Промышленная революция в Англии

6.2.1. Демография и экономика

Промышленная революция удивила и испугала современников. Люди, жившие в Англии примерно в 1820 году, видели, как изменилась их сельская Англия: там, где когда-то паслись овцы, теперь возвышались фабрики с грохочущими машинами, изры-гающими пар, дым и копоть. Шипящих и грохочущих машин боялись, их ненавидели, но вместе с тем люди гордились тем, что человек сумел обуздать силы природы и использовать их к своей выгоде. Несколько остроумных изобретений, применён­ные в больших масштабах, дали начало процессу индустриализа­ции в хлопчатобумажной промышленности и металлургии; на­ступила современная эпоха.

Такой взгляд на процесс индустриализации в Англии одно­временно правилен и неправилен. Действительно, в хлопчатобу­мажной промышленности и металлургии произошли огромные и быстрые перемены. Но нельзя обращать внимание только на эти два современных сектора в экономике, которая в большей части была ещё пред-индустриальной. В восемнадцатом веке по­ложение в Англии ещё ничем особенным не отличалось от об­щей картины в предшествующие столетия и полностью вписы­валось в пред-индустриальную схему. После ряда урожайных лет между 1720 и 1740 годами производство продуктов питания воз­росло и сразу же последовала естественная реакция — рост наро-

донаселения. Модернизация производства, вначале только в хлоп­чатобумажной промышленности и металлургии, вызвала непрек­ращающийся рост производства, но в период 1760-1780 годов он был скромным, а именно всего 0,7 процента в год для экономи­ки в целом. Мальтузианская ловушка начала захлопываться: рост продукции на душу населения до 1760 года составлял 0,3 про­цента в год, но в период с 1760 по 1780 год этот рост прекратил­ся. В следующем периоде, 1780-1800 годах, производство снова росло несколько быстрее, но этот рост только чуть-чуть превы­шал прирост населения. До начала девятнадцатого века ситуация оставалась весьма шаткой, внешне ничто не мешало «нормаль­ному» сокращению, которое на протяжении веков определяло волнообразное развитие экономики. Все ещё существовала веро­ятность ускорения роста населения, который мог бы свести на нет рост производства.

Только после 1800 года разрыв с прошлым стал очевидным. Процесс современного экономического роста стал необратимым. Увеличение объёма производства, составлявшее между 1800 и 1830 годами почти 2 процента в год, теперь с лихвой покрывало рост населения. Между динамикой населения и уровнем жизни уже не существовало ножниц. Рост народонаселения и рост про­изводства стимулировали друг друга. Рост населения означал пред­ложение рабочей силы и спрос на промышленные товары и, таким образом, стимулировал дальнейший рост производства. Быстрое расширение производства вело теперь к непрекращаю­щемуся повышению уровня жизни и, тем самым, вызывало за­метное снижение смертности, в результате чего возрастала чис­ленность народонаселения. В таблице 6.3 подводится итог такому развитию.

Таким образом, связь между экономическим ростом и демог­рафическим развитием имеет большое значение. Об экономичес­ком росте можно говорить только тогда, когда растёт производ-

Табл. 6.3. Процентный рост производства и народонаселения в Англии, 1700-1831

производство ^^Оду³шу^дшсел. Р^ост ^селения 1700-1760 0,69 0,31 0,38 1760-1780 0,70 0,01 0,69 1780-1801 1,32 0,35 0,97 1801-18311,97__________0,52__________1,45

Источник: Питер Матиас, «Промышленная революция: концепция и ре­альность», в: П.Матиас и Д.А.Дэвис, Первые промышленные револю­ции (Оксфорд 1989) 8. Peter Mathias, «The Industrial Revolution: concept and reality», in: P.Mathias, J.A.Davis, The first industrial revolutions).

ство на душу населения. Демографические процессы рассматри­вались в главе 5. Мы уже констатировали, что рост рождаемости проявился ещё до того, как началась индустриализация. Причи­ны этого роста и падения смертности следует искать в изменени­ях в сельском хозяйстве.

