П. Сергеич (Пётр Сергеевич Пороховщиков).

• «…Думаю, что люди всегда или, по крайней мере, в большинстве случаев, ошибаются под влиянием чрезмерного напряжения чувств… На самом деле столь же часто встречается как раз обратное явление… — эгоизм, надежда, страх чаще бывают в нас слишком слабыми, чем слишком сильными…»

• «Суд не может требовать истины от сторон. Ни даже откровенности; они обязаны перед ним только в правдивости. Ни обвинитель, ни защитник не могут открыть истину присяжным; они могут говорить только о вероятности».

• «Важнейшее правило защиты заключается в том, чтобы разумно ограничить свою задачу».

• «Гораздо лучше недоговорить, чем сказать лишнее… сказать немногое так, чтобы присяжные от себя добавили недоговорённое; оставить простор их воображению и догадливости, чтобы не вызывать их недоверия…»

• «…Вопрос следует задавать, только зная заранее ответ».

• «Оратор должен… не только сам быть умён, но и возбуждать ум в других».

• «И надо быть тароватым и щедрым, как жизнь. Не только взять всё из дела должен оратор-художник, но и всё вложить в него, всё то, что в настоящую минуту хранится в его уме и сердце. И это должно делаться не так, как бывает в гражданских сделках: …за всё, что берёт оратор, должен платить вдесятеро…»

• «Звон бутылок привлекательнее, чем звон церковный».

Целебные истории, притчи, откровения,
анекдоты в психотерпии

Истории, не исключающие, а включающие «слова», «предложения», «образы», которые образуют, помогают словам и предложениям создавать микро- и макро-истории. И которые, в свою очередь, одушевляют и одухотворяют и ощущения, и чувства, и инстинкты, и память, и ум, и личность, и ближнее, и дальнее общество, и внутренний, и внешний мир, делают малые истории большими, большие — малыми, еле живые — животворящими.

Преображают и внутренний мир и внешний. Общность пропитывает отдельность. Вечность проявляется в сиюминутности. Великое — в малом. Малое — в великом. Приятие истории вместо попадания в историю. Введение в историю. Участие в истории. Создание истории. Современные, совместные истории. Мои любимые истории. Откровения. Притчи. Анекдоты. Сумасшедшие истории. Истории с сумасшедшинкой.

О таких «частях психотерапевтической речи», как слова, предложения, надеюсь, я уже дал практическое и достаточно действенное представление. Хотелось бы дать такое же представление о самой речи, о повествовании, сообщении. Об историях кратких и не очень кратких (потому что с глубоким содержанием), рассказанных и услышанных, принятых и воспринятых, меняющих болезнь и её историю, как жизнь наших пациентов и её историю, так и нашу с ними жизнь.

Об историях, которые рассказывают в течение нескольких минут, но которые превращают разговор, рассуждение, обследование, совет, исправление, указание в событие историческое.

Как в истории болезни, так и в истории жизни нашего пациента, его семьи, сотрудников по работе, а, может быть, по большой общественной жизни.

Слова и предложения — бесценный дар. Но сами по себе слова, не связанные в предложения, дают намного меньше.

Сами по себе предложения, связанные словами, конкретностью, совместностью, со-временностью, определённостью, краткостью, опытом, не выходящие за пределы одной-двух личностей, лишены необходимой свободы. Это части речи.

Речь — это то, что объединяет и части речи, и выраженные словами, предложениями душевные процессы — в личность. Объединяет отдельные периоды, времена человеческой жизни в историю… Так что, например, взрослый человек — это и младенец, и ребёнок, и юноша, и пожилой, по-живший человек…

И если он достаточно динамичен, то в течение часа может вести себя как юноша по бывшему опыту, как старец — по будущему опыту, опыту пред-стоящему, по опыту своего отца.

Речь даёт возможность общаться человеку и с самим собой, и с другими, хотя они другие. Даёт возможность говорить о несказанном, невиданном, благодаря сравнению… Но для этого речь должна иметь некоторую форму, некоторую открытую законченность. В виде истории.

