Гак В. Г. Высказывание и ситуация // Гак В. Г. Языковые преобразования. М, 1998. Глава 5. С. 243-263

Высказывание. Широкое использование в современных линг­вистических работах термина высказывание, который нередко вытес­няет термины предложение или фраза объясняется, по-видимому, тем, что лингвистика все большее внимание уделяет некоторым новым ас­пектам изучения языка. Среди новых направлений, пользующихся этим термином, можно отметить, в частности, лингвистику речи или ситуативную лингвистику (изучение языковых форм в их реализа­ции, на уровне речи), психолингвистику (порождение речи), транс­формационную и генеративную грамматику (преобразование языко­вых единиц, перефразирование). В последнем случае на использова­ние термина высказывание оказала влияние математическая логика. Хотя в математической логике нет однозначного определения выска­зывания, можно заключить, что если термины традиционной логики суждение или предложение делают упор на внутренней структуре со­общения (связь субъекта и предиката), то высказывание отражает от­ношение сообщения к действительности в плане его истинного зна­чения (истинность, ложность, необходимость, возможность и т. п.)¹.

<…>

Отличительные качества высказывания связаны с характером обозначаемого (ситуации): пре­дикативность — отличительное свойство высказывания — есть пока­затель соотнесенности его с ситуацией, и, естественно, обладать ею может только высказывание — единица, референтом которой является не абстрагированный элемент ситуации (как у слова), а сама ситуа­ция. Модальность отражает также специфические элементы ситуации: позиции говорящих в речи, их отношения к сообщению и ситуации.

Знаковый характер высказывания подтверждается и сравнением языка с другими семиотическими системами. Так, в системе дорож­ной сигнализации мы называем знаком сложное обозначение опреде­ленной ситуации, состоящее из обозначений предметов, а также кате­гориальных символов («указание», «запрещение» и т. п.), значение которых можно сопоставить с индикативом и императивом — двумя основными модальностями простого предложения. Такой знак пред­ставляет собой продукт законченного семиотического акта, и его ана­логом в языке является не отдельно взятое слово, но высказывание. Используя терминологию Бюиссанса, Прието предлагает термин знак сохранить за словом (и, соответственно, значимой частью дорожного сигнала), а высказывание, так же как и дорожный знак в целом, обо­значить термином сема. Это предложение не представляется удачным ввиду того значения, которое термин сема приобрел в современном языкознании («элементарная единица плана содержания»), а также непривычного использования слова знак для обозначения «части зна­ка» в неязыковых семиотических системах. Но разграничение двух типов знаковых единиц — полной, представляющей собой результат акта семиозиса, и частичной, являющейся «полуфабрикатом» для полных знаков, представляется необходимым.

В связи с этим некоторые лингвисты склонны обозначать выска­зывания как «сверх-знаки» или сложные знаки.

Такая трактовка соотношения высказывания, с одной стороны, и морфем, синтаксем и лексем — с другой, допустима, если считать слова и морфемы самостоятельными знаками коммуникации и видеть в высказывании лишь сочетание этих знаков. Между тем, в языковой реализации, в речи не только часть определяет целое, но целое опре­деляет часть. Здесь проявляется общее соотношение между целым и его элементами: сочетаясь в целое, части не остаются неизменными, но приобретают новые свойства, которыми вне целого они обладают лишь потенциально. Части выступают как элементы целого. Попа­дая в высказывание, слово утрачивает свои контуры, оно превраща­ется в часть фразы, трансформируется в новую единицу — элемент высказывания, с помощью которого высказывание описывает ситуа­цию. Эта трансформация слова (единицы низшего уровня) под влия­нием высказывания (единицы высшего уровня) проявляется в извест­ных сдвигах значения слова в речи («контекстуальные значения»), в случаях его десемантизации (более частых, чем это обычно отмеча­ют), в создании фразеологизмов. Если с точки зрения языковой ста­тики основными элементами языка являются слова, морфемы, син­таксические конструкции, с помощью которых строятся высказыва­ния, то с точки зрения динамики языка — речи — картина представ­ляется как раз обратной. Важнейшей единицей является высказыва­ние, поскольку именно оно является коммуникативно значимым, имеет точный референт — ситуацию — не представляющий собой ре­зультат условного языкового членения. По отношению к высказыва­нию слова, морфемы и тому подобные элементы, служат строитель­ным материалом. Взятые в отдельности, они лишены коммуникатив­ной функции и прямой соотнесенности с объективной реальностью. Эти элементы лишь приблизительно намекают на определенный сек­тор опыта, являясь лишь «техническим средством <…>, причем они могут взаимозаменяться с другими элементами и объединяться с ними в единую открытую систему употребления. В связи с этим именно с точки зрения реального функционирования языка знаком в языке следует считать высказывание. Более обоснованной, следова­тельно, представляется точка зрения некоторых итальянских линг­вистов, определяющих высказывание <…> как знак, а слова как «подзнаки» <…>.

