Уроки и перспективы социализма

УРОКИ И ПЕРСПЕКТИВЫ СОЦИАЛИЗМА

В РОССИИ

Санкт-Петербург

1997 г.

ББК 65.9(2)-183

66.61(2)2

Публикация осуществлена при содействии Общества РУСО и Фонда Рабочей Академии

Долгов В.Г., Ельмеев В.Я., Попов М.В. Уроки и перспективы социализма в России. – СПб: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1997. – с.

ИСБН 5-288-01108-7.

Главным уроком прошлого, обосновывают авторы предлагаемой монографии, является следующий: кризис и разрушение социализма в СССР вызваны тем, что Советская власть не сумела преодолеть старую товарно-стоимостную основу экономики и утвердить новую – потребительностоимостную, адекватную социализму. Это – задача возрождаемой в России власти трудящихся, формируемой в трудовых коллективах.

с Издательство СПбГУ, 1997

с В.Г.Долгов, В.Я.Ельмеев, М.В.Попов, 1997

ISBN 5-288-01108-7

ВВЕДЕНИЕ

Велика Россия. И велика не только территориально. И не только многолюдна и многонациональна. Необъятна она своей насыщенной, бурной и многогранной историей. Велика страстями, бушующими на ее просторах.

Вот и в XX веке за сравнительно короткий период Россия сумела выступить в трех качественно различных государственных устройствах: монархическом, советском, президентском. Причем каждый переход к принципиально новому строю сопровождался драматическими переменами, коренными переворотами в отношениях собственности, ее переделами, кровопролитием, ломкой политических, нравственных, культурных отношений.

Наибольший период времени в нынешнем веке Россия находилась во власти Советов, в состоянии перехода к социализму и строительства социалистического общества.

Это, конечно, был чрезвычайно сложный период. Народы Российской империи совершили неожиданный для всего мира дерзкий рывок к новой жизни, к новым отношениям между людьми в производстве, культуре, быту. Имея самые высокие и благородные цели, объявив социально справедливый порядок, Россия, как гигантская птица, взяв крутой разгон, взмыла вверх, уверенно вошла в ряды великих держав.

Россия, с 1922 года называвшаяся Советским Союзом, стала примером для народов всего мира в деле создания условий для власти трудового народа, для расцвета всех национальностей и народностей, для развития и творчества всех слоев населения. Отстаивая идеи социальной справедливости, Советский Союз давал отпор всем темным силам, освободил мир от фашизма, установил паритет в сложном международном противостоянии различных территориальных, национальных, идеологических и религиозных интересов.

Почему же по истечении 70 лет существования Советской власти государство-колосс стало качаться, разрушаться и в итоге рассыпалось на 15 неравных частей, каждую из которых продолжают терзать внутренние раздоры? За последние 10 лет существования СССР обострились внутренние противоречия, обнажались недоделки и ошибки в строительстве нового строя, приведшие на данном этапе к поражению социализма и его официальной идеологии. Причем поражению позорному, практически без боя, без сопротивления.

Процесс распада далеко не закончен. Трещат по швам Грузия и Молдавия, внутренние распри разрывают Среднюю Азию, Закавказье. Саму Россию сотрясают сепаратизм как авантюрных народностей, так и некоторых территорий.

И все же какие причины привели к крушению гигантской партии, гордившейся прежде всего своей теоретической базой и боевыми традициями? Какие были сделаны просчеты, в чем проявились заблуждения? Попытаться найти ответ на эти вопросы – значит получить определенные уроки, значит сделать выводы и, возможно, предложить более надежные пути развития нашего российского общества.

Здесь мы делаем попытку высказать свое мнение по ряду ключевых составляющих строительства социализма в России и надеемся, что нам удастся вскрыть наиболее опасные ошибки и заблуждения, приведшие в конечном счете к столь трагичному финалу. Перед нами стоит непростая задача. Надо ответить на вопрос: случайно или не случайно произошла потеря власти Советами и Коммунистической партией в Советском Союзе? Есть ли объективные причины или все было правильно и прекрасно, а дело только в предательстве таких деятелей как Горбачев, Яковлев, Ельцин и им подобных?

