Процессуальное положение лица, в отношении которого ведется производство по применению принудительных мер медицинского характера
«Вопрос о процессуальном положении лица, о котором рассматривается дело, есть вопрос о процессуальных гарантиях его прав и интересов»[221]. Между тем, процессуальный статус лиц, в отношении которых ведется производство по применению принудительных мер медицинского характера, в законе не определен: нет в УПК специальной статьи, в которой бы закрепились процессуальные права именно этих лиц. Конечно, можно руководствоваться положением, закрепленной в ст. 433 УПК РФ (порядок судопроизводства по применению принудительных мер медицинского характера определяется общими правилами настоящего Кодекса) и распространять на этот лиц процессуальный статус подозреваемого, обвиняемого, подсудимого[222]. Однако полная аналогия в данном случае неуместна (об этом ниже). Равно как отсутствие ранее четко определенного общего правового статуса душевнобольных, содержащихся в лечебных учреждениях, приводило к фактически бесправному их положению[223], неурегулированность процессуального положения также приводит к процессуальному бесправию. Об этом неоднократно писалось в литературе[224]. Подтверждением этого служат результаты проведенного нами исследования.
В соответствии с ранее действовавшим законом «если в силу психического состояния производство следственных действий с участием лица, совершившего общественно опасное деяние, являлось невозможным, следователь обязан был составить об этом протокол». Из смысла этой нормы следовало, что следователь должен был установить возможность или невозможность проведения следственного действия с участием лица, совершившего общественно опасное деяние. И только в том случае, если его психическое состояние этого не позволяло, конкретное следственное действие могло производиться без участия душевнобольного.
По УПК РСФСР суд хотя и не был обязан, но имел право сделать распоряжение о вызове в судебное заседание лица, о котором рассматривается дело. Конечно, и когда действовал УПК РСФСР положение лица, в отношении которого велось производство, фактически было бесправным. В практической деятельности (в большей степени и в законе) как бы заранее устанавливалось, презюмировалось, что указанные выше лица настолько психически больны, что в течение всего времени производства не могут правильно воспринимать обстоятельства, связанные с производством по делу. Проще говоря, «процессуальное обращение» с ними чаще всего было «хуже», чем с обвиняемыми и подсудимыми.
Однако новый УПК РФ вообще устранил это лицо из числа не только участников уголовного процесса, но и вообще из числа субъектов уголовного судопроизводства. Не предусмотрены в новом УПК даже те «куцые» права, которые предусматривались УПК РСФСР.
Законодатель считает «априори» всякое лицо, в отношении которого назначена психиатрическая экспертиза, ничего не соображающим субъектом, а точнее, всего лишь объектом, на которого направлена уголовно-процессуальная деятельность.
Как и по многим другим вопросам, законодателем сделан шаг назад в деле защиты конституционных прав личности. Получается, поместили лицо в психиатрическую больницу, и он даже лишен права обжаловать постановление судьи в кассационном порядке, лишен права на судебную защиту, лишен прав обжаловать все последующие решения следователя и его действия, лишен права обратиться за защитой в суд. Лишен вообще каких бы то ни было прав.
Такое положение иначе, как беспрецедентным надругательством над конституционными правами личности назвать нельзя.
Вот почему, безусловно, необходимо определить и закрепить в законе процессуальное положение лиц, в отношении которых ведется производство по применению принудительных мер медицинского характера. О том, каким оно должно быть в литературе нет единого мнения.
Так, А.А. Хомовский предлагает наделить такое лицо правами подсудимого[225]. Напротив, Т.А. Михайлова считает, что поскольку обвиняемый не является субъектом преступления, то на него не могут быть распространены права, которыми пользуется в уголовном процессе субъект преступления, именуемый на предварительном следствии обвиняемым, а в суде – подсудимым, осужденным[226]. Представляет интерес позиция А.П. Овчинниковой. По ее мнению, указание ст. 408 УПК РСФСР на то, что судебное разбирательство о душевнобольных лицах проводится по общим правилам определяется тем, что эти люди наделены правами подсудимого. Однако столь общее решение вопроса она считает неудачным. Она пишет: «Душевнобольной – не подсудимый. И не все права последнего могут быть к нему приложены. Поэтому каждый раз, учитывая особенности правового положения душевнобольного, приходится взвешивать, какие права подсудимого ему надо предоставить, какие не могут быть им использованы»[227].
