Владыки нашего Иисуса Христа, чтобы открыть и воздвигнуть ее (совесть); чтобы засыпанную оную искру снова возжечь хранением святых Его заповедей.

Ныне в нашей власти или опять засыпать ее, или дать ей светиться в нас и просвещать нас, если будем повиноваться ей. Ибо когда совесть наша говорит нам сделать что-либо, а мы пренебрегаем сим и когда она снова говорит, а мы не делаем, но продолжаем попирать ее, тогда мы засыпаем ее, и она не может уже явственно говорить нам от тяготы, лежащей на ней, но как светильник, сияющий за завесою, начинает показывать нам вещи темнее. И как в воде, помутившейся от многого ила, никто не может узнать лица своего, так и мы, по преступлении, не разумеем, что говорит нам совесть наша, так что нам кажется, будто ее вовсе нет у нас. Однако нет человека, не имеющего совести, ибо она есть... нечто Божественное и никогда не погибает, но всегда напоминает нам полезное; а мы не ощущаем сего, потому что, как уже сказано, пренебрегаем ею и попираем ее (прп. авва Дорофей, 29, 49—50).

...Потщимся, братия, хранить совесть нашу, пока мы находимся в этом мире, не допустим, чтобы она обличала нас в каком-либо деле; не будем попирать ее отнюдь ни в чем, хотя бы то было и самое малое. Знайте, что от (пренебрежения) сего малого и в сущности ничтожного мы переходим и к пренебрежению великого (прп. авва Дорофей, 29, 50—51).

...Берегитесь, братия, пренебрегать малым, берегитесь презирать его, как малое и ничтожное; оно не малое, ибо через него образуется худой навык. Будем же внимать себе и заботиться о легком, пока оно легко, чтобы оно не стало тяжким: ибо и добродетели, и грехи начинаются от малого и приходят к великому добру и злу. Поэтому заповедает нам Господь блюсти свою совесть и как бы особенно увещевает (каждого из нас), говоря: посмотри, что ты делаешь, несчастный! Опомнись, помирись с соперником твоим, пока ты на пути с ним (ср.: Мф. 5, 25). Потом указывает бедственные последствия от несоблюдения сей заповеди: да некогда предаст тя судии, а судия слугам, и всадят тя в темницу (ср.: Мф. 5, 25). А затем что? — Аминь глаголю тебе: не изыдеши оттуда, дондеже воздаси последний кодрант (ср.: Мф. 5, 26). Ибо совесть обличает нас, как я уже сказал, и в добре, и во зле, и показывает нам, что делать; и опять она же осудит нас в будущем веке. Поэтому и сказано: да некогда предаст тя судии (ср.: Мф. 5, 25) и прочее (прп. авва Дорофей, 29, 51—52).

...Хранение совести многоразлично: ибо человек должен сохранять ее в отношении к Богу, к ближнему и к вещам. В отношении к Богу хранит совесть тот, кто не пренебрегает Его заповедями и даже в том, чего не видят люди и чего никто не требует от нас, он хранит совесть свою в отношении к Богу втайне. Например: обленился ли кто в молитве, или страстный помысл вошел в сердце его, а он не воспротивился ему и не восстягнул себя, но принял его; также, если кто, видя ближнего, делающего или говорящего что-либо, и, как (обыкновенно) случается, осудил его; короче сказать, все, что бывает втайне, чего никто не знает, кроме Бога и совести нашей, должны мы хранить; и сие-то есть хранение совести в отношении к Богу. — А хранение совести в отношении к ближнему требует, чтобы не делать отнюдь ничего такого, что, как мы знаем, оскорбляет или соблазняет ближнего делом, или словом, или видом, или взглядом: ибо и видом, как я часто повторяю, даже и взглядом можно оскорбить брата. Короче сказать, человек не должен делать ничего такого, о чем знает, что он делает это с намерением оскорбить ближнего. Сим оскверняется его совесть, сознающая, что это сделано с тем, чтобы повредить брату или опечалить его; и сие-то значит хранить свою совесть в отношении к ближнему. А хранение совести в отношении к вещам состоит в том, чтобы не обращаться небрежно с какою-либо вещью, не допускать ей портиться и не бросать ее как-нибудь; а если увидим что-либо брошенное, то не должно пренебрегать сим, хотя бы оно было и ничтожно, но поднять и положить на свое место (прп. авва Дорофей, 29, 52—53).