6.2.2. Сельское хозяйство

В главе 3 отмечалось, что в английском сельском хозяйстве уже в семнадцатом веке существовали капиталистические отношения. Существовало небольшое число крупных землевладельцев, ко­торые сдавали свою землю в аренду крупными участками. Арен­даторы обрабатывали землю с помощью батраков, которые сами не имели земли или владели небольшими клочками земли. Бед­няков, работавших только для того, чтобы прикормить свои се­мьи, «крестьян» (peasants), к тому времени уже в значительной степени вытеснили фермеры, которые производили сельскохо­зяйственную продукцию для рынка. От традиционной системы «открытого поля» (open field) к началу восемнадцатого века уже мало что оставалось. Ещё в 1700 году 70 процентов земли было «огорожено» (enclosed). Под «огораживанием» (enclosure) мы понимаем, с одной стороны, обнесение оградой пустующих об­щественных выгонов (commons), а с другой — передел «откры­тых полей», в результате чего возникали большие неразмежо-ванные участки земли. «Огораживание» делало сельскохозяйствен­ное производство более крупномасштабным и, следовательно, более эффективным. Таким образом, Англия уже в семнадцатом веке стала страной, в которой больше не происходили кризисы существования.

Хотя сельское хозяйство Англии уже в начале восемнадцатого века можно было назвать современным, аграрное производство в течение этого века возросло настолько, что можно говорить об аграрной революции. Ее начало приходится на период между 1700

Табл. 6.4. Производство зерна и рост населения в Англии, 1700-1820

индекс индекс

численности производства населения зерна

Источник: П.Дин и В.А.Коуль, Экономический рост Британии 1688-1959: Тенденции и структура (Кембридж 1962-2) 65. P.Deane, W.A. Cole, British economic growth 1688-1959: Trends and structure (Cambridge 1962-2).

и 1750 годами, потому что тогда вырос экспорт зерна. Рост сель­скохозяйственного производства продолжался и после середины восемнадцатого века, потому что возросшее население — его рост начался примерно в 1740 году — можно было накормить продук­цией собственного сельскохозяйственного производства. Только после 1770 года Англия перестала быть экспортёром зерна и ста­ла зависеть от импорта продовольствия. Таблица 6.4 показывает, что население Англии между 1760 и 1820 годами почти удвои­лось. Правда, рост производства зерна внутри страны не совсем поспевал за ростом населения, но из таблицы видно, что в 1820 году Англия производила намного больше зерна, чем за сто лет до этого. Импорт зерна был необходим, но большинство англий­ского населения потребляло английское зерно.

Чем же был вызван этот значительный рост сельскохозяй­ственного производства? Прежде всего — расширением площа­ди обрабатываемых земель. В течение восемнадцатого века и в первые десятилетия девятнадцатого века ещё четверть английс­ких земель подверглась «огораживанию». Отчасти это было «ого­раживание» пустующих земель, которое вело к их освоению. До 1770 года рост сельскохозяйственного производства был в ос­новном связан с расширением площади обрабатываемых земель. После этого рост объёма производства обеспечивался в основ­ном за счёт увеличения плодородности почвы. «Огораживание» создавало условия для такого роста производительности. Огоро­женные участки не только делали возможной обработку земли в расширенных масштабах, но кроме того каждый фермер, произ­водивший для рынка, мог теперь по своему усмотрению увели­чивать специализацию и интенсификацию хозяйства. В этом зак­лючается отличие от общинного сельского хозяйства, в котором не было места для личной инициативы, ведущей к улучшению методов производства.

В земледелии теперь в большей степени использовались систе­мы многопольного севооборота вместо традиционной системы трёхпольного земледелия. Зерновые культуры чередовалось с та­кими кормовыми культурами, как корнеплоды и клевер. Пре­имуществом этих культур было то, что они восстанавливали пло­дородие почвы и одновременно могли прокормить большее по­головье скота. Больше скота — больше навоза, так что производ­ство продукции полеводства также росло. Так во многих сельско­хозяйственных предприятиях сложилось более благоприятное соотношение между земледелием и животноводством. При сис­теме «открытого поля» скот пасся на общинных выгонах, а пос­ле уборки урожая — по жнивью. Огороженные участки, напро­тив, использовались для хлебопашества и животноводства попе­ременно. По прошествии нескольких лет пастбища перепахива­лись и использовались для земледелия. Сочетание «огоражива-

ния», системы многопольного севооборота и использования земли попеременно под пашню и пастбища оказалось очень продук­тивным. Другими явлениями, которые в восемнадцатом веке по­высили производительность сельского хозяйства, были, напри­мер, улучшенные методы разведения скота и семенной селек­ции, повышенное внимание к борьбе с сорняками и усовершен­ствованные орудия. Примерно в середине девятнадцатого века появились и другие новшества, как например, усовершенство­ванные методы осушения земель и использование гуано (птичь­его помёта из Южной Америки). Следующий большой скачок вперёд в области сельскохозяйственной технологии произошел только в последней четверти девятнадцатого века в результате применения минеральных удобрений и механизации сельского хозяйства.

