Развитие self и характерологические проблемы

Настоящий раздел посвящен тем характерологическим положениям, которые лежат в основе развития стабильного чувства отделенного собственного self. Будучи чрезвычайно разнообразными по экспрессии, нарушения в сфере self Для развития истинного self необходимо окружение, которое поожряет к выражению аутоэкспрессии в полном объеме, которое точно и эмпатически отражает экспрессию и в случае необходимости способствует ее оптимальной фрустрации. Все характерологические положения, которые мы будем здесь рассматривать, показывают общераспространенную этиологию социальных неудач в области вышеуказанных функций.

Симбиотическая, нарциссическая и мазохистская структура характера по своей сути является результатом такой личной истории, в которой ребенка использовали для реализации планов, намерений и потребностей своих опекунов. Поэтому, как следствие, возникает путаница в идентичности, главные черты которой, навязанные извне, сознательно воспринимаются, оставаясь в то же время нездоровыми, неестественными или неполными. Вместе с тем очень естественные формы выражения self, от которых личность отучивали, остаются недоразвитыми и разжигают внутренний конфликт. Травматическое сдерживание настоящей аутоэкспрессии вызывает блокировку развития, что в конечном итоге будет требовать распознавания и «досозревания».

СИМБИОТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Эта характерологическая проблема касается вопроса отделения от стереотипов интерперсональных отношений, окружающих человеческое существо с самых первых дней его жизни. Stern (1985), работы которого лучше всего известны благодаря систематизации концепции Mahler, включающей в себя ранние формы симбиоза в первые несколько месяцев жизни как универсальную иллюзию, пишет о годовалом ребенке: « […] большинство вещей, которые ребенок делает, ощущает и воспринимает, появляются в виде разного рода отношений [...] Ребенок время от времени включается в контакты с реальным внешним партнером и почти все время — с образами, созданными в воображении. Развитие требует постоянного, обычно тихого диалога двоих [...] Это субъективное чувство бытия с кем-то (интрапсихически и внешне) является однако всегда активным мыслительным актом творчества, а не пассивным страхом перед различением» (Stern, 1985, s. 118-119).

Все проведенные до сих пор исследования развития подтверждают чрезвычайную социальную впечатлительность маленьких детей, их прекрасные умения гармонизироваться с окружением и реагировать на социальные условия. Приблизительно к концу первого года жизни ребенок овладевает навыками стояния и ходьбы. Эта вторая способность дает ему возможность инициировать процесс сепарации и вовлечения в различного рода автономную активность в степени, намного превышающей все, что было до сих пор. Развитие речи, также наблюдающееся в этот период вводит очередную необыкновенно значимую индивидуальную функцию, делая возможным различение себя на симбиотическом уровне.

Mahler определила период между 10 и 15 месяцами жизни как фазу упражнения в процессе индивидуации и охарактеризовала ее как время, когда ребенок переживает роман с миром и со своими появляющимися умениями. Замечено, что именно в этот период ребенок отдаляется от своих родителей на большее расстояние со значительно меньшей боязнью, чем прежде, оставаясь при этом относительно устойчивым к падениям и другим возможным фрустрациям. Этот период назван фазой упражнения, так как ребенок начинает практиковать свои новые восхитительные способности, предоставляющие ему новые возможности ощущения мира. Теория характерологического развития, которую я здесь принимаю и развиваю, утверждает, что это особенно важный этап в получении автономии, прежде всего в пределах того, что связано с принятием решения автономного риска, инициативы, с самоопределением и самообъективностью в действии. Экспериментальные исследования развития показывают, что уже двенадцатимесячный ребенок старается отыскать у родителей сигналы, определяющие, являются ли его попытки исследования окружающей среды безопасными или нет (Emde, Sorce, 1983). Ранние и, как мне кажется, критические события, которые отбивают желание сепарации, инициативы и риска, появляются, когда родительские сигналы вращаются в области опасности. Так происходит обычно когда опекуны чувствуют угрозу от «упражнений» ребенка в его автономных функциях и от его ранних ощущений собственного self или же когда детские движения активно наказываются, поскольку их воспринимают как «непринятые» или неудобные. Такие переживания могут быть еще более сильными во время следующей фазы развития «нового сближения», приходящейся на период между 15 и 24 месяцами жизни. Исследования показывают исключительную важность для детей последствий их сепарации, чувствительности и зависимости от родителей. Другие исследования свидетельствуют о том, что в это же время наблюдается интенсивная имитация традиционных стереотипов социального поведения (Kuczynski, Lahn-Waxler, Radke-Yarrow, 1987).

Независимо от того, является ли переживаемая в этих условиях ребенком иллюзия симбиоза или слияния проявлением естественной тенденции к совершению этой ошибки, как хотела Mahler, или же возникает на базе его способности к конструированию действительности. Как считает Stern, детский опыт имеет характер интенсивной вовлеченности, почти слияния с другим человеком. Около двенадцатого месяца жизни однако появляется усиленная способность, объединенная с толкающим в новом направлении импульсом на какое-то время вырваться из этой симбиоти-ческой связи и стать самостоятельной личностью путем хождения, говорения, освоения окружения и т.д. Если этот импульс окажется заблокированным, ребенок научится, что должен ограничиваться в этих стремлениях и выработать компромиссное фальшивое self, посредством которого он сможет поддерживать контакт с родителями по принципу затянувшейся зависимости и увязания. Это приводит к возникновению такого рода фальшивого self, в котором — как во всех такого типа адаптациях — идентичность обнаруживается в контакте с другими за счет чувства идентификации, получаемого благодаря упражнениям в автономных функциях личности.