Соглашаясь с логикой рассуждения А.П. Овчинниковой, отметим, вместе с тем, что вряд ли будет оправданным такое положение, когда важные процессуальные права предоставляются или не предоставляются лицу, в отношении которого ведется уголовно-процессуальное производство, в зависимости от усмотрения должностных лиц (органов), в ведении которых находится производство по делу. По нашему мнению, проблему процессуального положения лица, в отношении которого ведется производство по применению принудительных мер медицинского характера, необходимо решать с учетом следующих положений:
1. Это лицо не может быть ограничено в правах в сравнении с обвиняемым, подсудимым.
2. Неверным является утверждение о том, что это лицо наделено правами обвиняемого, подсудимого, осужденного. Его права могут соответствовать в ряде случае правам обвиняемого, но это права именно лица, в отношении которого ведется производство по применению принудительных мер медицинского характера. Указанное выше лицо – не обвиняемый, не подсудимый, а самостоятельный участник уголовного судопроизводства.
3. Следователь, прокурор не могут лишать лицо, в отношении которого ведется производство, какого-либо права, принадлежащего ему по закону. Если же в силу своего болезненного состояния душевнобольной сам не может реализовать свое субъективное право, оно должно быть реализовано через защитника и законного представителя. В этом проявляется различие между процессуальной правоспособностью и дееспособностью.
4. Некоторые права данное лицо должно иметь возможность при его желании реализовывать самостоятельно.
При закреплении процессуального положения лица, в отношении которого ведется производство по применению принудительных мер медицинского характера, в уголовно-процессуальном законе можно пойти двумя путями: а) указать в конкретной норме эти права и обязанности; б) предусмотреть в УПК норму отсылочного характера, указав в ней то, что это лицо наделяется такими же правами, как соответственно подозреваемый, обвиняемый, подсудимый, осужденный.
Предпочтителен второй путь. Представляется, что и по делам о применении принудительных мер медицинского характера необходима этапность производства, как это имеет место по уголовным дела. Соответственно должно меняться и процессуальное положение лица, в отношении которого ведется производство. Его положение будет соответствовать процессуальному положению подозреваемого, когда факт душевного заболевания установлен после задержания или избрания меры пресечения (но до привлечения в качестве обвиняемого) либо непосредственно после возбуждения уголовного дела. Затем, имея фактические данные (достаточные в обычном случае для предъявления обвинения) о том, что именно это лицо совершило общественно опасное деяние, следователь должен выполнить действие, аналогичное предъявлению обвинения. С этого момента следователь будет связан той юридической оценкой общественно опасного деяния, которую он указывал при осуществлении данного действия, со всеми вытекающими последствиями. При проведении этого процессуального действия должно быть обязательным участие защитника, а также лица, в отношении которого ведется производство, если этому не препятствует состояние его здоровья.
В гл. 51 УПК РФ следует также закрепить общее правило о том, что если в производстве следственного или иного процессуального действия участие лица, в отношении которого ведется производство, является обязательным, а участие его невозможно в силу болезненного состояния, то в указанном следственном или ином процессуальном действии обязательно должен принимать участие защитник, а также может участвовать (по его желанию) законный представитель.
Необходимо также указать в УПК РФ на обязанность суда обеспечить лицу, в отношении которого ведется производство, возможность участвовать в судебном разбирательстве, если этому не препятствует его болезненное состояние[228]. Участие этого лица в судебном заседании необходимо не только для того, чтобы получить от него необходимые для разрешения дела показания, но и для того (и это главное), чтобы оно само могло защищать в суде свои права и законные интересы. Поэтому в каждом случае суд должен обсуждать этот вопрос и принять по нему обоснованное решение.
