Различные части, на которые распадается прибавочная стоимость

Прибавочную стоимость, или ту часть всей стоимости това­ра, в которой воплощен прибавочный — или неоплаченный — труд рабочего, я называю прибылью. Не вся эта прибыль попа­дает в карман капиталиста-предпринимателя. Монополия на землю дает земельному собственнику возможность часть этой прибавочной стоимости присваивать под названием ренты, причем безразлично, используется ли земля для сельского хо­зяйства, для построек, для железных дорог или для какой-либо другой производственной цели. С другой стороны, тот факт, что обладание средствами труда дает капиталисту-предпринимате­лю возможность производить прибавочную стоимость или, что то же самое, присваивать некоторое количество неоплаченного труда, ведет к тому, что собственник средств труда, полностью или частично ссужающий их капиталисту-предпринимателю, словом, капиталист, ссужающий деньги, получает возможность требовать себе другую часть этой прибавочной стоимости под на­званием процента. Таким образом, капиталисту-предпринимате­лю как таковому остается только то, что называется промыш­ленной, или коммерческой, прибылью.

Вопрос о том, какими законами регулируется это распреде-

ление всей суммы прибавочной стоимости между указанными тремя категориями людей, совершенно не относится к нашей теме. Однако из всего сказанного вытекает следующее.

Рента, процент и промышленная прибыль — это только различные названия разных частей прибавочной стоимости то­вара, или воплощенного в нем неоплаченного труда, и все они в одинаковой мере черпаются из этого источника, и только uз него одного. Они не порождаются землей как таковой и капиталом как таковым, но земля и капитал дают своим собственникам возможность получать соответствующие доли прибавочной стоимости, выжимаемой капиталистом-предпринимателем из рабоче­го. Для самого рабочего имеет второстепенное значение вопрос о том, прикарманивает ли всю эту прибавочную стоимость — ре­зультат его прибавочного, или неоплаченного, труда — капита­лист-предприниматель или же этот последний вынужден некото­рые ее части под названием ренты и процента выплачивать тре­тьим лицам. Предположим, что капиталист-предприниматель пользуется только собственным капиталом и сам является собст­венником нужной ему земли. В этом случае прибавочная стои­мость целиком шла бы в его карман.

Именно капиталист-предприниматель непосредственно выжимает эту прибавочную стоимость из рабочего, независимо от того, какую ее часть он в конечном счете сможет удержать для самого себя. Таким образом, вся система наемного труда, вся современная система производства, основывается именно на этом отношении между капиталистом-предпринимателем и на­емным рабочим. Поэтому некоторые из граждан, принимавших участие в наших прениях, были не правы, когда пытались смягчить положение вещей и представить это основное отноше­ние между капиталистом-предпринимателем и рабочим, как во­прос второстепенный; хотя они были правы, утверждая, что при данных обстоятельствах повышение цен может в весьма не­одинаковой степени задеть капиталиста-предпринимателя, зе­мельного собственника, денежного капиталиста и, если угодно, сборщика налогов.

Из сказанного вытекает и другой вывод.

Та часть стоимости товара, которая представляет только сто­имость сырья, машин, словом — стоимость потребленных средств производства, вовсе не образует дохода, а только воз­мещает капитал. Но даже если оставить этот вопрос в стороне, то неверно, будто другая часть стоимости товара, которая об­разует доход, или может быть израсходована в виде заработной

платы, прибыли, ренты и процента, слагается из стоимости за­работной платы, стоимости ренты, стоимости прибыли и так далее. Мы сперва исключим отсюда заработную плату и будем рассматривать только промышленную прибыль, процент и ренту. Мы только что видели, что содержащаяся в товаре при­бавочная стоимость, или та часть его стоимости, в которой воплощен неоплаченный труд, сама распадается на различные части, которые носят три разных названия. Но было бы совер­шенно неверно говорить, что стоимость этой части товара скла­дывается или образуется путем сложения самостоятельных стоимостей этих трех компонентов.