Levy и Bleeker (1975) выделили пять шагов характерологического развития для каждого из пяти классических типов характера, описанных Александром Лоуэном. Я воспроизвел их в книге «Характерологическое изменение. Чудо тяжелой работы» (Johnson, 1993c), осуществив мелкие модификации и добавив похожее, краткое описание, созданное на основе симбиотического характера. Этот последний я привожу и здесь, чтобы облегчить общее понимание происходящих процессов, а в особенности именно этой характерологической структуры. Эта схема (табл. 5) представляет собой краткое резюме того, что более подробно будет представляться во всей книге.

Это описание и этиологическая схема характера охватывает весь спектр структуры развития: от низкого уровня развития пациента borderline, переживающего крайние состояния слияния, паники, и прибегающего к отреагированию (acting-out) перед лицом опыта одиночества или растворения собственной личности, через симбиотический вид невроза характера, который сопровождается чрезвычайно сильным конфликтом и болезненным увязанием в преувеличенном чувстве ответственности и обязанностей по отношению к другим, и, наконец, до такого воплощения стиля характера, который в меньшей степени вовлечен во внутренний конфликт, но который испытывает сложности с нахождением и присвоением своей автономной идентичности и которое в чрезмерной степени определяет само себя посредством того, с кем находится, а не посредством того, кем само является. Даже в случае этого последнего типа личности, который функционирует в мире относительно хорошо, имеет место скорее ограниченное ощущение собственного self и собственной идентичности, что проявляется в отсутствии самостоятельно формулируемых выборов, предпочтений и способностей. Хотя здесь возможно достижение очень высокого уровня компетенции и очевидна экспрессия self, зачастую они являются не вполне усвоенными и интегрированными в общую концепцию self. Пользуясь более техническим языком — self скорее формируется посредством инкорпорации других людей, идеализации или идентификации с другими, а не через вполне развитый процесс интернализации. Чувство вины по поводу сепарации и выживания (Modell, 1956, 1971); Niederland, 1961; Weiss, Sampson 1986) являются часто очень полезными понятиями, используемыми в процессе освобождения симбиотического характера.

ТАБЛИЦА 5 ЭТИОЛОГИЯ СИМБИОТИЧЕСКОГО СЛУЧАЛ

Убеждение self:Я имею право на сепарацию и на бытие самим собой.

Негативный ответ среды:Уход, паника.

Органическая реакция:Паника.

Хроническая фрустрация, вызываемая средой, приводит к подавлению органической реакции.

Процесс самоотрицания:

Обратная предубежденность: Я не хочу отделяться. Паттерн мышечной конструкции: неподвижность, сдерживание дыхания, недоразвитое, несформировавшееся тело.

Процесс адаптации:

Компромисс эго: Я буду жить посредством других. Характерное поведение: Зависимость, самообвинения, страх перед сепарацией. Идеал эго: Я буду лоялен.

Иллюзия понимания: Я в безопасности до тех пор, пока смогу полагаться на тебя.

Иллюзия освобождения: Я окажусь безнадежно брошенным.

К самым общеизвестным положениям, затрагиваемым в психотерапии симбиотического характера относится позволение экспрессии естественной агрессии, являющейся центральным моментом в процессе сепарации, впрочем так же как и враждебности, питаемой личностью по причине заблокированности во многих сферах аутоэкспрессии. Наряду с этим терапия должна заниматься естественным страхом, рождающимся в тот момент, когда личность начинает отделяться от отношений и идентификаций, созданных по принципу слияния.

ТАБЛИЦА 6. СИМБИОТИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР.

Этиология: Родители блокируют самоидентичность, способность идти на риск и способность самоконтроля, проявляя собственные реакции страха, ухода, угрозы и наказание за те поступки, которые служат созданию дистанции, определению различий, демонстрации агрессии и выработке самостоятельно выбранной идентичности. Одновременно преувеличенное значение приписывается слиянию, эмпа-тии, идентичности и зависимости от родителей. Это приводит к развитию адаптированного, аккомодационного, детерминированного другими self, возникающего в результате чрезмерного применения инкорпоративной интроекции и некритичной идентификации. Формирование идентичности, основанное на более зрелом процессе изменения путем ассимиляции и аккомодации находит минимальное применение.

Симптоматика:Недоразвитость в области стабильного чувства идентичности, концепции собственного self и поступков, определяющих неповторимое self. Идентичость, находимая в отношениях с близкими людьми, с которыми личность сливается в своем опыте. Такое отсутствие четко определенных границ может приводить к замешательству в вопросе ответственности, к исключительной чувствительности к инвазии чувств и мыслей, навязываемых значимыми особами и, в случае функционирования на уровне borderline, к фактическим состояниям слияния. Склонность подчиняться доминированию других людей может вызвать страх перед утратой автономии и полным растворением собственной личности, что объясняется соблюдением жесткой дистанции. В свою очередь эти маневры рождают страх быть отвергнутым и лишающую идентичности изоляцию. Много других различных симптомов служат для обеспечения естественных реакций слияния или же выражению сопротивления против него, или же чаще всего, одному и второму. Нередким событием являются защитные функции, появляющиеся, как страховка от психологических травм семьи, продолжающимися в течение долгих поколений. Часто имеет место чувство вины по причине сепарации, а также подавляемая агрессия.

Когнитивный стиль:Стирание границ способствует слабой ориентации в действительности при распознавании того, кто за что отвечает. В случае слабо функционирующих личностей (напр. borderline), это приводит к излишнему перекладыванию ответственности и вины на внешние факторы. На более высоком уровне личностного функционирования это вызывает чрезмерную ответственность за других, порождающую когнитивные ошибки и чувство вины. Личность этого типа часто имеет сложности с распознаванием собственных предпочтений и отвращений, убеждений, мнений и т.п. За исключением самого низкого уровня структурного развития, эта агрессия вытесняется и проецируется, что делает невозможным ее использование.

Формы защиты:слияние, уход, проекция, идентичность, оказание давления, манипулирование, поиски внешних причин, чувство чрезмерной ответственности, обращение против собственного self, проективная идентификация, расщепление.

