Характеристика конфликтогенной социальной стратификации в местах лишения свободы. Психогенные факторы конфликтного поведения осужденных

Принудительное лишение свободы — один из самых древ­них видов наказания за совершенные преступления. Долгое время он считался одним из наиболее жестоких и эффективных методов воздействия на преступность. Тюремное заклю­чение, предоставляющее преступнику возможность «исправить­ся», рассматривалось как альтернатива смертной казни. Однако исследования последних десятилетий, проведенные психоло­гами, психиатрами, криминологами и другими специалиста­ми показали ошибочность такого мнения.

Специфика лагерной среды состоит в том, что выживание в одиночку там практически невозможно. Каждый заключен ный старается найти себе среди земляков закадычного друга. Несколько таких человек образуют «семью».

Существуют и определенные обряды инициации в уголовной среде, например, «прописка» в камере или нанесение себе каких-либо телесных повреждений с целью доказать невосприимчивость к боли или совершить своеобразно модифицированный обряд жертвоприношения. Эти и многие другие специфические элементы субкультуры мест лишения свободы яв­ляются способом вхождения в сообщество заключенных. На основании успешности или неуспешности прохождения этих обрядов новичку определяется место в уголовной иерархии. Каждый обряд направлен на выявление знаний и способнос­тей нового члена сообщества. Например, «прописка» заключа­ется в том, что новичку задают вопросы, в которых проверя­ются знание «воровского закона», а также сообразительность. Обряды инициации при вхождении в тюремное сообщество могут носить характер физического воздействия, часто весьма болезненного и опасного для жизни и здоровья.

Как и в первобытном обществе, в среде заключенных су­ществует обычай «табу» — внешне ничем не обоснованного запрета на выполнение тех или иных действий. Например, «нормальному» заключенному нельзя есть курицу. Существу­ет табу и на взаимоотношения с администрацией, причем с любыми ее представителями, в том числе врачами и психоло­гами. Высокостатусный заключенный вряд ли станет «по ду­шам» беседовать с любым официальным лицом. Как и у пер­вобытного человека, у заключенных существует большая тяга к татуировкам, которые выполняют функции знаковой систе­мы, закрепляя деление на касты и классы внутри каст. Суще­ствует и любовь к украшениям, также характерная для глубо­кой архаики. Бедность и убогость блатного жаргона, большая роль суеверий в жизни этого общества, почти священное почитание матери — все это является проявлением архаических черт уголовного мира.

В последнее время уголовный мир характеризуется все большим проникновением в его среду товарно-денежных отношений. Если еще в начале 1980-х гг. попадание в высшую касту лиц, осужденных за изнасилование или развратные дей­ствия в отношении несовершеннолетних, было исключено, то сейчас это встречается часто. Даже сами «зоны» разделились на «воровские», где опираются, главным образом, на авторитет «воров в законе», и «беспредельные», где господствует исклю­чительно власть денег и силы.

Как и для архаического общества, для уголовной среды характерно деление на группировки по принципу «свой-чу­жой». Суть этого деления чрезвычайно проста — «своих» за­щищать, «чужих» притеснять и эксплуатировать.

Изменились и межнациональные отношения. Еще совсем недавно выражение «преступность не знает национальности» было справедливым. В преступную среду понятие «националь­ное» вошло прочно. Раньше в «зонах» такое деление проходи­ло по «мастям» (по виду «криминального промысла» и места в уголовной иерархии), теперь — по национальному признаку. В «зоне» господствуют представители той национальности, ко­торая составляет большинство среди заключенных. Особенно такое «землячество» характерно для выходцев из регионов Кав­каза и Средней Азии.

Удивительным образом с субкультурой взрослых заклю­ченных связана субкультура тех, кто работает в местах лише­ния свободы (администрация, охрана, технический персонал). С одной стороны, их воззрения на работу отличает прагма­тизм: дела в тюрьме должны идти своим чередом, без про­исшествий и по возможности без участия с их стороны, с дру­гой — сообщество заключенных они не рассматривают просто как объект воздействия или предмет труда. Противопоставляя себя «уголовникам», представители персонала тюрьмы вклю­чают себя в сообщество в качестве верховных судей и руково­дителей, тем самым, создавая еще одно противоречие, усугуб­ляющее все остальные: между притязаниями на власть, обо­снованными юридическими нормами и основанными на традиционном праве.

