N 1. марксистско-ленинская гносеология-основа теории доказательств

Советская теория доказательств, доказательственное право и практическая

деятельность органов расследования и суда в советском уголовном процессе

основаны в методологическом отношении на марксистско-ленинской гносеологии,

теории познани Теори познания диалектического материализма исследует

наиболее общие закономерности процесса познания, который возникает и

развивается на основе общественно-исторической практики и преследует цель

преобразования действительности в интересах общества. "... Диалектика, по

Марксу,- писал В. И. Ленин,- есть "наука об общих законах движения как

внешнего мира, так и человеческого мышлени.. ". А диалектика, в понимании

Маркса и согласно также Гегелю, включает в себя то, что ныне зовут теорией

познания, гносеологией, которая должна рассматривать свой предмет равным

образом исторически, изучая и обобщая происхождение и развитие познания,

переход от незнания к познанию". Поэтому вскрываемые марксистско-ленинской

гносеологией законы отражени объективной действительности в сознании людей,

закономерности развития процесса познания от незнания к знанию имеют

всеобщее значение. Они действуют в любой области познавательной

деятельности, независимо от специфики познаваемых процессов, явлений,

объектов природы, общества или мышления, и применимы как к познанию общих

закономерностей развития природы, общества, так и к познанию частных

закономерностей, групп и отдельных явлений, фактов. "Единственный вывод из

того, разделяемого марксистами, мнения, что теория Маркса есть объективная

истина, состоит в следующем: идя по пути марксовой теории, мы будем

приближаться к объективной истине все больше и больше (никогда не исчерпывая

ее); идя же по всякому другому пути, мы не можем прийти ни к чему, кроме

путаницы и лжи" Эта ленинская оценка общественно-экономической теории К.

Маркса характеризует также роль и значение гносеологии диалектического

материализма для любой сферы познания, и в частности для теории

законодательного регулировани и практики доказывания в уголовном процессе.

Теория доказательств науки советского уголовного процесса исследует

закономерности процесса познания, присущие специфической сфере

познавательной деятельности, - достижению истины по уголовным делам в

соответствии с целями и задачами уголовного судопроизводства. Она имеет свой

предмет, свои проблемы, свой понятийный аппарат и формы исследования, не

растворяющиеся в теории познания, но основывающиеся на ней.

Марксистско-ленинские положения о первичности материи и вторичности

сознания, о возможности познания человеком объективного мира, об

объективной, относительной и абсолютной истине, о партийности гносеологии, о

ступенях познания, о роли общественно-исторической практики в познании и др.

полностью распространяются на познание в уголовном судопроизводстве.

Рассмотрим в связи с этим более подробно значение для теории доказательств

марксистско-ленинского учения об истине. Проблема истины в науке

диалектического материализма при знается центральной проблемой теории

познания, важнейшей стороной основного вопроса философии. Ключевое место

занимают вопросы истины и в теории доказательств, законодательном

регулировании и в практической познавательной деятельности органов

расследования и суда по уголовным делам. Проблема истины в уголовном

судопроизводстве представляет собой частный случай применения положений

теории познания к одной из многих разновидностей познавательной деятельности

с учетом ее специфических особенностей. Деятельность органов

предварительного расследования и суда по борьбе с преступностью может быть

успешной, если их решения по каждому уголовному делу будут соответствовать

тому, что произошло в действительности. Следователь и суд должны точно и

полно познать картину совершенного преступления, т. е. достичь истины.

Обязанность достижения истины - первоочередное и необходимое требование, без

выполнения которого невозможно правильное осуществление социалистического

правосуди В. И. Ленин неоднократно подчеркивал необходимость достоверного

установления обстоятельств совершения преступлени Широко известны многие

случаи, когда В. И. Ленин даже в самые трудные моменты для молодого

Советского государства запрашивал органы юстиции, ВЧК о том, установлена ли,

доказана ли виновность привлеченных к уголовной ответственности, сурово

осуждая незаконные и необоснованные аресты. Для В. И. Ленина требование

достижения истины при осуществлении правосудия было очевидным и необходимым

требованием, не знающим каких-либо исключений и полностью свойственным

социалистическому правосудию по любому делу. Как "нелепость" оценил В. И.