Сценарные решения и патогенные убеждения:Я ничего без тебя. Ты контролируешь меня или же я целиком в тебе растворяюсь. Я благодарен тебе за себя самого. Я отвечаю за тебя и/или ты отвечаешь за меня. Я не могу быть счастлив, если ты не будешь счастлив. Я не могу терпимо относиться к различиям между нами. Я также не могу принять и понять излишней близости. Мое счастье, успех, переживание будет ранить тебя или же будет отложено за счет тебя. Твое отделение, успех или счастье, которые не включают меня, будет меня ранить или же будет невозможно из-за меня. Я не смогу жить без тебя».

Репрезентация self:Зависимая от связей с другими, но в то же время неясная, снабженная в разной степени размытыми, лишенными границ чертами. Основанная в чрезмерной степени на инкорпоративной интроекции и идентификации. Независимое self вытеснено и расщеплено.

Репрезентации объекта и отношения с объектом:Другие воспринимаются как объекты исключительно важные с одновременным стиранием различий между ними и self. Часто они воспринимаются, как порабощающие или оставляющие (расщепление). Особенно на самом низком уровне структурного развития такие люди воспринимаются другими, словно пользующиеся давлением и манипуляцией.

Характеристика чувств:На самом низшем уровне структурного развития эмоциональная нестабильность проявляется в чувствах паники или бешенства по поводу брошен-ности или растворения собственной личности. На более высоком уровне, как правило, имеет место чувство вины, связанное с повышенной ответственностью за других. Страх может вызывать все, что может привести к сепарации (напр расхождение во мнениях, успех, свобода от симптомов и т. д ).

Самым распространенным предметом интерпретации в случае такой структуры характера, служит много сложных способов, с помощью которых человек страхует себя от лежащих глубже подлинных отношений, со всеми их ограничениями. Чувства, поступки, мышление и симптомы, проявляемые такими людьми, зачастую лучше, яснее понимаются через их страхующие функции. Повсеместно также выступают невротические компромиссы, допускающие какую-то экспрессию автономии, одновременно ее отрицая и вытесняя.

Успех терапии симбиотического характера основывается на разрыве ограничивающих связей, делающих зависимой от других саму личность и ее чувство идентичности. Можно также использовать не покидающее ее чувство агрессии и враждебности в форме перенесения, как и в случае с лучше функционирующими личностями, предлагая выразить эти чувства и перерабатывать используемые для их вытеснения механизмы самоотрицания. Успех терапии будет также зависеть от «развенчивания» механизмов вытеснения, используемых в отношении ко всему, что выработано на основе настоящего, автономного чувства self. В конце концов, в такой период настоящее self должно постоянно находить себе подходящую экспрессию и получать соответственную поддержку, также должен наступить соответствующий процесс построения, и в такой степени, в каком не наступила еще необходимая интерна-лизация связанных с этим умений, таких как самоуспокоение, установление соответствующих границ и т.п.; необходимо привлечение к инициативе и поддержка. Преимущественно на самом низком уровне развития эго будет необходим более длительный процесс терапии, сосредоточенный на развитии self. На высшем уровне развития будут существовать разнообразные области истинного self, требующие фактического достижения истинной идентичности, высвобождения того, что неосознанно, отрицанию чрезмерных обязанностей и ответственности за других, и, наконец, развенчания невротических компромиссов, которые одновременно позволяют выражать отречение от истинного self.

НАРЦИССИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Нарциссизм — проблема, связанная с чувством собственной ценности (сравни табл. 7). Теория характерологического развития гласит, что такого типа структура характера — подобно характеру симбиотическому — есть следствие несоответствующей фрустрации аутоэкспрессии. Однако здесь фрустрации несколько более сложны и разнообразны. Ведь не сам факт сепарации вызывает неподходящую и негативную реакцию опекунов. Это скорее вопрос о том, что многие формы детского самовыражения «слишком велики» для других людей либо «слишком малы» для них. Реконструкция нарциссического случая часто приводит к выявлению факта, что такого человека в прошлом многократно унижали и «нарциссически травмировали» в его попытках выражения амбициозной аутоэкспрессии. Либо его идеализировали родители и ждали, что он придаст своим родителям значительно большую значимость, возбуждение и поощрение, чем это было для него возможно, либо случалось и то, и другое. Бывает также, и довольно часто, что один из родителей идеализировал его, и вызванная им нарциссическая травма возникала по причине неспособности ребенка жить в соответствии с этими завышенными ожиданиями. В то же время другой родитель мог чувствовать угрозу по причине реальной значимости ребенка и исключительного сосредоточения на нем внимания своего партнера. Будучи не в состоянии с этим справиться, он мог принижать и стыдить ребенка, нарциссически травмируя его более непосредственно.

