Экспериментальное изучение внимания

Из экспериментальных работ, посвященных изучению различных проблем психологии внимания, следует отметить прежде всего исследо­вания устойчивости внимания. В психологической литературе всегда подчеркивались постоянные колебания внимания, причем указывалось,, что при очень сильной концентрации внимание может длиться только 1,5—2 сек., после чего оно ослабляется и лишь затем снова восстанавли­вается. Особенно это отмечалось относительно восприятия едва замет­ных различий или интерпретации двойственных изображений. Исследо­вание Н. Ф. Добрынина показало, что первое правильно только при не­подвижном взгляде. Что же касается двойственных изображений, то стоит связать с какой-либо определенной интерпретацией их сколько-нибудь постоянную психическую деятельность, например деятельность воображения, как данная интерпретация двойственных изображений сохраняется. Несомненно, что внимание чрезвычайно динамично, оно «не ­может стоять на месте»; выражение: «Остановите Ваше внимание!» — фигурально; остановить внимание невозможно. Можно, однако, все же сохранять внимание в определенном русле деятельности, если эта деятельность продолжается. В неопубликованных опытах Н. Ф. Доб­рынина испытуемым предлагалось ставить точку в кружки, появлявшие­ся в отверстии ширмочки в разных местах этого отверстия. Кружки че­редовались со скоростью до трех в одну секунду. Первоначальные ре­зультаты были сходными с полученными ранее Н. Н. Ланге: в течение 2—3 сек. точки ставились верно, но затем делались ошибки: точки не по­падали в кружок или кружки совсем пропускались. Однако это проис­ходило из-за трудности попадания, а не из-за невнимательности. Стоило предложить испытуемому не ставить точки, а просто перечеркивать кружки, как ошибки и пропуски исчезали. Испытуемый работал 5, 10, 15 и даже 20 мин., почти совсем не делая ошибок и пропусков!

Таким образом, первоначальное предположение о том, что длитель­ное внимание («макровнимание») складывается из кратковременных периодов напряженного внимания («микровнимания»), сменяющихся такими же кратковременными периодами ослабленного внимания, — не подтвердилось. Испытуемый мог работать непрерывно 20 мин., не от­влекаясь даже на одну треть секунды.

Возникало предположение, что существуют более длительные пе­риоды напряжения внимания, сменяющиеся периодами его ослабления. Наблюдения как будто показывали, что на уроках через каждые не­сколько минут после напряженного труда наступает какое-то движение, какой-то шум, как бы некоторое ослабление внимания. С целью изуче­ния этого вопроса школьникам II—V классов давалось задание: списы­вать знакомый текст в течение 40 мин. Каждые полминуты давался сиг­нал, и учащиеся ставили соответствующие цифры под той "буквой, кото­рую они только что написали.

Обработка большого материала показала, что никаких чередований напряженного и ослабленного внимания, по крайней мере — периодических чередований того и другого обнаружено не было. Школьники 10—12 лет могли работать непрерывно в течение 40 мин. подряд.

Чем же объясняется такая длительность внимания? В данных опы­тах она вызывалась постоянными сигналами (через каждые полмину­ты), заставлявшими школьников не ослаблять внимания. Хорошо из­вестно также, что работа увлекательная, захватывающая может длиться часами без каких бы то ни было перерывов. Следовательно, длитель­ность или устойчивость не связана каким-то обязательным ритмом. Вни­мание может сохраняться непрерывно, без отвлечения даже на треть секунды в зависимости от поддерживания его постоянными усилиями воли или увлекательностью самой деятельности. Важно, одна­ко, чтобы соответствующая деятельность осуществлялась активно. За­дача поддерживания внимания заключается в том, чтобы правильно ор­ганизовать эту деятельность.

Интересное исследование роли деятельности в концентрации внима­ния было проведено в Тбилиси Г. С. Бакрадзе. Как только испытуемый чувствовал, что напряженность внимания ослаблялась, он производил какое-либо мышечное действие (например, нажимал на резиновый бал­лон, находившийся у него в руке). Тем самым концентрация внимания вновь устанавливалась в нужной степени. Конечно, как можно ду­мать, дело здесь не столько в мышечных усилиях, -не столько в самих посторонних движениях, сколько в том, что благодаря этому основная деятельность, требовавшая внимания, делалась более активной.