Авторы этой книги еще во времена правления Горбачева выступили в печати*с критикой проводимой им и руководством КПСС политики “перестройки”, обнажили ее антинародную и антисоциалистическую сущность, предсказали ее результаты – неизбежный кризис всех сфер жизни общества, разрушение созданных народом производительных сил, духовного богатства, культуры, форм управления.

Уже тогда было ясно, что переход высокообщественного производства и индустриально развитой экономики на рельсы стихийного товарно-рыночного хозяйства приведет к развалу всей экономики. Можно было (в качестве дополнительного аргумента) сослаться и на выводы международной конференции ООН (Рио-де-Жанейро, 1992), в которых не рекомендовалось странам, вступающим в XXI век, руководствоваться моделью развития, которой следовали развитые капиталистические страны и которая предполагала подчинение экономики получению максимальной прибыли в ущерб социальному развитию народов.

Становится очевидным, что крупные капиталистические страны не смогут и не хотят вытащить Россию из экономической ямы и “продемонстрировать” на ее примере “неисчерпаемые” возможности рыночной модели экономического развития. Поэтому выбор Нового курса для России был и остается вопросом жизни и смерти. Он обязательно произойдет. Вопрос лишь в одном – когда и какой ценой.

Авторы в предлагаемой читателю новой книге продолжают поиск и обоснование нового курса экономического, социального и политического развития России. Теперь, после того как установились капиталистическая система в экономике и олигархический режим ельцинизма в политике, после того как стала очевидной их неспособность вывести страну из кризиса, а к урокам “рыночного социализма” добавились и уроки его наследницы – капитализации страны, обоснование неизбежности смены курса становится еще более актуальным.

В этой связи приходится обращать особое внимание на доказательство самой возможности дальнейшего экономического и социального развития, на определение его основы. Возникает необходимость замены стоимостной парадигмы на новую – потребительностоимостную, позволяющую перейти от политики “модернизации” существующего к политике действительного развития и вывода России на путь прогресса.

Кроме объективно возникшей ситуации в экономической жизни современного общества, необходимость новой парадигмы диктуется состоянием самой экономической науки – возникшими в ней противоречиями и кризисом, не позволяющими решить многие теоретические проблемы, в частности, вопрос о том, с какой теорией войти в третье тысячелетие – стоимостной или полезностной. Ведь если речь идет о новой парадигме, то надо преодолеть старую – стоимостную.

Обнаружилось противостояние классической политической экономии, базирующейся на принципе трудовой стоимости, и экономикса, пытающегося заменить стоимостную парадигму на полезностную под видом их синтеза. В отечественной литературе такого рода “синтезу” подвергаются трудовая теория стоимости К. Маркса и полезностные концепции, разрабатываемые в рамках теории оптимального функционирования экономики.

Авторы не принадлежат к тем экономистам, которые пытаются “объединить” теорию трудовой стоимости с теорией полезности. Они, наоборот, исходят из того, что предлагаемая трудовая теория потребительной стоимости составляет противоположность теории стоимости, является ее отрицанием, и в этом смысле об их прямом синтезе не может быть и речи. Это, конечно, не значит, что из отрицаемой теории ничего не берется и не переносится в новую. Диалектическое отрицание предполагает преемственность, сохранение в снятом виде отрицаемого, в данном случае трудовой основы теории стоимости – необходимости учета затрат труда.

Когда ставится вопрос о переходе к новой парадигме, важно подчеркнуть момент отрицания старой парадигмы. Дело, однако, не сводится к тактическому приему. В попытках синтеза теории стоимости и теории полезности, особенно потребительностоимостной теории и теории стоимости, легко заметить ту же линию, которую проводили “прорабы” перестройки, предлагая соединить социализм с капитализмом, рыночную экономику с плановым ведением хозяйства, власть буржуазии с властью народа и т.п. Синтеза этих противоположных сущностей не произошло и не может произойти в принципе, т.е. по определению взаимодействующих противоположностей и противоречия между ними.