Ленин высказывание на страницах журнала "Красный Террор" М. И. Лациса,

"который хотел сказать, что красный террор есть насильственное подавление

эксплуататоров, пытающихся восстановить их господство, а вместо того

написал.. : "не ищите (И?) в деле обвинительных улик о том, восстал ли он

против Совета оружием или словом". Развитие советского

уголовно-процессуального законодательства, теории доказательств в советском

уголовном процессе последовательно направлено на совершенствование

процессуальных форм, средств, гарантий, обеспечивающих органам

предварительного расследования и суду наиболее благоприятные условия для

достижения истины. В этом отношении, как и в других, целенаправленность и

содержание развития советского и буржуазного доказательственного права,

теории доказательств, судебной и следственной практики принципиально,

качественно различаютс Для буржуазной правовой науки характерно отрицание

объективной истины, отрицание возможности ее достижения в области судебной

деятельности. Буржуазные юристы при этом ссылаются на особенности судебного

исследования, которые, по их мнению, позволяют установить лишь юридическую,

формальную истину или же распространяют на деятельность суда общие положения

агностицизма о невозможности познания объективной действительности.

Дореволюционный русский юрист И. В. Михайловский прямо указывал, что

"задачей всякого, а значит и уголовного, суда должно быть не стремление к

отысканию безусловной материальной истины, а стремление к истине

юридической". Другие ту же мысль выражали в иной форме: "... о полной

несомненности не может быть и речи в области судебного исследования, и в

делах судебных судья вынужден по несовершенству средств человеческого

правосудия удовлетворяться по необходимости лишь более или менее высокой

степенью вероятности".

Аналогичными суждениями, часто в еще более резких и не прикрытых

формах, пестрят и работы (посвященные как общей теории права, так и теории

уголовного процесса) многих буржуазных ученых, относящиеся к более позднему

времени. В книге "Введение в науку права" Г. Радбрух писал: "Юрист -

служитель формы, не существа, то есть справедливости" Следовательно, здесь

формальная (и только формальная) ретина выступает как цель судебного

доказывани Та же мысль, но уже специально в применении к уголовному процессу

была четко выражена другим немецким юристом - Цу Дона: "Лучше допустить,

чтобы кто-нибудь пострадал от не справедливости, чтобы какое-нибудь

преступление осталось без возмездия, чем идти к идеальной цели прогресса

ценой... неизбежной неуверенности" Английский юрист Г. Ноукс,

противопоставля научное и практическое знания, приходит к категорическому

выводу о не доступности для суда достоверного познания происшедшего в

действительности. Заменителем достоверности, по его мнению, должна быть

только вероятность Таким образом, буржуазная правовая наука в вопросах

понимания истины, ее достижимости в судебной деятельности всегда стояла на

антинаучных позициях. Философскую мировоззренческую основу ее теорий

составляли различные формы идеализма, агностицизма. От мировоззрения, как

известно, зависят подход к изучению явления, характер познания, выводы.

Характеризуя принцип партийности в науке, В. И. Ленин пи сал о реакционных

буржуазных ученых: "Ни единому из этих профессоров, способных давать самые

ценные работы в специальных областях химии, истории, физики, нельзя верить

ни в едином слове, раз речь заходит о философии. Почему? По той же причине,

по которой ни единому профессору политической экономии, способному давать

самые ценные работы в области фактических, специальных исследований, нельзя

верить ни в едином слове, раз речь заходит об общей теории политической

экономии. Ибо эта последня - такая же партийная наука в современном

общество, как и гносеология".

Буржуазная правовая наука, как партийная, классовая, не могла и не

может признать достижимость объективной истины, ибо подобное признание

оказалось бы в резком противоречии со всей практикой буржуазных судов, не-

способствовало бы убеждению народных масс в "справедливости" буржуазного

правосуди В зависимости от периодов развития буржуазного общества, от

соотношения классовых сил менялись, приспосабливались к изменившимся

условиям как философские, так и правовые теории, но суть гносеологической

позиции буржуазной теории и практики доказывания оставалась неизменной. В

период так называемой свободной конкуренции в буржуазной науке уголовного

процесса господствовала концепция буржуазной законности, как реального

средства обеспечения классовых интересов, осуществления буржуазной

справедливости. "Конечно, - указывал Ф. Энгельс, - для буржуа закон свят:

ведь он является его собственным творением, издан с его согласия для защиты

его личности и его интересов. Буржуа знает, что если один какой-нибудь закон

и причиняет ему неудобства, то все законодательство в целом направлено к

защите его интересов, а главное, что святость закона, неприкосновенность

порядка, установленного активным волеизъявлением одной части общества и

пассивным - другой, является самой надежной опорой его социального

положения" Это относилось и к цели доказывания в процессе. Поэтому взгляд Ч.

