Великая Отечественная война 3 страница

28 стрелковая бригада продолжает вести упорные уличные бои в Красной Поляне.

Вспоминает А.Лопух:

- В назначенное время «Ч» мы открыли по немецким позициям ураганный огонь всеми орудиями 896 артполка, артиллерией 1104, 1106, 1108 стрелковых полков. Это создало условия для успешного продвижения вперёд нашей пехоты.

Вспоминает Л.Кузьмина-Феофанова:

- 5 декабря по Катюшкам в сторону Клязьмы прошли немецкие танки. А утром 6 декабря началась сильная стрельба из пушек. Мы укрылись в окопе. Фашисты стали отступать и поспешно покинули деревню. Последние уходящие солдаты стали поджигать дома. Всего сгорел 81 дом, уцелело 2. Когда артобстрел стих, мы вышли из окопа и увидели, что наш дом сгорел дотла. Картина была жуткая: по всей деревне торчали только дымоходные трубы и лежали трупы домашних животных.

Так как деваться было некуда, несколько семей решили идти к родственникам в Клязьму по полю. Оно было заминировано, правда, мы этого тогда не знали.

В это время началось контрнаступление наших войск. Началась страшная стрельба, пули свистели со всех сторон, загрохотали пушки. Мы очень испугались, а укрыться-то в поле негде. Потом увидели немецкий мотоцикл, а на руле лежит убитый фашист. Я залезла под этот мотоцикл. Все попадали кто где. А когда стихло, двинулись дальше. Появившиеся нам навстречу советские солдаты были очень удивлены, что мы прошли и не подорвались на минах (снег был очень глубокий). (А в 1942 году много местных подорвалось на минах, остававшихся ещё в лесу и на полях).

35-я отдельная стрелковая бригада под командованием полковника Будыхина наступала на Луговую. 6 декабря силами 2-го батальона под командованием майора Фадеева и 3-го батальона под командованием майора Билютина, при поддержке огневых ударов артиллерии, стремительной атакой сломила сопротивление противника и с ходу овладела посёлком ВНИИ кормов. Это был первый бой солдат и офицеров 35 ОСБ.

Враг на поле боя за посёлок Луговая оставил десятки убитых и раненых, спешно начал отходить к Озерецкому. Слаженно действовали артиллеристы под командованием майора А.Ухова.

В боях за Луговую пал смертью храбрых замкомбата старший лейтенант А.Шуравин. Он первым прорвался к мастерским Института. С ним рядом шёл в атаку и геройски погиб курсант М.Ходжаев. Вслед за ними на территорию Института в зимнюю морозную ночь ворвалась рота под командованием старшего лейтенанта Г.Гудима. «Немцы высыпали на улицу в одном белье и попали под наш перекрёстный огонь», - вспоминал он.

Из письма А.Фотгеймера:

- Дорогая жена! Здесь ад. Русские не хотят уходить из Москвы. Они начали наступать. Каждый час приносит страшные для нас вести. Холодно так, что стынет душа. Вечером нельзя выйти на улицу – убьют. Умоляю тебя, перестань мне писать о шёлке и резиновых ботинках, которые я должен был привезти тебе из Москвы, пойми – я погибаю, я умру, я это чувствую».

Вспоминает М.Комиссарова:

- 6 декабря снова начался обстрел Красной Поляны и Пучков. Мы в это время находились дома. Пятеро ребятишек сидели у стены на верстаке. Когда рядом с домом разорвался снаряд, мы невольно пригнулись. В это время в окно влетел осколок и вонзился в стену. А в соседнем доме от этого взрыва погибла девушка лет двадцати, единственная дочка.