С этой точки зрения нельзя принять суждения относительно того, что генеральной линией развития экономической мысли \в России, идущей чуть ли не от М.И.Туган-Барановского, является движение к синтезу трудовой теории стоимости и теории полезности, что их органический синтез – это методологическая основа концепции новой, эффективной системы хозяйствования.

Придание этому тезису столь важного методологического значения вызывает необходимость в разъяснении вопроса о методологии решения противоречий между парадигмами как полюсами противоречия: а) как между двумя противоположными сущностями; б) как противоречивыми сторонами одной и той же сущности. Противоречия первого типа предполагают, что из двух противоположных сущностей действительной для данного состояния общества является одна из них: или господствуют отношения стоимости, или, наоборот, отношения потребительной стоимости. Это условие связано с несостоятельностью дуализма при определении сущности того или иного явления. Соответственно, по своей сущности теория может быть или стоимостной или нестоимостной, а хозяйственная практика – рыночной или нерыночной. Дуализма одной и той же сущности не бывает, – обе допускаемые противоположные сущности не могут быть одинаково истинными, на практике побеждает и господствует одна из них. Полагают, например, что стоимость и полезность – это две стороны одной и той же медали. Но не говорят, что собой представляет сама медаль, какова ее сущность – товар ли она, или же не товар (лишь потребительная стоимость). Если товар, то сущность стоимостная, если нет, то потребительностоимостная.

Иное дело, когда речь идет о противоречивых сторонах одной и той же сущности, которые не возводятся в самостоятельные сущности и характеризуют с разных, противоположных сторон одну и ту же сущность. В этом случае предполагается их существование в неком едином начале, образующем основание для разных противоречивых сторон, причем в это основание превращается одна их этих сторон (противоположностей) в виде более высокой ступени развития явления. Если, например, стоимость составляет основание, то потребительная стоимость есть лишь носитель, предпосылка стоимости.

Разграничение противоположности двух сущностей и противоположности одной и той же сущности необходимо для того, чтобы установить способ разрешения разных типов противоречий. Первые из них разрешаются объяснением проблемы на основе признания одной из сущностей в качестве действительной основы и устранением дуализма, и тем более плюрализма в трактовке вопроса.

Разрешение второго типа противоречий не требует устранения одной из сторон противоречия. Здесь достаточно выявить, какая из сторон противоречия опосредствует другие стороны и само противоречие и которая становится основанием как для собственного развития, так и своей противоположности. То, что проистекает из этого опосредствующего начала, образует необходимое единство, возникающее в результате разрешения данного противоречия. Этот новый монизм выступает более высоким и самостоятельно существующим принципом экономической теории.

В марксистской экономической науке таким единым сущностным началом выступает труд, и именно поэтому она называется политической экономией труда. Разрешение противоречия между трудом как источником стоимости и трудом как созидателем потребительной стоимости здесь осуществляется в рамках одной и той же сущности – труда: с развитием общества происходит отрицание господства затратной стороны непосредственного труда (стоимости) и превращение результатной стороны (потребительной стоимости) в господствующее начало, делающее экономическую систему целостной, а теорию – монистической. Трудовая теория потребительной стоимости становится более высокой и развитой теорией, образует новую парадигму экономической науки.

Уместно заявить, что понятие “экономия”, давшее название экономической науке, возникло не для характеристики отношений стоимости и стоимостного обмена. Ее действительный, сущностный смысл с самого начала и до наших дней в конечном счете сводится к потребительностоимостному принципу: вести хозяйство так, чтобы результаты в виде полнокровной жизни превосходили затраты на ее достижение, чтобы доходы превышали расходы.

Этот принцип не совместим со стоимостным обменом, функционирующим на возмездно-эквивалентной основе – равенстве затрат и результатов. Прибавочная стоимость как стоимость (и все ее производные – прибыль, рента, процент) тоже не является превышением результатов над затратами, ибо за ней стоят равные затраты прибавочного труда. Если же ее хотят вывести из производительных сил труда (производительности труда), то неизбежно приходится переходить со стоимостной к потребительностоимостной основе.