Беккариа на деятельность судьи, сущность которой он усматривал в точном

применении закона при помощи силлогизма, получил широкое распространение в

буржуазной правовой науке хотя и претерпел с того времени изменени В

частности, в после дующем господствующая доктрина буржуазной правовой науки

рассматривала деятельность судьи по применению закона прежде всего как

интеллектуально-логическую. По мнению представите лей этой доктрины,

правильность разрешения уголовных дел не подлежала сомнению, если судья

делал логический вывод из общей абстрактной посылки (истолковав ее при

необходимости) и конкретного деяни Такой взгляд на деятельность судьи

полностью соответствовал интересам буржуазии, так как позволял ее идеологам

вуалировать служебную роль судебной деятельности, определяемой классовыми

интересами буржуазии. Изображая деятельность буржуазного суда как

интеллектуальный процесс применения норм права, теоретики буржуазною права

лживо объявляли правосознание буржуазных судей "народным" правосознанием.

Классики марксизма-ленинизма до конца разоблачили этот прием идеологов

буржуазии, которые часто употребляют слова "народ", "народное", когда речь

идет о маскировке различных институтов буржуазного государства, права,

нравственности и т. п.. С переходом капитализма в стадию империализма, по

мере обострения классовых противоречий появляются различные буржуазные

философские школы, направления, теории, в задачу которых входят поиски новых

путей и средств идеологического подкрепления власти монополистической

буржуазии. Философии эмпириокритицизма, критического реализма,

эмпириомонизма, прагматизма и другие не представляют собой принципиально

новых направлений философской мысли. Для борьбы с диалектическим

материализмом - философской основой мировоззрения пролетариата - эти школы,

теории берут на вооружение все то реакционное, что было в истории философии,

облекая в новые одежды старые идеи, отрицавшие закономерности развития,

присущие природе и обществу, объективный характер истины и возможность ее

достижени Эти философские теории были положены и в основу правовых школ,

направлений, которые начали наступление против традиционных взглядов на

сущность деятельности суда, буржуазно-демократической законности и других

принципов правосуди Уже в 80-х годах XIX в. Оскар Бюлов (автор теории

процесса как юридического отношения) заявил, что закон еще вовсе не

действующее право, он только план, проект будущего желаемого правопорядка

или подготовка к осуществлению, попытка осуществления определенного

правопорядка. Бюлов принижает значение закона, ставит решение суда выше

закона. Дальнейшее развитие этот взгляд получил в работах сторонников

"свободного права" попытавшихся научно обосновать право судей судить не на

основании закона, а по своему усмотрению. Представители этого направления в

теории права последовательно выражали стремление империалистической

буржуазии "избавиться от ею же созданной и для нее ставшей невыносимою

законности... " Сторонники "свободного права" рассматривали судебное решение

не как результат точного применени закона, а как акт свободного применения

права. Это право свободно находится судьей, но только таким судьей, который

хорошо понимает, кому он служит, и возводит своим решением в норму права то,

что выгодно монополистическому капиталу. "Настоящим дл него человеком будет

лишь тот, - писал Эрлих, - который не только обладает острым взглядом на

сущность общественных явлений и быстро воспринимает потребности настоящего,

но хорошо понимает исторический ход права, только тот, кто черпает из

полного, кто как хозяин владеет народной мудростью и призван идти путем

справедливости". Если представители "классической школы права" считали, что

в основе деятельности судьи лежит интеллектуальный, формально-логический

процесс, то сторонники "свободного права" в трактовке деятельности судьи

переносят центр тяжести на психологию самого судьи (прямое влияние

эмпириокритицизма Маха и Авенариуса, толковавших вопросы познания с позиций

психологизма). Поэтому они наделяют личность судьи особыми достоинствами,

которые якобы должны обеспечить справедливость в новых исторических

условиях. Целевое назначение теории "свободного права" выразил Е. Фукс: "Для

практики должна быть создана отдушина, чтобы судья мог не применять норму

закона, несмотр на ее общий смысл, там, где она по справедливости не

подходит к данному случаю". В современный период отказ от принципа