Вспоминает Е.Косякова:

- Во время оккупации я, как и сотни других женщин и детей, находилась в подвале второй казармы. Все мы изнывали от голода, а особенно от жажды. Тяжело было слушать душераздирающий плач детей, их мольбы о воде и пище. Мы, матери, ухитрялись иногда выскакивать за порог дома и хватать грязный, затоптанный немцами снег. Наконец, стало невтерпёж. Мы с одной девушкой решили попытаться пройти к речке и набрать воды. Пробираясь обратно, мы увидели солдат, тащивших швейные машинки, шали, одеяла. В домах они вытаскивали из комодов ящики и укладывали в них добро.

Заметив нас, они закричали, остановились, а один кинулся к нам с винтовкой. Но мы успели юркнуть в подъезд.

А когда начали наступление части Красной Армии, фашисты втащили в комнаты первого этажа пулемёты и разместили автоматчиков. Оттуда они обстреливали наступающих красноармейцев. Так подлые фашистские трусы прикрывались женщинами и детьми.

Декабря

Наши войска продвигались вперёд. Впервые сдались в плен 11 немецких солдат. Такого ещё не было.

Из архивной справки Министерства обороны СССР:

- Немцы начали готовить свой отход, минировать дома и дороги.

Вспоминает М.Комиссарова:

- 7 декабря вечером прибежал сын хозяина дома и сказал, что немцы отступают, обливают дома керосином и поджигают.

Вспоминает И.Гапоненко, бывший политрук стрелковой роты 28 осбр:

- Освобождение Красной Поляны – это наше боевое крещение. Отсюда мы пошли вперёд, на Запад. В ту памятную ночь, где-то с 7 на 8 декабря, когда наши подразделения с боем вошли в посёлок, помню, как освободили в каком-то доме забитых в подвале около 200 человек. Посёлок лежал в развалинах, и только на окраине уцелели дома, в которых мы обогрелись, сварили кашу и к вечеру двинулись вперёд. Оглянувшись назад возле леса, мы подумали: какие красивые места – быть здесь красивому городу!

В ночь на 8 декабря основные силы немцев покинули Красную Поляну.

Вспоминает В.Ивашенков:

- Все дни были сильные бои. Снаряды рвались у противотанкового рва, прямо у входа в наше убежище. Один снаряд разрушил перекрытие в соседней землянке.

Когда бой утих, мы вышли. Пушки у нашего дома уже не было. Вокруг много подбитых танков, автомобилей, гильз от снарядов. Орудия зенитчиков, стоявшие по другую сторону дороги, были разбиты. В нашем доме стёкол не осталось.

Декабря

Из архивной справки Министерства обороны СССР:

- 331 СД и 28 стрелковая бригада продолжают вести уличные бои на Красной Поляне.

К 17.00 28 бригада с 135 танковым батальоном, 15 миномётный дивизион овладели северо-западной окраиной Красной Поляны и преследуют отходящего противника двумя стрелковыми батальонами из Поляны и одним – из Шемякино в общем направлении на Мышецкое.

331 дивизия с 134 танковым батальоном, 7 миномётный дивизион овладели Красной Поляной, Пучками и развивают успех на Рыбаки.

Передовые части 35 стрелковой бригады ведут бои в Озерецком.

20-я армия гонит врага на северо-запад (немецкие части: 23 и 106 пехотные дивизии и 2 танковая дивизия).

Вспоминает Н.Сошников:

- День за днём в нашей санроте росла тревога. Её не заглушали даже скопившаяся за восемь дней непрерывных боёв усталость, желание поспать хотя бы два часа без перерыва.

И вот однажды взошло солнце, а за окнами не слышно ни одного выстрела. Оказывается, фрицы драпанули ещё ночью. Наша полковая батарея снялась затемно. Мы так закричали «ура-а-а», словно сами ходили в атаку. Москва выстояла!

Командир санроты военврач Галюга поблагодарил всех и приказал сворачивать полковой медпункт: «Грузиться. Направление – на Красную Поляну».

Поредели не только стрелковые батальоны, но и санрота. Были убиты или ранены санитары-носильщики, выносившие раненых с поля боя. Уменьшилась и поклажа на розвальнях.

