Некоторые характеристики благосостояния населения и социальные аспекты экономической трансформации 30-х годов

Изменения в уровне благосостояния населения в СССР складывались под влиянием динамики заработной платы, динамики цен и расширения сферы социальных услуг. Так, за годы индуст­риализации вдвое увеличилась школьная сеть, в пять раз возросла численность врачей, вместимость больниц – в три раза. Теперь на одного врача приходилось 1200, в то время, как в 1913 г. 5700 человек населения[7]. Это был безусловный успех первых советских пятилеток.

Сложнее было с ростом материального благосостояния. С одной стороны, заработная плата опережала рост производительности труда, а с другой – росла медленнее, чем цены. В 1940 г. цены были в 6-7 раз выше, чем в 1928 г. Это дает основание многим исследователям утверждать, что покупательная способность заработной платы в 1930-е годы была ниже, чем в 1920-е.

Действительно, нерыночные изъятия хлеба оставили крестьян без оного, и крестьяне несколько компенсировали недостаток хлеба в хозяйстве покупками готовых продуктов питания. Их потребление резко сократилось лишь 1934 г. А дальше шло постепенное восстановление уровня жизни аграрного населения. Тем не менее, из-за коллективизации к 1940 г. потребление крестьян было на 15 % ниже уровня 1928 г. В целом же потребление в селе сократилось в меньшей степени, чем в городе[8].

В городе в начале индустриализации наблюдалось значительное падение уровня жизни. К факторам понижения жизненного уровня относились: безработица и нормирование потребления вследствие дефицита потребительских товаров (период инвестиционного бума). Голод 1933-34 гг. тоже понизил уровень жизни горожан. После 1934 г. общество начинает получать отдачу от вложенных прежде инвестиционных ресурсов. Карточная система была отменена, что привело к повышению жизненного уровня городских жителей. Дополнительный вклад в рост потребления внесло сокращение количество иждивенцев в семье, поскольку женщины пошли на производство.

Есть и другая точка зрения на восстановление уровня жизни горожан. Согласно ей, реальный доход городского жителя так и не был восстановлен после голода 1932-33 гг., ибо к 1937 г. он составлял в городе примерно 60 % от уровня 1928 г. Последовавший резкий рост военных расходов после 1937 г. дополнительно сократил реальную заработную плату, приблизив ее уровень к 50 % от уровня начала индустриализации.[9]

Относительно общего уровня реальной заработной платы тоже имеются разные точки зрения. Согласно одной, потребление материальных благ на душу населения сократилось на 3 %, а после 1937 г. – на 7 % по сравнению с 1928 г. (в ценах 1937 г.). Согласно другой, учитывающий бесплатность услуг социальной сферы, то следует отметить скромный душевой рост благосостояния населения – на 10 % за период 1928-1937 г. [10]

Таким образом, страна стала индуст­риальной державой, но большинство ее населения жило не лучше, чем в 1928 г.

При всем значении показателя общего уровня заработной платы для характеристики благосостояния нужно обратиться к его уровню по отраслям. Отраслевой разрез покажет приоритеты развития экономики, а вместе с этим – реальные возможности роста благосостояния в будущем. Отмечалось, что в НЭПе приоритет отдавался отраслям легкой промышленности перед базовыми отраслями. Ситуация изменилась в конце 30-х годов (см. табл. 10.2.).

Таблица 10.2.

Среднемесячная заработная плата рабочих и служащих по отраслям народного хозяйства в 1940 г.(в рублях)

Сфера деятельности	Заработная плата	Ранг (1 – max уровень)
Все народное хозяйство	33,1
Промышленность	34,1
Сельское хозяйство	23,3
Строительство	36,3
Транспорт	34,8
Связь	28,2
Торговля, МТС, заготовки, сбыт	25,0
Народное образование	33,1
Культура	22,3
Искусство	39,1
Наука и научное обслуживание	47,0
Аппарат управления	39,0

Источник: Народное хозяйство СССР в 1987 г. М. – Финансы и статистика.

Самый высокий уровень среднемесячной заработной платы сложился в науке (ранг 1), далее идут искусство и управление (ранги 2 и 3 соответственно). Самый низкий – в культуре и сельском хозяйстве. В целом же можно сказать, что наука, управление и отрасли, работающие на индустриализацию, имели более высокие уровни заработной платы.

Масштабы и глубина преобразований затронули не только производство, его структуру, но социальную сторону жизни общества. Остановимся на некоторых социальных трансформациях того периода, изменениях в структуре занятых, демографических последствиях.

Коснемся лишь некоторых причин демографических изменений, связанных с коллективизацией и индустриализацией.