Все нарциссические личности живут под постоянным гнетом неразрешенного напряжения между самовозвеличиванием и ощущением собственной никчемности. Настоящая экспрессия их реального величия и ограничений не признается и не вознаграждается надлежащим образом, и также не встречает оптимальной фрустрации. Она вызывает скорее разочарование, унижение или в лучшем случае игнорируется. Блокировка со стороны общества тогда, как впрочем в каждой такой ситуации, дополнительно усиливается самой личностью, которая навязывает ограничения той части самой себя, которая не встретила подтверждения, а развивает ту, которая была высоко оценена. Этот процесс конституирует то, что Winnicott определяет как «фальшивое self», которое в нар-циссическом случае гораздо более фальшиво и ненатурально, как для других, так и для самого человека, чем в других структурах характера. Тем не менее фальшивое self представляет для личности единственный источник чувства собственного достоинства и поэтому оно принципиально страхуется за счет исключительной впечатлительности. Личность не верит в себя, поскольку ее настоящее self не было оценено (если вообще не было унижено) и с легкостью проецирует или распознает проявления неприязни в окружении — она исключительно чувствительна к самым легким сигналам неприятия или же к мельчайшему поражению. Хорошо защищенная нарциссическая личность самовозвеличивается и восхищается сама собой, играет роль, чтобы получить необыкновенную похвалу, манипулирует, проталкивает и расталкивает других на лестнице, ведущей к величественному, фальшивому self и, кажется, верит в собственную величественность. Каждый становится частью публики, которой манипулирует с целью достижения желаемого эффекта, но нежелательные фрустрации жизни будут вызывать совершенно противоположные переживания собственного ничтожества, самоунижения и самоторможения активности. Это вновь вызовет защиту преувеличенного фальшивого self, которое как правило будет еще более отчаянным и иногда более нереалистичной версией компенсации, существовавшей до появления угрозы. Между теоретиками концепций развития продолжается спор относительно того, к какому времени относятся первые ростки этой проблемы и в какой момент развития она может быть закреплена. Ввиду многих причин этот вопрос все же не представляет большого значения. В сущности мы имеем здесь дело скорее с процессом, а не с точкой, в которой наступает разрешение. Однако многие факты свидетельствуют о том, что этот процесс может происходить действительно рано. А именно в рамках выделенной Mahler фазы упражнений (между 10 и 15 месяцем жизни) можно впервые наблюдать множество проявлений аутоэкспрессии, а ребенок к этому времени уже наверняка овладел навыком различения и участия в гармоничной интеракции. Были проведены тщательные наблюдения, чтобы как можно лучше понять ребенка и его новые возможности в этот момент развития. Современные исследования, посвященные детям, показывают, что они обретают самосознание примерно к 18 месяцу жизни, что позволяет предположить, что в это время появляются, по крайней мере, в зачаточной форме, способности создавать какую-то концепцию самого себя (Stern, 1985). Между первым и вторым годом жизни дети также демонстрируют реакции, которые можно рассматривать в связи с их чувством собственной ценности (Gopnik, Meltzoff, 1984; Kagan, 1981). Даже в этом «позднем возрасте» они наверняка основывают конструкцию собственной значимости на более ранних, а также на имеющих место в данный момент переживаниях. В зависимости от того, насколько глубоко эти события в нарциссиче-ском смысле травмировали, может появиться проблема собственной ценности. Kohut (1971, 1977, 1978), наверное больше, чем кто-либо другой из теоретиков, был решительным сторонником представления как амбиции, так и идеализации в виде врожденных переменных — амбиции, требующей соответствующего отражения, и идеализации, требующей от других людей способности к идеализации для достижения оптимального развития. По его мнению, именно неправильная трактовка этих потребностей приводит к тому, что личность не переживает оптимальной фрустрации, конечным результатом чего является формирование нарциссического характера.

На самом низшем уровне континуума развития эго имеют место те явные случаи нарциссизма, которые даже профан сможет распознать после нескольких минут разговора. У таких людей проявляются склонности к предъявлению претензий, самовозвеличиванию, манипулированию, девальвации (обесцениванию) и «овеществлению» других — повсеместно рассматриваемые как нарциссические. Некоторые из них могут быть кроме этого относительно благополучно устроены в жизни, поскольку способны в значительной степени мобилизовать агрессивную аутоэкспрессию и, особенно если при этом обладают умом и способностями, могут достичь в разных областях порядочных успехов. Однако в интерперсональном плане они терпят поражение и, если их предаст фальшивое self, они срываются, переживая болезненные чувства пустоты и фрагментации и становясь зачастую действительно опасными для себя и для других.

В нарциссическом неврозе характера эти специфические черты и проблемы значительно менее очевидны, но личность остается в состоянии конфликта с собой в вопросе чувства собственной ценности. Обычно здесь имеют место значительно более быстрые колебания между состояниями, которые во второй книге этой серии «Гуманизация нарциссического стиля» (Johnson, 1993) я назвал симптоматическим self и фальшивым self. Личность на этом уровне структурного развития принципиально значительно менее прозрачна в своей экспрессии черт величественного, фальшивого self, таких как предъявление претензий, омнипотенция или нарциссическое использование или унижение других. Ее чувство собственного достоинства однако очень хрупко и чаще всего основано на перфекционизме и крайне зависимо от достижений. Она имеет также сознание настоящего self, потребность выражать его, радоваться ему и желание, чтобы его хорошо воспринимали. Нар-циссический невротик будет размышлять: «Почему я не могу расслабиться; почему не могу принять самого себя; почему я не способен радоваться многим вещам; почему, собственно, я всегда должен быть на первом месте; почему я откладываю важные задачи на последний момент, а потом реализую их с сумасшедшей нервотрепкой и т.д.». Война с self создает невротические симптомы, составляющими которых являются, как правило, страх, депрессия, нескончаемые рассуждения относительно собственной ценности, физические симптомы, откладывание реализации задач на потом и чувство безнадежности.

На уровне нарциссического стиля характера выступает менее болезненная, менее серьезная история нарциссическои травмы и одновременно более эффективная защита, особенно если человек наделен способностями. Однако по-прежнему появляются нити нарциссических проблем всех вышеупомянутых типов, включая преувеличенную увлеченность публичной личностью или публичное self, которое скрывает, часто очень успешно, всякие аспекты истинного self, которые могут привести к представлению себя в худшем свете. Человек чувствует, может быть осознанно, может быть — нет, что если бы «они» знали о нем все, то не восхищались бы и не любили бы его так, как сейчас. Выражаясь кратко, в них есть что-то, что плохо, чего-то слишком много или слишком мало, и это должно быть скрыто. Хотя на этом уровне проявляется значительно меньше симптомов, мы по-прежнему можем заметить достаточное их количество. Еще чаще случается, что семья и близкие люди ощущают, что что-то теряют в контактах с такими людьми, в контактах, которые не совсем настоящие или неестественные. Человек на таком уровне «слишком хорош, чтобы быть настоящим», и фактически, так оно и есть.