Таким образом, мы можем говорить о том, что уголовное сообщество — это особая культура. Главное отличие этой куль­туры — двойственность положения человека внутри нее. С од ной стороны, он должен подчиняться неформальным обычаям и обрядам, существующим в уголовной среде, с другой — вы­полнять официальные требования администрации учреждения. Часто эти стороны существования человека приходят в проти­воречие. Тогда человек становится перед выбором, осуществ­ляя который, человек часто выбирает себе судьбу.

Что же такое тюрьма? Для понимания этого явления важ­но проанализировать существенные признаки тюрьмы (вполне характерные и для других закрытых учреждений, контингент которых фактически лишен свободы выбора образа своего существования). В западной научно-исследовательской лите­ратуре можно отметить исследование И. Гофмана, посвящен­ное «тотальным институтам», под которыми он понимал за­крытые заведения, полностью распоряжающиеся жизнью своих обитателей. Он считал, что такими заведениями являются пси­хиатрические больницы, тюрьмы, монастыри и военные заве­дения. (Важно подчеркнуть, что в «тотальных» обществах, со­обществах, институтах права человека нарушаются тотально.)

В современном обществе жизнь человека обычно органи­зована таким образом, что человек спит, развлекается и рабо­тает с разными людьми, под влиянием авторитетов и без како­го-то всестороннего рационального плана. Центральной чер­той тотальных заведений является исчезновение границ между этими областями жизни.

Во-первых, разные стороны жизни происходят на том же месте и под влиянием одного-единственного авторитета.

Во-вторых, каждая часть программы дня осуществляется в непосредственной близости от большой группы людей.

В-третьих, к каждому члену группы относятся одинаково.

В-четвертых, все части программы дня придерживаются строгого графика: одно занятие следует за другим в опреде­ленное время, и вся серия занятий определяется сверху служа­щими заведения и системой формальных правил.

В-пятых, эти занятия осуществляются по одному рацио­нальному плану, который способствует достижению офици­альной цели заведения.

К этому можно добавить, что контроль над личностью в таких заведениях настолько всеобъемлющ, что даже отправление естественных физиологических потребностей и интимных гигиенических мероприятий проходит публично. Фактически все это ведет к размыванию границ личности вплоть до ее возможной деструкции.

Уголовный мир, среда мест заключения — особый мир со своими законами и правилами, обеспечивающими выживание тому, кто строго их придерживается. Наряду с правовыми и психологическими факторами социальной изоляции они влия­ют на возникновение разного рода девиаций в поведении за­ключенных.

Уголовное сообщество — примитивное общество, все ин­ституты которого основаны на «обычном праве», зачастую про­сто физической силе. Это право не зафиксировано официаль­ными документами, а выработано обычаем, традицией.

Сходство лагерной среды с архаическими обществами под­тверждается и самой структурой этого общества. Эта субкуль­тура служит для институционализации уголовного сообщества.
В первую очередь она закрепляет разделение на касты.

Первая — «воры», «авторитеты», «паханы» и т.д. Им «во­ровской закон» категорически запрещает трудиться на произ­водстве и по самообслуживанию. Эта каста определяет внут­реннюю жизнь того или иного сообщества заключенных. «Воры» — наиболее закрытая каста. Проникновение в нее возможно только при соблюдении ряда весьма жестких усло­вий, главное из которых заключается в том, что вся жизнь такого человека должна быть подчинена строгому соблюде­нию «закона», малейшее отступление от которого навсегда отрезает дорогу к вершинам уголовной иерархии. Часто «воры» вынуждены идти на совершение преступлений, чтобы под­твердить свою приверженность «закону», особенно когда по­следний вступает в противоречие с официальными законами общества. В прошлом господство «воров в законе» над всеми остальными кастами достигалось путем наличия грубой физи­ческой силы в лице «бойцов», «быков», «торпед». Сейчас тот, у кого больше денег, имеет больше «бойцов» и возможностей для того, чтобы привлечь на свою сторону тех, кто вынужден жить на казенный паек.

Вторая категория заключенных — основная и наиболее мно­гочисленная — каста «мужиков», или «фраеров». Это так на­зываемое «болото», которое должно обеспечивать материаль­ные потребности высшей касты. Как правило, между ними раскладывается норма выработки на производстве, которую должны делать представители высшей касты. За счет «мужи­ков» пополняется рацион питания «авторитетов». Эта каста вы­полняет все работы по обслуживанию учреждений, за ис­ключением самых грязных работ.