<…>

К какому же уровню следует относить высказывание как единицу языка?

Уровни (ярусы, планы) в языке выделяются с точки зрения раз­ных подходов к описанию языка. С точки зрения взаимосвязи языко­вых структур с неязыковыми Хэллидей выделил три основных уров­ня: субстанциональный (связь языковых форм с материальной звуко­вой субстанцией); формальный (уровень внутриязыковых единиц и категорий) и семантический (связь языковых форм с внеязыковой си­туацией).

С точки зрения этапов членения речевого потока различают фо­немный, морфологический, лексический, синтаксический уровни, в основном соответствующие основным подсистемам языка.

С точки зрения взаимосвязи элементов языка различают синтагма­тический и парадигматический план.

И, наконец, с точки зрения реализации различаются уровни сис­темы языка, нормы языка, нормы речи и индивидуальной речи.

Разрабатывая теорию высказывания, чешские лингвисты двояким образом решали вопрос о том, к какому уровню оно относится. О. Лешка различает два ряда соотносительных уровней: уровни абстрактных структур и уровни манифестации этих структур, на которых распола­гаются соответствующие структурные и функциональные единицы:

текст — энунциация

предложение — высказывание

слово — наименование

С другой стороны, Трнка вводит высказывание в особый суперсин­таксический уровень, который он помещает над фонологическим, морфологическим и лексическим. Основная ошибка чешских лин­гвистов, по нашему мнению, заключается в том, что как бы они ни ставили высказывание по отношению к предложению — параллельно с ним (Лешка) или над ним (Трнка) — они рассматривают высказы­вание прежде всего как единицу синтаксического порядка. Это ло­гично вытекает из того, что, начиная еще с Матезиуса, пражские языковеды отграничивали высказывание от предложения прежде все­го на основании тех сторон в его организации, которые в конечном счете связаны с его синтаксической структурой (актуальное членение, прономинальная субстанция и др.). Однако специфика высказывания, как высшего уровня номинации, не связана лишь с синтаксическими особенностями предложения, но охватывает и всю его лексическую организацию во взаимодействии с синтаксической. Система внутрен­них структурных правил высказывания, о которых писали сами пражцы, распространяется на все уровни языка. С. Карцевский в указанной выше работе высказывание («фразу», по его терминологии) относит к «лексическому» уровню, который располагается над фоно­логическим, морфологическим и синтаксическим и в котором пере­плавляются слова и конструкции. Если термин, предложенный Карцевским, не вполне удачен, то сама мысль о «переплавке» в нем еди­ниц различных уровней заслуживает внимания.

Значения форм и слов определяется на основании различных приемов (дистрибуции, трансформация) и др., так или иначе восхо­дящих к анализу синтагматических или парадигматических отноше­ний. Значение высказываний определяется непосредственно связью его с данной ситуацией, на основании анализа отношений между планом выражения и планом содержания. Высказывание находится, таким образом, на уровне интеграции всех различных других уров­ней, выделяемых в процессе анализа языка, на уровне завершенного семиотического акта (семиозиса). Такой уровень называли семиотиче­ским (Ельмслев), символическим (Сепир, Гринберг), видимо, сходное содержание вкладывает Бенвенист в понятие «категорематический» уровень и Хэллидей в «семантический» уровень. По отношению к высказыванию, как к единице этого уровня, слово, морфемы, конст­рукции, интонационная структура — суть фигуры — асимметричные многозначные элементы знакового типа. Если слова и грамматиче­ские элементы обычно бывают многозначными, то высказывание все­гда однозначно, хотя одна и та же внеязыковая ситуация может быть обозначена рядом синонимических знаков-высказываний. Гибкость языка обеспечивается тем, что с помощью многозначных элементов низшего уровня может быть создан ряд однозначных, но синонимиче­ских между собой элементов высшего уровня.