Подобно случаю с симбиотической личностью, лечение нарциссическои личности основывается на различении и развитии истинного self при одновременном решении проблем травм, заблокированного развития, патогенных убеждений и вытесненных аспектов self. Эти вытесненные элементы, как правило, охватывают менее приятные, нарциссические черты, такие как предъявление претензий, самовозвеличивание и овеществление других людей. Именно травмированное и недоразвитое истинное self нарциссическои личности требует поддержки в ходе психотерапии, поэтому Kohut был полностью прав, делая большой акцент на необходимости исключительной эмпатии в лечении таких людей. Конечно, эмпатия необходима здесь также по причине исключительной чувствительности, скрываемой путем мобилизации фальшивого self. Когда нарциссическая личность видит, что ее действительно понимают (воспринимают, слушают, признают), она чувствует себя в достаточной безопасности для того, чтобы открывать себя и чтобы вновь пережить то, что стало болезненной травмой для ее настоящей и часто молодой и впечатлительной души. Тогда она может воспринять необходимые терапевтические изменения и начать использовать других для раскрытия и развития истинного self, а не для поддержки и возвеличивания фальшивого self.

Что касается нарциссического случая borderline, процесс лечения будет более длительным, будет требовать большего числа встреч, большей поддержки, больше «сопротивляющегося удовлетворения» (Kohut) как возвеличенного self, так и потребности идеализации терапевта и других людей. Эта терапия должна будет в большей степени посвящена реальному развитию подлинного self, чем простой работе над его раскрытием и усвоением.

На высшем уровне развития эго, где больше способностей фальшивого self оказалось уже прекрасно разработанными, но не воспринимаемыми, как по-настоящему своих, как источник настоящего наслаждения и настоящий дар для других, задача терапевта более проста, поскольку заключается скорее на изменении ориентации, а не на воссоздании процесса развития.

На среднем, невротическом этапе развития этой структуры характера делается относительно больший акцент на помощь человеку в переживании радости от тренировки автономных функций, которые вполне заслуживают признания и которые могут переживаться и доставлять радость без невротической усложненности, порождающей хорошо известную им боль. В определенном смысле успех терапии нарциссической личности основан на призвании здорового и естественного нарциссизма, который является врожденным правом каждого человеческого существа — на его тренировке, радости от него и на его освобождении. Быть человеком — означает одновременно быть каким-то образом чувствительным, ограниченным, нуждающимся, зависимым, слабым и даже иногда глупым. Мы все нуждаемся в принятии этой части человечности в нас самих и в других. Мы также жаждем быть любимыми и любить самих себя, когда это чувствуем. Там где нормальный нарциссизм сдерживается, там также появляется направленное на self постоянство объекта, в котором self является любимым во всей своей красоте и во всей незначительности.

ТАБЛИЦА 7. НАРЦИССИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР.

Этиология:Родители нарциссически катектируя ребенка, не допускают правомерного детского катексиса родителей. Ребенка используют для отражения, поднятия собственной ценности, исполнения амбиций и идеалов родителей. Его реальная человеческая значимость и впечатлительность не находит поддержки. Родители скорее хотят, чтобы ребенок был чем-то большим, чем он есть и идеализируют его, или чем-то меньшим, и тогда унижают его, или же и то и другое. Это вызывает глубокую травму в переживании собственного self и впоследствии нарушения в сфере чувства собственного достоинства. Естественная система обратной связи и коррекции, отвечающая за сохранение равновесия между амбициями, идеалами и возможностями, не может достигнуть уровня полной зрелости. Таким образом, амбиции и идеалы остаются завышенными, а одновременно коррекционная негативная обратная связь, касающаяся фактических возможностей, должна быть решительно вытеснена.

Симптоматика:Личность подпитывает завышенное фальшивое self, характеризующееся всемогуществом (ом-нипотенцией), гордыней, сосредоточенностью на себе, претензиями к окружающим, перфекционизмом и чрезмерной зависимостью чувства собственного достоинства от достижений, а также манипуляцией и девальвацией по отношению к другим. Как только компенсаторное фальшивое self нарушается, личность проявляет большую чувствительность к пристыжению и унижению, чувству собственного ничтожества трудности с предприятием действий и застой в работе. Этой, обусловленной низким чувством собственного достоинства депрессии, сопутствуют дополнительно: ипохондрия, психосоматические нарушения, страх и одиночество. Еще более глубокий кризис истинного self включает: глубоко переживаемую слабость и фрагментацию self, ощущение пустоты, опустошенности и панику перед лицом реальности заблокированного развития; длительно подавляемые настоящие чувства, связанные с нарциссической травмой.

Когнитивный стиль и формы защиты:В превознесенном состоянии фальшивого self нарциссическая личность демонстрирует познавательные ошибки, которые поддерживают самовозвеличивание: перенос ответственности на других, отрицание своего негативного участия, непринятие своих негативных черт, преуменьшение значения позитивного участия со стороны других, нереалистичная идентификация с идеализируемыми особами и т.п. В состоянии симптоматического, нарушенного self появляется перенасыщенность симптомами, навязчивые, защитные попытки разрешить вопросы, связанные с чувством собственного достоинства, физические симптомы, откладывание занятий на потом и концентрация на других делах, которые помогают не дать права голоса желаниям и чувствам лежащего глубже истинного self. Расщепление дает возможность сохранять эти два состояния в сепарации, не интегрированными. Ощущая свое подлинное self, нарциссическая личность всегда переживает по меньшей мере частичную дезориентацию, чувствительность, а также неприятные, но живые эмоции. В такие моменты у нее может складываться впечатление, что она теряет голову, но если реально на это взглянуть, то именно тогда она начинает находить сама себя.