Если один час труда воплощается в стоимости в 6 пенсов, если рабочий день рабочего составляет 12 часов и если полови­на этого времени представляет собой неоплаченный труд, то этот прибавочный труд присоединяет к товару прибавочную стоимость в 3 шилл., т.е. стоимость, за которую не было уп­лачено никакого эквивалента. Эта прибавочная стоимость в 3 шилл. составляет весь тот фонд, который капиталист-пред­приниматель может поделить, безразлично в какой пропорции, с земельным собственником и лицом, ссужающим деньги. Эта стоимость в 3 шилл. образует собой границу той стоимости, ко­торую они могут между собой поделить. Но дело происходит вовсе не так, что сам капиталист-предприниматель накидывает на стоимость товара произвольную стоимость в качестве прибы­ли для себя, затем начисляется другая стоимость для земель­ного собственника и т.д., и общая стоимость товара слагается из этих произвольно установленных стоимостей. Таким образом вы видите всю неправильность того ходячего представления, которое смешивает распадение данной стоимости на три части с образованием этой стоимости путем сложения трех самосто­ятельных стоимостей, превращая тем самым совокупную стои­мость, из которой черпается рента, прибыль и процент, в про­извольную величину.

(Маркс К.; ЭнгельсФ. Соч. 2-е изд. Т. 16. С. 123—125, 127—140)

КАПИТАЛ

“Капитал” — главный труд К. Маркса, в котором он ис­следовал капиталистическую экономику и законы ее разви­тия.

“Капитал” состоит из четырех томов. В I томе “Процесс

производства капитала” подробно изложен созданный К. Марк­сом вариант трудовой теории стоимости и теории прибавоч­ной стоимости. Во II томе “Процесс обращения капитала” рассматривается, как движется в области обращения (где об­мениваются товары, на деньги и деньги на товары) индивиду­альный (принадлежащий одному лицу) и общественный (при­надлежащий всем предпринимателям) капитал. В III томе “Процесс капиталистического производства, взятый в целом” К. Маркс изучил, как образуются доходы: промышленных и торговых капиталистов — прибыль, ссудных (денежных) капиталистов — процент и земельных собственников, сдающих землю в аренду, рента. В IV томе “Теории прибавочной стои­мости” критически проанализированы различные экономичес­кие теории, объясняющие стоимость товаров и прибавочную стоимость.

Ниже приводится основное содержание восьмой главы “Ра­бочий день” I тома “Капитала”, где разъяснено, как рабочий трудится на себя и собственника капитала.

Описанное здесь деление рабочего дня на две части (на время создания необходимого для работника продукта и на время производства прибавочного продукта для собственника средств производства) было характерно, по-видимому, для от­дельных исторических эпох — рабства, феодализма и началь­ной стадии капитализма, когда средства производства были в единоличной собственности бизнесмена. Но в XX в. провести такое четкое разграничение практически невозможно в ре­зультате значительного развития в странах Запада государ­ственной собственности, акционерного капитала, банковского кредита и участия работников в получении прибыли и других новых явлений.

Глава восьмая

Рабочий день

Пределы рабочего дня

Мы исходили из предположения, что рабочая сила покупа­ется и продается по своей стоимости. Стоимость ее, как и стоимость всякого другого товара, определяется рабочим временем, необходимым для ее производства. Следовательно, если для производства жизненных средств рабочего, потребляемых им в среднем ежедневно, требуется 6 часов, то в среднем он должен работать по 6 часов в день, чтобы ежедневно воспроизводить

свою рабочую силу, или чтобы воспроизводить стоимость, по­лучаемую при ее продаже. Необходимая часть его рабочего дня составляет в таком случае 6 часов и является поэтому, при про­чих неизменных условиях, величиной данной. Но этим еще не определяется величина самого рабочего дня.