Ряд экспериментальных исследований был проведен по изучению объема внимания, т. е. того количества объектов, которые могут быть восприняты одновременно. В этой связи изучался, в част­ности, и вопрос о типах внимания, впервые выдвинутый Месмером: об «объективном типе», воспринимающем мало, но зато ничего от себя не привносящем, и «субъективном типе», воспринимающем много, но не­точно. Исследования, проведенные Н. Ф. Добрыниным, показали, что эта классификация недостаточна. Встречаются такие испытуемые, ко­торые воспринимают много элементов и не делают ошибок, и имеются такие, которые, хотя и воспринимают не очень много, но и в это немно­гое привносят немало от себя. При восприятии более или менее значи­тельного числа элементов, например при чтении длинного слова, число повторений у тех и других оказывается примерно одинаковым. Кроме того, при соответствующей инструкции также можно добиться однород­ного характера восприятия.

Следующий вопрос, подвергшийся изучению, это вопрос о так назы­ваемом распределении внимания. Ряд исследований, начатых еще в 90-х годах прошлого столетия (Полан, Бине, а вслед за ними и другие ученые) как будто бы с уверенностью отвечал на этот вопрос в том смысле, что совместное выполнение двух деятельностей вполне воз­можно. Однако встал все же вопрос: действительно ли обе совместные деятельности полностью поглощают сознание человека, не протекают ли они в различных планах сознания: более ясном и менее ясном. Аме­риканский ученый Гейслер указал до двенадцати таких планов яс­ности. Гейслер предлагал испытуемым производить одновременно ряд различных по трудности работ: следить за некоторыми процессами, га которые испытуемые не могли вмешиваться, — а также отвлекал их вни­мание посторонними раздражителями. Оказалось, что объект самой важ­ной для испытуемого деятельности воспринимался им с полной ясностью и о нем испытуемый давал наиболее точный отчет; на вопросы об объектах, связанных с менее важными деятельностями, давались ответы менее точные, а отвлекающие раздражители иногда вовсе не замеча­лись. Исследования немецких психологов Магера и Штерцингера и работа грузинского психолога А. Н. Мосиавы показали, что одновремен­ное выполнение двух деятельностей, если каждая из них требует пол­ного сосредоточения внимания, невозможно. Необходимо хорошее знакомство с каждой из них и частичная автоматизация хотя бы одной деятельности для того, чтобы обе они выполнялись одновременно и с достаточным успехом. Ряд исследований показал, что при соблюде­нии таких условий возможно успешное выполнение по крайней мере двух деятельностей, никак не связанных друг с другом.

Вместе с тем исследования советских психологов показали, что распределение внимания не есть удел лишь немногих, особо одаренных людей, а при достаточном упражнении доступно каждому. В неопублико­ванном исследовании Н. Ф. Добрынина («Изучение распределения вни­мания», Ин-т психологии) школьники 11—14 лет прекрасно справлялись с разнообразными видами деятельности после некоторого упражнения.

Значительный интерес с этой же точки зрения представляет изуче­ние распределения внимания у опытных ткачих, работающих на не­скольких станках, проведенное А. П. Гозовой. Производя пуск станков последовательно, включая шпули одну за другой, ткачиха вме­сте с тем все время следит за работой ставков, обходя один станок за другим, исправляя обрывы. В то же время она помнит о том, когда ей нужно остановить тот или иной станок, чтобы вставить новую шпулю, хотя шпули бывают разные, а следовательно, различно и время оста­новки станка.