Слева и справа от дороги похоронная команда собирала тех, кто уже не увидит восхода солнца. Поле шириной до полутора километров от берёзовой рощи до деревни Пучки было усеяно убитыми в белых халатах, припорошенных снегом, словно саваном. С болью в груди за погибших и искалеченных убеждал я себя, что вражеская армия вооружена автоматами, а в нашем полку был пока один! Ещё не очень много у нас пушек и самолётов, не видели мы на нашем участке танков. Как объяснил нам командир полка майор Калиш, при контрнаступлении глубокий снег не позволял широко маневрировать, вынуждал брать деревушки в лоб, теряя людей и время.

Вспоминает Ф.Карпов:

- Отступая из Луговой, немцы схватили меня и моего одноклассника Колю Бунина (в 1941 мы окончили школу-семилетку) и швырнули в колонну пленных. Вели нас под сильной охраной лесами и просёлками. Делались попытки к бегству, но они заканчивались расстрелами. Расстреливали и ослабевших.

Где-то между Лунёво и Чёрной Грязью охрану усилили. Колонна вышла на небольшую лесную поляну, на которой было много немецкой техники и бегающих немцев. Нас тоже погнали бегом, подгоняя автоматами. По шёпоту пленных я узнал, что демонтируют орудие, которое должно было обстреливать Москву. Не пушка меня поразила, да я её и не видел. Я был поражён громадными автомобилями. В свои 16 лет я и предположить не мог, что они бывают такими огромными. На них грузили части этой пушки.

Не доходя до Солнечногорска, мы свернули опять в лес. На окраине какой-то деревни всех пленных согнали в большой сарай. Уже в сумерках красноармейцы устроили нам побег. Ну, а сами, как мы узнали позже, были живьём сожжены в этом сарае.

Вспоминает А.Косицын, начальник райотдела НКВД:

- Ещё шла перестрелка в Красной Поляне, ещё строчили с околиц посёлка немецкие автоматчики, а заплаканные и измождённые люди начали уже выбираться из подвалов и щелей, стремясь к показавшимся на улицах советским боевым машинам и красноармейцам. Рыдая, бросались они к бойцам, обнимали и целовали их. Это была незабываемая картина возвращения сотен людей к жизни.

За передовыми частями Красной Армии в Красную Поляну пришли работники районного отдела НКВД, в том числе и работники милиции. Советским органам предстояла огромная работа. Сотни семей остались без крова, имущество их было разгромлено и растащено. Первым делом мы вместе с работниками партийных и советских районных организаций занялись размещением обездоленных семей: помогали разыскивать вещи, переносили их, устраивали временное жильё людям, организовали медицинскую помощь больным и раненым. Затем привезли хлеб и выдали его всему населению. На следующий день началась выдача продовольственных карточек. Было организовано нормальное снабжение населения хлебом и другими продуктами.

Районные организации немедленно приступили к устройству медицинского пункта и налаживанию общественного питания. Милиция и весь состав райотдела НКВД взялись за восстановление общественного порядка. Было введено патрулирование по посёлку, разбирались жалобы граждан, снова была налажена работа участковых уполномоченных.

Вспоминает М.Комиссарова:

- Утром, когда рассвело, мы пошли посмотреть, что стало с нашим домом. Вся сторона Пучков, что лежит от шоссе в сторону Катюшек, была сожжена (это 35-36 домов). От нашего дома остался один пепел да куча обгоревшей картошки. Наши дома несколько раз переходили из рук в руки. Всё Пучковское поле было усеяно трупами наших солдат и матросов.

Семьи, чьи дома были сожжены, расселились кто у родных, кто в двух колхозных домах (как наша семья из 7 человек). В 12-метровой комнате ничего не было. Даже не в чем было вскипятить воду и сварить картошку. Жизнь начиналась с нуля.