«Огораживание» не было новым явлением для восемнадцато­го века и описанные выше сельскохозяйственные приёмы тоже в большинстве своём были известны и ранее. Новшество состояло в применении уже имеющихся знаний по повышению произво­дительности сельского хозяйства в более широких масштабах на огороженных участках, причем некоторые из них были огороже­ны уже давно. Повышенный спрос стимулировал в восемнадца­том веке использование этих сельскохозяйственных инноваций. Переход на новые технологии проходил медленно, но конечный эффект, если взять весь восемнадцатый век, был большим.

Важное объяснение успехов английского сельского хозяйства кроется в социальных взаимоотношениях в сельской местности. Арендаторы могли гибко реагировать на изменения цен на сель­скохозяйственную продукцию, поскольку знали, что увеличе­ние отдачи сельскохозяйственного производства принесёт им самим прямую выгоду. Предприимчивые члены дворянского со­словия тоже были пионерами аграрной революции, поскольку в Англии землевладение было не только источником обществен­ного престижа; дворянство уже давно открыло важный источник доходов в правильном использовании земли.

Динамика цен на зерно, главнейший продукт английского сельского хозяйства, выглядела следующим образом. В первой половине восемнадцатого века, особенно между 1720 и 1740 го­дами, цены на зерно были низкими: при благоприятном клима­те урожаи были высокими. Хотя для тех, кто должен был поку­пать зерно на рынке, такое положение было выгодным, весь аг­рарный сектор терпел убытки при такой ситуации. Где-то в сере­дине восемнадцатого века цены на зерно поднялись из-за воз­росшего спроса как на внутреннем рынке — вследствие роста населения,, так и на внешнем. В пятидесятые годы восемнадца­того века Англия экспортировала достаточно зерна, чтобы на­кормить 1 миллион человек, четверть тогдашнего населения Ан-

глии. Растущие цены на зерно стимулировали огораживание об­щинных земель и введение новых технологий. Сельскохозяйствен­ное производство, не только зерна, но также такого сельскохо­зяйственного сырья, как шерсть, древесина и кожа, быстро рос­ло, но в последние десятилетия восемнадцатого века рост насе­ления превзошел рост производства. Тогда возникла необходи­мость импорта зерна — за исключением лет с хорошими урожа­ями. Для аграрного сектора это было золотое время. Производ­ство росло, но поскольку спрос рос ещё быстрее, обычный эф­фект повышенного предложения, то есть снижение цен, не на­ступал. Продавалось больше продукции и по более высоким це­нам. В неурожайные годы и тем более в сочетании с военными действиями на континенте, из-за которых импорт зерна сокра­щался, цены на зерно могли порой подниматься очень высоко. В кризисные годы бедняки оказывались за чертой прожиточного минимума: например, в 1795-1796 и 1799-1801 годах происходи­ли голодные бунты. В последние военные годы цены на хлеб тоже были крайне высокими: между 1810 и 1814 годами хлеб в Лондо­не в среднем был в два раза дороже, чем в 1790 году.

После окончания войны в 1815 году цены на все сельскохо­зяйственные продукты резко снизились. Крестьяне, которые были недостаточно гибки, чтобы приспособиться к новой ситуации, или не имели капитала для модернизации своего производства, столкнулись с серьезными проблемами. Для всего аграрного сек­тора, но особенно для хлебопашества, наступил период депрес­сии, который продолжался до сороковых годов. Призывы к за­щите интересов аграриев и протесты против импорта дешевого иностранного зерна был услышаны уже вскоре после войны и Хлебные Законы были ужесточены. Впредь иностранное зерно ввозить было нельзя, пока цена на отечественное зерно не дос­тигала определенного уровня. Такую защиту английского аграр­ного сектора было легко осуществить, потому что землевладель­цы имели ещё сильное представительство в Парламенте. Про­мышленники были настроены резко отрицательно в отношении Хлебных Законов, из-за которых цены на зерно были высокими, а вместе с ними и расходы на зарплату. Недовольство Хлебными Законами всё росло. Эти законы стали символом конфликта ин­тересов в британской экономике: аграрный сектор против про­мышленного, богатые землевладельцы против городской бедно­ты, протекционизм против свободной торговли. В 1845 году Хлеб­ные Законы были отменены. Интересы промышленности, кото­рой были выгодны низкие цены на зерно, в конечном итоге во­сторжествовали над интересами земельной элиты.