Как известно, в СССР спутником коллективизации было раскулачивание. Из 25 млн. крестьянских хозяйств более 1 миллиона стали жертвами раскулачивания. Это примерно 5-6 млн. человек. В том числе примерно 2 млн. чел. были высланы за пределы своих губерний, еще столько же – за пределы своих деревень внутри губерний, 1 млн. человек уехали сами.

В результате изъятия хлеба у крестьян в 1932 г. зимой 1932-33 г. разразился голод. В наибольшей степени от него пострадали, хлебные житницы: Украина, Северный Кавказ, районы Волги, Казахстана. Исследователи отмечают даже случаи каннибализма. Голод унес 7-8 млн. человек. Такие масштабы смертности позволяют говорить о демографической катастрофе. Коллективизация и голод уменьшили аграрное население на 13 млн. человек.

Индустриализация требовала рабочих рук. Принудительные методы проведения коллективизации, ухудшение экономического положения в деревне стали механизмом первичного накопления капитала, т. е. механизмом обеспечения растущих городов рабочей силой.

Динамика миграции в города представлена ниже (млн. чел.):

								Итого
11,4	2,6	4,1	2,7	0,8	2,4	2,5	17,7	44,2

Источник: Здесь и далее использованы цифры S. G. Wheuteroft, R. W. Davies. Population The Economic Тtransformation of the Soviet Union, 1913- 1945. Cambridge. 1994.

В годы массовых репрессий в заключение и ссылки были отправлены в 1937 г. 2,7, в 1939 – примерно 3,9 млн. человек крестьян. В итоге более 36 млн. человек были «изъяты» из аграрного сектора. Конечно, вследствие динамики рождаемости потери несколько восполнялись, но не компенсировались. И дело собственно не в компенсации, ибо урбанизация – столбовая дорога индуст­риализации. А в методах и причинах, заставивших людей отказаться от привычного уклада жизни.

В итоге население Советского Союза по данным переписей уменьшилось между 1933 и 1937 г. с 165,7 до 162 млн. человек и к 1939 году возросло до 167 млн. человек.

Характеристика занятости. О численности занятых и их структуре дает представление рис.10. При значительном общем росте численности занятых – за период 1926-39 гг. она возросла с 76 до 92 млн. человек – заметно сократилась доля сельского населения – с 80 до 52 % - , по-прежнему составляя основную часть работников. Индустриальный сектор значительно прирастил долю занятых: с 6 до 18 %, но не стал доминирующим среди несельскохозяйственных отраслей.

Таким образом, можно говорить о заметном влиянии индустриализации на структуру занятого населения.

Рис. 10. Численность занятых по отраслям, 1926 и 1039

Социальные трансформации 1930-х гг. Но ряды цифр и графиков не отражают важных и сложных социальных изменений, происходящих под влиянием изменений условий труда, жизни, всего ее уклада. Обратимся к факту роста слоя новых пролетариев и тех новых требованиях, которые предъявляла индустриальная жизнь. Это прежде всего требования дисциплины и точности выполнения работы, технологических операций. Но вчерашний крестьянин привык соизмерять свой ритм и последовательность труда с природой, а не с машиной. Последствия столкновения двух укладов в одном работнике и общественная реакция под влиянием идеологических перегибов точно подмечены А. Кестлером в его романе «Слепящая тьма», фрагмент которого мы хотим предложить читателю. Во фрагменте описывается допрос командарма Рубашова (Р), старого интеллигента, следователем Глеткиным (Г), вчерашним крестьянином:

Вы считаете вредительство выдумкой? Тогда в чем же, по-вашему, причина неудовлетворительного состояния нашей промышленности?

Р: Непосильные нормы, нищенская оплата труда и драконовские дисциплинарные меры. Мне известны случаи, когда рабо­чих 'расстреливали как вредителей за пустячные ошибки, вызванные голодом и усталостью. За двухминутное опоздание чело­века увольняли с такой записью в трудовой книжке, что потом его нигде на работу не берут.

Г: У вас были в детстве часы?

Р; Были, конечно.

Г: В каком возрасте вы их получили?

Р: Н-н-ну ... лет, может быть, в девять или в восемь.

Г: А я узнал, что час делится на минуты в шестнадцать лет. Когда крестьяне моей деревни ехали в город, они просто выходили из дому на рассвете, а потом они спали около станции, пока не прибудет поезд. Иногда он прибывал в полдень, иногда к вечеру, а иногда на следующее утро. И большинство наших рабочих – деревенские люди.