законности, от стремления к истине в деятельности суда пропагандируется

буржуазной наукой права в виде всевозможных социологических,

естественно-правовых, нормативистских, психологических и других школ и

теорий "Монополистический капитал все явственнее обнажает свою реакционную,

антидемократическую сущность. Он не мирится даже с прежними

буржуазно-демократическими свободами, хотя лицемерно и провозглашает их" Это

положение в полной мере распространяется на сферу правовой идеологии, теории

и практики буржуазного судопроизводства. Так, в современной американской

юриспруденции наиболее широко представлено "социологическое направление",

объединяющее несколько школ (социологическая школа-О. Холме, Р. Паунд, Б.

Кардоцо, Кайнрс и др. ; реалистическая-Д. Фрэнк, К. Ллевеллин и др. ). Оно

прямо исходит из отрицания объективной истины, из права судьи решать дела по

своему усмотрению, сообразуясь с защищаемыми интересами "личности",

"общества". О том, какие интересы подразумеваются, видно уже из того, что

объявляется "правообразующей силой". Ею сторонники рассматриваемого

направления считают врожденные инстинкты, а главным и наиболее устойчивым из

них - инстинкт обладания частной собственностью. С прагматических позиций

дается определение и самому праву, заранее оправдывающее любое произвольное

решение суда. "Право есть то,- писал основоположник "социологического"

направления О. Холме, - что суды наверняка сделают в действительности"

Деятельность же судей определяется всегда "социальной выгодой". Для

достижения этой цели суды могут создавать нормы права, а не только следовать

закону. Следу за Холмсом, другие представители социологической школы

утверждают, что "изменения в праве или большинство из них осуществляются

судьями. Результатом этого являются не просто дополнения или модификация, а

революционизирование и трансформация". Таким образом, судья выносит решение

по своему усмотрению в соответствии с правильно понятыми "социальными

целями", т. е. в интересах буржуазии, в интересах капиталистического

порядка. Принципы деятельности суда, подчиненные таким "социальным" целям,

очевидно, не могут быть согласованы с признанием объективной истины в

уголовном судопроизводстве. Поэтому "социологи" отрицают возможность

достижения объективной истины в суде. По их мнению, свое решение судья

должен основывать не на объективно установленных фактах, а на вере в

правильности решени "Мой основной критерий истины, - писал тот же Холме, -

есть то, во что я не могу не верить так или иначе". Взгляд, согласно

которому не достоверное знание, а та или иная степень веры судей служит

основанием судебного решения, в разных формах развивается в современной

правовой теории и признается в практике американской юстиции. На весьма

близких позициях стоит и так называемая "реалистическая школа". Основными

посылками являются те же переработанные О. Холмсом в духе прагматизма идеи

буржуазной юриспруденции с добавлением концепций фрейдизма, бихевиоризма.

"Реалистов" отличает от других школ наиболее откровенный и прямой

отказ от принципа законности. Закон, которому судья "может следовать или не

следовать", рассматривается ими не как действующее право, а как "бумажное

право", фикци По мнению сторонников "реалистической школы", в законе нельзя

установить общих правил поведения, поскольку невозможно учесть и предвидеть

всего многообразия факторов, определяющих конкретное право данного человека.

О сформулированных в законе в общей форме правах можно только догадываться,

они еще неизвестны, если не вынесено судебное решение. В соответствии с этой

доктриной только суд, имеющий дело с конкретными условиями и

руководствующийся "социальной выгодой", может устанавливать право. "Судьи, -

утверждает Джером Фрэнк, - несомненно создают нормы права, которые отражают

их взгляды относительно желательной социальной политики" Отказ от законности

сочетается с отрицанием объективной истины. По мнению "реалистов", значим

только субъективный опыт судьи, и поэтому "установленные по делу факты

нельзя приравнивать к фактам действительности, которые можно обозначить,

применя термин Канта, как "факты в себе". Гносеологическая основа

"социологической" и "реалистической" школ - философи прагматизма -

американский вариант субъективного идеализма периода империализма.

Прагматизм не признает объективную реальность и возможность ее познания,

отрицает объективный характер истины. Реальным признается все то, во что

люди решили верить, и наоборот, все то, во что они верят, - реально.