Экономия возникает из этой потребительной стоимости рабочей силы и применяемых ею средств, реализуемых в живом труде людей и в потреблении. Многие, причем существенные экономические процессы могут быть рационально поняты только на основе потребительностоимостных принципов. Достаточно сказать, что экономический рост и тем более развитие не объяснимы с позиций законов стоимости, принципа эквивалентности (равенства) затрат и результатов, поскольку здесь идет речь об экономике в ее статическом состоянии. Не случайно поэтому все ныне известные авторы, разрабатывающие теорию экономического развития, например, Й. Шумпетер, обращаются к потребительностоимостным критериям: к производительности труда в его реальном (а не денежном) выражении, экономии труда и т.п. Можно предположить, что потребительностоимостной принцип превосходства результатов над затратами (а не их стоимостное равенство) станет главным способом объяснения и обоснования как экономического, так и социального развития

общества.

Глава I. Суровые уроки

Советского прошлого

1. Экономические уроки

Советский социалистический период знаменателен гигантскими успехами в сфере экономики. Индустриальная независимость, богатейшая база природных ископаемых, передовые рубежи по многим направлениям науки и техники, мощнейший военно-промышленный комплекс, высококвалифицированные производственные и управленческие кадры. Все это и многое другое было достигнуто во многом благодаря общественной собственности на средства производства, позволяющей концентрировать огромные материальные и людские ресурсы, централизованно успешно решать крупные проблемы.

Но эта, безусловно, положительная сторона социалистического хозяйствования, будучи возведенной в абсолют, породила и множество негативных моментов, которые, накапливаясь исподволь, подточили ствол советской экономики.

Прежде всего произошло гиперобобществление всей хозяйственной сферы, огосударствление тех областей трудовой деятельности, где данный порядок сковывал инициативу и предприимчивость работников, вел к утрате связи с потребителями, был безразличным к качеству продукции и услуг, делал бессмысленной экономию труда и материалов.

Такие сферы экономики как торговля, общественное питание, бытовое и коммунальное обслуживание, промыслы и народное ремесло, сельское хозяйство были во многом парализованы неповоротливой государственной машиной, хронически отставали от мировых тенденций и не выполняли важнейшую функцию по удовлетворению потребностей развития трудящихся.

Будучи не заинтересованы творить, безынициативные в своей деятельности, эти отрасли предлагали товары и услуги, недостойные современного человека. Это особенно резко бросалось в глаза при сравнении с продукцией и услугами подобных отраслей, действующих в условиях борьбы за потребителя. В известном смысле можно сказать, что социализм в глазах населения стал проигрывать во многом на бытовом уровне.

Государство, правящая партия вместо того, чтобы сосредоточиться на развитии стратегического эшелона экономики, пытались удержать в своих руках все сферы народного хозяйства. В итоге силы и внимание распылялись, а не концентрировались на ключевых направлениях, в отраслях сферы индивидуального потребления действовал в основном запретительный режим. Так, ни один директор магазина не имел права устанавливать цены ни на какую продукцию, включая скоропортящуюся. Пока решение о снижении цен на сезонную овощную или фруктовую продукцию проходило цепь инстанций (магазин – райпищеторг – горторг – облторг – Министерство торговли и обратно) овощи и фрукты, подлежащие немедленной реализации, просто сгнивали.

В деле обобществления собственности допустили серьезные забегания вперед, забывая, что типам собственности должны соответствовать уровни развития производства средств к жизни. Если средства производства находятся в индивидуальном использовании, то и форма собственности им нужна индивидуально-трудовая. Ножницы в руках парикмахера не нуждаются в обобществлении и государственном, планово-централизованном управлении. “Зачем парикмахеру министр?”, – говорил известный советский экономист Алексей Алексеевич Сергеев. И был, конечно, прав. Пусть он работает индивидуально на свой страх и риск и зависит только от удовлетворения нужд клиента. Так же и повар, и портной и др. А государство, если служит народу, должно было оберегать такого рода работников, помогать им в деле удовлетворения потребностей населения.