На основании вышеизложенного можно отметить следующие осо­бенности семиотического уровня: а) связь с ситуацией, б) взаимодей­ствие всех внутриязыковых уровней, в) возможность множественного отображения одной и той же ситуации, в связи с чем первостепенное значение приобретает проблема выбора.

Ситуация. Референтом высказывания является ситуация, то есть совокупность элементов, присутствующих в сознании говорящего в объективной действительности в момент «оказывания» и обуслов­ливающих в определенной мере отбор языковых элементов при фор­мировании самого высказывания. Аспекты ситуации многообразны, и необходимость их отражения порождает различные специфические функции языка. Известно, что Р. Якобсон различал шесть основных языковых функций: денотативную, эмотивную, конативную, фатиче-скую, метаязыковую и поэтическую. Эти компоненты коммуникации неравноценны в различных актах коммуникации. Так, возможны ак­ты речи без специальных фатических или метаязыковых компонен­тов. В других случаях на первый план выходит поэтическая функ­ция. Но наиболее существенной является денотативная функция, от­ражающая связь высказывания с референтом, ибо нельзя говорить, не говоря о чем-то. И даже в тех случаях, когда люди говорят не для того, чтобы передать информацию, но для поддержания самого обще­ния, они все-таки говорят о чем-либо. Структура денотата составляет ядро речевой ситуации. Было бы неверно, однако, видеть знаковую, номинативную функцию высказывания (предложения) лишь в отра­жении структуры денотата и противопоставлять ее коммуникативной функции как «незнаковой». Высказывание обозначает не только предметные отношения, как они представляются говорящему, но и информированность собеседников (отражаемую актуальным членени­ем) и позицию говорящего (отражаемую категориями модальности). Характерно, что некоторые проявления актуального членения и мо­дальности могут быть обозначены графически (знаки препинания, выделения). Интонация логического выделения также выполняет функцию обозначения. Более точно было бы видеть во всех аспектах структуры высказывания номинативную функцию, различая внутри нее денотативную и коммуникативно-модальную.

Общая структура ситуации. Ситуация есть отрезок, часть отражаемой в языке действительности, то есть движущейся материи. В объективной реальности человеческое сознание выделяет прежде всего устойчивые объекты — субстанции. Но взятый в отдельности материальный объект не образует еще ситуации: о нем нельзя ска­зать, что он существует. Ситуация образуется в результате координа­ции материальных объектов и их состояний. Существуют две общие формы такой координации, пространство и время. <…>

Подобная структура ситуации (объекты-субстанции + координация их состояний или отношения между ними) объясняет наличие в есте­ственных языках двух взаимно противопоставленных основных раз­новидностей языковых элементов — имени и глагола. Имя выражает субстанции, глаголы в принципе — координации. Это противопостав­ление может относиться к разным уровням. В одних языках оно но­сит отчетливый морфологический характер, в других оно проявляется на синтаксическом уровне — в различии между синтаксическим субъектом и предикатом.

Но сама координация, как мы видели, может носить временной или пространственный характер. В первом случае воспринимающий ситуацию человек отмечает изменения в состояниях объекта и явле­ниях, замечает, как изменяется объект. Это состояние объекта мо­жет отмечаться как противопоставление (замещение) его возможному другому состоянию. Например, говоря собака легла, мы отмечаем из­менение в ее состоянии (ранее она могла стоять, сидеть или бежать). Говоря собака спит, мы отмечаем ее состояние как противопоставле­ние другому возможному состоянию (...спит, а не бодрствует).