Вспоминает Е.Бронзова:

- Когда в Красную Поляну пришли наши, они в первый же день организовали выдачу продуктов для изголодавшегося населения. Раненых местные жители разобрали по домам, но вскоре их всех увезли в московские госпитали.

Вспоминает М.Перфильева:

- В декабре сорок первого мне было 5 лет. Наша семья должна была уехать в эвакуацию вместе с оборудованием фабрики. Все наши вещи и продукты были в вагоне. А сами сесть не успели. Я в суматохе потеряла один валенок. Помню слова машиниста: «Приедете на следующем». А следующего уже не было. Все дни оккупации мы просидели в подвале сто третьего дома.

Когда немцев отогнали, мы пришли домой и увидели полную разруху. Некоторая мебель была сожжена, в том числе три ящика от очень красивого буфета ручной работы. Есть было нечем – не было ложек. Однажды брат нашёл где-то половинку деревянной ложки, и когда мы с братом по очереди ели похлёбку из лебеды (крапива-то была вся собрана, а в лес ходить мы боялись из-за мин), то она почти вся выливалась из ложки.

Есть хотелось всегда. Одеть было нечего. Около пекарни брат увидел убитого немца. Обрезал полы его шинели, а мама сшила мне сапожки. Они были очень тонкие, но всё ж ноги не голые.

Вспоминает В.Коровина:

- Я родилась в 1939 году в деревне Горки Киовские. Когда немцы были совсем близко, жители из своих домов ушли в окопы, которые вырыли для них на соседнем поле, через дорогу. Окопов было с десяток, каждый на несколько семей. В нашем окопе сидело 8 семей. Сидели прямо на земле, взрослые детей держали на руках. Как только бомбежка заканчивалась, дедушка, как и другие односельчане, переходил линию фронта – Рогачевское шоссе – и пробирался в дом, чтобы принести в окоп немного хлеба. Немцы, занявшие наш дом, не возражали и не отбирали у хозяина продукты. Сами взрослые от переживаний ни пить, ни есть не хотели, хлебом кормили детей. Мне давали хлеб, немного посыпанный солью, и я ела сама, а маленькому братику пожуют, завяжут в марлечку и дадут вместо пустышки.

Когда врага отогнали, жить оказалось негде - дома были сожжены, люди остались без крыши над головой. Погорельцев из Киовских Горок приняли к себе жители Киово, по нескольку семей в те дома, которые уцелели. Мы жили на краю деревни, возле кладбища, ближе к Аббакумово, у тети Шуры Тюльпановой.

Вспоминает И.Буйло:

- Когда Институт кормов освободили, мы пошли туда. В Лобне нам сказали, что вокруг всё заминировано, поэтому нужно идти только по тропке через Горки. В Горках увидели жуткую картину: изуродованная техника и много убитых. Два солдата убирали трупы. В посёлке института тоже было не лучше. Вдруг мы услышали взрыв в первом доме. Оказывается, в квартире Боровковой был заминирован самовар. Два мальчика взяли его, мина сработала. Одному повредило руку.

Здание института было загажено фашистами. Окна выбиты, книги разбросаны. Привести в порядок библиотеку взялась Турчанинова. 17-й дом получил две пробоины, 21-й тоже, водонапорная башня была повреждена, за водой приходилось ходить на станцию к колодцу. В клубе от бомбы осел потолок, на территории лежали трупы солдат. Их хоронили в братскую могилу в парке.

Нужно было думать о питании населения. Этим занялась М.Михайлова. М.Тропина занялась приведением в порядок бухгалтерии, выпиской зарплаты. Встал вопрос о возвращении института из эвакуации. Постепенно начали возвращаться сотрудники. Так как институт не был приспособлен для работы, пришлось временно переехать в Юсуповский дворец в Москве. Мне было поручено восстановить столовую в 17-м доме и клуб (большое участие приняла в его восстановлении Л.Громова). Пришла весна. Нужно было выйти в поле. За трактор села Таня Жадан. Вместо агронома, ушедшего на фронт, встала его жена – Клушина. Женщины повсюду заменили мужчин.