Основная суть этой формы — развитие, динамика. От начала до конца; от основания — к вершине; от конкретного — к общему; от видимого — к невидимому; от земного — к небесному…

Откуда нам видна суть земного, видимого, конкретного, неподвижного, начального, основного… Но и суть, и направление движения…

Один из моих любимых рабочих рассказов о сравнении несравнимого. «Если бы Вы были книгой, то какой? Название? Кто автор? Сколько страниц? Сколько частей? Сколько глав? Названия глав? Кто в книге цитируется? Какие иллюстрации? Каков тираж? Какой переплёт? Кто эту книгу читает? Будет ли пере-издание? Какие будут исправления? Дополнения? Какие были критические отзывы? Какие хвалебные?..» И далее, при необходимости… «А если сделать из книги не роман, а повесть? Что бы изменилось?.. А если — рассказ?.. А если — сказку?.. А если — басню?.. А если — анекдот?.. Притчу?.. А что в этой книге говориться о…? А будь это рассказ, что было бы сказано?.. А будь это сказка?..»

Я надеюсь, уже можно себе представить, что такое история. Чем она отличается от предложения, фразы, указания, лозунга.

Вне библиотерапии я чаще всего применяю самые краткие формы историй — анекдоты и притчи. Их легче отбирать в уже готовом историческом виде, их легче применять, они динамичны, открыты и закончены, понятны, кратки, выразительны, иносказательны, метафоричны, вечны и современны… И, пожалуй, самое главное — они живучи. Некоторые анекдоты и притчи живут тысячелетиями… При том почти не изменяются, соответствуя постоянству человеческой натуры. Либо, наоборот, очень легко приспосабливаются: «колеблются вместе с генеральной линией партии». Я уверен, что большинство читателей улыбнутся, хотя линия давно сломалась…

Для удобства в работе я разделяю психотерапевтические исто-

рии на три вида: 1. Духовные; 2. Душевные; 3. Психологические.

1. Духовные истории объединяют, единят, целят человека, как и Дух с внешним миром, с Богом, с другими людьми, с миром внутренним, с душой, с телом. Объединяют вечное с временным в человеке. Соединяют историю поколений с семейной, с личной историей. При-миряют. У-миряют. С-миряют.

Они существуют тысячелетиями. Живут в веках. Опробованы. Оценены. Хранятся как духовные ценности. Как образа. Как иконы. Они не на-вязаны, как культовые обязанности, как школьные программы. Они могут быть незаметны и, тем не менее, столь же необходимы как воздух, как вода, солнце, тепло, холод, доброта, радость…

Своей универсальностью, общностью они оживляют диагностику, консультацию, коррекцию, лечение, отношения терапевта и пациента…

Всего несколько историй, применение которых в практике даже начинающего психотерапевта или «начинающего пациента» способно активизировать, целебно преображать многое…

Но, конечно, они предполагают некоторую степень духовности, духовной восприимчивости самого терапевта и его пациентов.

В своей работе я не столько выбираю эти истории, сколько они «выбирают» меня и моих пациентов. Естественно, наиболее часты Евангельские истории. При этом не столько я их рассказываю, сколько они «рассказывают-ся». Сами собой. К сути. Месту и времени.

Приведу несколько таких историй.

«Христос и грешница»

Известно, что в «Ветхозаветной истории» закон исполнялся чаще всего с неукоснительностью и жестокостью. Закон нельзя было нарушить, но надо было исполнить.

И вот однажды законники, книжники, фарисеи привели к Христу нарушительницу закона, по своей слабости подлежащую побиению камнями…

При таком количестве верующих, желающих исполнить закон, шансов спастись у бедняжки не было. И у Христа, казалось, не было никаких шансов проявить свою жалость и любовь. Он пришёл в этот мир не нарушить закон, но исполнить… И исполнил его, наполнив, дополнив новым содержанием. Он сказал: «Кто из вас без греха, тот пусть первым бросит камень!» И толпа разошлась поодиночке. В этой толпе не могло быть первого… Безгрешного… Хотя бы уже потому, что привела их сюда не любовь к закону, тем более не любовь к Богу…

Как Христос когда-то ко времени, так и сейчас, в вечности, эта история способна преобразить в нас, наших пациентах очень многое.

Наше слышание, видение, чувства, желания, память-опыт, мышление-понимание, по-ведение, душу, дух… Отношение к чужим и своим грехам, винам, отношение к закону, его толкователям и исполнителям…

Эта история вовлекает нас в со-бытие, делает нас с-видетелями, со-страдателями, со-деятелями, у-частниками, людьми «историческими», принимающими новую историю, новую эру после Рождества Христова… Делает нас участниками священной истории…

Как и следующая Евангельская история.

«Человек и закон»

Христа обвинили в том, что он нарушает закон, исцеляя больных в субботу, в день, когда сам Бог отдыхал, день, который посвящён Богу, размышлениям о Боге, молитве… Христос спросил: «Суббота для человека или человек для субботы?»