При пространственной координации данный объект определяется не по отношению к своему иному потенциальному состоянию, а по отно­шению к другому объекту. Например: Собака находится возле буд­ки, Собака принадлежит Павлу — в обоих случаях отмечается связь между данным и каким-то иным объектом. Временная и пространст­венная координации — единственный способ включить объект в ситуа­цию, заставить его «существовать». Но вместе с тем между ними име­ется важное различие. Временная координация устанавливает отношения между состояниями данного объекта, вне связи его с другими объектами. Пространственная координация обязательно требует нали­чия второго объекта, относительно которого характеризуется первый.

Это фундаментальное различие ситуаций отразилось в формах мышления и в формах языка. В логике различаются два типа преди­катов: одноместные предикаты-свойства (функция от одной перемен­ной) и многоместные предикаты-отношения (функция от двух и более переменных). Что касается форм языка, то, как отмечает Ч. Хоккетт в той же статье, можно предполагать, что во всех языках имеется различие между предикациями с одним референтом (объектом), типа Mary is singing, и с двумя референтами, типа John struck Bill. Предполо­жительную оговорку Хоккетта можно снять, поскольку различие этих двух типов предикаций связано с общим различием временных и пространственных координации.

Разумеется в каждой реальной ситуации обнаруживаются и вре­менные, и пространственные координации, но, строя высказывание, говорящий может выделять какой-либо определенный тип координа­ции, либо оба типа одновременно в разных соотношениях. В связи с этим можно различить три типа ситуации:

а) ситуация-манифестация (проявление) с преобладанием времен­ной координации;

б) ситуация-отношение с преобладанием пространственной коорди­нации;

в) смешанные ситуации, в которых представлены — в разных про­порциях — оба типа координации.

В лингвистическом плане первый тип ситуация-проявление выра­жается в сказуемых — непереходных глаголах, обозначающих харак­теристику, действие или состояние: «человек спит», «ест». В наиболее общей форме ситуация-проявление выражается в глаголе быть, кото­рый является субстратом всех остальных непереходных предикатов.

Ситуация-отношение лингвистически выражается в переходных и обстоятельственных сказуемых: Дело касается его, Он имеет друзей. Наиболее общей формой выражения отношения является глагол иметь.

Смешанный тип координации выражается глаголами, которые мо­гут употребляться без объекта, но в данном случае не имеют таковой. Например: «Собака лежит у будки», «Он идет к дому», «Мальчик чи­тает книгу», «Мастер красит забор».

Оба основных типа ситуации могут восприниматься в статике или в динамике, в связи с чем формируются четыре основных лексико-семантических типа предиката:

___________Манифестация (субъект) Отношение (субъект и объект)

Статика___________быть______________________иметь____________

Динамика___________идти______________________делать____________

Таблица показывает семантическую родственность предикатов со­седних полей. Не случайно глагол иметь рассматривают как связку, перевернутый глагол быть. Глаголы идти и делать оба процессуаль­ны и могут взаимозаменяться при погашении объективной валентно­сти у глагола делать (ср. делаться и происходить).

Различие между временной и пространственной осями восприятия координации реальности весьма существенно, так как даже при обо­значении одних и тех же элементов ситуации, в зависимости от ин­дивидуальной психологической установки либо от стереотипных ус­тановок данного языка говорящие могут обращать внимание либо на отношения объектов, либо на их проявление. Объекты-субстанции и координации образуют элементы ситуации. Любую координацию — временную или пространственную — мы называем процессом. Про­цесс, таким образом — основной динамический элемент ситуации, и «слова, обозначающие процессы, как правило, обозначают и те си­туации, которые возникают в результате этих процессов»¹.

Это понимание процесса шире того, которое придается ему некоторы­ми авторами, противопоставляющими процесс как изменение в состоя­нии субстанций самому состоянию этих субстанций (вне идеи измене­ний). В этом случае процесс понимается лишь как манифестация (про­явление). <…>

В других работах, напротив, процесс отождествляется с действием и, следовательно, с простым глагольным сказуемым. В иных случаях, напротив, «процесс определяется, как изменение самого субъекта, протекающее внутри него ("существовать", "спать", "сердиться") и противопоставляется активным действиям и движениям»³. При вос­приятии и описании процесса получаемая информация перерабатыва­ется и упорядочивается с помощью лингвистических категорий, для которых язык создал типизированные средства выражения. Можно отметить следующие аспекты и связи процесса:

— Внутреннее содержание процесса: манифестация или отношение в их разнообразных модификациях и сочетаниях; обычно выражается глагольной лексикой, иногда — в сочетании с обстоятельствами.