Вспоминает А.Ковалёва:

- Мы уехали из Луговой в Москву примерно за два дня до прихода немцев. Однажды нам сообщили, что фашистов выбили из посёлка. Тогда мы, несколько человек, поехали в институт. От станции Лобня до Горок шли по узкой проторенной дорожке. Когда подошли к деревне, увидели только остовы печных труб, на обочине дороги стояли разбитые вражеские машины со свастикой.

Вспоминает А.Трубинов:

- В 1960-1966 годах я работал председателем Краснополянского поселкового совета. Тогда ходили слухи о том, что в декабре 1941 года на Поляне якобы была установлена пушка для обстрела Кремля. Эти слухи никем не подтверждаются и ранее подтверждены не были. Из местных жителей никто такое орудие не видел. Если об этом и говорилось в немецких листовках, разбросанных в октябре-ноябре с самолётов, то это было сделано с целью посеять панику среди населения.

Из книги К.Рокоссовского «Солдатский долг»:

- В селе Каменка враг бросил два 300-миллиметровых орудия, предназначавшихся для обстрела Москвы.

Вспоминает Л.Костина:

- Через противотанковый ров был перекинут переход в две доски. По нему мы ходили на станцию. Перед приходом немцев его разобрали. Так что через ров ни наши машины и танки, ни немецкие пройти не могли. Когда немцев отогнали, был снова настлан мост для прохождения машин. Для танков он был слаб.

Когда мы возвратились в свои Горки, то увидели четыре подбитых немецких танка. Один стоял у поворота на Красную Поляну, второй – в саду у дома №27, третий – недалеко от второго на обочине, четвёртый – в конце деревни в сторону Лобни.

Вспоминает В.Тимофеев:

- В Красной Поляне один подбитый фашистский танк стоял у второй казармы, другой – у райкома. Казармы от обстрела пострадали. Один снаряд попал в третий этаж левой части третьей казармы. Комнаты там завалило. Потом из них сделали одну – под общежитие для девушек, приехавших из Курска работать на фабрику. Вторая казарма пострадала больше. Первая казарма сгорела, от неё оставалась только кирпичная кладка. Восстанавливать фабрика начала где-то в 1944-1946 годах.

После освобождения Краснополянского района от немецко-фашистских захватчиков добровольцами на фронт ушли партизаны Ф.Мельников, А.Щербаков, А.Кондрашов, И.Мехедов, А.Быкова, Е.Карпова, А.Косицын, И.Панин. Остальные партизаны и подпольщики вернулись к трудовой жизни, к восстановлению разрушенных войной предприятий, колхозов, к налаживанию производственной и хозяйственной деятельности.

Из Сводки об установленных злодеяниях, совершённых немецко-фашистскими захватчиками и их сообщниками в Краснополянском районе в период частичной оккупации с 30 ноября по 8 декабря 1941 года: «Убито 15 мужчин, 49 женщин, 14 детей. Совершено насилий, издевательств и пыток над мужчинами - 20, над женщинами – 51, над детьми – 80.

30 ноября при вступлении в посёлок Красная Поляна немцы сожгли дом гражданки Т., расстреляли при выходе из дома её дочь 18 лет и сына 6 лет.

В этот же день работницу фабрики З. немцы выгнали из квартиры на улицу, в результате чего у неё на руках замёрз ребёнок 2 лет.

Работниц фабрики Н., М., Г. немцы выгнали из квартир в мороз, загнали в здание бывшего райсовета, разбитое и нетопленное, в результате чего у женщин замёрзли грудные дети.

Во время оккупации посёлка была расстреляна в упор гражданка М. за то, что она возразила немецкому офицеру, пытавшемуся открыть дверь её дома.

Немецкие изверги ворвались в комнату гражданина Д. в Красной Поляне и изнасиловали его дочь 14 лет.