Неподалеку от моей деревни построили, например, крупнейший в мире сталелитейный завод. И вот мои земляки, вчерашние крестьяне, загружали доменную печь и ложились спать.

К ним пришлось применить высшую меру наказания. В других странах процесс Индустриализации растягивался на сто или двести лет, так что крестьяне, естественно и постепенно привыкали к новой своей жизни. У нас они должны освоиться с машинами и промышленной точностью в десять лет. Если мы не будем увольнять и расстреливать за малейшие ошибки, они не отвыкнут спать у станков и во дворах фабрик, и страну отхватит мертвый застой, то есть она вернется к дореволюционному состоянию…

Р: ... зачем вам нужны козлы отпущения, если вы понимаете, что причины наших промышленных неурядиц носят объективно-исторический характер?

Г: ... если моим землякам сказать, что они все еще отсталы и неграмотны, несмотря на завоевания революции и успешную индустриализацию страны, это не принесет им никакой пользы. А если их убедить, что они герои труда и работают эффективней американцев, а страну лихорадит от дьявольского вредительства врагов – это хоть как то им поможет. Истинно правдиво то, что приносит человечеству пользу; по-настоящему ложно то, что идет ему во вред ... »

В этом фрагмента художественно осмыслены важнейшие социально-психологические проблемы индустриализации. Рутинная, неторопливая патриархальность столкнулась с организацией и ритмом машин. Эта встреча захватила широкие слои вчерашних крестьян. И патриархальный уклад в качестве жертвы для оправдания своей неспособности быстро справиться с требованиями нового индустриального уклада производства выбрал то, что он не может отобрать и обладать на условиях частной собственности: культуру, более высокий уровень интеллектуального развития (часы Рубашов получил в девять лет, что свидетельствует о его происхождении), интеллигентность. Патриархальный молох в идеологической оболочке прошелся по научной, технической, военной, образовательной, культурной, медицинской интеллигенции.

Оценка истинности происходящего – что такое хорошо, и что такое – плохо - тоже дается представителями патриархального уклада (субъектами доиндустриальной экономики). Ведь их было большинство в стране, в новых индустриальных городах, новых отраслях индустриального производства, в органах управления разного уровня.

Феномен социальной переходности широко обсуждается в научной литературе. В 1930-е годы миллионы людей оказались оторванными от прежнего, привычного уклада жизни. В условиях города еще предстояло адаптироваться, выработать новый уклад жизни, новую культуру быта и труда, новые социальные связи и отношения. Процесс этот длительный и сложный. А в переходном состоянии человек находится в определенном смысле «без руля и без ветрил». Он относительно легко меняет пристрастия, убеждения, поддается влиянию часто противоположных политических течений, плывя по волнам конформизма. Такому населению можно навязать самые невероятные идеи, в том числе и о дьявольском вредительстве со стороны наиболее образованной и думающей части населения.

Конечно, репрессивный аппарат не был особо избирателен, он «пожирал» в итоге практически всех без разбору. Надо сказать, что к его помощи прибегали и европейские страны в соответствующий период своего развития: работные дома, тюрьмы для особо непокорных, сжигание на кострах идеологически неверных и т. п. И в СССР репрессивный аппарат стал составной частью индустриальных преобразований в 1930-е годы.

Характеристика новых рабочих, о котором весьма общо рассуждал следователь Глеткин, раскрывается в изложении следующих фрагментах статьи О. Лациса «На переломе.» [11]

Новые рабочие быстро учились работать в новых для себя условиях. Тем не менее, навык машинной, дисциплинированной работы приходили не сразу: в 1932 году число прогульных дней на одного рабочего было в 9 раз больше, чем в 1934 году. Или, например, чтобы понять, чем отличается станок с электрическим приводом от станка с механическим приводом, рабочий сунул стальную деталь в станок для обработки бронзовых деталей. Любопытство было удовлетворено вполне, но станок вышел из строя.

Или вот другой сюжет. Во время строительства Сталинградского тракторного завода возник почин пустить завод на три месяца раньше намеченного срока к открытию партийного съезда. Директор завода безуспешно пытался убедить коллектив в недопустимости такой спешки, за что прослыл нытиком и маловером. Законы крупного машинного производства, исключающие штурмовщину, были непостижимы для крестьянина, вставшего к станку. Досрочный пуск завода состоялся, и с конвейера сошли первые пять тракторов. Директор оказался не прав? В следующий месяц завод не смог выпустить ни одного трактора. И в течение последующего года он вместо 144 давал 30, 50, 70 тракторов в день. Выигранные месяцы обернулись проигранным годом. Директор оказался тыс­ячу раз прав.

