В чем новаторство Н.А. Некрасова в поэтическом воплощении темы поэта и поэзии?

Как соотносятся мотивы мгновения и вечности в поэзии А.А. Фета?

Поэзия Фета наполнена «сладкими» звуками, которые передают красоту и гармонию окружающего мира: «Прозвучало над ясной ре­кою, / Прозвенело в померкшем лугу...». Недаром многие отмечали особую музыкальность его лирики, в которой звуки музыки — тоже составляющие вечности. Все это и есть те «прекрасные мгновенья», из которых она складывается. А потому у Фета мотив мгновения не только не противостоит вечности, а становится ее органической ча­стью. Ведь выразить всю полноту мироздания возможно, лишь нау­чившись улавливать ее в каждом миге жизни. Так устроена и сама природа, и Фет призывает нас: «Учись у них — у дуба, у березы...». Но как «остановить мгновенье» и в словах выразить «невыразимое»?

Русская поэзия билась над этой загадкой еще со времен Жуков­ского, но, пожалуй, именно Фету, «певцу мгновенья», удалось вплот­ную приблизиться к ее решению. Подобно художникам-импрессионистам, он не столько передает точную картину, сколько свои впечатления, мимолетные ощущения, «мгновенные снимки па­мяти», -складывающиеся в цельный и психологически достоверный поэтический образ. Например, в строке из стихотворения «Вечер»: «Прокатилось над рощей немою...» — эпитет «немою» передает не качество самой рощи, а то впечатление, которое производит на поэта особое состояние природы, когда вечером, перед наступлением ночи, в лесах умолкают голоса птиц, зверей, и кажется, что вся природа за­мерла.

На таких же ассоциативных связях «мгновенных снимков» впе­чатлений, чувств, звуков построены, по сути, все стихотворения поэта, и в их числе «самое фетовское» — «Шепот, робкое дыха­нье...». В нем отблески, тени, колыханья природы становятся в один ряд «волшебных изменений милого лица», которое, в свою очередь, начинает восприниматься как одна из теней ночи, на смену которой идет заря. И сама любовь оказывается той вечностью, «чудные мгно­венья» которой волшебная сила поэзии способна запечатлеть и пода­рить нам.

Так возникает искусство, в котором вечность и мгновение спле­таются в нерасторжимое единство. И мне кажется, что именно о та­ком художнике, как Фет, были сказаны прекрасные слова Пастернака: «Ты — вечности заложник, у времени в плену».

В чем новаторство Н.А. Некрасова в поэтическом воплощении темы поэта и поэзии?

К теме поэта и поэзии не раз обращались многие художники сло­ва, но раскрывали ее в своих произведениях по-разному.

Образ некрасовской Музы совсем не похож на традиционный об­раз богини поэзии. В стихотворении «Вчерашний день, часу в шес­том...», написанном в 1848 году, Некрасов пишет, что его Муза — родная сестра крестьянки, истязаемой на площади кнутом. Этот образ «кнутом иссеченной музы» сохраняется на всем протяжении творче­ства поэта и определяет новизну его задач.

Поза созерцательного поэта-олимпийца, равнодушно внимающего добру и злу, неприемлема для Некрасова. Он утверждает необходи­мость быть не просто творцом, но прежде всего гражданином:

Будь гражданин! служа искусству, Для блага ближнего живи, Свой гений подчиняя чувству Всеобнимающей Любви...

Такова главная тема поэтической декларации Некрасова — стихо­творения «Поэт и гражданин».

Во многих других стихотворениях Некрасов также настойчиво ищет ответ на вопрос, каким должен быть истинный поэт-гражданин. Эти размышления отражаются, например, в стихотворении «Блажен незлобивый поэт...». Некрасов «незлобивому поэту» противопостав­ляет поэта-обличителя, который «питает ненавистью грудь», а его «карающая лира» «проповедует любовь враждебным словом отрицанья». При этом он отдавал себе отчет в том, что исполнение такой за­дачи требует от поэта огромного мужества и стойкости.