Сценарные решения и патогенные убеждения.«Я должен быть всемогущим, совершенным, исключительным. Я должен знать все, ничему не учась, достигать всего без труда, быть могущественным и всех восхищать. Я не должен совершать ошибок, в противном случае я не буду представлять никакой ценности, я буду ничем. Я должен быть хорошим, иначе я —- ничто. Если я буду чувствительным, то меня будут использовать, унижать или стыдить. Я не могу допустить, чтобы кто-то мог значить для меня слишком много. Все, что я имею, включая друзей и семью, должно отражать и подтверждать мою разборчивость и исключительность. Меня никто больше не унизит. Другие меня превосходят. Другие — ничто по сравнению со мной».

Репрезентация self:Расщепление между самовозвеличиванием и ощущением собственной ничтожности, так как описано выше.

Репрезентации объекта и отношения с объектом:Репрезентации объекта лучше всего понять, если воспользоваться предложенной Кохутом концепцией четырех основных видов нарциссических перенесений: 1) слияние — когда личность испытывает чувство безопасности и собственной ценности через слияние с другими. В этом случае она свободно использует других без различения фактических границ между ними и собственным self; 2) близнячество — когда личность испытывает усиленное чувство идентичности и собственной ценности, усматривая преувеличенное сходство между собой и другими; 3) отражение — когда личность относится к другой особе, признавая исключительно те ее функции, которые способствуют укреплению ее (нарциссической личности) чувства собственной ценности, а также как распознающего, понимающего и награждающего «частичного объекта»; 4) идеализация — когда другие закрепляют целостность self личности и ее ценность, будучи совершенными в одной или многих областях и становясь предметом соперничества. Идеализация может также служить основой для создания образа совершенного объекта слияния, близнячества или отражения. Другие чаще всего ощущают себя используемыми нарциссическими личностями, но если они эффективны в своем фальшивом self, то притягивают других своим шармом и талантами Сущность желаемого процесса созревания нарциссических отношений состоит в использовании других для поиска своего истинного self, а не для закрепления фальшивого self.

Характеристика чувств:Нарциссизм заметен ввиду искусственности его чувств, неспособности проявить чувства к другим и чрезвычайную подверженность реакциям уязвленной гордыни. На низком уровне развития эго распространено появление отреагирования (acting-out) и нарушения в контролировании импульсов. На более высшем уровне имеет место значительная нетерпимость к большинству чувств, хотя высокий уровень реактивности чувств удерживается под контролем. Часто также имеет место опыт скрытное переживание стыда и унижений.

ПРОБЛЕМА МАЗОХИЗМА

Явление мазохизма связано с проблемой контроля (табл. 8). По убеждению Lowen (1958), эту структуру характера можно понять, если представить, как ведет себя животное, например собака или кот, если начать принуждать его к таким естественным жизненным процессам как прием и удаление пищи. Вмешательство в естественные органические реакции наверняка вызовет сильный агрессивный ответ даже у хорошо прирученного животного, и если такое крайне жесткое вмешательство будет продолжаться дольше, а агрессивный ответ будет по ходу исключаться, то можно себе представить глубоко патологические последствия такого поведения для животного. Такова же причина и человеческого мазохизма, история которого зачастую оказывается последовательностью жестоких вмешательств, контроля и унизительного подчинения воли личности.

Lowen (1958) приводит следующие воспоминания одного из своих мазохистских клиентов: «Когда я мысленно возвращаюсь к своему детству, в моих мыслях появляется не то, что я ел много, а то, что я не ел досыта... Я помню, мне было тогда 3 или 4 года, я бегаю вокруг кухонного стола, за мной — мать с ложкой чего-то, что я не хотел есть, в одной руке и с ремнем в другой, угрожая, что поколотит меня, что впрочем часто и делала... Самым худшим из того, что она делала, было то, что она угрожала бросить меня или что выйдет на крышу, прыгнет и разобьется, если я не закончу обед. Действительно, она иногда выходила из комнаты в холл и тогда я заходился на полу в истерике».

В связи с трудностями с опорожнением тот же клиент вспоминает: «Моя мать под страхом болезненных ударов заставляла меня сидеть на унитазе час или два и «что-нибудь сделать», но я попросту не мог». Он также припоминал, что когда в возрасте двух лет у него случился запор, мать раздражала ему задний проход, засовывая в него палец. В семилетнем возрасте ему часто делали клизму или заставляли глотать прочищающие пилюли с кошмарным вкусом (Lowen, 1958, s. 196-197). Врожденная личностная потребность или предрасположение осуществлять частичный контроль над физиологическими функциями кажется очевидной, такая же природа и у реакции на переживаемую в этой сфере чрезмерную фрустрацию. По мнению Лоуэна, Райха и современных аналитиков, мазохистский характер формируется как результат такого рода жестких вмешательств и контроля, которые очень естественно выражаются в родительских попытках социализации ребенка. Основной процесс принятия и выведения пищи — не единственная исключительная область такой социализации. В таких серьезных случаях, как представленный выше, мы можем подтвердить, что родительская склонность к вмешательству проявлялась уже очень рано и продолжалась в течение всего периода детства и последующего периода. Часто решающим для понимания мазохистского случая является момент, когда ребенок капитулирует — момент, в котором воля оказывается сломленной. Именно когда самоотрицание выражается в самостоятельной блокировке органических реакций, она и оказывается навязана во всей полноте. Факт, что многие аналитики характера выявляют такого рода воспоминания интенсивных стычек между родителями и ребенком перед наступлением окончательной капитуляции, связан, как мне кажется, с тем, что формирование такого рода структуры часто приходится на второй год жизни или даже позже.