И, наконец, третья — «чушки», «опущенные» и т.п., «неприкасаемые», которые обеспечивают потребности в ком­форте (например, чистота в помещениях) и физиологические потребности высшей касты. Понятно, что эта самая бесправ­ная часть сообщества осужденных.

На личность человека в условиях социальной изоляции воздействуют разного рода психогенные факторы, которые при­водят к невротическим реакциям, суицидальным попыткам, психическим расстройствам и т.д. Тюремное заключение час­то приводит к необратимым изменениям в психике. В специ­альной литературе, посвященной анализу психогенных факто­ров экстремальных условий, приведено девять групп факто­ров, отрицательно воздействующих на психику человека и экстремальных условиях: групповая изоляция, монотонность, изменение восприятия пространственной структуры, одиноче­ство, информационная истощаемость, угроза для жизни и здоровья, десинхронизация ритмов сна и бодрствования, обезличенность среды, деформация восприятия времени.

Одним из примеров самых экстремальных условий можно считать пребывание в местах лишения свободы. Существен­ным фактором, воздействующим на психику заключенного, является групповая изоляция. Заключенный находится в отно­сительно небольшом коллективе таких же, как и он сам. Груп­повая изоляция сопровождается постоянной публичностью и невозможностью уединиться, поэтому через некоторое время после попадания в заключение у человека развивается состоя­ние, которое специалисты называют «экспедиционным бешен­ством». Это психологическое состояние, когда самый покла­дистый человек брюзжит, сердится, злится, наконец, прихо­дит в ярость, потому что его поле зрения постепенно сужается настолько, что он видит лишь недостатки своих товарищей, а их достоинства уже не воспринимаются. В результате в кол­лективе осужденных появляется напряженность во взаимоот­ношениях, растет количество конфликтов, усиливается откры­тая враждебность и, как следствие, появляются изолирован­ные и отвергаемые члены группы. Их появление закреплено так называемым «воровским законом», и они, как правило, уже не в силах повысить свой статус в уголовной иерархии.

Серьезным психогенным фактором пребывания в местах лишения свободы является монотонность, ведущая к сенсор­ной депривации. В обычных условиях на все органы чувств человека воздействует множество раздражителей. В местах лишения свободы у большинства заключенных происходит фор­мирование чувства утраты связи с реальностью, дни кажутся однообразными и похожими друг на друга, количество новых лиц, сведений, любой новой информации сильно ограничено.

Важным фактором является изменение восприятия про­странственной структуры. Количество объектов вокруг за­ключенного ограничено. У многих из них, особенно долгое время находившихся в закрытом помещении (тюремный ре­жим или следственный изолятор), появляется даже боязнь открытого пространства. Подобные пространственные ограни­чения формируют у осужденных либо апатию, либо повы шенную агрессивность. Это приводит к астении, мышечной слабости, неспособности прилагать какие бы то ни было воле­вые усилия даже в особо значимых ситуациях.

Для любого заключенного информация является жизнен­но необходимой. Они стараются наладить обмен ею, часто идя на нарушение режима содержания, тем более, что количество писем от родственников и друзей ограничено. Длительное от­сутствие известий от родных вызывает ощущение заброшен­ности, покинутости, приводит порой к истинным суицидаль­ным попыткам, которые иногда заканчиваются трагически. При длительном отсутствии известий появляется состояние тре­вожности, депрессии, нарушается сон. Однако при предостав­лении необходимой информации, как правило, все невроти­ческие явления исчезают, за исключением случаев явной пси­хической патологии.

В условиях групповой изоляции и постоянной публичности не менее серьезным фактором является одиночество. Ко­нечно, его нужно воспринимать как субъективно понимаемый фактор. Осужденные имеют достаточно возможностей в пре­делах камеры общаться с себе подобными, но у них очень быстро наступает информационная истощаемость. Это связа­но как с ограничением притока новой информации, так и с низким интеллектуальным уровнем окружающих людей. Ощущение одиночества сопровождается сильнейшим чувством стра­ха и жалости к себе. Психологическими исследованиями уста­новлено, что одиночество формирует весьма тяжелые психо­тические состояния. В памяти возникают «яркие образы членов семьи, друзей».