Под лозунгами строительства социализма борьба во имя прибыли в этих сферах была не на жизнь, а на смерть. В итоге одержали полную победу. Только над кем?

Особенно отличился предтеча нынешних демократов Хрущев.

Этот фарисей отбирал последние источники существования у миллионов советских людей, лишая их приусадебных участков и покосов, удушая подсобное хозяйство налогами и просто штрафами, госпошлинами, преследованиями. И это почему-то называется “оттепелью”. Для простых тружеников с нищенской госзарплатой, для крестьян, работавших вообще даром, этот период был свирепой стужей.

В том случае, когда объекты собственности созданы коллективом и находятся в коллективном пользовании, достаточно иметь коллективные формы собственности с коллективной ответственностью и самофинансированием. Государство в этих случаях устанавливает рамочные условия функционирования коллективных предприятий, применяя в основном косвенные методы регулирования.

Там же, где крупные объекты собственности созданы всем обществом и приводимы в действие общественным трудом, безусловно должна быть общественной собственностью, защищенной государственной формой. Это энергосистемы, транспортные артерии, системы связи, крупные машиностроительные заводы, оборонная промышленность, наука и многое другое.

Здесь- то и надо было думать и управлять по-крупному, по государственному, а это зачастую не получалось. В том числе и потому, что силы партии и правительства были распылены, не сконцентрированы. Характерно признание В.Кабаидзе – видного хозяйственника, директора Ивановского станкостроительного завода. Он во второй половине 80-ых годов писал, что за последние 20 лет ни одного нового, прогрессивного задания или предложения для его завода со стороны Министерства не поступило.

Бюрократам хотелось единообразия, одноукладности, а реальная жизнь, экономика этого не терпит. Она развивается сложно, по мере вызревания производительных сил. Однако, игнорируя теорию и практику, под лозунгами ускоренного строительства социализма, а то и сразу коммунизма жедающие выслужиться номенклатурщики забегали вперед, выкорчевывали многоукладность, а с ней и ремесла, и трудолюбие, и народную культуру и многое, многое другое не менее ценное. Люди покидали родные места, стекались в города, где скапливались в общежитиях или коммуналках, спивались и вырождались, оторванные от родной земли и лишенные нормальных, человеческих условий жизни.

Думается, что цель строительства социализма не в единообразии, а в бережном отношении ко всем сложившимся общественно-экономическим укладам, в аккуратном их регулировании и координации с концентрацией усилий (со стороны государства) на ключевых, стратегических направлениях.

Социалистическое руководство экономикой открыло, разработало и успешно применяло эффективный инструмент управления - планирование. Новые прогрессивные экономические отношения вызвали к жизни соответственно и новые методы управления. Плановое управление народным хозяйством, разработка и выполнение пятилетних планов во многом способствовали выводу России на передовые индустриальные рубежи, сделали ее ведущей среди развитых стран мира.

В период первых пятилеток благодаря планированию осуществлялось продуманное размещение производительных сил, концентрация ресурсов на создании передовых, крупных жизненно важных объектов: энергосистем, металлургии, машиностроения, обороны, транспорта, социальной инфраструктуры. Был сделан величайший рывок от ручного, кустарного производства к машинному, что позволило кардинально поднять качество продукции и производительность труда.

Успехи были очевидны. В период жизни одного поколения трудящихся происходили существенные позитивные изменения в условиях труда и его эффективности, а также обогащение социальной сферы. В промышленности утвердилась 42-часовая рабочая неделя по сравнению с 58-часовой дореволюционной. Бурно развивались образование, наука, здравоохранение, культура.

Заслуги планового ведения народного хозяйства неоспоримы как в период индустриального скачка первых пятилеток, в военные годы, так и в период послевоенного восстановления. Но уже в 60-е годы в плановом управлении начали накапливаться негативные явления, приведшие в итоге к его дискредитации в целом.