Таким образом, полностью подтверждается мнение И. П. Павлова о том, что возможно совершать две работы, если только они достаточно знакомы, а также его указание на то, что в коре больших полушарии могут быть как бы «дежурные пункты», напоминающие о сроке выпол­нения тех или других действий. Вместе с тем, когда работа бывает новая, требует полного поглощения внимания или когда человек решает очень трудную для него задачу, тогда одновременное выполнение другой деятельности невозможно и она мешает решению новой или трудной задачи. Исследование А. П. Гозовой показало, что полезно специально обучать ткачих, после того как они ознакомились с отдельными опера­циями, распределению внимания, выполнению нескольких операций одновременно.

Следующая сторона внимания, подвергавшаяся изучению советски­ми психологами,— переключение внимания. Школа немецкого пси­холога Марбе пришла к выводу, что способность переключать внима­ние, т. е. переходить от одного вида деятельности к другому, когда это нужно, является врожденным качеством. А так как такого рода способ­ность нужна в целом ряде дел, а в некоторых профессиях (в частности, водительских) имеет исключительное значение, то необходим строгий предварительный отбор при назначении на такого рода работу.

Изучение этого вопроса в СССР (на железнодорожном транспорте) показало, что переключение внимания вовсе не является каким-то осо­бым качеством, которое не может быть развито с помощью упражнения. Оказалось, что умение переключать внимание в нужных, порой очень трудных, условиях есть результат организованности личности, а это свя­зано прежде всего с сознательным отношением человека к порученному делу и постоянным самоконтролем. И то и другое — есть результат вос­питания.

Экспериментальное исследование, специально проведенное Н. В. Лавровой для проверки выводов Марбе, также показало возмож­ность упражнять умение переключать внимание.

Большой интерес представляло изучение переключения внимания в условиях учебной деятельности. Наблюдения, проводившиеся по изу­чению этого вопроса, показали, что чрезмерно длительное сохранение внимания при выполнении какой-либо одной деятельности утомляет уча­щихся, а вместе с тем и частый переход от одной деятельности к дру­гой также утомителен. Необходимо постоянно следить за тем, чтобы учащиеся могли отдыхать путем перехода от одного вида деятельности к другому. В то же время необходимо следить за тем, чтобы они не пере­ходили к новому виду деятельности, пока не закончен первый. Это тем более необходимо, что учащиеся иногда настолько увлекаются каким-либо видом деятельности, что никак не могут перейти к новому. Также иногда бывает трудно включить некоторых учащихся в работу на уроке после перемены. Опытные учителя тем не менее успешно справляются с этой задачей, придавая определенную значимость новой работе. Та­кого рода умение переключать внимание достаточно быстро, очевидно, связано с развитием подвижности нервной деятельности. <...>

Некоторые теоретические вопросы

В последнее время у некоторой части советских психологов появи­лось стремление к пониманию внимания как отдельного самостоятель­ного процесса, как рефлекса или ряда рефлексов. Эта тенденция раз­вивается психологическим направлением А. Н. Леонтьева. Особен­ный интерес представляет попытка отождествить внимание с ориенти­ровочной деятельностью, с ориентировочным рефлексом. Наиболее пол­ное выражение такое понимание получило в учебнике психологии А. В. Запорожца. Определяя внимание как ориентировочную деятельность, позволяющую наиболее полно и отчетливо отражать окружающую среду, автор стремится и в дальнейшем изложении держаться такой же точки зрения. К особому процессу «ощупывания», «оглядыва­ния» предметов сводит внимание в недавно опубликованной статье А. И. Розов.

Попытку свести внимание к ориентировочному рефлексу надо счи­тать спорной.

Несомненно, что психическую деятельность нельзя понимать вне рефлекторной. Однако ее можно понимать не как отдельные рефлексы» а, согласно указанию И. М. Сеченова, как «интегральную часть» реф­лекса. Она входит в рефлекторную деятельность, но не является само­стоятельным рефлексом.

Весьма важно также следующее: как только ориентировочное раз­дражение становится сигнальным, ориентировочный рефлекс исчезает и возникает действенный условный рефлекс. Так бывает и у животных, поведение которых ограничено приспособлением к окружающей среде. Так бывает и у человека, который в условиях общественного труда не­ только приспособляется к окружающей среде, но и сознательно приспо­собляет эту среду к себе, создает орудия труда и общественное произ­водство. И в этих условиях у человека предварительная ориентировка заменяется в условно-рефлекторной деятельности действенным отноше­нием к среде, сознательным изменением ее, которое невозможно без. внимания, как это указывал еще К. Маркс.