Несмотря на жесткий режим и наблюдение со стороны персонала, постоянная угроза для жизни и здоровья является: одним из мощнейших факторов, деформирующих психику заключенного. Как правило, такая угроза бывает вызвана про­блемами межличностных взаимоотношений, строгой иерар­хичности, кастовости «тюремного общества». Постоянная угроза для здоровья (заболевания и слабость медицинского обслуживания) и невозможность или нежелание заниматься физкультурой приводят к развитию астенических состояний.

Важным моментом для понимания состояния заключен­ного является десинхронизация ритмов сна и бодрствования. Невозможность большинства обитателей мест лише­ния свободы заняться общественно полезным трудом или учебой при­водит к тому, что многие из них впадают в своеобразную «спячку». Спят много не только ночью, но и днем, при этом сон отличается беспокойностыо, тревожностью. Можно ска­зать, что они постоянно находятся в просоночном состоянии, между сном и бодрствованием. По всей видимости, это явля­ется одной из защитных реакций организма на постоянное воздействие психогенных факторов окружающей среды.

Исключительно важен для понимания психического состо­яния заключенного феномен обезличенности тюремной сре­ды. В этих условиях человек должен быть либо чрезмерно агрессивным и постоянно поддерживать в себе высокий уро­вень агрессивности, либо незаметным. Такая альтернатива на­прямую связана с неопределенностью жизненных правил в местах лишения свободы. Как правило, нормы поведения, осо­бенно неформальные, доводятся до заключенного одновременно с санкциями за их нарушение.

И, наконец, существенным психологическим фактором вы­ступает деформация восприятия времени. Своим временем за­ключенный практически не располагает. Его могут оторвать от личностно значимой деятельности как представители адми­нистрации, так и лидеры неформальной структуры.

Резюмируя изложенное выше, можно утверждать, что все эти факторы деформируют личность заключенного. Восприя­тие официальной власти как жестокой, карающей, лишающей свободы, а власти неформальных лидеров как агрессивной и угрожающей физическому существованию накладывается на абсолютное отсутствие каких-либо властных полномочий у самого заключенного.

В результате при видимой внешней покорности осужден­ный стремится избежать любого внимания со стороны мили­ции, социальной службы, службы занятости и т.д. Формиру­ется то, что можно назвать недоверием к власти. Заключен­ный не считает предосудительным для себя и своего окружения обмануть любого представителя государственной власти, даже во вред себе.

Он стремится играть двойную роль при общении с пред­ставителями государственных структур. С одной стороны, он покорен и представляет собой именно то, что от него ждут.
С другой стороны, он постоянно испытывает недоверие к тому, что говорят ему представители властных структур. Причем это недоверие вызвано не личностными особенностями чело­века, а социальными условиями жизни, окружением. Кроме того, из-за недоверия к представителям властных структур деформируется и чувство ответственности. Ответственность за себя, семью и свое будущее он стремится переложить на внеш­нее окружение.

У осужденных сильно деформирован материальный фак­тор. В «зоне» тот, у кого деньги, получает продуктовые и вещевые передачи. Отсюда большинство заключенных делает вывод: «Больше нищим в зону не приду». Это говорит также и об устойчивой внутренней готовности к повторному возвра­щению в тюрьму, криминальном стереотипе поведения.

Помимо деформации личности заключенных, совокупное действие перечисленных факторов приводит к развитию пси­хогенных состояний — временно проявляемых патологических нервно-психических расстройств, возникающих в ответ на чрез­мерные для данной личности психотравматизирующие воз­действия, в клинической картине которых превалируют те или иные психопатологические (невротические, психотические) симптомокомплексы.

Безусловно, что пребывание в заключении формирует оп­ределенные психические состояния, в первую очередь состоя­ние ожидания. Заключенные постоянно чего-то ждут: оконча­ния следствия, суда, приговора, встречи с адвокатом или род­ственниками, насилия со стороны других, освобождения и т.д. Находясь в социальной изоляции, человек часто впадает именно в психотическое состояние. В этой ситуации обостряется па­мять, оживляются ассоциации, меняется мышление (появля­ются вязкость, обстоятельность, застревание на определенных представленияхили, наоборот, ускоренность мышления), возникает отклоняющееся воображение — «обращенная вспять мысленная жизнь», обусловленная переживаемой ситуацией.