2 декабря во время оккупации деревни Катюшки была тяжело ранена гражданка Ч. 1914 года рождения. В больницу на Красную Поляну фашистские бандиты её не пропустили и в оказании помощи в их медпункте отказали. Ч. умерла.

4 декабря немцы в 30-градусный мороз выгнали из дома семью гражданки Л. с четырьмя детьми в возрасте от 1 года до 7 лет. В результате девочка Наташа 3 лет отморозила ручки и ножки. Дети Л. Валя 5 лет, Таня 1 год 9 месяцев и их бабушка 67 лет, её дочь Мария и гражданка Ш. были убиты немцами при переходе из дома в убежище.

5 декабря при отступлении из деревни Катюшки были сожжены дома и постройки, в том числе дом гражданина М., в котором находилась его бабушка 76 лет, больная, которая не могла передвигаться без помощи других. Из подожжённого немцами дома №35 не могла выйти тяжелобольная гражданка М. 1905 года рождения. Вместе с ней сгорели и двое её детей в возрасте 8 месяцев и 2 лет.

У гражданки М. немцы забрали костюм мужской, двое брюк, 50 метров мануфактуры, 8 пар чулок, 3 шт. трико, мужские ботинки, 3 пары галош, керосиновую лампу и два сломанных ведра.

В посёлке ВНИИ кормов у жены политрука Красной Армии Ф. отобрали все носильные вещи, которые погрузили в машины, оставив Ф. с 4-летним ребёнком раздетыми. При этом было сказано, что немецкому солдату холодно.

Там же были захвачены в плен 6 красноармейцев, которые были сразу же расстреляны. Находившийся с ними интендант второго ранга (фамилия не установлена) был зверски замучен. Ему выкололи глаза, отрезали уши, нос, половые органы, вырвали язык и сняли кожу на руках. Около него стояла банка с молоком.

Покидая Луговую, в квартире К. немцы застрелили 3 раненых красноармейцев».

Вспоминает А.Онищенко:

- Посреди посёлка Красная Поляна в числе других машин, брошенных немцами, стояли средний танк №233 и тяжёлый №86547. На борту первого киноварью был намалёван щит с жёлтой змеёй, изогнутой восьмёркой и пронзённой белым мечом. Эмблема второго танка – красный щит с расположенным в центре белым крестом.

Ограбленные этими крестоносцами женщины вынимали из танков панталончики и чулочки своих ребятишек, а в одном нашли даже коробку с ёлочными украшениями. Очень хотели фашисты справить Новый год в Москве.

Вспоминает Н.Дорожкин:

- До войны мы жили обеспеченно. Я работал, дочери. У нас были хорошие вещи. Когда после освобождения посёлка мы вернулись в свою квартиру, то застали там полный разгром. Наши перины, замызганные, затоптанные, валялись на полу общественной кухни. Видимо, гитлеровцы боялись ночевать в отдельных квартирах и поэтому устроили себе общее логово на кухне. Переломанная, исковерканная мебель валялась в коридоре. Сундуки, комод и шкафы были пусты. Гитлеровские воры утащили из моей квартиры одеяла, подушки, жакетки дочерей, их туфли, платья и полотенца. Они не погнушались даже мылом, брючным ремешком, бритвой, старым меховым спорком. Было у меня немного муки и мяса – всё сожрали.

Вспоминает Л.Костина:

- Когда немцы ушли, по чьему-то распоряжению начали делать через противотанковый ров дощатый мост, чтобы наши войска шли на запад.

За несколько дней боёв деревня Горки почти вся выгорела. Погорельцев разместили в Долгопрудном, Лианозово и других подмосковных посёлках. Позже в Горки на место сгоревших домов привезли срубы. Вернувшиеся люди поселились в этих домах, они стоят до сих пор.

Фашистских трупов в нашей деревне не было. Немцы всех своих успели похоронить. А наших бойцов хоронили в братской могиле. Было много неразорвавшихся мин и снарядов. Возле них весной поставили флажки с надписями.