Аграрная революция тесно переплетается с Промышленной революцией. Важное значение аграрной революции состоит в росте производительности труда в сельском хозяйстве и тем самым в

росте сельскохозяйственных излишков. С помощью этих расту­щих излишков можно было накормить большую часть увеличи­вавшегося населения. В результате роста производительности труда в сельском хозяйстве для производства продуктов питания тре­бовалось сравнительно меньше людей, так что дополнительная рабочая сила, возникавшая в результате роста населения, могла найти применение в городской промышленности. В абсолютном выражении сельское население продолжало увеличиваться до 1850 года, но относительная доля сельского хозяйства как источника средств существования сократилась, как явствует из таблицы 6.5. Другой важный момент состоит в том, что расширение про­изводства предотвратило необходимость широкого ввоза продо­вольствия. При широкомасштабном импорте продовольствия боль­шая часть покупательной способности как раз на первых стадиях индустриализации досталась бы иностранным производителям. Но сейчас деньги, которые жители городов тратили на питание, по большей части оставались в стране. В период 1750-1815 годов аграрный сектор обратил себе на пользу высокие цены и расту­щие возможности сбыта. Этот сектор в свою очередь смог обес­печить платёжеспособный спрос на промышленную продукцию и образовал резервуар для капитала. Сельское хозяйство явилось одним из важных источников финансирования таких больших инфраструктурных проектов, как прокладка каналов во второй половине восемнадцатого века.

6.2.3. Транспорт

Одной из существенных проблем пред-индустриальной эконо­мики было отсутствие региональной интеграции. Перевозка на большие расстояния любым транспортом, за исключением вод-

ного, была настолько дорогой, что по суше перевозились только предметы роскоши. Предпринимателям приходилось накапливать большие запасы сырья, потому что подвоз сырья был крайне ненадёжным из-за недостатка транспортных средств. Поставка готовых изделий, также осуществлялась с трудом, поэтому по большей части производство было ориентировано на местный или в крайнем случае на региональный рынок. Однако современ­ный экономический рост был бы невозможен без хорошей сети путей сообщения, прежде всего потому, что улучшение перево­зок снижало транспортные расходы, а вместе с ними и стоимость сырья и готовых изделий. Во-вторых, хорошая транспортная си­стема означала расширение рынка как для сырья, так и для го­товых изделий, что позволяло предпринимателям извлекать вы­году из расширения масштабов производства и специализации труда.

В Англии ещё в начале восемнадцатого века была довольно хорошая сеть водных путей, благодаря наличию большого числа судоходных рек. Кроме того было хорошо развито транспортное сообщение между морскими портами. Тем не менее имевшаяся сеть водных путей весьма скоро оказалась недостаточной, по­скольку из-за роста городов росла потребность в дешевых и быс­трых перевозках насыпных грузов. В больших количествах, чем прежде приходилось перевозить на большие расстояния сельско­хозяйственную продукцию и каменный уголь для отопления до­мов. Решение проблемы заключалось в прокладке каналов, кото­рые должны были соединить между собой судоходные реки. До 1780 года урбанизация в большей степени, чем индустриализа­ция стимулировала прокладку каналов, а впоследствии улучшен­ными транспортными возможностями в основном пользовалась расширявшаяся металлургия.

Транспортная революция началась примерно в 1760 году с первым «канальным бумом», в течение которого за короткий срок была значительно расширена сеть каналов. Тон здесь зада­вал герцог Бриджуотерский, который в 1760 году построил ка­нал от своих шахт в Уэрзли до Манчестера. Канал был длиной всего в несколько километров и строительство его обошлось по­чти в четверть миллиона фунтов, но благодаря ему цена на уголь в Манчестере снизилась наполовину. Шахты герцога, которые до этого почти не разрабатывались из-за отсутствия возможностей для транспортировки угля, только теперь стали экономически рентабельными. К 1800 году общая протяженности сети каналов составляла уже 1.100 километров и в их строительство было вло­жено 20 миллионов фунтов. До 1830 года строительство продол­жалось лихорадочными темпами и всего к этому времени было проложено почти 8.000 километров каналов. Появление желез-

Источник: С.Лилли, «Технический прогресс и промышленная револю­ция 700-1914»в: К.М. Чипома (ред.), Экономическая история Европы: Промышленная революция (Лондон 1973) 208-209. S.Lilley, «Technological progress and the Industrial Revolution 1700-1914» in: C.M.Cipolla ed., The Fontana economic history of Europe. The Industrial revolution (London 1973).