В условиях изоляции у индивида в результате разрыва су­ществовавших психологических контактов меняются характер, содержательная сторона контактного общения, его диапазон, избирательность, глубина, которые только отчасти можно объяснить дефицитом общения, появляется стремление к ком­пенсации выявившегося дефицита. Повседневное принудитель­ное общение вызывает антипатию, порождает напряженность контактов. Это все крайне неблагоприятно сказывается на эмо­ционально-волевой сфере, формирует ущербную личность, неспособную к эффективному общению с окружающими.

В этой ситуации естественным является стремление разря­дить эту напряженность, например, нарушением режима со­держания или совершением самоповреждения.

Помимо этого, нужно учитывать, что в целом заключен­ные избегают проявления активности, что происходит на бес­сознательном уровне. Любая активность приводит в действие механизм стресса, который осуществляет функции адаптации к возникшей трудности. Однако преодоление стрессового со­стояния требует больших физических затрат, а многие заклю­ченные просто не способны на такое, поэтому у них, как пра­вило, возникает состояние стойкой дезадаптации.

Состояние ожидания, таким образом, характеризуется по­вышенной напряженностью и активизацией или затуханием психической деятельности, а также физиологических функций организма. Состоянию ожидания, как правило, сопутствует нетерпение — своеобразное психическое состояние, проявляю­щееся у человека в ожидании предстоящих, особенно важных для него событий, которые его волнуют и исход которых ему пока неизвестен. Заключенный хочет скорейшего наступления этих событий, но это не в его власти, а отсюда чрезвычайно тяжело переживаемое ощущение бессилия и зависимости. Со­стояние нетерпения в зависимости от индивидуально-психоло­гических особенностей личности может проявляться от аффек­тивно-расторможенных реакций, когда заключенные бросают­ся на сотрудников, до аффективно-тормозных. Очень образно описывает это состояние В.М. Шукшин в рассказе «Степка». Главный герой Степан Воеводин сбежал из колонии за три меся­ца до окончания срока, т.е. на почве сильных эмоциональных переживаний он совершает поступок, совершенно не уклады­вающийся в рамки здравого смысла.

Ситуации ожидания присуща тревога — тяжело пережива­емая эмоция, которая вызывается неопределенностью инфор­мации и переживается как неприятная, негативно окрашенная с направленностью в будущее. Заключенный заранее рисует себе самые мрачные перспективы, связанные с судом, жиз­нью в колонии или на свободе. Большинство ученых опреде­ляют тревогу как сложный личностный процесс и рассматри­вают ее как последовательность когнитивных, аффективных и поведенческих реакций, актуализирующихся в результате воз­действия на человека различных форм стресса, т.е. когнитив­ная оценка опасности влечет за собой возникновение состоя­ния тревоги.

Таким образом, для заключенных свойственно проявление широкого спектра реакций в условиях пребывания в изоля­ции — от астенических, депрессивных до аффективных, бур­ных. Все они развиваются на фоне крайне ограниченной двига­тельной активности, скученности и постоянной публичности, поэтому последствия этих реакций могут быть непредсказуе­мыми не только для персонала мест лишения свободы, но и для самого заключенного.

Естественным шагом заключенных в ответ на всеобъем­лющее вмешательство тюрьмы в их личностную сферу явля­ется психологическая защита.

В специальной литературе выделяют семь вариантов психоло­гической защиты заключенного.

Бегство в сообщество тюрьмы. Как правило, такой вид психологической защиты характерен для хорошо адаптированных в местах лишения свободы людей, либо занимающих высокие статусные позиции, либо испытывающих страх перед жизнью на свободе. Они больше интересуются делами тюрь­мы, чем жизнью родных и близких за ее пределами.

Бегство в сообщество заключенных. Такие люди стремят­ся установить контакт с большим количеством «товарищей по несчастью», усваивая нормы и ценности «тюремного братства».

Бегство во внешний мир. Заключенный стремится уйти в свой собственный мир, где он чувствует себя свободным, не связанным официальными и неофициальными тюремными правилами. Он старается поддерживать отношения только с внешним миром, отрицая контакты внутри тюрьмы. К этому виду психологической защиты заключенного двоякое отноше­ние.
С одной стороны, с точки зрения официальных лиц уч­реждения, положительный контакт с внешней средой — залог успешности «исправления» преступника, с другой — лица, от­рицающие тюремное сообщество, испытывают сильнейшие трудности в процессе адаптации к заключению.