Вспоминает В.Тарасов:

- Около «Полимера» (сейчас «Промбумтара») было немецкое кладбище. Могил двадцать. Напротив часовни и на краю деревни Пучки были небольшие захоронения. Берёзовые кресты и немецкие каски с них снесли сразу, как фашисты ушли. Где-то года через два с милиционерами их выкопали и захоронили в лесу за стадионом.

На Пучковском поле похоронная команда собрала погибших красноармейцев и захоронила. Немецких трупов там не было, потому что фашисты были в деревне, а наши шли по полю на «ура». Немцы их и расстреливали.

Потом оказалось, что не всех похоронили. Председатель сельсовета Зосимов собрал нас, подростков, и попросил собрать оставшихся. Дал лошадь. Мы ездили по полю. Увидишь бугорок – раскапываешь. Так нашли около 250 погибших. Находили комсомольские билеты. Потом у Катюшек, примерно там, где сейчас гранитная мастерская, вырыли котлован и захоронили. Было много отдельных могил у монастыря, за баней, у шламбоя. А уж позже подготовили гробы и похоронили в братской могиле.

А техника разбитая долго стояла. Потом приехали специальные люди и всё увезли. Мы, мальчишки, собирали гранаты, красивые пачки от сигарет находили. Несколько мотоциклов взяли местные жители. А вот фашистских документов не находили.

21 января 1942 года был составлен акт о разрушениях и убытках за время оккупации части Краснополянского района с 30 ноября по 8 декабря 1941 года. Он был подписан зампредседателя райисполкома А.Герасимовым, председателем райплана А.Артёмовым и представителем Мособлисполкома Д.Ласточкиным. И хотя к тому времени данные уточнялись, уже имевшиеся цифры впечатляют.

Оккупации подверглись территории местных советов: Краснополянского, Пучковского, Киовского, Рождественского, Габовского, Мышецкого, Озерецкого, Белорастовского, Чашниковского.

Фабрика «Красная Поляна» была разрушена на 70%, Институт кормов – на 40%, завод «Геофизика» - на 30%, райпромкомбинат – частично, промкооперация – на 80%. Полностью разрушена 1 больница, частично – 3, 5 поликлиник и 3 детских ясель, полностью 7 школ, частично – 17.

Более 1,5 млн. рублей – убытки от разрушения жилых домов в Красной Поляне. Уничтожено и разрушено 58 скотных дворов и конюшен, 63 сарая, амбара, 8 кузниц, 2 трактора, 3 молотилки, 5 сеялок, 46 телег. Убито 129 лошадей, 23 коровы, 20 овец, 6 свиней.

Из личного имущества граждан уничтожено: 1217 жилых домов и дворов из 1918, 424 коровы из 853, 762 овцы из 1066, 150 свиней из 157, 12000 кур и уток, 875 т картофеля из 882 т.

Вспоминает В.Тарасова:

- После войны очень тяжело было. У девчонок особых нарядов не было. На ноги вязали тапочки из фабричной пряжи, а на зиму шили сапоги из плотной ткани и клеили галоши из автомобильных шин.

Вспоминает В.Коровина:

