Ничто не становится ненавистно так быстро, как горе; недавнее находит утешителя... застарелое вызывает на­смешку. И не зря: ведь оно или притворно, или глупо

Что может случиться всякий день, может случиться и сегодня. Так будем же помнить о том, что скоро отпра­вимся туда, куда отправились оплакиваемые нами. И, может быть, те, кого мы мним исчезнувшими, просто ушли вперед...<...> Теряем мы не друзей, не детей, а их тела. Мудрого не удручает утрата детей или друзей: он с тем же спокойствием переносит их смерть, с каким ждет своей, и как своей смерти он не боится, так и о смерти близких не горюет... ибо жизнь, если нет мужес­тва умереть, — это рабство. Ты боишься умереть? А разве сейчас живешь? Жизнь — как пьеса: не важно, длинна она или коротка, а то, хорошо ли она сыграна».

Прекрасные отрывки, актуальные для нашего време­ни и не нуждающиеся в комментариях! Но Сенека под­черкивает, что и мудрец подвержен волнениям, он реа­гирует на события жизни, «но остается при своем убеж­дении, что все это — еще не зло, и здоровому духу ради этого поникать не пристало. Все, что нужно, он сделает смело и быстро. Свойство глупцов — делать всякое дело вяло и неохотно, посылать тело в один конец, душу — в другой и рваться во все стороны сразу. Глупость ки­чится тем, за что ее презирают; и даже то, чем она хва­лится, делает неохотно. А если она боится какого-ни­будь несчастья, то в ожидании его страдает так, словно оно уже пришло, а болезнь приносит ей все муки, кото­рых она страшится. Слабый дух содрогается до того, как обрушатся несчастья: он предвосхищает их и падает рань­ше времени».

Сенеку занимали проблемы здоровья. Все его идеи проникнуты жизнелюбием, оптимизмом и призывом к действию.

«В одном мы не вправе жаловаться на жизнь: она никого не держит. Не так плохо обстоят дела человечес­кие, если всякий несчастный несчастен через свой по­рок... Тебе нравится жизнь? Живи! Не нравится — мо­жешь вернуться откуда пришел... Как распрямляется сжатое силой, так возвращается к началу то, что не дви­жется вперед». Больному так не скажешь, могут быть неприятности, но привести эту цитату Сенеки можно.

Сенека беспокоится прежде всего о здоровье духа. «Я скажу тебе, как распознать здорового: он доволен собой, доверяет себе, знает, что для блаженной жизни ничего не дают ни все молитвы смертных, ни те благодеяния, которые оказывают и которые забываются. Ведь все, к чему можно прибавить, несовершенно, от чего можно отнять, невечно; кому нужна вечная радость, пусть радуется только своему».

Очень интересная мысль. К. Хорни также указывает, что человек может болеть неврозом, даже если у него нет симптомов.

Сенека дает и критерии выздоровления. «Между до­стигшим мудрости и идущим к ней разница та же, что между здоровым и оправляющимся от долгой и тяжелой болезни, у которого еще нет здоровья, а есть облегчение от недуга. Не будет внимателен, наступит ухудшение, и все начнется сначала. Телу дается здоровье на время, а душа излечивается навсегда». Мысль, которая просле­живается во всех психоаналитических концепциях не­врозов: только коррекция личности может служить кри­терием выздоровления.

Следующий отрывок может служить образцом рацио­нальной психотерапии. «Благое утешение становится целительным снадобьем; что поднимает дух, то помога­ет и телу. Ничто не укрепляет больного и не помогает ему так, как любовь друзей, ничто так не прогоняет страх и ожидание смерти. Презирай смерть! Кто ушел от стра­ха смерти, тому ничто не печалит душу.