Разумеется, безусловно, в законе должно быть закреплено правило о том, что в каждом конкретном случае, когда в процессуальном действии обязательно участие лица, о котором ведется производство, необходимо устанавливать, возможно ли его участие по состоянию здоровья.
Лицо, в отношении которого ведется производство, должно участвовать во всяком следственном действии, когда это предусмотрено законом, если в данном конкретном случае такому участию не препятствует состояние его здоровья. Поэтому принципиально не можем согласиться с А.И. Галаганом, который пишет: «…психическое состояние лица позволяет производство с его участие не всех предусмотренных уголовно-процессуальным законом действий, а только тех из них, при выполнении которых не требуется активное проявление эмоциональных и волевых качеств такого лица, его разумных поступков». Нетрудно заметить, что в данном высказывании содержится мысль о том, что на протяжении всего производства лицо, в отношении которого оно ведется, не может в силу своего болезненного состояния быть участником уголовно-процессуальных действий и отношений. Однако это не так.
Во-первых, потому, что может оказаться, что это лицо вообще не страдает психическими заболеваниями либо страдает, но не в такой степени, чтобы его можно было признать невменяемым. И, во-вторых, психическое состояние душевнобольного может измениться в сторону ухудшения или улучшения. Поэтому и надо определять его в каждом конкретном случае на момент производства конкретного следственного действия.
Невозможность участия лица, в отношении которого ведется производство, в конкретном процессуальном действии либо в разбирательстве дела в суде не обязательно устанавливать с помощью судебно-психиатрической экспертизы. Для этого необходимо предусмотреть в законе такое следственное действие, как освидетельствование психического состояния. Освидетельствование психического состояния лица на предмет возможности его участвовать в производстве следственного действия или в судебном разбирательстве дела осуществлялось бы лечащим врачом-психиатром. И на основании этого процессуального действия и решался бы вопрос о возможности или невозможности лица участвовать в следственном действии или в судебном разбирательстве[229].
Очень важным моментом в процессуальном положении лица, в отношении которого ведется производство по применению принудительных мер медицинского характера, является правило о том (и это правило должно быть закреплено в законе), что независимо от заключения экспертизы, результатов освидетельствования психического состояния это лицо может обжаловать любое действие и любое решение органов предварительного расследования, прокурора, суда. К сожалению, изучение практики свидетельствует о том, что не единичны случаи, когда принудительные меры медицинского характера применялись к лицам, вовсе не страдающим психическими заболеваниями или, во всяком случае, не нуждающимся в принудительном лечении. И последние, по существу, были лишены возможности обжаловать действия органов предварительного расследования и определение суда о применении принудительных мер медицинского характера. Поэтому, в первую очередь, необходимо закрепить в законе право лиц, к которым применены принудительные меры медицинского характера, обжаловать определение суда в кассационном порядке[230]. Равно также у этих лиц должна оставаться возможность самостоятельно осуществлять следующие права: обжаловать любые действия и решения органов предварительного расследования и суда, заявлять ходатайства и отводы, предоставлять доказательства.
И, наконец, рассматривая вопрос о процессуальном положении лица, в отношении которого рассматривается и решается вопрос о применении принудительных мер медицинского характера, следует определить его наименование. По этому вопросу в литературе встречаются различные мнения. Так, П.А. Колмаков предлагает именовать указанное лицо лицом, нуждающимся в применении принудительных мер медицинского характера[231]. Употребляются и термины «невменяемый», «душевнобольной»[232]. В данном случае допускается та же ошибка: еще до решения суда лицо, в отношении которого ведется производство, заранее предполагается невменяемым, душевнобольным и т.д. То есть, если бы речь шла об уголовном деле, безусловно, напрашивается вывод о нарушении презумпции невиновности поэтому более правильным следовало бы именовать данного субъекта уголовно-процессуальной деятельности лицом, в отношении которого ведется производство по применению принудительных мер медицинского характера. Следовало бы также включить этого субъекта уголовно-процессуальной деятельности в число участников уголовного процесса.