Следовательно, реальность зависит от человека, который творит ее в своем

сознании в форме веры. Отрицание объективной реальности влечет и отрицание

объективной истины. Признавая "истинным все то, что практически полезно,

выгодно, вплоть до идеи бога, прагматизм выступает против науки, знания,

истины. Прагматизм не единственное течение современной буржуазной философии,

отрицающее объективный характер истины и возможность ее достижения, которое

используется современными теоретиками буржуазного права для "снятия"

проблемы истины в судопроизводстве. Из многих течений буржуазной философии,

стоящих на тех же исходных гносеологических позициях, следует назвать

неопозитивизм как наиболее распространенную в настоящее время философию

субъективно-идеалистического толка.

При всем разнообразии вариантов, течений в этой философии все

неопозитивисты, опираясь на идеалистически истолкованную математическую

логику и семантику, по сути дела отрицают возможность познания объективной

действительности. Мир рассматривается ими как логическая конструкция из

чувственных данных, ощущений или высказываний о них. Человек в познании

ограничен рамками своих высказываний об ощущениях; а смыслу слов, которые

находятся в формальных отношениях между собой, ничто не соответствует в

природе. Перенося неопозитивистские конструкции в теорию доказательств,

буржуазные процессуалисты скрывают за сложными семантическими дискуссиями

подмену достоверности проблематичностью знаний и реальной обоснованности -

субъективным усмотрением "Буржуазные учения и школы, - говорится в Программе

КПСС, - не выдержали исторической проверки. Они не смогли и не могут дать

научного ответа на вопросы, выдвигаемые жизнью. Буржуазия уже не в состоянии

выдвинуть идеи, которые могли бы увлечь за собою народные массы. Все больше

людей в капиталистических странах порывают с буржуазным мировоззрением.

Буржуазная идеология переживает глубокий кризис". Только

марксистско-ленинская философия дала цельную, подлинно научную теорию

познани Гносеология диалектического материализма, как и вся

марксистско-ленинская философия, является партийной наукой. Перед ней стоит

задача познания закономерностей развития природы и общества в том виде, как

они существуют в действительности. Гносеологической позиции рабочего класса

чужда классовая ограниченность. Как наиболее прогрессивный, передовой класс,

пролетариат заинтересован в правильном познании объективных законов,

сущности явлений природы и общества, ибо без этого его революционная

деятельность, направленная на изменение природы и общества, не может

осуществлятьс Партийность марксизма-ленинизма совпадает с объективностью и

состоит в требовании полной объективности науки, в верном отражении

объективной действительности. Наука диалектического материализма разоблачила

идеалистические теории о невозможности познания окружающей действительности,

рассеяла сомнения в достоверности человеческих знаний. Исторически

развивающаяся общественная практика служит доказательством того, что

человеческое познание верно отражает объективную реальность и способно

достичь объективной истины. Не представляет исключения и познание,

осуществляемое в уголовном судопроизводстве. Обстоятельства совершенного

преступления также полно и точно могут быть познаны, как и другие явления

объективной действительности. Под объективной истиной марксистская философия

понимает такое содержание человеческих знаний, которое правильно отражает

объективную действительность и не зависит от субъекта, не зависит ни от

человека, ни от человечества. Проблема истины в марксистской философии есть

проблема познания действительности, а не проблема "познания истины" Истина -

результат правильного познани объективной действительности, а не сама

действительность. Она объективна потому, что ее содержание соответствует

отражаемому объекту. Марксизм не признает никакой другой истины, кроме

объективной. "Для материалиста наши ощущения суть образы единственной и

последней объективной реальности, - последней не в том смысле, что она уже

познана до конца, а в том, что, кроме нее. нет и не может быть другой....

Быть материалистом значит признавать объективную истину, открываемую нам

органами чувств" Естественно, что социалистическое правосудие не может

довольствоваться субъективными предположениями, догадками об обстоятельствах

совершения преступлени Выводы органов расследования и суда о виновности

обвиняемого в совершении преступлени должны быть истинными. Возможность

установления истины и ее понимание как истины объективной не всегда

одинаково трактовались в теории доказательств. Так, А. Я. Вышинский в 1937

году писал, что условия судебной деятельности ставят судью перед

необходимостью решать вопрос с точки зрения установления максимальной

вероятности тех или иных факторов, подлежащих оценке. Позднее А. Я.