Социальная переходность выражалась в том, что инициатива и энтузиазм, освобожденные революцией, но не подкрепленные культурой машинного производства, порождали левацкие забегания вперед, безответственность и бесхозяйственность сверху донизу.

Так возникла новая институциональная среда с ее энтузиазмом и безответственностью, малограмотностью и уверенностью в правоте методов и способов руководства. Но в таких условиях до репрессивного аппарата и его «молоха» один шаг.

Причиной социальной переходности стали условия, которые заставили население радикально изменить уклад своей жизни. А возникновение новых правил и традиций новой жизни – длительный и мучительный процесс.

Социальная переходность имела и другие важные последствия в области создания нового слоя управленцев и исполнителей.

Индустриализация требовала не просто много свободной рабочей силы. Требовались хорошие исполнители пятилетних планов. Акцент на исполнительские функции, представленный в движении передовиков производства первых пятилеток, рекордах иногда любой ценой, формировал пролетариев не только у станка, но и за кульманом, в научной лаборатории, в директорском кресле. А кто же выполнял хозяйские функции (функции собственника) и какими критериями при этом пользовались? Чиновный аппарат – партийный и советский, – принимая решения, в силу своих ограниченных навыков и традиций управления и положения в структуре власти далеко не всегда пользовался экономическими критериями, предпочитая интересы власти и связанного с ней размер используемого имущества, а удаленность от производства «отлучала» и от ответственности за принятые решения. Правда, в 1930-е годы партийно-хозяйственный аппарат отвечал лично перед И. В. Сталиным. Но этот механизм ответственности очень уязвим во многих отношениях.

Таким образом, социальная переходность повлияла, как на качество управления предприятиями, так и качество управленческих решений.[12]

И, наконец, переходность к новому социальному статусу облегчила усвоение новыми пролетариями принципов и доктрин, сделавшими возможным укрепление режима личной власти.

ВЫВОДЫ

1. Грандиозные индустриальные преобразования меняли пейзаж страны, структуру отраслей, структуру занятых. Однако массовое изгнание старых управляющих (собственников) существенно ослабило экономические управленческие функции в новом масштабном преобразовании производства и жизни. Управленческая культура и навыки нового слоя управляющих еще только должны были сформироваться и укрепиться.

2. Перемещение значительных масс крестьян в города для работы на новых предприятиях породили там много проблем, связанных со слабой производственной и технологической дисциплиной и, как следствие, с многочисленными производственными авариями, штурмовщиной и другими проявлениями слабой дисциплины.

2. Особая сложность рассматриваемого периода состояла в том, что патриархальные ценности в тот период одержали верх над ценностями индустриального уклада. Потребности высоких темпов индустриализации потребовали быстрого преодоления «пережитков прошлого». А способом своеобразного обуздания и их преодоления стал репрессивный аппарат и идеологические доктрины.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1. В чем проявилось влияние индустриализации на структуру занятых?

2. Как отразились методы проведения коллективизации на динамике аграрного населения? Населения всей страны?

3. Какие причины социального характера и как влияли на проведение индустриализации?

4. Можно ли говорить о связи состояния субъекта экономиче­ской деятельности и методов воздействия на него в производстве?

ЛИТЕРАТУРА

1. The economic transformation of the Soviet Union, 1914-1945.Cambridge, University Press, 1994.

2. Лацис О. На переломе / /Знамя. 1988. Июнь.

3. Кестлер А. Слепящая тьма // Нева. - 1988. – № 7,8.

4. Очерки экономических реформ. М.-Наука.-1993. Гл. 6.

[1] The Economic Transformation of the Soviet Union 1913-1945. Cambrige. - 1994. – P. 310.

[2] Там же. Стр. 145

[3] История социалистической экономики СССР. М. - Наука. - 1977. Т. 3, с. 354

[4] Шмелев Г. Не сметь командовать! // Октябрь. 1988. № 2. С. 9

[5] Там же. С. 9.

[6] Шмелев Г. Не сметь командовать! // Октябрь. 1988. № 2. С. 10,11

[7] Очеркиэкономических реформ. М.-Наука.-1993. с. 150

[8] The economic transformation of the Soviet Union, 1914-1945.Cambridge, University Press, 1994. P. 52

[9] The economic transformation of the Soviet Union, 1914-1945.Cambridge, University Press, 1994. с. 52

[10] Там же.

[11] Лацис О. На переломе / /Знамя. 1988. Июнь.

[12] Не следует думать, что талантливых управленцев не было. Их решения, проходя через идеологическое «сито» и властные интересы, не могли быть реализованы полностью, а иногда и частично.