В наше время этот вопрос продолжает звучать так же актуально и так же преображающе: закон для человека или человек для закона? Закон в помощь человеку, для ориентации, для совершенствования отношений, для организации жизни… Или человек как винтик в машине закона, винтик в государстве, и не только в национал-социалистическом или коммунистическом.

Ощущения, чувства, потребности, идеи, идеалы… для человека или человек — для ощущений, чувств, страстей? И вопрос, и ответ преображают ощущения, чувства, влечения…

И ещё пара историй из святоотеческой жизни.

«Об отношениях с миром»

Один молодой монах спросил старца: «Отче, должен ли я теперь полностью отречься от мира?» «Не беспокойся, — отвечал старец, — если твоя жизнь действительно будет христианской, мир немедленно сам от тебя отречётся».

«О жизни»

Авва Иоанн говорил: «Не то, что мы едим, нас питает, но то, что мы перевариваем. Не то, что мы зарабатываем, нас обогащает, но то, что мы раздаём. Не та вера, которую мы исповедуем, нас освящает, но та, которую мы воплощаем в жизнь».

«О совершенстве»

Авва Серапион рассказывал братьям историю о том, как один старец из Нитрийской пустыни прибыл в рай и был весьма изумлён приготовлениями к пышной встрече.

— Я недостоин такого приёма, — сказал он святому Петру.

— По правде говоря, — отвечал святой Пётр, — этот приём не для тебя. Мы готовимся к встрече одного епископа.

— Понимаю, — сказал старец, — это вопрос иерархии…

— Это вопрос редкости! — возразил святой Пётр. — Монахов здесь тысячи, а вот епископы попадают чрезвычайно редко…

Я нередко привожу эту притчу в разных своих модернизациях, адаптациях, например: «Прибывает в рай после длительной психической болезни… Прибывает в рай после длительного психофармакологического, мучительного лечения… Прибывает в рай после длительного психоаналитического… психотерапев-тического… лечения больной… Св. Пётр отвечает: „К встрече одного… психотерапевта…“»

И со-ответственно состоянию или целям обследования, консультирования, коррекции, терапии задаю вопросы:

— За что Вы попадёте в рай?

— Каковы Ваши заслуги в жизни?

— Каковы Ваши заслуги в болезни?

— Была ли болезнь необходимостью, чтобы получить необходимый опыт, «очки» для попадания в рай?

— Как Вас там будут встречать?

— Сколько «редкостных» психотерапевтов там приходится на одного больного?

— Скольким знакомым по болезни психиатрам, психотерапевтам Вы написали бы рекомендацию в рай?

— За какие заслуги перед Вами лично, перед известными Вам другими больными?

— Какой их грех как ложка дёгтя в бочке мёда не позволил бы Вам подписать рекомендацию?

— Почему психотерапевт был так неэффективен, «грешен» с Вами?

— Чем Вы ему «помогали» «грешить»?

— Хотели бы Вы сами быть «епископом», психотерапевтом?

— Почему лучше быть простым монахом, чем епископом?

Надеюсь, нетрудно себе представить, как в разных состояниях самочувствия, отношения к своей болезни, к своим трудностям, к миру эти истории, а также возникающие с ними вопросы и ответы преображают разъединённость в соединённость, объединённость, единство, цельность, одухотворённость… Как пациент из объекта лечения становится субъектом, полноправным, цельным у-частником лечения, со-трудником. Участвует и телом, и душой, и духом, и своей временностью, и своей вечностью, личной историей, семейной историей, историей своего недоверия и своей веры. Как он примиряется. Умиряется. Оживляется.

2. Душевные истории охватывают, объединяют преимущественно внутренний мир человека, его душу, её связи с телом, с современностью. Поэтому они определённее, конкретнее, хотя могут выходить за пределы: широк человек.

При своей конкретности для многих людей, их душевных процессов они оказываются более реальными, действенными, личностными, чувствуемыми, ощущаемыми.

И пациенту, и терапевту легче применять эти истории к конкретным состояниям, личностям, процессам более целенаправленно.

Учитывая, что индивидуальных путей к вершине может быть очень много, соответственно и лечебных душевных историй желательно иметь больше.

Конечно, здесь я могу привести лишь некоторые из тех, которые используются наиболее часто.

Первая пусть будет из числа вечных и наиболее универсальных историй.

«О ценности, неповторимости личности»

Когда великий Антоний был на пороге смерти, он услыхал, как один из братьев сказал о нём:

— Он был столь же велик, как Моисей!