— Отношение процесса к субстанции, принимаемой за исходную точку процесса. Эта субстанция образует грамматический субъект (resp. подлежащее), по отношению к которому номинант-процесс вы­ступает как предикат (сказуемое).

— Отношение процесса к другим субстанциям (при ситуации-отношении). Лингвистически эти субстанции выступают в форме до­полнений или предметных обстоятельств.

— Отношение к процессу со стороны участников коммуникации.

— Отношение процесса во времени к моменту речи.

— Отношение процесса к его результату, внутреннему пределу. Последние три отношения в языке отражаются в категориях модаль­ности, времени и вида, которые обычно выражаются с помощью мор­фологических средств.

— Отношение способа осуществления процесса с точки зрения ка­чественно-количественной стороны к другим возможным способам, лежащее в основе обстоятельства образа действия (гезр. наречия).

— Отношение процесса к другим процессам. Оно лежит в основе логико-грамматических отношений причины, условия, следствия, це­ли и т. п.; основным средством выражения их является придаточное предложение.

Смысловое различие трех типов обстоятельств (внутреннее — каче­ственно-количественное, отношение к другим субстанциям и отноше­ние к другим процессам) определяет различие основных структур, служащих для их выражения (наречия, предложные обороты с суще­ствительными, придаточные предложения). В процессе развития и использования языка происходят постоянные взаимозамены и сдвиги средств выражения. В связи с этим классификация компонентов си­туации неизбежно отличается от классификации членов предложе­ния, хотя и лежит в ее основе. В последней решающую роль играют формальные критерии, в связи с чем прямое дополнение отделяется от косвенных, а обстоятельства группируются несколько иначе.

Отношение высказывания к ситуации. <…>

Особенность соотношения языковой формы и ситуации заключает­ся в том, что один и тот же объект может отражаться несколькими эквивалентными формами. Эквивалентность форм доказывается так­же и тем, что от одной формы к другой можно перейти, следуя опре­деленным правилам трансформации (переключения)². Это совпадает с представлениями материалистической теории информации³. Содер­жание информации может оставаться неизменным, тогда как форма отражения определяется спецификой отражающей системы. Отра­жающая система может быть изоморфной (адекватной) или гомо­морфной (приблизительной) моделью системы объектов. Языковая система относится к гомоморфным моделям, которые отражают объ­екты приблизительно, ориентируясь лишь на некоторые более или менее произвольно выбираемые элементы. Различия в описании си­туации проявляются в выделении разных элементов, разных сторон этих элементов и разной группировки элементов.

Выступая как наименование целой ситуации, высказывание явля­ется номинацией особого рода, весьма отличной от лексической но­минации. Осуществляясь в условиях конкретной коммуникации, высказывание как номинативная единица приближается по многим своим признакам к ситуативным дейктическим элементам языка. Основные черты высказывания:

— Ситуативность. Анализ разговорной речи показал, что в реальной коммуникации прямая номинация часто не имеет места и заменяется указанием. Ситуативность проявляется не только в на­личии местоимений и артиклей, что обычно отмечается исследовате­лями, но и в употреблении некоторых разрядов знаменательных слов, смысл которых зависит от ситуации. Характерно, что при обычном изучении этих слов на «уровне языка» как словарных единиц иссле­дователи просто не замечали их ситуативного характера.

— Избирательность. Высказывание не может дать полного описания данного отрезка действительности со всеми его элементами, характеристиками, связями, отношениями. <…> Фор­мируя предметно-логическую схему ситуации, говорящий может от­бирать и группировать по-своему ее элементы. Это, как отмечалось выше, позволяет описывать одну и ту же ситуацию разными спосо­бами. В этом отборе проявляется избирательная деятельность от­дельного индивида и каждого языка. Избирательность может касать­ся обозначения отдельного элемента действительности. <…>

Избирательность может выражаться и в выборе схемы всего вы­сказывания. Предложения Бабочки летят на огонь и Огонь привле­кает бабочек описывают одну и ту же ситуацию, но по-разному изо­бражают направленность процесса. В первом случае «инициатором» действия представлены бабочки, во втором — огонь, притягивающий бабочек. Таким образом, наименование отрезков действительности и их дальнейшая аранжировка непосредственно связаны с тем, как мы представляем эту действительность.