Планирование практически не развивалось. Оно переводилось на стоимостные показатели, которые по существу ему противостояли. Современное производство, обновляя технологические принципы, все более и более становилось производством научно-техническим, основанным на непосредственном использовании достижений науки и техники, что вело к экономии затрат труда и материалов, повышению качества продукции. Вся же система плановых методов по-прежнему оперировала стоимостными показателями, отражающими затраты труда на производство продукции. Вследствие это запланированные показатели роста выпуска продукции в рублях стимулировали рост затрат на ее производство, оставаясь безразличными к ее качеству, и прямо противодействовали экономии общественного труда, удовлетворению жизненных потребностей трудящихся.

Планирование все более и более превращалась из эффективного средства управления в средство усиления затратности, расточительности экономики, что становилось мощным препятствием в развитии науки и техники. Их приходилось “внедрять”, преодолевая экономическое сопротивление, ибо применение науки и техники вело к экономии труда и материалов, что снижало стоимость, объемные показатели, обязательный рост которых был заложен в государственных планах. Другой бедой планирования был его формальный характер. Планы составлялись “кабинетным” методом, без исследования реальных потребностей потребителей, будь то предприятие или население. В результате выпускалась устаревшая продукция, зачастую не нужная ни в производстве, ни в быту.

Характерен в этом смысле инцидент, произошедший в конце 80-х годов между Госпланом и Министерством, с одной стороны, и ПО “Уралмаш”, с другой. Был принят новый порядок утверждения планов предприятия. Трудовые коллективы добились права утверждения производственного плана своим решением. И вот получив плановые задания от своего министерства по производству мощных буровых установок, трудовой коллектив отказался утвердить их, мотивируя отказ не только нерентабельностью производства данной продукции, но и отказом в приобретении этих установок потенциальными потребителями. Уралмашевцы выполнили то, что должно было сделать министерство: поинтересовались потребностью в запланированной продукции.

Плановые органы не удосуживались выяснить у конкретного потребителя его запросы. Они просто, сидя в кабинетах, выдавали контрольные цифры роста. Все выходило красиво. Объемы пропорций возрастали, трудовое напряжение повышалось, курьеры носились, циркуляры циркулировали. А в итоге происходило омертвление живого труда и расход материалов при производстве устаревшей, неэкономичной и никем не покупаемой продукции.

На рубеже 60-70 годов необходима была переориентация всей системы планирования на показатели экономии труда, качества продукции и повышение благосостояния трудящихся. Однако этот переворот в плановом управлении сказался не по силам официальной экономической науке. Проще было вообще опорочить и выбросить народно-хозяйственное планирование.

Придворные экономисты, чтобы скрыть свою неспособность усовершенствовать и развить это эффективное средство управления, обратились к рынку. Он был объявлен чудодейственным средством автоматически решать все проблемы экономики. Результаты последнего рыночного десятилетия, как говорят в народе, “на лице”. Или как красиво теперь пишет С.Глазьев: “Игнорирование структурных особенностей российской экономики в надежде на автоматическое действие механизмов рыночной самоорганизации спровоцировало процессы дезинтеграции экономики и нарастание хаоса.”[1].

Говоря о нынешнем экономическом положении, зачастую просто катастрофическом, необходимо все же помнить, что многие диспропорции и провалы закладывались в прежние годы. Они-то и привели социализм в Советском Союзе к поражению на экономическом поле.

В этом смысле можно и нужно анализировать и вскрывать допущенные искажения социалистического пути и не только для того, чтобы понять причины трагедии, но и увидеть перспективы социализма в России. В уроках прошлого в экономике социализма следует отметить удручающее положение, сложившееся в стимулировании, в мотивации эффективного и высококачественного труда, особенно в среде рабочего класса и крестьянства. Уровень заработной платы в Советском Союзе не позволял создать нормальные, человеческие условия для развития семьи, личности. Господство дефицита почти на все предметы потребления порождало безразличие, невозможность создания нормальных бытовых условий, порождая пьянство, бездуховность. Сейчас положение трудящихся конечно еще хуже. Но ведь нынешний строй особенно и не претендует на социальную справедливость, на благотворительность, на благородные цели. Он прямо объявил о капитализме, господстве частной собственности, о борьбе за выживание каждого. С него и спроса-то особенного нет.