Тогда он приоткрыл один глаз и произнёс:

— Как ты далёк от истины, брат! Ведь Бог не спросит меня на том свете: «Почему ты не был, как Моисей?», но спросит: «Почему ты не был Антонием?»

Вторая история также испытана веками.

«О целебности души»

Авва Геразий соглашался один раз в год ходить в Антиохию на проповедь. Послушать его собиралось великое множество народа.

Один из братьев как-то спросил его:

— Отче, не искушает ли тебя суетная слава при виде такого множества народа вокруг тебя?

— Нет, брат, — отвечает Геразий, — я думаю, что если бы меня казнили, народа собралось бы ещё больше…

И более «современная», хотя и вечная история.

«О свете души»

Однажды домой к испанскому художнику Эль Греко приехал его друг. Был чудесный весенний день, но живописец сидел у себя в комнате с плотно задёрнутыми гардинами.

— Пойдем выйдем на солнечный свет, — предложил друг.

— Не сейчас, — ответил Эль Греко. — Солнце помешает сиянию, переполняющему меня изнутри.

И почти современная история.

«Душа и убеждение»

Однажды к Ганди пришла женщина и попросила, чтобы он убедил её не в меру полного сына перестать есть сахар.

— Мадам, — ответил он, — приходите через три недели.

Три недели спустя Ганди посмотрел на мальчика и сказал:

— Прекрати есть сахар.

Уходя, мать спросила Ганди, почему он не сказал этого три недели тому назад. Он ответил:

— Три недели тому назад я сам ещё ел сахар.

3. Психологические истории. Они сосредоточивают, объединяют, целят, побуждают преимущественно отдельные психические процессы: восприятие, чувства, влечения, воспоминания, мышление, внимание, волю, уверенность… но и их соответствие друг другу, соответствие личности, состояниям, событиям. Такие истории изменяют, преображают процессы, состояния, события, личности, отношения между процессами, личностью, личностями, их субъективностью и реальностью, мнением, мнимым и действительным, действенным…

У психологических историй имеется ряд преимуществ. Они могут применяться более точно, «точечно», уместно, очевидно, своевременно, соразмерно с этим конкретным душевным процессом, состоянием, событием, изменяя и преображая именно его. Но также у них имеется ряд недостатков. Самый главный из них для начинающего психотерапевта заключается в том, что в «психотерапевтической аптеке» таких историй надо иметь множество соответственно множеству душевных процессов, состояний, нарушений, направлениям воздействия, личностным особенностям пациента…

При том желательно, чтобы эти истории хотя бы в некоторой степени были освоены, пережиты самим психотерапевтом.

«Давать, дарить можно только своё». Для «владения» психологическими историями желательно прожить не только свою жизнь, но и много других жизней… «Надо много недель самому не есть сахара»…

В своей практике я применяю сотни таких историй. Уже не столько я их выбираю и применяю, сколько эти истории, анекдоты «выбирают» процессы, события, состояния, где они являются, являют и проявляют себя, наполняя собой, преображая безобразие в сообразие, своеобразие…

Если бы я сейчас писал не раздел в книге, а книгу «Целебных историй», то должен был бы привести здесь несколько сот целительных историй, систематизировать их, описать алгоритмы их употребления, сравнить их… Душевно рад, что мне не приходится этого делать. И, надеюсь, мои коллеги — тоже.

Надеюсь, что они, как и я когда-то, начнут вспоминать, собирать истории своих пациентов, свои собственные истории, пережитые, нажитые лично и совместно истории и анекдоты и оживлять ими свой труд, а потом и жизнь… Без оглядки на «верную», «проверенную», «авторитетную» систему, когда к одним ощущениям применяешь одни истории, к другим — другие, к этим чувствам — такие истории, к тем — другие… При таких событиях… При таких болезнях… При таких отношениях… При таких неудачах… При таких потребностях… Любимые истории душевнобольных… Любимые истории психиатров… Любимые истории психотерапевтов… Сумасшедшие истории… Истории с сумасшедшинкой…

Хотя соблазн, конечно, огромный…

Сдержу себя афоризмом: «Чем больше живёшь чужим умом, тем быстрее лишаешься своего»… Чем больше живёшь чужим опытом, тем труднее приобретаешь собственный…

Ограничусь несколькими наиболее любимыми историями из разных областей. Они любимые не только потому, что действенные, проверенные… Просто с ними живу долго и счастливо…