- В 1945 году нашей семье, наконец, дали маленькую комнату, 11 кв. м, в квартире, где жило еще 3 семьи, в двухэтажном доме рядом с Киовским озером (ул.Коммунистическая). Жизнь после войны была трудной, полуголодной. Когда на станции разгружали вагоны со жмыхом, мы подбирали то, что оставалось на земле. Бабушка часто уезжала к своим дочерям, одна жила в Тихорецке на Украине, другая – под Тулой, оттуда привозила какие-то продукты. Она всегда забирала с собой брата, а я оставалась с мамой. Мама порой приходила с ночной смены, но не отдыхала, а брала брезентовую сумку и говорила, что пошла за водой. Но я-то понимала, что не за водой, и как-то упросила маму взять меня с собой. И мы потом вместе тайком ходили на Сумароковское поле. Она меня сажала возле себя, а сама собирала оставшуюся в земле картошку. Та уже и подмерзла, и подгнила – все равно, мы ее дома перебирали, мыли, а потом пекли лепешки. Тем, у кого была корова, жилось легче – всегда было молоко. От голода спасали московские продовольственные карточки, которые маме выдавали на фабрике, на нее и на двоих детей. На эти карточки она покупала в Москве хлеб и другие продукты. А еще нам, как семье погибшего фронтовика, были положены горячие обеды. И каждый день мы с братом встречали маму с поезда. В трехъярусном термосе она привозила и супчик, и блинчики или котлетки, и компот. Это было настоящим спасением. На бабушкину сельскую карточку хлеба давали меньше. За половинкой буханки приходилось целыми днями выстаивать в краснополянском магазине, ждать лошадь, которая привозила из пекарни свежий хлеб. Самым светлым воспоминанием послевоенного времени была отмена карточек в 1947 году. Мы так ждали этого дня. Мама обещала привезти много хлеба, и белого, и черного. Но привезла только черный.

«Москва и её окрестности будут затоплены, и там, где сегодня стоит город, возникнет море», - заявлял Гитлер, планируя операцию «Тайфун». Но, несмотря на сосредоточение огромных сил, наступление гитлеровских войск было остановлено. Героические советские воины выполнили свой священный долг перед Родиной – не пропустили врага к родной Москве.

А эти слова четырежды Героя Советского Союза, маршала Георгия Константиновича Жукова обращены к молодому поколению: «Молодых людей я призвал бы бережно относиться ко всему, что связано с Великой Отечественной войной. Но особенно важно помнить: среди вас живут воевавшие люди. Относитесь к ним с почтением не только в дни, когда они с орденами собираются поговорить с вами. Не забывайте о них в сутолоке жизни: на вокзале, в приёмной по житейским делам, в поликлинике, автобусе и в семье.

Помните: редкий из воевавших не ранен. И почти все они лежали в промёрзших окопах, случалось, по многу дней не видели горячей пищи, по многу ночей не спали. Это было во время их молодости. Бывший солдат не станет жаловаться – не та закваска характера.

Будьте сами предупредительны. Не оскорбляя гордости, относитесь к ним чутко и уважительно. Это очень малая плата за то, что они сделали для вас в 1941-1945 годах».

ПРОШЛОЕ НАПОМИНАЕТ О СЕБЕ

В конце ноября – декабре сорок первого года на лобненской земле в течение нескольких дней шли жестокие бои. Действовала пехота и артиллерия, авиация и танки. Многие участки были заминированы. И хотя фашисты были изгнаны 8 декабря 1941 года, война до сих пор напоминает о себе.

Вспоминают М. и В.Коневы:

- Между железной дорогой и Первомайским посёлком было заминированное поле. Один наш офицер на нём взорвался. Могила, на которой стоял памятник со звездой, находилась недалеко от того места, где сейчас «Шатура-мебель». Была огорожена. Потом его перезахоронили в братскую могилу. Больше никаких могил не было. Мы бы знали.

Вспоминает Ю.Захаров:

- В марте 1942 года наш ПО-2 сел на Пучковское поле. А оно было заминировано.

Во время боёв погибло много советских солдат и моряков. Всех погибших, лежавших на полях сражений, зимой, весной и летом сорок второго предали земле похоронная команда и помогавшие ей колхозники и школьники. Было сделано несколько братских могил. Однако спустя годы случайно люди ещё находили останки советских воинов.

Вспоминает Н.Карпов:

- В середине 50-х годов состоялось торжественное перезахоронение останков погибших воинов из братских могил у Катюшек и полянской бани в большую братскую могилу недалеко от Горок. Гробы везли на машинах, а солдаты и офицеры в парадной форме, при оружии, чеканным шагом сопровождали процессию.