Тем не менее изучение внимания как ориентировочного процесса можно считать полезным, хотя и недостаточным, так как ориентиро­вочная деятельность для человека имеет исключительно важное значе­ние. Она протекает во все более и более сложных формах, и без нее не­возможна никакая 'производственная деятельность. Сближение внима­ния и этой ориентировочной деятельности до известной степени продви­гает вперед психологию внимания, хотя ограничиваться этим было бы нецелесообразно. Выдвинув как один из основных для понимания пси­хического принцип деятельности, психология стала на правильный мате­риалистический путь, понимая под вниманием определенную организа­цию психической деятельности. Необходимо согласиться с тем, что ска­зано в новом учебнике психологии о зависимости внимания от организа­ции деятельности личности. Следует только отметить, что эта орга­низация может иметь различный характер. Может быть непреднамеренная организация, и тогда на первый план выступит непроизвольное вни­мание. Может быть преднамеренная организация, включающая в себя произвольное внимание. Но может быть и такая преднамеренная орга­низация, которая основана на уже имеющихся системах ассоциаций, развивает их и не требует для этого волевых усилий. Такая организация выражается в послепроизвольном внимании.

Поэтому мы не можем согласиться с тем, что произвольное внима­ние может переходить снова только в непроизвольное, как сказано в учебнике. Возможны и такие случаи, когда цель сознательно поставле­на, задача деятельности осознана, но сама деятельность настолько за­хватывает человека, что совершается без усилий для поддержания вни­мания. На это в свое время указывал еще К. Д. Ушинский. Называя такое внимание «послепроизвольным», мы никак не можем свести его к непроизвольному, так как оно возникло из сознания цели деятель­ности. Оно является чрезвычайно важным и в учебной и в трудовой де­ятельности. Можно считать его одним из самых основных видов внима­ния. Поэтому дальнейшее изучение процесса его возникновения, развития и сохранения является одной из важных задач психологии внима­ния. Решающей же для организации психической деятельности является общественная и личная значимость того, что воздействует на человека, лежащая в основе деятельности.

Всякая ассоциация создается как сигнальная связь. Она имеет не­обходимое действенное значение для деятельности человека при усло­вии правильного отражения действительных взаимоотношений человека в обществе и той среды, на которую это общество воздействует, позна­вая законы ее изменения. Сигнальный характер человеческих ассоциа­ций и их систем возникаете процессе взаимодействия среды и личности. А личность, являясь членом общества, выражает в своей деятельности как свои личные потребности, так и требования общества.

Значимость того, что обусловливает внимание, может иметь разный характер. Она может носить вынужденный характер, когда личность подчиняется требованиям общества, не осознавая до конца значения этих требований. Так, учащийся младших классов подчиняется требованиям учителя только потому, что учиться надо, что он «ученик». Но возмож­на и такая значимость, которая связана с развитием интересов лич­ности. Тогда многое в учении оказывается не только нужным, но и ин­тересным. Наконец, значимость (и притом во многих случаях решаю­щую значимость) приобретают для личности ее убеждения. Изуче­ние внимания в зависимости от развития потребностей, интересов и убеждений личности (в определенных конкретных условиях) открывает перед психологией исключительные перспективы.

Платонов К.К. ВНИМАНИЕ

Платонов К.К. О системе психологии. – М.: Мысль, 1972. – С.65 - 71

В предыдущей главе мы не упоминали о таких хорошо известных психических явлениях, как внима­ние, психомоторика и потребности, поскольку они не являются особыми формами психического отражения. Что внимание это психическое явление, известно дав­но. Правда, в 40-х годах высказывались сомнения вро­де как у Горького в «Климе Самгине»: «А был ли мальчик? Может, мальчика и не было?» Но учителя, не считаясь с такими сомнениями, все равно огорча­лись невнимательностью многих учеников, а летчиков все равно учили в полете распределять внимание. Но и сомнения возникли ведь не случайно. Дело в том, что категории «формы психического отражения» и «психические явления» по содержанию не совпадают. Вся психика есть отражение. Но не все в отражении есть его особая форма.