Предположим, что линия а——b изображает продолжитель­ность, или длину, необходимого рабочего времени, равную, ска­жем, 6 часам. Смотря по тому, будет ли продолжен труд за пре­делы аb на 1, 3, 6 часов и т.д., мы получим 3 различные линии:

Рабочий день I

а ——b ——с

Рабочий день II

а ——b ——с

Рабочий день III

а ——b ——с

изображающие три различных рабочих дня в 7, 9 и 12 часов. Линия bc, служащая продолжением линии аb, изображает длину прибавочного труда. Так как рабочий день = ab + bс, или ас, то он изменяется вместе с переменной величиной bс. Так как ab есть величина данная, то отношение bс к ab всегда может быть измерено. В рабочем дне I оно составляет ¹/₆, в рабочем дне II — ³/₆ и в рабочем дне III — ⁶/₆. Так как, далее, отношение

определяет норму прибавочной стоимости, то последняя дана, если известно отношение этих линий. Она составляет в трех приведенных выше рабочих днях соответственно 16 ²/з%, 50% и 100%. Наоборот, одна норма прибавочной стоимости не дала бы нам величины рабочего дня. Если бы, например, она рав­нялась 100%, то рабочий день мог бы продолжаться 8, 10, 12 часов и т.д. Она указывала бы на то, что две составные части рабочего дня, необходимый труд и прибавочный труд, равны по своей величине, но не показывала бы, как велика каждая из этих частей.

Итак, рабочий день есть не постоянная, а переменная вели­чина. Правда, одна из его частей определяется рабочим време­нем, необходимым для постоянного воспроизводства самого ра­бочего, но его общая величина изменяется вместе с длиной, или продолжительностью, прибавочного труда. Поэтому рабочий

день может быть определен, но сам по себе он — неопределен­ная величина.

Хотя, таким образом, рабочий день есть не устойчивая, а текучая величина, все же, с другой стороны, он может изме­няться лишь в известных границах. Однако минимальные пре­делы его не могут быть определены. Правда, если мы предпо­ложим, что линия bс, служащая продолжением линии ab, или прибавочный труд = 0, то мы получим минимальную границу, а именно ту часть дня, которую рабочий необходимо должен работать для поддержания собственного существования. Но при капиталистическом способе производства необходимый труд всегда составляет лишь часть его рабочего дня, т.е. рабочий день никогда не может сократиться до этого минимума. Зато у рабочего дня есть максимальная граница. Он не может быть продлен за известный предел. Эта максимальная граница опре­деляется двояко. Во-первых, физическим пределом рабочей силы. Человек может расходовать в продолжение суток, есте­ственная продолжительность которых равна 24 часам, лишь оп­ределенное количество жизненной силы. Так, лошадь может ра­ботать изо дня в день лишь по 8 часов. В продолжение одной части суток сила должна отдыхать, спать, в продолжение дру­гой части суток человек должен удовлетворять другие физичес­кие потребности — питаться, поддерживать чистоту, одеваться и т.д. Кроме этих чисто физических границ удлинение рабочего дня наталкивается на границы морального свойства: рабочему необходимо время для удовлетворения интеллектуальных и со­циальных потребностей, объем, и количество которых определя­ется общим состоянием культуры. Поэтому изменения рабочего дня совершаются в пределах физических и социальных границ. Но как те, так и другие границы весьма растяжимого свойства и открывают самые широкие возможности. Так, например, мы встречаем рабочий день в 8, 10, 12, 14, 16, 18 часов, т.е. самой различной длины.

Капиталист купил рабочую силу по ее дневной стоимости. Ему принадлежит ее потребительная стоимость в течение одно­го рабочего дня. Он приобрел, таким образом, право заставить рабочего работать на него в продолжение одного рабочего дня. Но что такое рабочий день? Во всяком случае это нечто мень­шее, чем естественный день жизни. На сколько? У капиталиста свой собственный взгляд... на необходимую границу рабочего дня. Как капиталист, он представляет собой лишь персонифи­цированный капитал. Его душа — душа капитала. Но у капи-

тала одно-единственное жизненное стремление — стремление возрастать, создавать прибавочную стоимость, впитывать своей постоянной частью, средствами производства, возможно боль­шую массу прибавочного труда. Капитал — это мертвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд и живет тем полнее, чем больше живого труда он поглощает. Время, в продолжение которого рабочий работает, есть то время, в продолжение которого капиталист потребляет купленную им рабочую силу. Если рабочий потребляет свое ра­бочее время на самого себя, то он обкрадывает капиталиста.