Клиническая картина, вырисовывающаяся в связи с этой структурой с целью ее подытоживания и выяснения, представляется часто непрерывно страдающими, самоунижающимися, саморазрушающимися и часто занимающимися самобичеванием личностями, которые словно бы жаждут страдания и своим страданием мучают других. У этих несчастных людей имеется сильная тенденция к жалобам, постоянное отсутствие радости и некий род хронического паралича в поведении и позе, названный Райхом «мазохистской трясиной». Эта безнадежная неподвижность крайне фрустрирующа для любого, кто пытается им помочь. Другие люди в контактах с этими лишенными надежды и беспомощными людьми обычно в конце концов терпят поражение и открывают скрываемую ими пассивную агрессию.

Это выглядит так, словно мощная злость, вызванная вмешательством (вторжением), оказывается обращенной против собственного self, приводя к блокировке аутоэкспрессии. У личностей этого типа имеет место, что также немаловажно помнить, отсутствие доверия к другим, выражающееся в чувстве безнадежности в отношении себя и, по тем же причинам, в отношении мира. С этим связана многократно зарегистрированная негативная терапевтическая реакция, основанная на том, что любое исправление зачастую быстро нивелируется последующим срывом. Такое возвращение к страданию можно воспринимать как проявление глубоко укорененного недоверия и оправдания для нее, как и полное жалости обращение против помогающего, который по причине своей доминирующей позиции ассоциируется с образом травмирующих родителей.

Жизнь мазохистской личности крайне ограничена вынужденной негативностью. Разрыв этих связей, обращение к другим людям за реальной помощью, принятие ее и даже радость от нее. серьезно угрожают структуре, подпитывающейся мощным напластованием конфликтной энергии. Открытость к доверию и надежде также вызывает опасность быть обманутым, униженным и вновь подчиненным. Отсюда громадное сопротивление, усиливающееся дополнительно личностной привязанностью к self и «плохому объекту», которые сформировались под прессингом всей этой боли. Поэтому мазохистский клиент регулярно возвращается к своей сумасшедшей позиции угнетающего страдания, в которой претензии и самоунижение обращаются против всякого, кто мог бы помочь или предложить поддержку в попытках вырваться из ада этой особой «замкнутой системы внутренней действительности» (Fairbairn, 1958, s. 381).

Именно в таких ситуациях другие чаще всего чувствуют, что мазохист носит в себе травму или жалость, лежащую не слишком глубоко от поверхности его уступчивой и дружелюбной натуры. Считается, что паттерн, представляемый в терапии негативной терапевтической реакцией, служит провоцированию реакций мщения и враждебности других людей, которые могут оправдать недоверие, и если реакция эта достаточно сильна, высвобождению находящейся под контролем экспрессии агрессии и враждебности мазохистской особы. Подобным образом происходит и с физическим насилием в контексте сексуальной игры — это не они сами являются желанными, а интенсификация физической нагрузки, которая провоцирует к сексуальному высвобождению, являющемуся именно источником удовлетворения. Именно освобождение есть то, чего мазохистская особа больше всего жаждет — высвобождение не только подавляемой враждебности, но и чрезмерно контролируемых импульсов любви и нежности. В то же время это высвобождение раскрывает мазохистскую структуру со всей ее апатией и безнадежностью. Преобразование и постепенное понимание этого паттерна представляет собой главную задачу в лечении мазохистской личности. Наслаждение есть грех, доверие будет использовано, надежда приводит к разочарованию. Если ты ожидаешь самого плохого, то не будешь разочарован, или, хуже того, обманут.

Может казаться, что этого типа структура характера может в настоящее время быть менее заметной, чем когда-то, наверняка так и есть на западе Соединенных Штатов. Этот род постоянно вмешивающегося, доминирующего и наказывающего родительст-ва был наверняка более типичен для предыдущих поколений, где тренинг чистоты имел большее значение, женщины располагали значительно меньшим количеством форм аутоэкспрессии и т.д. Правда люди, работающие с женщинами, некоторых били и жертвами сексуального насилия по-прежнему подтверждают присутствие многих черт такого типа, но есть основания к тому, чтобы верить, что мазохистская структура в своей наиболее очевидной и серьезной форме исчезает в общей популяции.

Как бы мы ни оценивали принципиальность вышеприведенных рассуждений, могу с уверенностью утверждать, что я встретил относительно мало случаев основательной, серьезной мазохистской патологии. Это были скорее случаи, в центре которых стояла симбиотическая проблема, но в которых адаптивная идентификация являлась копированием более мазохистской приспособленности родителей — обычно матери. Мне кажется, что понимание мазохистской проблемы важно не только лишь для того, специфического случая, но также и для лечения многих симбиоти-ческих личностей, так как именно при такого рода родителях явление чувства вины по поводу сепарации и переживания могут быть явно заметны. Очень трудно радоваться жизни, если размножать мазохистскую матрицу родителей. Хотя у родителя может складываться впечатление, что он не допускает по отношению к ребенку того же самого перегиба, какой выпал на его долю, мазохистское самобичевание остается также пыткой для других — особенно для ребенка, который склонен брать на себя ответственность за страдания родителей. Поэтому очень важно, чтобы в ходе диагностики осуществить разграничение между процессом характерологического приспособления, которое принципиально сим-биотично по своей природе, и реальным мазохистским нарушением, которое как правило имеет серьезную инвазивную этиологию.