ных дорог, ещё более эффективного транспорта, положило ко­нец этой деятельности, хотя сами каналы все ещё интенсивно использовались.

Помимо строительства каналов много энергии было вложено в улучшение дорог, хотя сухопутный транспорт играл второсте­пенное значение из-за всё ещё высоких расходов. Частные лица вкладывали средства в улучшение дорог, которые должны были использоваться прежде всего в зимнее время. Они могли взимать плату на этих «дорогах с пошлинными заставами» (turnpike roads), чтобы окупить свои вложения.

Для финансирования этих улучшений инфраструктуры было недостаточно средств только нескольких предпринимателей, поскольку стоимость отдельных проектов была слишком велика. Инициаторы строительства каналов, крупные землевладельцы, владельцы шахт или промышленники, искали решения, глав­ным образом, в создании компаний, выпускавших акции, по которым выплачивались дивиденды. Высокие дивиденды привле­кали владельцев капиталов, в том числе и людей, которые сами

не имели прямой выгоды от улучшения транспорта. Это оказыва­ло положительное воздействие на всю экономику: тем самым эффективно использовались накопления мелких вкладчиков. Та­кая форма финансирования не была чем-то новым, но компа­нии по строительству каналов придавали ей больше известности. Эта перемена в финансово-институциональной области означа­ла повышенную гибкость рынка капитала, который, таким об­разом, в большей мере мог соответствовать возросшей потреб­ности индустриального общества в капиталовложениях.

Следующее значительное улучшение инфраструктуры в Анг­лии состояло в прокладке железных дорог. После первой желез­ной дороги, введённой в эксплуатацию в 1825 году, железнодо­рожная сеть расширялась с поразительной быстротой. Двадцать лет спустя уже существовала сеть общей протяженностью в 3.900 километров, а еще через пять лет при настоящем «железнодо­рожном буме» сюда добавилось ещё почти 6.000 километров!

Такое быстрое развитие железнодорожного транспорта понят­но, ведь по сравнению с каналами перевозка товаров и людей с помощью паровозов обходилась ещё дешевле и была быстрее и надёжней,.особенно в зимнее время, когда судоходству по кана­лам мешал лёд. Принцип железной дороги, впрочем, был извес­тен ещё в семнадцатом веке. В шахтах и рудниках лошади тащили вагонетки по рельсам, благодаря чему можно было перемещать гораздо более тяжелые грузы. Важный технический прорыв зак­лючался в том, что стали использоваться паровые машины, ко­торые приводили в действие локомотивы. Но строительство же­лезных дорог и их удивительно быстрое распространение нельзя сводить только к сфере технического прогресса. С одной сторо­ны, должны быть деньги на их строительство, но, с другой сто­роны, должна существовать и потребность в транспортных услу­гах, которые могли предоставить железные дороги. Дело в том, что строительство сети железных дорог поглощало огромные сум­мы, в 1850 году расходы составляли примерно 25.000 фунтов стер­лингов на километр. В то же самое время в железные дороги уже было вложено 250 миллионов фунтов и на инвестиции в желез­ные дороги ежегодно уходило 5-7 процентов национального до­хода. В остальном финансирование железнодорожного строитель­ство происходило так же, как и финансирование прокладки ка­налов, то есть путём концентрации частного капитала в акцио­нерных обществах.