Должно внимать себе, не перестала ли совесть наша обличать нас, не ради чистоты нашей, но как бы утомившись (прп. Иоанн Лествичник, 57, 70).

...Совесть есть слово и обличение Ангела-хранителя, данного нам при крещении (прп. Иоанн Лествичник, 57, 250).

Учитель истинный есть совесть, которой слушающийся пребывает непреткновен (авва Фалассий, 91, 294).

Тех только одних не обличает совесть, которые или достигли верха добродетели, или ниспали в самую глубь зла (авва Фалассий, 91, 294).

Чистая совесть восторгает душу, нечистый же помысл низвергает ее долу в преисподнюю (авва Фалассий, 91, 295).

...Совесть чистою соделывают труды подвижнические, именно: пост, бдение, терпение, великодушие (авва Фалассий, 91, 304).

Трезвение до блистания очищает совесть. Совесть же, будучи так очищена, изгоняет извнутрь всякую тьму, подобно свету вдруг воссиявающему по снятии лежащего на нем покрова. А по изгнании тьмы совесть, при непрерывно продолжающемся истинном трезвении, снова показывает то, что было забыто или что скрывалось, не будучи сознаваемо. В то же время она, посредством трезвения же, научает невидимому состязанию с врагами, ведомому умом, и в войне в мыслях, — научает как метать копья в этом единоборстве, как искусно бросать (во врагов) стрелы помышлений благих, не допуская, чтобы их стрелы поражали ум, подобно стреле устремляя его укрываться у Христа, сего, вместо пагубной тьмы, желанного Света. Кто вкусил сего света, тот понимает, о чем я говорю. Вкушение сего света гладом паче томит душу, которая им питается, но никогда не насыщается, и чем более его вкушает, тем более алчет. Сей свет, влекущий к себе ум, как солнце очи, свет, неизъяснимый сам в себе, соделывающийся, однако же, истолковываемым, только не словом, а опытом того, кто приемлет воздействие его или, точнее сказать, кто уязвляется им, — заповедует мне молчать, хотя ум все еще хотел бы наслаждаться беседою о том, о чем идет теперь речь (прп. Филофей Синайский, 91, 413).

Не будем ложными умствованиями отклонять требования совести, потому что она внушает нам спасительное и деятельное и всегда изрекает, в чем долг наш и к чему мы обязаны, особенно когда бывает очищаема живым, деятельным и тонким трезвением ума. В этом случае она, по причине чистоты своей, обычно износит ясный суд (о всем встречающемся, суд достодолжный и решительный), исключающий всякое колебание. Ради всего этого не должно сбиваться с пути ложными умствованиями, ибо она внутри возвещает нам жизнь, угодную Богу, и, строго обличая душу, если она осквернила смысл грехами, показывает способ исправления прегрешений, внушая сердцу падшему покаяться, и указывая ему врачевство со сладостным убеждением (прп. Филофей Синайский, 91, 415).

Кто противится греху и плоти, того она <совесть> утешает; а кто подчиняется им, тех мучение ее преследует, пока не покаются (прп. Григорий Синаит, 93, 203).

Он <Бог> вложил в нас врожденный закон, как бы некую не знающую компромисса норму, и непогрешимого судью, и незаблуждающегося наставника, — собственную совесть в каждом из нас, — дабы если случится в душе нам смутиться мыслью, не иметь нам нужды в ином наставнике для понимания добра... (свт. Григорий Палама, 26, 33).

Всяким хранением храни... совесть свою чистой и в мыслях, и в словах, и в делах, да будет она всегда безукоризненна и никогда да не осуждает и не грызет тебя ни за что. Если будешь так делать, она большую приобретет у тебя силу и во внутреннем... и во внешнем действовании, и, став госпожою над всем, станет добре править твоею жизнью. Чистая совесть и жизнь твою сделает безукоризненною, ибо тогда она будет чутка и сильна на добро и против зла. Она закон, Богом начертанный в сердцах людей, в освящение путей их и в руководство во всем достодолжном...

