Повторяющийся негативный ответ окружения

Если органическая реакция злости по причине жажды или голода встречает понимание и удовлетворение, то отчаяние утраты будет переживанием лишь временным и развитие будет продолжаться. Однако если, как это часто происходит, отсутствие контакта будет продолжаться до самого момента, когда исчерпается вся энергия, аккумулированная в плаче и протесте, отчаяние примет вид хронической депрессии. Тогда кажется, что организм живет в состоянии непреходящей печали.

Процесс самоотрицания

Теперь ребенок должен разрешить дилемму. Боль отчаяния слишком сильна, чтобы можно было с ней жить, и каждый раз, когда возникает потребность контакта, возвращается ощущение дискомфорта. Однако ничто не может заменить материнской заботы. Поскольку новорожденный еще не способен отличить внутреннее переживание в своем теле от переживаний внешнего мира, то ощущение голода он воспринимает как врага. Чтобы выжить, он должен будет отвергнуть свои чувства, в которых проявляются его потребности, занимая противоположную позицию: «Мне ничего не надо».

Каким глупцом я был [...], думая, что ты была землей и небом [...]Нет, ты — не начало и конец [...]

Я не должен чувствовать себя одиноким без тебя.

Я могу рассчитывать только на себя [...]

Я могу прекрасно жить без тебя.

Without You (Без тебя).

Развивающаяся личность таким образом учится обращаться скорее против потребностей, чем воспринимать их, что оставляет ей небольшую возможность использовать удовлетворение, которое предлагает мир, и повергает в состояние хронической жажды и одиночества. Ее чувства колеблются между отчаянием по поводу неудовлетворенного чувства пустоты и боязнью выразить его и оказаться снова брошенным, потому что жажда «слишком сильна». Ограниченное принятие и отдачи энергии — это часть апробируемого разрешения, а его частым следствием является депрессия.

Разбитые окна и пустые коридоры, смертельно бледная луна на небе льет серый свет.

Человеческая доброжелательность канула в лету; я думаю, сегодня будет дождь

I Think It's Going to Rain Today

(Я думаю, сегодня будет дождь).

Процесс адаптации

Однако чтобы быть в состоянии приспособиться к требованиям внешнего мира, надо все-таки противостоять полному погружению в депрессию. Кажется, будто эго говорит надломленному перегруженному телу: «Мы не можем так жить». Одной из популярных разновидностей компенсаторных маневров является реализация фантазии орального удовлетворения — хорошей жизни, безудержной страсти к еде, питью, наркотикам и т.д., инфантильной попытки воссоздать сладость переживания быть накормленным и успокоенным матерью.

Кто может взять завтра и смешать со своим сном, отделить все печали и собрать только крем?

Конфетный господин может [...] добавить немного любви и вот уже у мира хороший вкус [...]

Candy Man (Конфетный господин)

Другая иллюзия для эго это обещание найти успокоение в материальной безопасности — вездесущая фантазия о «хорошей жизни».

Все, что мне нужно, это иметь где-то комнатку [...] с одним огромным креслом [...] множество шоколадок, это утомит мой голод; и к этому еще фуру угля, чтобы все согреть [...] ах, как я любил бы это!

Wouldn 't Be Loverly из My Fair Lady

(Как бы я любил это).

Однако дневной свет реальности раскрывает иллюзорность удовлетворения, которое приносили оральные блага и материальное богатство.

У меня есть почти все, что может посещать человека только в снах,

Автомобили и дома, и перед камином — медвежья шкура, Однако у меня такое чувство, словно мне постоянно чего-то жаль,

Будто я так никогда и не поцеловал кого-то, о ком мог бы позаботиться.

Somethig to Live For

(Некто, ради кого можно жить).

Фундаментальное отношение это зависимость. Оральный характер знает, как ждать, как тосковать по кому-то, кто принесет ему любовь, и когда найдет благодетеля, то прильнет к нему изо всех сил, чтобы никогда больше не испытывать одиночества. Результат такой привязанности ему видится радостью, но иногда типичные, чрезвычайно резкие и разнородные перепады настроения показывают, чем на самом деле является это состояние пассивной зависимости.

Иногда я грущу, иногда как на небе,

Мое самочувствие зависит от тебя,

Для меня ничего не значит дождь, падающий с неба,

Если в лучах солнца глаз твоих я могу греться [...]

Sometimes I'm Happy

(Иногдая, счастлив).

Другой способ справиться с отчаянной тоской по тому «самому исключительному» и парализующим страхом, появится ли кто-нибудь такой действительно когда-нибудь, это принятие смелого решения «оставить это в покое» и превратить самоотрицание в достоинство собственного эго.

Жить в одиночестве вовсе не трудно. Стоит только весь мир превратить в свой дом, который тебя гостеприимно примет. Не разговаривай с чужими, как бы они не были милы, И не позволь, чтобы простые мысчи в твоей голове поселились.

A Man Alone (Одинокий человек).

Если кто-то из встреченных людей окажется дружелюбным и предложит возможность такого контакта, который мог бы разрушить нашу верность героическому решению о самоотречении, эго будет вынуждено выработать творческий компромисс, позволяющий вытеснить собственную потребность и в то же время удовлетворить ее. Каким образом? Благодаря принятию позиции человека «дающего и заботливого». Это метод достижения замещенного переживания материнской заботы через служение другим. Хорошо, если человек, на которого направляется собственная забота, реагирует позитивно; в противном случае настоящее чувство потерянности и депрессии вернутся.

Приди ко мне, меланхоличное дитя.

Обними и оставь свою серую грусть.

У каждой тучи — серебряная подкладка,

Подожди луча солнца, маленький.

Улыбайся, любимый, когда я поцелуем украду твою слезу,

А иначе сам я в меланхолию впаду.

My Melancholy Baby (Мое меланхолическое дитя).

Для такой личности - матери счастье означает уверенность, что она никогда больше не испытает одиночества — что избежит повторной брошенности. Для того, чтобы гарантировать необходимый контакт и безопасность, самое распространенное средство — найти кого-нибудь, кто действительно нуждается в том же самом. Однако это — всего лишь иллюзия, которая — независимо от того, насколько прочно будет укоренена, — может разрушиться, когда из «меланхолического ребенка» вдруг вырастет независимость или же когда он не проявляет особой благодарности, а процесс замещенного удовлетворения уже не гарантирует нужного разрешения. Разочарование бывает глубоким; печаль и тоска внутреннего ребенка изливаются в словах:

«Иногда я чувствую себя ребенком, лишенным матери […]. Вдали от дома».

A Motherless Child (Ребенок без матери)

Чтобы история любви орального характера имела удовлетворительное окончание, она должна описать полный круг — вернуться к процессу траура, повторного переживания утраты контакта с матерью и сопутствующего этому страха, тоски и ярости, и наконец завершиться тяжелой работой ради повышения качества органической способности к достижению, присвоению и высвобождению энергии, необходимой для роста зрелой формы любви.