Такие большие капиталовложения могли быть сделаны толь­ко в экономику, которая уже была в состоянии обеспечить дос­таточные резервы денежных средств. Требовалась определённая степень экономической экспансии, прежде чем можно было финансировать подобные крупномасштабные проекты, не опа­саясь при этом заметного снижения уровня потребления. Ведь

речь шла не только о прокладке путей сообщения, но и о строи­тельстве локомотивов и вагонов, железнодорожных мостов, стан­ций, складских помещений и железнодорожных переездов. С дру­гой стороны, для того чтобы рентабельно эксплуатировать же­лезные дороги должна была существовать достаточная потреб­ность в таком объёме транспортных мощностей. Только при боль­шом масштабе грузовых перевозок железнодорожные тарифы могли выдержать конкуренцию с другими видами транспорта. Другими словами, экономический рост должен был генериро­вать такие большие грузопотоки, что железные дороги могли бы стать успешным решением проблем, возникавших в функциони­ровании системы транспорта и распределения. В 1830 году дело обстояло именно так. Растущие грузопотоки были, в свою оче­редь, связаны с дальнейшим ростом населения и урбанизацией, но особенно важное значение играл рост металлургической про­мышленности. К домнам надо было транспортировать всё боль­ше угля. Так металлургия сначала стимулировала прокладку ка­налов, а позднее — развитие железнодорожной сети. В свою оче­редь, железные дороги и сами были движущей силой экономи­ческого роста, создавая рабочие места и вызывая спрос на желе­зо и другие строительные материалы. Но железные дороги сти­мулировали экономический рост и косвенным образом, а имен­но, способствуя росту технических знаний о железных, а по­зднее и стальных конструкциях и, что ещё важнее, снижая транс­портные расходы и улучшая сообщение для ряда отраслей эко­номики.

6.2.4. Индустриальное развитие: хлопок и железо

Современный экономический рост проявлялся не только в сель­ском хозяйстве и транспорте, но в первую очередь в промыш­ленности. Превращение промышленности из ремесленного в ин­дустриальный сектор могло, однако, произойти только при од­новременной модернизации сельского хозяйства и транспорта. Мы рассмотрим здесь две отрасли экономики, перестройка ко­торый была весьма успешным и в которых были достигнуты очень высокие показатели роста: это — хлопчатобумажная промыш­ленность и металлургия. Это не означает, что в других секторах, таких как стекольная и бумажная промышленность, до середи­ны девятнадцатого века не было модернизации. Мы должны так­же учитывать, что в некоторых отраслях ремесленные и индуст­риальные производственные процессы долгое время сосущество­вали друг с другом, как, например, в пивоварении. Кроме того индустриализация не всегда подразумевала переход от кустарной промышленности к фабричному производству. В некоторых отрас­лях промышленности, например, в швейной, в период индустри-

ализации как раз наблюдался рост надомного труда. Наконец, важ­но осознавать, что не все попытки модернизации приводили к успеху. Использование инноваций в производственном процессе часто происходило методом проб и ошибок, когда наряду с выда­ющимися успехами имели место и плачевные провалы.

Хлопчатобумажная промышленность, в 1750 году ещё скром­ная отрасль, с 1770 года до середины девятнадцатого века пере­живало бурный рост. Импорт хлопка-сырца с 1770 по 1790 год вырос с 4 до 20 миллионов фунтов; в 1810 году было ввезено уже 60 миллионов фунтов, а в 1850 году уже был превышен уровень в 500 миллионов фунтов. Переход от кустарной промышленнос­ти к фабричному производству начался именно в хлопчатобу­мажной промышленности. Никакая другая отрасль не знала та­ких высоких показателей роста и ни в какой другой отрасли про­изводство не росло так быстро. Для сравнения: в период с 1780 по 1800 год производство в хлопчатобумажной промышленности росло на 10 процентов в год; в металлургии же в те же десятиле­тия наблюдался довольно высокий темп роста в 5 процентов, тогда как рост в традиционном секторе переработки шерсти со­ставлял значительно меньше одного процента.

В середине восемнадцатого века кустарная промышленность производила хлопчатобумажные ткани, также как шерсть и по­лотно. Зимой работники в крестьянских хозяйствах подрабатыва­ли прядением и ткачеством хлопчатобумажных тканей. Хлопко­ткачество давало больше возможностей, чем производство по­лотна или шерсти: узким местом были прежде всего нити. Вере­тена давали толстую, неравномерную нить, из которой при пе­реработке получалась грубая ткань. Кроме того постоянно ощу­щался недостаток пряденой нити: пряхи не могли производить нити в количествах, достаточных для того, чтобы ткацкие стан­ки были постоянно загружены. Проблема стала ещё более острой после 1750 года, когда повсеместно стал использоваться челнок Кэя, изобретённый ещё в 1730 году. Благодаря этому челноку ткачи смогли ткать ещё быстрее, отчего дефицит нити ещё боль­ше усугубился. Это вело к застою производства вследствие техни­ческого несовершенства, хотя условия сбыта сами по себе были благоприятными. Дело в том, что купцы-предприниматели, орга­низаторы кустарной промышленности, столкнулись с растущим спросом на может быть не очень хорошую, но зато дешевую хлоп­чатобумажную материю. Такое расширение рынка сбыта было вызвано сочетанием роста численности населения и роста спро­са заграницей, прежде всего в заморских территориях.