Итак, капиталист ссылается на закон товарного обмена. Как и всякий другой покупатель, он старается извлечь возможно большую пользу из потребительной стоимости своего товара. Но вдруг раздается голос рабочего, который до сих пор заглушался шумом и грохотом... процесса производства.

Товар, который я тебе продал, отличается от остальной то­варной черни тем, что его потребление создает стоимость, и притом большую стоимость, чем стоит он сам. Потому-то ты и купил его. То, что для тебя является возрастанием капитала, для меня есть излишнее расходование рабочей силы. Мы с тобой знаем на рынке лишь один закон: закон обмена товаров. Потребление товара принадлежит не продавцу, который отчуж­дает товар, а покупателю, который приобретает его. Поэтому тебе принадлежит потребление моей дневной рабочей силы. Но при помощи той цены, за которую я каждый день продаю ра­бочую силу, я должен ежедневно воспроизводить ее, чтобы потом снова можно было ее продавать. Не говоря уже о есте­ственном изнашивании вследствие старости и т.д., у меня должна быть возможность работать завтра при том же нормальном состоянии силы, здоровья и свежести, как сегодня. Ты посто­янно проповедуешь мне евангелие “бережливости” и “воздер­жания”. Хорошо. Я хочу, подобно разумному, бережливому хо­зяину, сохранить свое единственное достояние — рабочую силу и воздержаться от всякой безумной растраты ее. Я буду еже­дневно приводить ее в текучее состояние, превращать в движе­ние, в труд лишь в той мере, в какой это не вредит нормальной продолжительности ее существования и ее нормальному разви­тию. Безмерным удлинением рабочего дня ты можешь в один день привести в движение большое количество моей рабочей силы, чем я мог бы восстановить в три дня. То, что ты таким образом выигрываешь на труде, я теряю на субстанции труда. Пользование моей рабочей силой и расхищение ее — это совер-

шенно различные вещи. Если средний период, в продолжение которого средний рабочий может жить при разумных размерах труда, составляет 30 лет, то стоимость моей рабочей силы, ко­торую ты мне уплачиваешь изо дня в день, или всей ее стоимости. Но если ты потребляешь ее в 10 лет и уплачиваешь мне ежедневно вместо всей ее стоимости, т.е. лишь ^l/з дневной ее стоимости, то ты, таким обра­зом, крадешь у меня ежедневно ²/з стоимости моего товара. Ты оплачиваешь мне однодневную рабочую силу, хотя потребляешь трехдневную. Это противно нашему договору и закону товаро­обмена. Итак, я требую рабочего дня нормальной продолжи­тельности и требую его, взывая не к твоему сердцу, так как в денежных делах сердце молчит. Ты можешь быть образцовым гражданином, даже членом общества покровительства живот­ным и вдобавок пользоваться репутацией святости, но у той вещи, которую ты представляешь по отношению ко мне, нет сердца в груди. Если кажется, что в ней что-то бьется, так это просто биение моего собственного сердца. Я требую нормального рабочего дня, потому что, как всякий другой продавец, я тре­бую стоимости моего товара.

Мы видим, что если не считать весьма растяжимых границ рабочего дня, то природа товарного обмена сама не устанавливает никаких границ для рабочего дня, а следовательно и для прибавочного труда. Капиталист осуществляет свое право поку­пателя, когда стремится по возможности удлинить рабочий день и, если возможно, сделать два рабочих дня из одного. С другой стороны, специфическая природа продаваемого товара обусловливает предел потребления его покупателем, и рабочий осуществляет свое право продавца, когда стремится ограничить рабочий день определенной нормальной величиной. Следова­тельно, здесь получается антиномия, право противопоставляет­ся праву, причем оба они в равной мере санкционируются за­коном товарообмена. При столкновении двух равных прав ре­шает сила. Таким образом, в истории капиталистического про­изводства нормирование рабочего дня выступает как борьба за пределы рабочего дня, — борьба между совокупным капиталис­том, т.е. классом капиталистов, и совокупным рабочим, т.е. ра­бочим классом.

(Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 242—246)

IV. НЕОКЛАССИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

В последней трети XIX в. в противовес школе английских класси­ков возниклонеоклассическое (греч. neos — новый)направление,продвинувшее экономическую теорию вперед. Оно обладало рядом от­личительных черт.

Во-первых, неоклассики преодолели ограниченность классического учения о товаре и рыночной цене. Как известно, классическая поли­тическая экономия не изучала поведение на рынке потребителей то­варных благ и поэтому не создало целостного учения о рыночной сис­теме ведения хозяйства. Этот пробел по-своему восполнилаавстрий­ская школа политической экономии, разработавшая концепцию пре­дельной полезности материальных благ.

Английские классики считали решающей сферой экономики произ­водство. Соответственно этому полагали, что рыночные цены определяют­ся предложением благ со стороны товаропроизводителей. Австрийские экономисты, наоборот, главную роль в хозяйственном развитии припи­сывали рынку и первенство в установлении цен отводили спросу поку­пателей. Изучая этот спрос, они впервые сформулировали психологичес­кие законы массового поведения потребителей рыночных благ.

Во-вторых, пересмотром классического наследия занялся и осново­положник американской политической экономии Джон Бейтс Кларк. Концепцию предельной полезности потребительских благ он дополнил теорией предельной производительности труда и капитала. И прямо противопоставил свою теорию классическому учению о прибавочной стоимости и эксплуатации рабочего класса при капитализме.

Как полагал Дж. Б. Кларк, центральное место в экономической тео­рии занимает проблема распределения общественного продукта. Это распределение осуществляется в соответствии с вкладом каждого из равноценных факторов производства (труда, капитала и земли). Дохо­ды рабочих и бизнесменов, по его мнению, соответствуют реальному вкладу труда и капитала в конечный продукт производства, что ведет к гармонии классовых интересов капиталистов и рабочих.

В-третьих, концепции предельной полезности и предельной произ­водительности факторов производства позволили поставить во главу угла неоклассической теории проблемуэффективности рыночной эко­номики. Такая эффективность означает достижение максимума удов­летворения потребностей людей (или максимума дохода предпринима­теля) при минимуме затрат производственных ресурсов.

Введение в теорию предельных величин привело к возникновению математической школы в экономике (английский ученый У. Джевонс,

швейцарский экономист М.Э.Л. Вальрас, итальянский исследователь В.Парето). Именно предельные величины позволили применять выс­шую математику, оперирующую с такими величинами. С помощью ма­тематических методов удалось открыть многие функциональные (ко­личественные) математические зависимости в производстве, потребле­нии и рынке. Такие методы позволили изыскивать оптимальные ва­рианты продуктивного использования производственных возможностей при ограниченных ресурсах. В силу этого неоклассический переворот в экономической теории связан смаржиналистской (фр. marginal — предельный)революцией.

А. АВСТРИЙСКАЯ ШКОЛА ПРЕДЕЛЬНОЙ ПОЛЕЗНОСТИ

Основателями учения о поведении людей на рынке потребитель­ских благ являются профессора Венского университета Карл Менгер (1840—1921), Ойген Бём-Баверк (1851—1914) и Фридрих фон Визер (1861—1926). Они выдвинули субъективно-психологическую концеп­цию стоимости и цены товара.

Австрийские экономисты считали, что каждый человек субъектив­но — лично сам — определяет ценность благ, исходя из степени же­лательности для него потребляемых вещей. Причем субъективная цен­ность всякого блага, а стало быть, и рыночная цена, считали они, зависит только от важности удовлетворения потребностей и степени их насыщения. Она определяется также количеством предметов по­требления. Люди не считают ценными для себя вещи, имеющиеся в безграничном количестве (например, воздух, вода) и приписывают цен­ность только редким благам. В процессе потребления происходит за­кономерное убывание полезности. С каждой дополнительной единицей данного вида благ степень удовлетворения отих потребления умень­шается и достигает предельной величины (“точки насыщения”).