Бегство к своему уголовному делу. Заключенный постоян­но стремится доказать свою невиновность, испытывая жела­ние поговорить с кем-либо по поводу своего дела. Он старает­ся организовать пересмотр своего дела, посылает документы в различные инстанции, налаживает связи с правозащитными организациями, доказывает персоналу тюрьмы и другим за­ключенным свою невиновность.

Стремление к искуплению вины. Это так называемый «стра­далец», который переживает совершенное преступление и стре­мится его искупить. Очень часто такие люди обращаются к Богу, стремясь покаянием заслужить прощение. Правда, в боль­шинстве случаев такое обращение к Богу исчезает после осво­бождения из заключения.

Бегство в болезнь. С помощью различных заболеваний заключенный может изменить монотонный распорядок дня и добиться смягчения режима содержания. Он может действи­тельно заболеть либо совершить акт членовредительства с це­лью попасть на больничную койку или вызвать к себе жа­лость или сочувствие.

Нарушение режима. Этот вид защиты используется для того, чтобы выплеснуть накопившуюся агрессию и добиться разнообразия в монотонных камерных буднях, а также для повышения ролевого статуса внутри сообщества заключенных.

Вышеперечисленные виды психологических защит имеют свои проявления в поведении заключенных, затрудняющие адаптацию либо к местам лишения свободы, либо к жизни в свободном гражданском обществе. Так, например, частые по­падания в больницу или хлопоты по пересмотру уголовного дела снижают ролевой статус заключенного. Многочисленные нарушения режима содержания, противодействие администра­ции и строгое выполнение неформальных норм, наоборот, по­вышают ролевой статус.

Помимо психологической защиты заключенные прибега­ют к разного рода сопротивлению влиянию психогенных фак­торов тюремного заключения.

Первая форма сопротивления — защита и обеспечение ук­рытия для себя. Средствами являются такие защиты, которые обеспечивают поддержание чувства собственного достоинства в неблагоприятных для этого условиях, в первую очередь за счет унижения других и противодействия администрации даже в мелочах.

Вторая форма вытекает из такого вида психологической защиты, как «бегство к делам». Заключенный может органи­зовывать компании в средствах массовой информации в свою защиту, обжалования, стремление во что бы то ни стало за­щитить свои права, пусть даже вымышленные.

Третья форма — планирование побега и его осуществле­ние. Причем мысль о побеге возникает практически у каждого заключенного, но мало кто решается совершить побег в реальности.

Четвертая форма — массовые голодовки, являющиеся, как правило, протестом против действий администрации.

И, наконец, пятая форма сопротивления — массовые бес­порядки, восстания, захват заложников, т.е. агрессивные дей­ствия, направленные против системы исполнения наказаний.
Как правило, к последнему способу сопротивления прибегают уже совершенно отчаявшиеся заключенные, которые не могут законными способами добиться смягчения приговора или выполнения своих прав.

Таким образом, подавление личности в местах лишения свободы рождает противодействие не только на уровне психо­логической защиты отдельного индивидуума, но и со стороны всего сообщества заключенных. В местах лишения свободы создается определенная социальная структура, которая еще бо­лее эффективно, чем официальная, регламентирует поведение обитателей тюрьмы. Наличие двух социальных структур в од­ном учреждении формирует особенность пребывания там: не­соответствие правовому положению, определенному государством, и моральным «нормам», вносимым самими осужден­ными. Формальная сторона — контроль и вмешательство во все стороны жизни заключенных, а неформальная — противо­действие этому в зависимости от принадлежности к тому или иному уровню в иерархии заключенных.

К сожалению, одним из главных эффектов мест лишения свободы является глубокое противоречие между официальной целью этого заведения и реальными последствиями, которые несет в себе тюремное заключение. С точки зрения государ­ства места лишения свободы призваны карать и исправлять преступника. Реальная же их функция заключается в вербовке и подготовке «кадров» для криминального сообщества.

Может показаться, что данный материал представляет со­бой некую тавтологию. Образ жизни осужденных подростков и взрослых практически идентичен в части его разрушитель­ного воздействия на физическое и психическое здоровье, чего в принципе быть в разумном обществе не должно. Другое дело, что российское общество еще очень далеко от идеала гражданского общества, для которого личность гражданина является главным социальным приоритетом, поэтому места лишения свободы для подростков в России еще долго будут готовить армии будущих заключенных, пополняя тем самым контингент будущих объектов социальной работы и одновре­менно субъектов конфликтного взаимодействия в его наибо­лее агрессивных формах.