Поэтому изобретённая в 1764 году Харгрейвсом (Hargreaves) прялка Дженни получила быстрое распространение. Эта простая прялка, на которой мог работать и ребёнок, имела не одну шпуль­ку, как веретено, а восемь, а позднее на усовершенствованных

вариантах их было даже 120. Первые простые прялки стояли пря­мо в жилищах надомников. То есть это изобретение ещё не озна­чало перехода к фабричному способу производства. Это произошло одновременно с ватермашиной Ричарда Аркрайта (Arkwright), прядильной машиной с водяным приводом, которую относят к концу шестидесятых годов. Поэтому прядильные предприятия находились в основном в Ланкашире, где был большой перепад в уровне рек и куда легко можно было доставлять через Ливер­пуль американский хлопок-сырец. В конце восемнадцатого века предприниматели уже перешли на усовершенствованные моде­ли таких прялок, которые приводились в действие уже не рукой или силой воды, а паровыми машинами. Однако энергия пара внедрялась медленно, в 1800 году важнейшим источником энер­гии на прядильных предприятиях была сила воды.

Прядильные машины явились огромным стимулом для разви­тия хлопкоткачества, потому что не только заметно увеличилось производство нити, но и качество этой нити стало намного луч­ше, чем прежде, и, таким образом, повысилось и качество хлоп­чатобумажной материи. Благодаря такому улучшению качества, быстро вырос спрос. Кроме того в результате введения различ­ных новшеств в прядильном производстве, сокративших затраты труда, цены на хлопчатобумажную материю значительно снизи­лись. Спрос оказался весьма растяжимым: каждое снижение цен означало такое увеличение сбыта, что оборот продолжал расти. С каждым новым снижением цен хлопчатобумажные ткани стано­вились всё доступнее для тех групп населения, которые до этого никогда не могли позволить себе роскошь иметь больше одной смены одежды или сколько-нибудь текстиля в доме. Численность именно этих слоев населения быстро росла в конце восемнадца­того века. Хлопок долго пользовался преимуществом перед шер­стью, потому что прядильные машины были приспособлены для прядения шерсти только в середине девятнадцатого века. Поэто­му на ранней стадии в производстве шерстяных тканей не было возможности воспользоваться новшествами, сокращавшими зат­раты труда и, таким образом, снижавшими себестоимость про­изводства.

Для ткачей-кустарей последние два десятилетия восемнадца­того века были золотым временем: работы было достаточно. Вна­чале предприниматели расширяли своё производство прежде всего за счёт более интенсивного использования ткацких мощностей у надомников. В результате ткачи стали всё меньше сочетать работу дома с работой в сельском хозяйстве. И всё же расширению про­изводства за счёт паломничества был предел: производство пе­реставало быть прибыльным, если территория, на которую рас­пространялась кустарная промышленность, находившаяся в ру­ках купца или предпринимателя, становилась слишком обшир-

ной. Слишком много времени тратилось на раздачу нитей и сбор конечной продукции, хлопчатобумажных тканей. Проблема ста­ла менее острой, когда в результате урбанизации всё больше тка­чей стали жить в городах.

Но и в городах ткачество долгое время оставалось надомным производством. Хотя ещё в 1785 году был изобретён паровой ткац­кий станок, power loom, его внедрение в производство шло не очень гладко, поскольку вначале эти машины были дороги, мед­ленны и ненадёжны. Однако в тридцатые годы девятнадцатого века один взрослый мужчина, обслуживавший с помощью од­ного мальчика четыре таких станка, мог уже производить в двад­цать раз больше продукции, чем один взрослый ткач-надомник. Тогда золотое время для надомников закончилось: им приходи­лось довольствоваться всё более низкими заработками, чтобы быть в состоянии хоть как-то конкурировать с паровыми станками (рисунок 6.2).