Так, внимание это не особая форма психического отражения, а различная организация этих форм. Оно включает в себя и их регулирование, и их контроль. Поэтому внимание обычно и определяют как «органи­зацию психической деятельности». Оно имеет ряд качеств (активность, направленность, интенсивность, устойчивость и т. п.), определяющих при доминирующем их проявлении виды внимания. Об этих качест­вах речь пойдет ниже.

Я думаю, что такое понимание внимания позволя­ет уточнить ряд неясных вопросов, в частности по-ино­му подойти к дискуссии об установке как состоянию готовности или предрасположенности личности к дей­ствию определенным образом, которая, бесспорно существуя, является, по нашему мнению, одной из форм непроизвольного внимания.

В проблеме внимания долгие годы споры вызывал вопрос о соотношении переключения и распределения внимания. С одной стороны, многие опытные данные, в том числе наши исследования на Челябинском трак­торном заводе, проводившиеся с целью профотбора крановщиков и шоферов с помощью так называемых компликационных часов Руппа, позволяющих заме­рять время реакции на одновременный световой и зву­ковой раздражитель, убеждали в невозможности рас­пределения внимания. Многие годы это доказывал мне и лучший летчик-испытатель того времени М. М. Громов, считавший, что он, как, по его мнению, и любой человек, может только очень быстро пере­ключать внимание и не может его распределять. Но с другой стороны, летная практика и личные наблюде­ния мне говорили о наличии не только переключения, но и бесспорного активного распределения внимания. Эту проблему пытался объяснить И. П. Павлов, когда писал: «Разве это не обычная вещь, что мы, занятые главным образом одним делом, одной мыслью, можем одновременно исполнять другое дело, очень привыч­ное для нас, т. е. работать теми частями полушарий, которые находятся в известной степени торможе­ния...» ^[27] Такие случаи, конечно, имеют место. Но рас­пределение внимания, например, летчика на взлете или на посадке не укладывается в эту схему.

В специальном исследовании я пытался выяснить, в чем здесь дело. Оказалось, что переключение вни­мания опирается на ориентировочный безусловный рефлекс, хотя и может быть достаточно сложным нейродинамическим стереотипом, связанным с определен­ными «маршрутами внимания», а распределение вни­мания— всегда навык. Причем он не обязательно опи­рается на приторможенные участки, как думал И. II. Павлов. Я упоминаю об этих экспериментах не столько потому, что они, думаю, прояснили вопрос о соотношении распределения и переключения вни­мания, сколько потому, что они показали, что в этих двух явлениях внимания мы имеем дело с отчетливо различной организацией отражения объектов в процессе восприятия.

В данном случае в различных качествах внимания проявляется различная организация одной формы психического отражения, а именно восприятия. Но в других его качествах может проявляться организую­щая роль внимания в отношении одновременно не­скольких их форм. Так, в произвольном внимании проявляется связь воли как формы отражения при внешней направленности с восприятиями, а при внут­ренней направленности — с мышлением и памятью. Все качества внимания можно уложить в следующую схему: активность внимания (произвольное, непроиз­вольное), его направленность (внешнее, внутреннее), его широта (объем, распределение), переключение (легкое, трудное), интенсивность (высокая, низкая), устойчивость (устойчивое, неустойчивое).

Мы не будем здесь подробно останавливаться на характеристике всех этих качеств внимания, с ними читатель может познакомиться в любых учебниках по психологии. Здесь же необходимо остановиться на вопросе направленности внимания. При этом надо обсудить и возможности применения к различным уровням явлений философских категорий внешнего и внутреннего.