Еще одной объективной причиной падения эффективности экономики, застоя в социальном развитии, а в конечном итоге – и в развале СССР явилась гипертрофированная централизация управления, вернее формализации централизма в виде растущего числа министерств и ведомств, придания им функций полного владения и распоряжения общественной собственностью на всей территории Советского Союза. Сосредоточившись в центре, в Москве эти органы вели по отношению к регионам по сути колониальную политику. Причем от такой политики страдали как дальние регионы Сибири и Дальнего Востока, так и центральные, включая Ленинград. Особенно доставалось России.

Через ведомственную систему в Центр выкачивался как прибавочный продукт, создаваемый в промышленности и сельском хозяйстве, так и ценнейшее сырье, русские ископаемые богатства, достижения культуры, науки и техники, лучшие кадры и таланты.

Господство отраслевой системы управления позволяло министерствам и ведомствам безответственно хозяйничать на территориях, не заботясь ни о социальных проблемах, ни об экономике. Местные власти, население регионов были бесправны перед хозяевами из Москвы. Так например, в Ленинградском регионе к середине 80 годов функционировало более 300 крупных предприятий и организаций 150 министерств и ведомств, практически не подконтрольных в своей хозяйственной деятельности городским властям. Последние были обязаны лишь создавать условия для их успешного функционирования. Робкие попытки скоординировать деятельность указанных предприятий с учетом региональных интересов в виде территориальной программы типа “Интенсификация 90” были уже припарками к умирающему телу затратной экономики.

Руководство страны в этом случае, как и по многим другим ключевым моментам социалистического строительства, отошло от принципов, сформулированных основателем государства В.И. Лениным. Он всегда полагал приемлемым для Советской России систему управления через крупные совнархозы. Однако легче было клясться в верности ленинизму, бесконечно присваивать его имя, празднуя его дни рождения и смерти, строить помпезные музеи и памятники, чем следовать его идеям в реальной жизни.

Территориальная система управления экономикой более органично позволяет сочетать централизм с демократией. Центр, передавая заботы социального развития регионам, которые с учетом географического, климатического, природного и национального аспектов несомненно лучше могут руководить территориями, получает возможность сосредоточиться на стратегических направлениях.

При территориальной системе управления, а также самоуправлении не было бы столь навязчивого стремления у союзных республик избавиться от Москвы.

Наибольший ущерб отраслевая система управления нанесла России. Посредством централизованных “насосов” из российских регионов выкачивались все соки. А центр, чтобы ублажить (зачастую из политических соображений) союзные республики, выбрасывал на их развитие огромные ресурсы, которые, будучи для получателей даровыми, использовались расточительно. На Россию смотрели как на дойную корову, обязанную содержать всех и вся. При этом спокойно, как говорится, насосавшись досыта, бросали в лицо России и русским обвинение в имперском поведении и в отсталости.

Наиболее яркий пример – это освоение целинных и залежных земель в Казахстане. Эта авантюра была проведена прежде всего за счет исконных русских областей. В результате в России образовалась целая зона народного бедствия - “Нечерноземье”.

Специального внимания и глубокого анализа требуют экономическая и социальная политика Советской власти по отношению к крестьянству. Огромный аграрный сектор СССР длительное время являлся тем бездонным колодцем, из которого государство безоглядно черпало людские и материальные ресурсы. Он использовался для обслуживания городов как поставщик ресурсов для промышленности и строительства, в основном как сырьевой придаток индустриализации. Организация собственно сельской нормальной жизни была на втором плане.

Постоянное перекачивание ресурсов в города подрывало село, делало жизнь в нем тяжелой и отсталой. А это в еще большей мере приводило к оттоку населения, особенно молодежи в города.