— Компрессия и избыточность. В формировании выска­зывания большую роль играет пресуппозиция — совокупность пред­варительных знаний собеседников о предмете речи. Исследователи отмечают обычно двоякую роль пресуппозиции². Она предопределяет самое появление высказывания. Так, чтобы сказать Откройте дверь, нужно знать, что дверь закрыта и что в помещении находится лицо, способное открыть его. Она предопределяет истинность или ложность высказывания. Рассматривая фразы Волк упал, Волк развелся, мы определяем, пишет Филмор, являются ли они «странными» или нет, скорее на основании того, что мы знаем о живом существе, обозна­чаемом словом волк нежели тем, что нам известно о лингвистических свойствах слова волк. Но пресуппозиция играет и еще одну важную роль в организации высказывания, позволяя устранить семантические компоненты высказывания, известные из ситуации собеседни­кам. Так, знание того, что стол обычно занимает вертикальное поло­жение (стоит), позволяет нам опускать соответствующую сему, и формировать два синонимических высказывания: Стол стоит у окна и Стол находится у окна. Таким образом ориентировка на ситуацию и пресуппозиция позволяют прибегнуть к компрессии или же сохра­нить избыточность. В высказываниях может иметь место словесная компрессия (опущение целых номинаций), семическая компрессия (опущение сем в номинациях) и структурная компрессия (опущение связующих элементов).

— Направленность. Высказывание может соотноситься с го­ворящим (в этом случае говорят об авторизации или эгоцентризме) либо с другим лицом, заинтересованным данным сообщением. Эго­центризм, никак не обнаруживающийся при анализе синтаксических конструкций предложения, нередко определяет структуру данного высказывания, настолько пронизывая его, что можно различать эго­центрические и неэгоцентрические построения высказывания. Возь­мем, к примеру, причастность индивидуума к описываемым событи­ям, так называемый «третий синтаксический план» у И. Польдауфа. Гид может сказать экскурсантам в музее: «Это картина художника А, рядом с ней — картина художника В» или: «Перед вами картина А, рядом с ней вы видите картину В». В первом случае ситуация пред­ставлена как не связанная с собеседниками, во втором случае — с их точки зрения.

— Информативность. В высказывании отражается характер той информации, которая запрашивается или сообщается при разго­воре. Средства выражения информативности различны: вопроситель­ные конструкции, выделение, актуальное членение предложения.

— Эфемерность. Высказывание обозначает конкретную ситуа­цию в определенный момент. Всякий раз оно заново организуется (хотя по одним и тем же принципам) и не закрепляется в языке. Вследствие этого в другом случае аналогичная ситуация может быть обозначена высказыванием иной структуры.

— Уровневая интеграция. Случайность наименования про­является не только в относительно произвольном выборе номинанта (обозначаемого элемента ситуации и его аспекта), но и в случайном выборе номинанта, то есть формы обозначения. Один и тот же эле­мент ситуации может быть обозначен языковыми единицами разных уровней. В структуре высказывания прослеживается взаимодействие абстрактной синтаксической структуры предложения с семантиче­ской структурой и актуальным членением высказывания. Это взаи­модействие приводит к нейтрализации отдельных языковых элемен­тов в высказывании.

Если слова-наименования взятые в отдельности, не совпадают по объему, то, обозначая (разным способом и с разных сторон) один и тот же элемент в ситуации, они совпадают функционально. Это ха­рактерное обстоятельство связано с тем, что при интеграции слова в высказывание происходит процесс нейтрализации. При включении слова в словосочетание или в предложение реализуются не все значе­ния слова, а только то, которое непосредственно связано с указанием на данный объект. Таким образом, два разных слова с различными значениями могут быть использованы для обозначения одного и того же элемента объективной реальности, который находится как бы на пересечении проекций их значений. Разумеется, необходимо, чтобы в значениях обоих слов был какой-либо общий элемент. С точки зрения словарных значений различными являются слова человек и глаз. Но между ними есть отношения целого и части, что обусловливает воз­можность их нейтрализации в некоторых контекстах: Человек уста­вился на дверь; Его глаза уставились на дверь. При изучении струк­туры высказывания речевая нейтрализация приобретает первостепен­ное значение. Речевые соответствия могут отражать различные сторо­ны одного и того же элемента ситуации, вследствие чего подлинный инвариант высказываний устанавливается лишь на уровне ситуации (денотатов).