В четырех отношениях должно тебе блюсти совесть свою безукоризненною: в отношении к Богу, к себе самому, к ближним и ко всем вещам, кои в руках у тебя...

...В отношении к Богу — пребывай в памяти Божией и ходи в присутствии Божием; сознавай себя носимым и хранимым силою Божиею и ведомым к тому концу, для которого Он воззвал тебя к бытию; и себя и все свое посвящай на служение Богу и во славу имени Его; в Нем живи, на Него уповай и Ему предай участь свою, и временную, и вечную.

В отношении к себе самому — будь справедлив к себе и каждой части своего естества отдавай должное: дух твой, ищущий Бога, небесного и вечного, да властвует над душою и телом, которых назначение устроять временную жизнь; душа, подчиняясь внушениям духа, выю ума да подклоняет богооткровенной истине и ею да освещает всю область своего ведения; волю да держит в порядках заповедей Божиих, не давая ей, в противность им, уклоняться к своим похотениям; сердце да учит находить вкус только в вещах Божественных и в том, что носит отпечатки и служит выражением Божественного, и в сем духе да ведет свои дела и порядки житейские и общественные; телу давай нужное и соблюдай во всем строгую мерность, имей законом — никогда ни в чем не творити плоти угодил в похоти (ср.: Рим. 13, 14). Храня сие, будешь добрым правителем себя самого и истинным себе благодетелем.

В отношении к ближним — чти всех, как образы Божии, всем благожелай и благодетельствуй по силе, перед всеми смиряйся и всем угождай в пределах добра, радуйся с радующимися и соскорби скорбящим, никого не осуждай и не уничижай, даже в мысли и чувстве, от ищущих у тебя совета и вразумления не скрывай истины, когда знаешь, сам же в учители никому не навязывайся, паче же всего блюди мир и согласие со всеми, с готовностью на всякие для того со своей стороны жертвы, и всевозможно избегай соблазнить кого.

В отношении к вещам — почтительно относись ко всем, как к творениям Божиим; какие Бог дает тебе во владение, храни и употребляй во славу Божию, будь всякою мерой их доволен и благодари за них Бога, ни к чему не пристращайся, на все смотри, как на способы и орудия внешние, чтобы свободно распоряжаться ими и не иметь в них связи и препон в добрых начинаниях своих, и не допускай в себе почивания на них, как на хрупких опорах, не хвались своими, не завидуй чужим, не скупись и не будь расточителен не на доброе. Все сие исполнять каждодневно всякому приходится в том или другом виде, чуть не на каждом шагу. Если так добре будешь жить, добру будешь иметь и совесть, подражая святому Павлу (ср.: Евр. 13, 18) (прп. Никодим Святогорец, 70, 242—244).

Здравое состояние и правильное действие совести возможно только в недре Православной Церкви, потому что всякая принятая неправильная мысль имеет влияние на совесть: уклоняет ее от правильного действия (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 369).

Свидетель верный — непорочная совесть: она избавит душу, внимающую советам ее, от согрешений до наступления смерти и от вечных мук по смерти (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 370).

Храни совесть по отношению к Богу, исполняй все повеления Божии, как видимые всем, так и никому не видимые... (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 371).

Храни совесть по отношению к ближнему, не довольствуйся одной благовидностью твоего поведения к ближнему... (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 371).

Храни совесть <по отношению> к самому себе. Не забывай, что ты — образ и подобие Бога, что ты обязан представить этот образ в чистоте и святости Самому Богу (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 371).

Храни совесть к вещам, удаляясь излишества, роскоши, небрежения, помня, что все вещи... творения Божии, дары Божии человеку (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 371).

Обличителем и обвинителем каждого подсудимого <на Страшном Суде> будет совесть его, внезапно исцеленная от слепоты, от обаяния грехом, внезапно одаренная тончайшим самовоззрением (свт. Игнатий Брянчанинов, 42, 455).

Сожженная совесть ничего не чует... грешит со сознанием — и горя мало (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 84, 141).

Совесть есть законодатель, блюститель закона, судия и воздаятель. Она есть естественная скрижаль завета Божия, простирающегося на всех людей (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 87, 33).

Совесть всегда есть наш нравственный рычаг (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 87, 160).