Партия и Советская власть за все 75 лет так и не сумели повернуться лицом к жителям и работникам сельскохозяйственной сферы. Более того, все меры были подчинены одному – как побольше выкачать средств из крестьянства. Для этого особенно пригодились стоимостные инструментарии хозяйствования, позволяющие “цивилизованно” перекачивать, а попросту воровать чужой труд.

Так, под видом совершенствования хозяйственных отношений была отменена натуроплата за труд в колхозах и совхозах. Вместо натуральной сельскохозяйственной продукции крестьянин стал получать денежные бумажные знаки. Теперь вся продукция без остатка могла вывозиться в города, где и были элеваторы, мясокомбинаты, мукомольные заводы и т.п., а взамен сельскохозяйственным предприятиям начислялись денежные суммы, носившие практически условный характер, поскольку реализовать их в силу всеобщего дефицита и жесткого распределения, превратив в материальные и духовные блага, было невозможно. Крестьяне тоже получали бумажки, с которыми вынуждены были ехать в город за многими товарами, в том числе и за продуктами питания, подвергаясь за это еще и издевательствам со стороны городских жителей – “нахлебники приехали, колбасу нашу вывозят”.

Отмена натуроплаты окончательно подорвала возможность ведения личного подсобного хозяйства.

Другим действенным способом выкачивания продукции, создаваемой в сельском хозяйстве (опять же с помощью товарно-денежных инструментов) была практика продажи техники колхозам. Ликвидация машинно-тракторных станций (МТС), где затраты на технику несло государство, заставило колхозы большую долю заработанных средств, в ущерб прежде всего социальной сфере, направлять на закупку дорогой сельскохозяйственной техники. Подобный грабеж под видом торговли осуществлялся и через продажу стройматериалов, удобрений и прочее, прочее. Ножницы цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию состригали не только весь прибавочный продукт, создаваемый в аграрном секторе экономики, но и большую часть необходимого продукта. И после этого некоторые экономисты и журналисты смели утверждать, что сельскохозяйственное производство было нерентабельным.

Мимо сел и малых городов через сеть гигантских нефте- и газопроводов, линий электропередач и железных дорог рекой текли нефть, газ, электричество, лес и т.п. – невосполнимые ресурсы. А в России к 80-вым годам только 3% сел и малых городов были газифицированы. Нормой были перебои с бензином, соляркой и электричеством. В магазины исправно завозили только водку. Удручающее бездорожье, запреты на индивидуальное строительство, хилая культурная и социальная инфраструктура, – все это свидетельствует скорее о провалах, чем о достижениях социализма в сельской местности.

Наше общество, каким оно предстает в настоящее время, с его кризисами в экономике и многими провалами в других сферах жизни, является результатом действия прежде всего объективных причин, лежащих в сфере экономики. Они заложены в тех социально-экономических формах, которые по своей сущности являются капиталистическими. Чем шире внедряются формы иной по отношению к социализму природы, тем больше деформируется общество в целом.

Перевод предприятий на коммерческий расчет и прибыль в период нэпа привел к взвинчиванию цен и к экономическому кризису, разразившемуся в 1923 году. Современный кризис в экономике свое начало берет с 60-х годов. До этого хозяйственный организм был ориентирован в общем и целом на снижение себестоимости и стоимости продукции (следовательно, на ограничение роли стоимости), на рост производительности труда за счет его экономии, что на некоторое время после реформы 1965 года еще поддерживало здоровое развитие экономики. В дальнейшем заложенный в реформу затратный механизм, работающий на получение большей стоимости и прибыли, повел экономику к кризису. Произведенные поправки в этом механизме смогли лишь на время задержать этот процесс (застойный период), но не остановить. По мере расширения товарно-денежных и рыночных рычагов хозяйствования в рамках “радикальной” экономической реформы кризис стал углубляться: ориентация на стоимостные результаты (вал) и прибыль стала возобладать; масса потребительных стоимостей начала уменьшаться и ее стало не хватать для удовлетворения первейших нужд трудящихся, а при<