ОЙГЕН БЁМ-БАВЕРК

Наиболее доступно и ясно теорию предельной полезности изложил О. Бём-Баверк в книге “Основы теории ценности хозяйственных благ” (1886). Здесь автор дал собственное толкование ряда положений субъективно-психологической теории ценности, которые нуждались в совершенствовании.

Так, основатель австрийской школы К. Менгер рассматривал ме­новую ценность как чисто субъективную ценность полезного блага, которое потребитель может получить взамен имеющейся у него вещи. Из-за того, что люди неодинаково определяют ценность обме­ниваемых благ, К. Менгер отрицал эквивалентность (равноценность) товарного обмена, а это препятствовало пониманию многих рыноч­ных явлений. В отличие от такой позиции О. Бём-Баверк попытался

соединить субъективное понимание ценности с трактовкой меновой ценности как объективного явления, присущего самим материальным благам.

О. Бём-Баверк отошел от характерного для австрийской школы противопоставления закона издержек и закона субъективной ценнос­ти. Он попытался также связать между собой закон спроса и пред­ложения и закон издержек производства.

В дальнейшем критический разбор концепции предельной полезнос­ти выявил, что она представляет собой асимметричное учение. В концепции отражены только субъективные действия и оценки потре­бителей благ. И не учитывается другая сторона товарных сделок — влияние производства и предложения товаров на рыночную цену. Как противники, так и сторонники неоклассического направления эконо­мической теории установили, что концепция предельной полезности не вполне соответствует практике и содержит внутренние проти­воречия. Вот некоторые из несоответствий реальным процессам.

Во-первых, закон убывающей полезностине является универ­сальным и распространяется только на самый ограниченный круг предметов первой необходимости (например, хлеб, вода, жилище), ко­торые имеют для отдельного человека и для каждого момента гра­ницу насыщения. Однако данный закон неприменим к подавляющей массе товаров — многочисленным непродовольственным продуктам и тем более к средствам производства.

Во-вторых, субъективная полезность не имеет и не может иметь какого-либоколичественного выражения, так как отсутствуют объективные единицы для ее измерения. Применяемые же в концепции предельной полезности числовые обозначения лишены, реального содер­жания, носят произвольный характер. Отсюда возникало немало бес­плодных попыток подсчитать полезность и ее предельную величину.

Так, предпринимались попытки найтиединый измеритель по­лезности. Единицу приносимой пользы называли ютиль (англ. util­ity — полезность). Однако сам ютиль не получил объективного ко­личественного измерения. Поэтому он лишь создал видимость подсче­та полезности благ какого-то рода. Например, произвольно определя­ют, сколько ютилей дает прирост предельных полезностей при по­треблении первого пирожного (20 ютилей), второго (15), третьего (12) и т.д. Но резонно заметить, что у каждого человека должен был бы. существовать свой счет ютилей. а общего измерителя сугубо индивидуального восприятия пользы благ для всего человечества не может быть в принципе вообще. Нобелевский лауреат П. Самуэльсон и профессор В. Нордхаус дали негативную оценку всем попыткам при­менить полезность для измерения ценности благ. Они писали: “По­лезность есть абстракция, означающая субъективное удовольствие, пользу от потребления продукта. Полезность невозможно измерить. Она суть лишь аналитическая конструкция, предназначенная объяс-

нить схему, по которой потребители рационально распределяют свой ограниченный доход между полезными товарами”[1].

Наконец, австрийская школа не нашла убедительного решения основного вопроса: как перейти от субъективных оценок полезности товаров к реальной рыночной цене. Так, О.Бём_Баверк в книге “Основы теории ценностей хозяйственных благ” попытался выводить из предельной полезности “объективную меновую ценность”, и из нее – рыночную цену. Между тем, очевидно, личные субъективные ощущения несоизмеримы и несопоставимы с объективными стоимостными и денежными величинами.

Ниже приводятся основные разделы из работы О. Бём-Баверка.