Во всякой болезни тяжелы три вещи: страх смерти, боль в теле и отказ от наслаждений. Страх смерти не перед болезнью, а перед природой. Многим болезнь от­срочила смерть, а то, что они оказались умирающими, служило их спасению (не призвали в армию во время войны. — М.Л.). Умрешь ты не потому, что хвораешь, а потому, что живешь. Та же участь ждет и выздоровев­шего: исцелившись, ты ушел не от смерти, а от нездо­ровья. Боли тоже терпимы, потому что перемежаются. Никто не может страдать сильно и долго: любящая при­рода устроила все так, что сделала боль либо переноси­мой, либо краткой. Боль... став слишком резкой, перехо­дит в умопомрачение и беспамятство. Тем и можно уте­шаться при нестерпимой боли, что ты непременно перестанешь ее чувствовать, если сначала почувствуешь слиш­ком сильно. А невеждам телесная мука так тягостна, потому что они не привыкли довольствоваться своей душой и чересчур были заняты телом. Поэтому разум­ный человек отделяет душу от тела и обращает помыс­лы к лучшей, божественной, части своего существа, а другой, плаксивой и хилой, занимается только в меру необходимости. «Но ведь тяжело лишиться привычных наслаждений, отказываться от пищи, терпеть голод и жажду». — Воздержанность тяжела на первых порах. Потом желания гаснут, по мере того как устает и слабе­ет то, посредством чего мы желаем. Со временем мы смотреть не можем на то, до чего прежде были жадны, и сама потребность умирает. А обходиться без того, чего не хочется, ничуть не горько.

Болезнь не так трудно терпеть, коль скоро ты пре­зрел самую страшную ее угрозу. Так не утяжеляй свои несчастья и не отягощай себя жалобами. Боль легка, если к ней ничего не прибавит мнение. Все зависит от мнения: на него оглядываются не только честолюбие, но и жажда роскоши, и скупость: наша боль сообразуется с мнением. Каждый несчастен настолько, насколько по­лагает себя несчастным (еще раз прочитайте эту фра­зу. — М.Л.) По-моему, надобно отбросить все жалобы на миновавшую боль... Пусть это правда, но ведь все прошло! Какая радость опять переживать прошлую муку и быть несчастным от прежних переживаний?»

Интересный вопрос ставит Сенека. Современная пси­хотерапия на него отвечает: «Человек болеет потому, что не имеет смысла жизни. Сама болезнь нередко ста­новится единственным его творческим актом. Как же можно от нее отказаться?» Сенека тонко подмечает: «О том, что было горько, рассказывать сладко... «Нико­му не было хуже! Какие муки и страданья я перенес! Никто уж и не думал, что я встану. Сколько раз домаш­ние оплакивали меня, сколько раз врачи от меня отступа­лись... «Сколько больных живут своей болезнью, и как им от нее отказаться, когда они сразу становятся никем!»

И еще раз Сенека призывает жить «здесь и теперь». «...Нужно поубавить и страх перед будущим, и память о прошлых невзгодах: ведь прошлые уже кончились, а бу­дущие еще не имеют ко мне касательства».

А вот еще одно указание, как следует вести себя во время болезни. «Как мне больно!» — «А разве от того, что ты ведешь себя как баба, тебе не больно?» — «Но ведь тяжело!» — «Так разве мы только на то и храбры, чтобы сносить легкое? Какую болезнь ты пред­почел бы — долгую или короткую, но более тяжелую? Если она долгая, в ней бывают промежутки, она дает срок оправиться и дарит много времени, потому что не­пременно должна развиться, а потом пройти. Короткая и стремительная болезнь сделает одно из двух: либо сама кончится, либо тебя прикончит. Но какая разница , ее ли не будет или тебя? В обоих случаях боль прекратится».

Сенека дает совет, как вести себя во время болезни. Мы эти советы используем как памятки для больного. «Полезно также направить мысли к другим предметам, отвлечь их от боли. Думай о том, как поступил ты чест­но и храбро, повторяй про себя, что во всем есть хоро­шая сторона. Тогда придет тебе на помощь любой храб­рец, победивший боль: и тот, кто продолжал читать, ког­да ему вырезали вздутые жилы, и тот, кто не переставал смеяться, когда палачи, разозленные этим смехом, про­бовали на нем одно за другим орудия жестокости. Не­ужели разуму не победить боли, если ее победил смех?» Конечно, и смех, и разум побеждают боль. Не знал тог­да Сенека, что когда человек размышляет, в кровь вы­брасываются морфиноподобные вещества, а когда сме­ется, — алкоголь. Они и побеждают боль. О том же пишет и Ф.Ницше, который одной из причин своей муд­рости считал головную боль. Он творил, делал свое дело, а с головной болью обращался как с лающей собакой, т.е. не обращал на нее внимания. И она, как собака, постепенно затихала. И Ницше не знал, что во время размышлений в кровь выбрасывались морфиноподобные вещества, но как мудрый человек догадался, что боль проходила от разума. «Так не хочешь ли ты после этого посмеяться над болью?» — спрашивает Сенека.