Fabriekswevers — фабричные рабочие; Handwevers — кустари.

Рис. 6.2. Ткачи-кустари и фабричные ткачи в хлопчатобумажной промышленности в Англии, 1810-1840

Источник: К.Харви, Промышленная революция (Уолтон Холл 1976) 47. C.Harvie, The Industrial Revolution (Walton Hall 1976).

То, что надомники держались так долго, зависело не только от технического несовершенства первых паровых станков, но в первую очередь от стремления предпринимателей к большей эффективности производства. В паровые ткацкие станки вклады­вались большие средства и к этому надо ещё добавить расходы по содержанию фабричных помещений. Фабрики давали пред­принимателю своего рода базовый запас продукции, который он всегда мог сбыть. Если возможности сбыта были больше, то тогда он привлекал кустарей; если на какое-то время возможно­сти сбыта уменьшались, например, из-за застоя в международ­ной торговле, то для кустарей работы уже не находилось. Тогда предпринимателю не приходилось иметь дело с простаивающи­ми станками, которые стоили денег и ничего не производили. Накладные расходы по производству, таким образом, сводились к минимуму. Так предприниматели в текстильной промышлен­ности возмещали расходы, вызванные капризами сбыта, за счёт ткачей-кустарей. Только после 1850 года производительность па­ровых станков настолько возросла, что с ними уже не мог состя­заться ни один кустарь.

Быстрый рост хлопчатобумажной промышленности был в частности обусловлен особенно благоприятным для предприни­мательства климатом. Владельцы хлопчатобумажных фабрик имели в своём распоряжении почти неисчерпаемый резервуар дешёвой рабочей силы. Инновации позволяли использовать даже в боль­шем объёме женский и детский труд. Во всяком случае до соро­ковых годов девятнадцатого века никаких сколько-нибудь значи­тельных правительственных постановлений в области регулиро­вания заработной платы, продолжительности рабочего дня, дет­ского труда и ночной работы не существовало. Почти неограни­ченные возможности сбыта в стране и за её пределами, возни­кавшие каждый раз, когда цены на готовую продукцию снижа­лись, стимулировали быстрое введение технических новшеств для ещё большей экономии затрат труда. Высокие прибыли позволя­ли финансировать обновление средств производства путём реин­вестирования и проценты по займам платить не приходилось. Наконец, гибкое сочетание кустарного и фабричного производ­ства позволяло предпринимателям производить максимум про­дукции при минимальных капиталовложениях.

В самой Англии сбыт всё время увеличивался, благодаря росту населения и — в девятнадцатом веке — его покупательной спо­собности. Кроме того, как у пионера промышленной револю­ции, у Англии не было конкуренции заграницей. Хлопчатобу­мажные ткани распространились по всему миру, особенно в тёп­лых странах британской колониальной империи. Хлопчатобумаж­ные ткани стали важнейшим предметом британского экспорта и потеснили традиционный экспорт шерсти. Англию можно было

с полным правом назвать «мастерской мира». В подразделе 6.2.5 мы подробнее остановимся на важности международной торгов­ли для экономического роста.

В отличие от хлопка железо не является предметом потребле­ния, а относится к средствам производства: без качественного и дешевого черного металла нельзя обойтись при создании паро­возов, машин и деталей для них, стальных конструкций для стро­ительства, железнодорожных рельсов, судов и мостов. Количе­ство черных металлов, которые производит страна, в большей мере, чем производство хлопка, является показательным пере­хода к индустриальной экономике. В ходе индустриализации раз­витие промышленности средств производства, а именно тяже­лой промышленности, имеет первостепенное значение. Благода­ря расширению этого сектора происходит накопление средств производства, которые образуют основу для дальнейшего эко­номического роста.

В начале восемнадцатого века железо в строительном деле и в машиностроении применялось гораздо меньше, чем дерево. Дело в том, что английские литейные мастерские поставляли дорогое железо, которое к тому же было довольно плохого качества. Пло­хое качество объяснялось плохим снабжением производства сы­рьем и энергией. Чтобы лучше понять это мы должны коротко остановиться на технических аспектах производства железа. Про­изводство железа и стали представляет собой химический про­цесс. Железная руда содержит не только железо, но и другие ком­поненты, в частности углерод и фосфор. Нагревая железную руду и смешивая её с другими веществами, можно выделить чугун. Чугун является о