Совесть... есть голос Вездесущего Бога в душе (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 87, 243).

Кто в мире с нею <совестью>, тот в мире и с Богом (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 87, 243).

Сказывал авва Исаак, пресвитер Келлий: «Видел я брата, которому захотелось съесть колос пшеницы во время работы, когда он жал на поле. «Позволь мне съесть один колос», — обратился он к владельцу поля. Тот, услышав это, удивился и сказал: «Авва, ты же съешь свое, и меня ли надо спрашивать!» Так строго хранил брат свою совесть» (106, 247).

Пришли однажды к авве Памво два брата, и один из них сказал ему: «Авва! Я пощусь по два дня и ем только по два куска хлеба, спасу ли через это душу свою, или я в заблуждении?» «А я, авва, — сказал другой брат, — от рукоделия своего каждый день вырабатываю по два стручка, немного оставляю в пищу себе, а прочее отдаю в милостыню, спасусь ли, или погибну?» Авва не дал им ответа, хотя они долго просили его.

По прошествии четырех дней они хотели возвратиться в свое место, но клирики утешали их: «Не печальтесь, братия, — говорили они, — Бог не оставит вас без награды. У старца такой обычай, что не вдруг говорит он, если не внушит ему Бог». Братия вошли к старцу и сказали ему: «Помолись о нас, авва!» «Вы хотите идти от нас?» — спросил старец. «Да», — отвечали они. Размышляя о их подвигах, авва писал на земле и говорил: «Памво постится два дня и ест два куска хлеба: монах ли он поэтому? — Нет! Памво вырабатывает два стручка и дает их в милостыню, монах ли он поэтому? — Нет еще!» Потом он сказал им: «И эти дела хороши, но если притом и совесть твоя будет безукоризненна перед ближним твоим, тогда спасешься». Братия, довольные таким наставлением, пошли с радостью (97, 226).

«Однажды в юности, проходя мимо кладбища, — рассказывал Кир Лука, — я увидел при одной могиле стоящего человека, черного, как потухший уголь, и звавшего меня к себе. Когда я подошел к нему в испуге и онемении, он сказал мне: «Я написал в моем завещании, чтобы раздали бедным такую-то сумму денег за избавление моей души, почему же до сих пор не сделали этого? Ступай, скажи, чтобы раздали непременно, а иначе я навсегда останусь в том положении, в каком ты меня видишь». Испугавшись такого явления, я не сказал никому ничего от робости. Зато до сих пор мучаюсь угрызениями совести» (112, 843).

Авва Патермуфий, придя к брату, застал его на одре болезни. Брат нелегко расставался с жизнью: совесть тяжко смущала его, он трепетал. «Отчего ты, чадо, не готов к исходу? Видно, совесть — изобличительница твоего нерадения — не отступает от тебя». И больной взмолился: «Прошу тебя, отче, исходатайствуй перед Богом, да продлит, хотя бы ненамного, мою жизнь, чтобы мне очиститься». «И ты просишь еще короткого срока для покаяния, когда уже настал конец твоей жизни? — удивился старец. — А что ж ты делал раньше? Разве не мог ты во время своей земной жизни лечить свои язвы?.. Нет?! Ты к старым прилагал свежие!» Еще более начал молить его умирающий. «Если ты к старому злу не станешь прибавлять нового, — отвечал старец, — мы помолимся о тебе. Бог благ и долготерпелив и продлит еще ненадолго твою жизнь, чтобы ты мог уплатить свои долги». И, преклонив колена, старец начал молиться. Потом, поднявшись, обратился к больному со словами: «Господь дает тебе еще три года жизни, только бы ты всем сердцем обратился к покаянию». И, взяв его за руку, воздвиг с одра болезни.

Выздоровевший немедленно пошел в пустыню за аввой. Прошло три года, и авва привел брата на то место, откуда они уходили. И все пришли в изумление: точно ангел Божий, а не человек стоял перед ними — так глубоко было его покаяние перед Богом! Между тем собралось множество братии. Старец поставил его посреди всех, привел его в пример и всю ночь беседовал с братией о плодах покаяния и обращения к Богу. Во время беседы брат тихо засыпал и заснул навеки (99, 60).