«Но болезнь не дает ничего делать и уводит от всех обязанностей». — «Нездоровье сковывает тело, но не душу. Пусть оно опутает ноги бегуну, окостенит руки портному или кузнецу. А ты, если привык к тому, что ум твой деятелен, будешь учить, убеждать, слушать, учиться, исследовать, вспоминать...ты докажешь, что болезнь можно одолеть или хотя бы вынести. И в посте­ли больного, поверь мне, есть место для добродетели... И под одеялом видно, что человек мужествен. У тебя есть дело — храбро бороться с болезнью, а если она тебя не покорила и ничего от тебя не добилась, ты под­ал славный пример». — «Поистине есть чем прославить­ся, если все будут глядеть, как мы хвораем!» — «Сам на себя гляди, сам себя хвали!» А это уже один к одному положение экзистенциального анализа о том, что жизнь и в страдании не лишена смысла.

И еще специально для больных.

Есть два рода наслаждений. Телесные наслаждения болезнь ограничивает, но не отнимает и даже, если рас­судить правильно, делает их острее. Приятнее пить, ког­да чувствуешь жажду, есть — когда голоден; после пос­та все поглощается с жадностью. А в наслаждениях ду­шевных, которые и больше, и вернее, ни один врач боль­ному не откажет. Кто предан им и понимает в них толк, тот презирает всякое ублажение чувств. «О несчастный больной!» — «Почему?» — «Да потому, что он... не ох­лаждает льдом свое питье... не хлопочут вокруг... пова­ра, подтаскивая блюда вместе с жаровнями. Вот до чего додумалась страсть к роскоши... кухню волокут вместе с кушаниями. О несчастный больной! Он ест, сколько может переварить; не положат перед ним на стол каба­на, чтобы полюбоваться им, а потом отослать обрат­но: ведь это мясо слишком дешевое! Не навалят для него на поднос птичьих грудок. Что тебе сделали пло­хого? Ты будешь есть, как больной, вернее, как здо­ровый».

Метко и тонко. И сейчас, к сожалению, только во время болезни человек ведет здоровый образ жизни. Сенека ратует за последнюю. Особый гнев вызывают у него люди, ведущие ночной образ жизни. «Неужели зна­ют, как надо жить, люди, не знающие, когда жить? И они еще боятся смерти, когда сами погребли себя заживо. Пусть проводят ночи за вином." Ведь они не пируют, а сами себе отдают последний долг. Впрочем, и мертвых поминают днем. Для занятого делом день ни­когда не бывает длинным. Все пороки сражаются про­тив природы... Они для меня все равно, что мертвецы: разве жизнь при факелах — не те же похороны, вдоба­вок преждевременные? Нечистой совести свет в тягость. Прямой путь один, окольных много. То же самое и нра­вы людей: кто следует природе, у тех нрав почти одина­ков, — покладистый и свободный; а нравы у извращен­ных несхожи между собой».

Все это мы вытерпим: и отвары, и теплую воду. Только бы перестать бояться смерти! Чтобы этого до­стичь, надо познать пределы добра и зла — тогда и жизнь не будет нам тягостна, и смерть не страшна». А смерть не страшна, по мнению Сенеки, тем, «кто странствует по всей широте природы». «Тем всякий век покажется коротким, кто мерит его пустыми и потому бесконечны­ми наслаждениями».