Внутренняя форма высказывания. <…> Установка — явление индивидуальной психики, но вместе с тем она лежит в основе создания привычек и стереотипов. Человек не может самостоятельно и оригинально перерабатывать все встречаю­щиеся в жизни ситуации. Это тем более свойственно обыденному ре­чевому общению, при котором достаточно в общем виде указать на ситуацию и ее элементы. Если принять во внимание социальный ха­рактер акта речи, то станет понятной тенденция языковой установки к превращению в стереотип. Постепенно у всех членов данного языкового коллектива создаются стереотипные установки, которые опре­деляют единообразный способ членить объективную реальность и те черты, которые воспринимающий в первую очередь замечает в пред­метах и ситуациях и кладет в основу наименования. Стереотипы зна­чительно облегчают процесс общения. Однако они не устраняют пол­ностью возможность индивидуальных установок, и различие между первыми и вторыми и создает психолингвистическую основу для ли­тературного и языкового творчества.

Проблему внутренней формы и различия языков обычно рассмат­ривали с точки зрения отдельного слова. Между тем, в силу того, что установка определяет целостный подход к построению фраз, следует говорить и о «внутренней форме» высказывания. Отмечаются сле­дующие особенности внутренней формы высказывания по сравнению с внутренней формой слова.

1) Слово может быть мотивированным или немотивированным. Высказывание, как все сложные единицы языка, почти всегда моти­вировано, и, следовательно, обладает внутренней формой.

2) Внутренняя форма слова устойчива. В процессе коммуникации говорящий сравнительно редко создает новые частичные номинации (неологизмы) с новой внутренней формой, обычно он использует уже готовые лексические единицы с уже данной внутренней формой. Внутренняя форма высказывания — подвижна, она заново создается в каждом новом акте коммуникации.

3) Внутренняя форма слова может основываться лишь на одном из признаков объекта. Внутренняя форма высказывания обычно содер­жит указания на признаки ряда элементов ситуации и соотношения между ними. Внутренняя форма высказывания отражает: а) отбор обозначаемых элементов ситуации; б) способ обозначения этих эле­ментов; в) тип устанавливаемых отношений между ними.

Традиционный наивный взгляд на языки утверждал, что различие между языками сводится к смене названий одних и тех же предметов.

<…>

Огромное значение имеет то обстоятельство, что при описании дей­ствительности говорящие на разных языках, в силу установки, отра­жают разный опыт. Это проявляется в отборе разных элементов и наименовании последних, исходя из их разных аспектов. Именно вследствие этого одни и те же формальные средства (слова, конструк­ции) по-разному используются в разных языках. Отмеченные разли­чия обнаруживаются сразу, как только от сравнения отдельных слов и форм мы переходим к сравнению целых высказываний.

Внутренняя форма, избирательность языка связана с вероятност­ным характером языковой системы, которая, как известно, свойст­венна и его внешней звуковой форме.

В области звуковой системы ни один язык не реализует всех воз­можных противопоставлений, ограничиваясь некоторым набором дифференциальных признаков — особым в каждом языке. Чрезвы­чайное нагромождение этих признаков осложнило бы систему и за­труднило бы пользование языком¹. Точно так же и при номинации язык не выделяет всех возможных свойств, аспектов, качеств денота­та. Каждый язык ограничивается и здесь, в области внутренней фор­мы, определенным набором дифференциальных признаков, так что один и тот же денотат может обозначаться на основании разных при­знаков разными словами. Отбор этих признаков, исключительно важный с точки зрения формы языка, оказывается несущественным с точки зрения идентификации денотатов в процессе общения. Иссле­дование закономерностей отбора этих признаков необходимо для соз­дания полной модели языкового синтеза.