Как известно, наиболее четко разделил внешнее (идущее от ощущений) и внутреннее (в частности мышление) Локк. Он писал: «Наше наблюдение, направленное или на внешние ощущаемые предметы, или на внутренние действия нашей души, восприни­маемые и рефлектируемые нами самими, доставляют нашему разуму весь материал мышления. Вот два источника знания, откуда происходят все идеи, кото­рые мы имеем или естественным образом можем иметь». В этих словах Локк наиболее четко сформу­лировал свое толкование проблемы внутреннего и внешнего именно на примере направленности внима­ния. На них долгие годы опиралось понимание философских категорий внешнего и внутреннего. Более того, эта идея лежит и в основе существующего поны­не деления внимания на внешненаправленное и внутренненаправленное.

Категории внутреннего и внешнего тесно связаны с рядом других категорий, и в том числе и с частью и целым, и с понятием структуры. Ведь понимание внут­реннего и внешнего также должно опираться на уточ­нение того, что взято за целое. Если мы примем за целое все мироздание, то оно не имеет внешнего. Для мироздания — все только внутреннее. Если за целое взят человек, то внешним является только действую­щая на него внешняя физическая и социальная среда. Внутренняя среда, генотип, психика и, следовательно, свойства личности для человека как организма — все это внутреннее.

Человек как организм, взятый за целое, имеет ряд подструктур, одной из которых является нервная си­стема, являющаяся по отношению к организму внут­ренним. Но нервная система, если ее взять за целое, резко сузит объем внутреннего для нее. Внутренняя среда организма (РН крови и кровяное давление, эндокринное «хозяйство», дыхательные и пищевари­тельные функции организма и т. д.) для нее станет внешним. Внутренним для нервной системы будет все то, что включается в понятия морфологии и физиоло­гии периферической и центральной нервной системы и высшей нервной деятельности.

Но если за целое взять только высшую нервную деятельность, то внутренним для нее будут две основ­ные подструктуры: корковая нейродинамика и психи­ка как ее продукт. Все бывшее внешним для нервной системы и все остальные ее внутренние подструктуры теперь станут внешними.

Но если мы за целое возьмем сознание как высшую форму субъективного, то процессы корковой нейродинамики (возбуждения и торможения, взаимной индук­ции, иррадиации и концентрации, фазовые состояния и т. д.) будут для него внешним, как механизм отра­жения. Внутренним будет содержание отражения объективной действительности, действующей на ре­цепторы (органы чувств). Последнее требует разъяс­нения. Хотя отражаемое есть внешнее, а отраженное внутреннее, из этого не следует обратное, т. е. что все внешнее всегда для внутреннего есть отражаемое. Физиологические процессы в коре головного мозга для сознания есть внешнее. Это вытекает из известного тезиса Энгельса: «Мы, несомненно, «сведем» когда-нибудь экспериментальным путем мышление к моле­кулярным и химическим движениям в мозгу; но разве этим исчерпывается сущность мышления?» Это, ко­нечно, относится и к вниманию, сущность которого, как и мышления, в субъективных, психических явле­ниях. Но это отнюдь не значит, что психические явле­ния, и в частности внутринаправленное внимание, это якобы отражение физиологических процессов в коре головного мозга.

Такое ошибочное понимание психического, в част­ности и сознания, и внимания, одно время было довольно распространено среди физиологов и врачей. Так, А. Г. Иванов-Смоленский в своей книге, напи­санной в 1928 г., представлял сознание как отражение прошлого опыта, запечатленного в коре. Эта точка зрения была им развита в докладе на научной сессии, посвященной проблемам физиологического учения И. П. Павлова, после чего стала особенно распро­страненной.

Человек не может отражать не только физиологи­ческие процессы своей корковой нейродинамики, но и многие другие процессы своего организма (например, состав крови, секреции пищеварительных желез, дви­жение крови в венах, лимфы и т. д.), для ощущений которых у него нет соответствующих рецепторов. Эти процессы недоступны ни для внешненапрааленного вниманияI, под которым понимается организация про­цесса восприятия внешнего для психики реального мира, ни для внутренненаправленного внимания как организации всех других форм психического отраже­ния, присущих человеку.