В своих высказываниях о счастье Сенека подчерки­вает роль личности. «Хочешь знать, что весишь, — от­ставь в сторону деньги, дом, сан... У тех, кто слывут счастливыми, веселье притворно, а печаль мучительна, как скрытый нарыв, — мучительна тем более, что нель­зя быть откровенно несчастным и надо среди горестей, разъедающих сердце, играть счастливца... Никогда не считай счастливцем того, кто зависит от счастья! Если он радуется пришедшему извне, он выбирает хрупкую опору: пришлая радость уйдет. Только рожденное из самого себя надежно и прочно, оно растет и развивает­ся с нами до конца, а прочее, чем восхищается толпа, — это благо на день. Все причастное фортуне и плодотворно, и приятно, если владеющий им владеет и собою... От нее только поводы ко благу и ко злу... Дурная душа оборачивает все к худшему, даже то, что приходит под видам наилучшего... Лечить надо душу: ведь от нее у нас и мысли, и слова, от нее осанка, выражение лица, походка. Когда душа здорова и сильна, тогда и речь мо­гуча, мужественна и бесстрашна; если душа рухнула, она все увлекает в своем падении... Наш царь — душа; пока она невредима, все прочие исполняют свои обязан­ности и послушно повинуются; но стоит ей немного пошатнуться — и все приходит в колебание. Наша душа — то царь, то тиран: царь, когда стремится к чес­тному, заботится о здоровье порученного ему тела, не требует от него ничего грязного, ничего постыдного; а когда она не властна над собою, жадна, избалована, тогда получает ненавистное имя тирана».

Далее Сенека четко описывает механизм развития заболевания. «Тут-то ею [душою] овладевают безудерж­ные страсти, одолевают ее и сперва ликуют, наподобие черни, которой мало насытиться вредоносной раздачей, и которая старается перещупать все, чего не может про­глотить. Но по мере того, как болезнь все больше подта­чивает силы, а удовольствия входят в плоть и кровь, одержимый недугом доволен видом того, на что чрез­мерная жадность сделала его негодным, и возмещает собственное наслаждение зрелищем чужих. <...> Не так отрадно ему обилие услаждающих вещей, как горько то, что не всю эту роскошь он может пропустить сквозь свою утробу, что не со всеми распутными бабами и юн­цами может переспать».

Сенека дает и рецепт лечения души: борьба с порока­ми. Но он подчеркивает, что бороться с пороками труд­но, ибо «нет порока без оправдания... Мы защищаем наши пороки, так как любим их, и предпочитаем изви­нять их, а не изгонять. «Не хотим» — вот причина; «не можем» — только предлог». Сенека подчеркивает, что лучше заниматься профилактикой, чем лечением. «Вся­кая страсть сама себя разжигает и набирает силы, раз­растаясь (порочный круг. — М.Л.), легче не пустить, чем выгнать. Наслаждение природа подмешала к вещам необходимым не затем, чтобы мы его домогались, но чтобы благодаря этой прибавке стало приятнее то, без чего мы не можем жить; а появится самозаконное на­слаждение — начинается сластолюбие. Так будем же при входе сопротивляться страстям... Лучше и не пы­таться идти вперед, если вернуться так трудно».

В следующем отрывке легко угадываются высказан­ные значительно позже идеи гештальттерапии об интроектах («непереваренных» идеях) и способах их «перева­ривания» (в работах Ф.Перлса используется та же ана­логия). «Мы должны подражать пчелам: вычитанное из разных книг разделять, потому что порознь сохраняется лучше, а потом слить разные пробы и добиться единства вкуса так, что даже если будет видно, откуда что взято, оно должно выглядеть иным, нежели там, откуда было взято. Ведь то же самое делает в нашем теле без нашего старанья природа. Съеденная пища лишь обременяет желудок, покуда остается такой, какой была; только из­менившись, она превращается в силу и кровь.<...> Пусть будет так же со всем, что питает наш ум: нельзя, чтобы почерпнутое оставалось нетронутым. Его нужно перева­рить, иначе эта пища будет для памяти, а не для ума. Пусть наша душа сделает так: все, что помогло, пусть она скроет, и показывает лишь то, чего добилась сама в итоге... Как в хоре, все должно слиться в единый звук. Пусть душа вместит много искусств, много наставле­ний, много примеров из разных веков, но пусть все это приведет в согласие. Достичь этого можно постоянным вниманием, — не делая ничего иначе, как по совету разума... И если ты захочешь его послушаться, он тебе скажет: «Немедля оставь все, за чем гоняются (почести, богатства, наслаждения. — М.Л.). Лучше направь шаг к мудрости. Неровной дорогой взбираются к вершине по­честей. Если тебе хочется подняться на высоту мудрос­ти, ты увидишь все почитаемое самым высоким у своих ног, хотя подъем твой будет пологим».