Вышинский продолжал пропагандировать эту же концепцию, внеся в нее лишь ряд

оговорок Такое решение вопроса об объективной истине в уголовном процессе

глубоко ошибочно. Вероятность, понимаемая как проблематичное,

предположительное представление о том, что имело место в действительности,

не равнозначна достоверности и не может служить основанием для приговоров

советского суда. Понятно, что подавляющее большинство советских

ученых-юристов не разделяло этих воззрений. И тем не менее до разоблачения

партией культа личности и обстоятельной критики в партийной и юридической

печати ошибочных взглядов А. Я. Вышинского его концепция препятствовала

разработке в теории доказательств правильного представления о природе и

содержании истины в уголовном процессе. В частности, она создавала

определенную почву для неправильного противопоставления отдельными авторами

средств и методов познания и обоснования выводов при исследовании

обстоятельств уголовного дела средствам и методам, применявшимся в других

областях человеческой деятельности (естественнонаучной, технической и т. п.

), как якобы менее надежных. Само понятие вероятности подчас использовалось

не в строгом научном смысле, а как синоним ошибочности или дефектности знани

Такого рода высказывания, ориентировавшие по существу на допустимость ошибок

при вынесении приговора как неизбежного зла в судопроизводстве, содержались,

в частности, в некоторых работах С. А. Голунского 30-х годов. Он определял

истину как "ту степень вероятности, которая необходима и достаточна для

того, чтобы положить эту вероятность в основу приговора". Несколько позднее

аналогичную точку зрения высказал М. А. Чельцов. По его мнению, фактическая

достоверность во многих отраслях практической деятельности представляет

степень вероятного знания, а "специально в отношении уголовно-судебной

достоверности надо заметить, что в большинстве случаев она основывается не

на законах природы, даже не на эмпирических правилах, а только на

приблизительных обобщениях". И далее: "Мы говорим, что в деле нет

"разумного", т. е. практически существенного сомнения, хотя возможность

теоретического сомнения нередко все же остаетс В таких случаях, сознавая,

что наш вывод по делу ничем реально не опровергается, мы принимаем его за

истину" Пытался обосновать правомерность вынесения приговоров при

"максимальном приближении к истине" и В. С. Тадевосян.

Такое понимание природы истины не могло способствовать улучшению

качества работы органов расследования и суда. Обвинительный приговор не

может быть постановлен, если по существу дела есть сомнения Оговорки о

"разумном", "теоретическом", "практически несущественном" сомнении не могут

быть признаны состоятельными, ибо каждое сомнение, если оно возникло и не

устранено, всегда имеет практическое значение. Нет никаких оснований

усматривать препятствия гносеологического порядка на пути достижения истины

в уголовном судопроизводстве. Человеку доступно познание законов природы и

общества, доступно ему и познание отдельных событий, явлений. Те трудности,

которые встают при предварительном расследовании и рассмотрении дела в суде,

относятся к трудностям практического свойства, и их преодоление зависит от

следователей и судей, от их опыта, умения, организации работы и т. д. Судья

и следователь могут ошибиться в своих выводах, но причина их ошибки не

заложена в природе и характере человеческого познани Если было упущено

время, допущены неисправимые ошибки и уже нет возможности собрать

доказательства, необходимые для достоверных выводов, то все это не может

служить оправданием для вынесения обвинительного приговора на основании

предположений. Все сказанное позволяет заключить, что утверждение о

вероятности знания, которое суд (следователь) после исследования

обстоятельств дела должен положить в основание своих выводов, принципиально

неправильно. Нет никаких общих и специфических причин, которые бы в принципе

препятствовали достоверному знанию, получаемому в ходе уголовного процесса.

Ссылки на ограниченность сроков производства, круга видов доказательств и т.

п. не опровергают этот тезис Сроки, установленные законом, соотнесены с

объемом и сложностью типичных задач, подлежащих решению по уголовному делу,

и могут быть в случае необходимости скорректированы. Соотнесены с задачами

судопроизводства и средства доказывани Необоснованной как в практическом,

так и в теоретическом отношении представляется попытка возобновить дискуссии

о допустимости вынесения обвинительного приговора на основе вероятного

знания, предпринятая в последние годы С. В. Курылевым. Ошибочность

принципиального подхода отнюдь не снимается тем, что ставится вопрос

применительно к разрешению уже не всех уголовных дел, а лишь к отдельным

случаям. Суть неправильности позиции С. В. Курылева состоит в отождествлении

ошибочных решений в судебной практике, возможных, но не фатально неизбежных,

а обусловленных ошибками же в собирании и оценке доказательств, с

"объективной невозможностью установления фактов" в отдельных конкретных

случаях. В подтверждение допустимости вероятного знания в обвинительном

приговоре С. В. Курылев сослался на математическую теорию вероятностей.