Терапия мазохистского клиента, которая призвана увенчаться успехом, жестко требует от терапевта, чтобы он не дал себя безвозвратно поймать в сеть повторяющихся поражений и сопровождающей их апатии, которая обычно провоцирует на какую-либо форму мести. Терапевт, который проявляет глубокое понимание мазохистской проблемы и готов к такому повороту событий, будет значительно меньше подвержен тому, чтобы воспринимать такого рода опыт лично и реагировать каким-то типичным образом. Такой же аналитический подход будет, ясное дело, в равной степени полезен пациенту. Обе стороны могут получить значительную поддержку благодаря рассмотрению прошлых событий, в которых при подобных обстоятельствах помогающий человек был побежден. Исторический и текущий анализы будут особенно полезны там, где позволят вытянуть на поверхность глубоко укоренившуюся мазохистскую враждебность и отсутствие доверия к помогающему. Как подчеркнул Fairbairn (1974), кажется, именно к этой категории клиентов, которые представляют наилучший пример «негативной терапевтической реакции» и которые привели Фрейда к созданию гипотезы «инстинкта смерти», легче всего приспособить теорию интернализованного и неосознаваемого плохого объекта.

В таких случаях терапевт должен содействовать высвобождению внутренних негативных сил и одновременно интерпретировать их как естественные последствия предыдущего унижения и удушения здоровых стремлений личности. В то же время терапевт должен предложить настоящие и хорошие отношения, которыми можно будет заместить замкнутую внутреннюю реальность клиента, отравляющую все его интеракции с другими людьми. Цитируя Фэйрбэрна (1974, s. 74): «появление хорошего объекта — незаменимый фактор, приглашающий к разложению интернализованного плохого объекта и [...] значение ситуации перенесения частично следует из этого факта».

Терапевтические попытки контакта с мазохистской личностью (Weisse, Sampson, 1986) могут быть трудны, поскольку они одновременно убеждают рассматривать клиента как плохого, безнадежного, менее стоящего и заслуживающего мести. Терапевт вскоре убедится, что прохождение через эти попытки, а их может быть много, будет в значительной степени облегчено благодаря пониманию внутренних структур объекта и self мазохистской личности, а также, последовательному и направленному на поддержку отказу от участия в них.

ТАБЛИЦА 8. МАЗОХИСТСКИЙ ХАРАКТЕР

Этиология:Ориентированные на контроль и доминирование родители нарушают и переходят границы личности Такие переживания чужого доминирования, которые часто касаются принятия пищи и выделения, в конце концов увенчиваются его самостоятельным подавлением своих агрессивных, враждебных и мстительных импульсов. Для поддержания контакта и получения необходимой поддержки человек обычно развивает в себе конформистскую и услужливую личность, которая однако часто может содержать элементы пассивной агрессивности, остающейся за пределами контроля сознания.

Симптоматика: Нескончаемые страдания, самоистязание и саморазрушительное поведение, часто производящее впечатление «потребности страдания». Часто возникает хроническая обезволивающая депрессия, которая получила название мазохистской трясины. Подавление самоэкспрессии сопровождается чувством безнадежности, отсутствием доверия и пассивно-агрессивным поведением. В ходе терапии сопротивление пассивной природы и негативные терапевтические реакции чаще встречаются и они более явны, чем при других структурах характера. Остатки насущной жизненной энергии мазохистской особы, кажется, существуют только в ее жалости, одновременно четко сдерживаемой. Часты также всякого рода трудности в интерперсональных контактах, приводимые в других пунктах этих выводов.

Когнитивный стиль:Мышление медленное, тяжелое, лишенное воображения. Хроническая, легкая депрессия, притупляющая остроту познавательных функций. Ожидание самого худшего и отсутствие веры в позитивные события в жизни.

Формы защиты:Вытеснение, проекция, отрицание (особенно агрессии и враждебности), идентификация с агрессором, соответствующее формирование реакций и хроническое сдерживание не принимаемых и вызывающих недоверие импульсов, часто видимое в напряжении мускулатуры.

Сценарные решения и патогенные убеждения:«Я подчиняюсь. Я буду хорошим. Я никогда не признаю моего поражения. Я тебе еще покажу. Я могу наказать тебя уходом. Неудовлетворенность будет ранить тебя больше, чем меня».

Репрезентации self:Личность испытывает ощущение, как будто ее заставили служить другим и она старается жить в соответствии с этой обязанностью. Мазохистский клиент обычно осознает свой недостаток спонтанности, трудности с высвобождением агрессивных движений и свой относительно пресный, неинтересный стиль жизни. Он предпочел бы больше приключений, свободы и т.п., но не направляет свою энергию на достижение этих целей или убеждает, что просто не знает, как это сделать. Часто же воспринимает свою способность выдерживать боль и отсутствие удовлетворения как черту, достойную восхищения.

Репрезентации объекта и отношения с объектом:Мазохистская личность ищет контакта с другими через служение им и выражение своих жалоб. Это служение однако отравлено «мученичеством», отсутствием радости, провоцированием чувства вины и нытьем, которое, правда, привлекает внимание и провоцирует советы, но никогда не кончается. «Почему ты не... ну да, но ..» это типичная мазохистская игра. Через эти действия и другие пассивно-агрессивные маневры мазохист провоцирует реакции мщения, в ответ на которые получает исключительную возможность по крайней мере частично высвободить свою подавленную жалость. В особенности он может восприниматься как особа, которая избегает удовлетворения с целью наказания других путем лишения их удовлетворения. Однако как только мазохист воспользуется этой формой унижения (то есть, лишения удовлетворения), то оказывается лучшим в его терпении, чем большинство людей, и не наказывает себя в такой же степени, как других. Внутрипсихические «другие» воспринимаются как особы, которым следует служить ценой себя самого. Неосознанно другие являются объектом значительной подавляемой враждебности, которая может быть выражаема только пассивно, разве что для нее найдется исключительное оправдание.

Характеристика чувств:Заторможенные, подавляемые и депрессивно окрашенные чувства. Частое чувство вины по причине невыполнения обязательств. Личность лишена контакта со своими чувствами агрессии и враждебности, но другие могут видеть их очень отчетливо. Мазохистская личность часто ощущает себя жертвой других и самой жизни и чувствует, что посвящает себя другим.

Глава 4