Сам Некрасов порой сомневался в своих силах, что нашло отра­жение в таких стихотворениях, как «Замолкни, Муза мести и печа­ли!..» и «Элегия», относящихся к его поздней лирике. Но, несмотря ни на что, Некрасов не отказывается от служения интересам народа. Минуты сомнения проходили, и поэт мог с гордостью утверждать: «Я лиру посвятил народу своему».

Некрасов явился для русского общества примером поэта-гражданина, который «как свои на теле носит все язвы родины своей» и, невзирая ни на какие трудности, выполняет свой долг до конца. И в этом выразился его вклад в дело создания новой русской поэзии, от­вечающей задачам времени. Оно было подхвачено последователями Некрасова, которые видели свой долг в том, чтобы искусство стало поистине народным и гражданским.

Можно ли считать Матрену Тимофеевну Корчагину счастливой? (по поэме Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»)

«Кому на Руси жить хорошо» — итоговое произведение НА. Не­красова, в котором поэт хотел изложить все, что он знал о народе. Вот почему так органично входит в это произведение одна из главных тем некрасовского творчества — судьба русской женщины. Особенно об­стоятельно она представлена в главе «Крестьянка» из поэмы «Кому на Руси жить хорошо», где нарисован образ замечательной русской женщины Матрены Тимофеевны Корчагиной. Именно к ней жители окрестных деревень отсылают мужиков-странников, задумавших най­ти того, «кому живется весело, вольготно на Руси». Почему же имен­но эту женщину считают счастливой, и подтверждает ли сюжет дан­ной главы такое мнение?

Для ответа на поставленные вопросы необходимо определить ав­торскую позицию, поскольку именно в соответствии с ней выстраива­ется все повествование. Русская женщина всегда была для Некрасова воплощением национального характера, главной носительницей са­мих основ жизни народа. Вот почему так важно было в поэме о на­родной судьбе показать, каково положение в современной поэту Рос­сии русской женщины. Ведь счастье матери, жены, хранительницы домашнего очага и вечной труженицы — это и есть залог благополу­чия любого общества во все времена.

Показательно, что в поэме мы слышим не авторский голос — это рассказ самой Матрены Тимофеевны о своей судьбе. Такая форма по­зволила добиться особой искренности и достоверности изображения. При этом возникает явный контраст в оценке своей жизни самой Кор­чагиной с мнением окружающих ее людей. Только удачное стечение обстоятельств привело к тому, что она и ее еще не рожденный ребе­нок не погибли, а жена губернатора удивительным образом становит­ся для них покровительницей — крестной матерью маленького Лиодорушки.

Но это счастье выстрадано всей предшествующей жизнью. В ней были тяжкие испытания: подневольная жизнь невестки в семье мужа, «обиды смертные», плетка, бесконечная работа, голод и самое страш­ное — смерть ребенка. И ужасно то, что это так типично для судьбы русской крестьянки! Недаром в этой главе очень много песен, фольк­лорных образов и мотивов, а в эпизоде, связанном со смертью Де-86 мушки, поэт использовал причитания (похоронные плачи) знамени­той сказительницы Ирины Федосовой. Все это позволяет прийти к общему выводу, который особенно горько звучит в устах Матрены Тимофеевны: «Ключи от счастья женского, / От нашей вольной во­люшки / Заброшены, потеряны / У Бога самого!».

И все же вопрос о счастье русской женщины не столь однозначен. Ведь многочисленные горести и беды не сломили ее стойкий дух, не подорвали внутреннюю силу и волю к жизни. Она сумела сохранить душевное тепло и красоту, не утраченную даже под гнетом тяжкого труда и забот.

И даже если автор, так замечательно нарисовавший образ Матре­ны Тимофеевны, хотел подчеркнуть мысль о «страданиях народа», читатель вправе считать такую женщину счастливой.