Предмет теории вероятностей составляют массовые случайные явления, тогда как

следователь, суд исследуют всегда единичное событие со всеми его

индивидуальными признаками. Доказательства, с помощью которых познается

событие преступления, виновность обвиняемого, органически связаны с

общественной и личной жизнью людей и настолько разнообразны и индивидуальны

по своему содержанию и форме, что в настоящее время статистическая их

обработка практически невозможна Теория вероятностей исследует

закономерности случайных событий, вероятностный характер которых составляет

их объективное свойство. При познании в уголовном процессе речь идет об ином

аспекте понятия вероятности. Логическое (гносеологическое) понятие

вероятности характеризует не объективную вероятность в материальных

процессах, а осознанную, оцененную нами степень соответствия нашего знания

реальности. С. В. Курылев правильно отметил, что "истина и вероятность -

разные понятия, но они связаны между собой так же, как связан результат

познания со средствами познания, способом познания". Поэтому на основании

большей или меньшей вероятности могут проводиться следственные действия по

собиранию доказательств, приниматьс промежуточные решения при расследовании

и разрешении дела. Но вероятность как приближенное знание, занимающее место

между заблуждением и истиной, не может служить основанием для признания лица

виновным в совершении преступлени Даже "максимальна вероятность" или "девять

шансов против одного", о которых писал С. В. Курылев, являются слишком

шаткой основой для осуществления социалистического правосуди Основы

уголовного судопроизводства закрепили требование к органам расследования и

суду обеспечить раскрытие каждого совершенного преступления, справедливое

наказание каждого виновного. Очевидно, что это требование несовместимо с

подменой достоверных выводов о деянии вероятными. Позиция С. В. Курылева

внутренне противоречива и в другом отношении. Допущение вероятности при

вынесении обвинительного приговора связывается им с необходимостью

"достоверного", "абсолютно истинного" установления факта "совершения лицом,

привлеченным к уголовной ответственности, общественно опасного,

противоправного, виновного действия или бездействия". Но ведь установить

таким образом указанный факт нельзя, если следовать рекомендации С. В.

Курылева, т. е. устанавливать на основе вероятности обстоятельства,

относящиеся к субъективной и объективной сторонам состава преступления,

например форма вины, несовершеннолетие подсудимого, способ хищения,

обстоятельства, освобождающие от ответственности. Не спасает положения и

предлагаемое С. В. Курылевым правило: "Вероятность может улучшить, но не

ухудшить положение подсудимого. Так, если установлена недостача у

материально ответственного лица, последний виновен в недостаче. Если при

этом оказалось невозможным выяснить, явилась ли недостача результатом

хищения или следствием халатности должностного лица, последнее подлежит

привлечению к ответственности за халатность. "Халатность" будет установлена

на основе вероятности; вероятность же хищения, если она представляется даже

значительно большей, чем вероятность халатности, должна быть отвергнута". В

действительности факт недостачи у материально ответственного лица не

образует еще состава преступлени Для осуждения лица необходимо установить

его виновность в совершении хищения или халатном отношении к своим

обязанностям. Признать лицо виновным в халатности только потому, что не

установлено с достоверностью хищение, - значит исходить из объективного

вменения, поскольку виновность обвиняемого в халатности не доказана, так же

как его виновность в хищении. Подобно этому нельз говорить о достоверности

установления убийства, если не доказано ни умысла, ни неосторожности в

действиях обвиняемого. Известно, что уголовно-правовое понятие убийства

предполагает соответствующую форму вины. Если не доказано достоверно ни

умысла, ни неосторожности в действиях обвиняемого, то речь может идти о

случае, но не об убийстве. По мнению С. В. Курылева, "требовать во имя

борьбы с преступностью достоверно устанавливать вину, когда вина лишь

вероятна и нет объективной возможности устранить эту вероятность, достоверно

доказывать невиновность означает толкать органы следствия и суда на