Глава 3. «свои люди» по ту сторону баррикад

Подобного переосмысления требуют и отношения между революционным подпольем и правительственным аппаратом, которые обычно рассматриваются как две антагонистические силы, разделенные баррикадами и находившиеся в состоянии непримиримой борьбы.

В действительности все обстояло гораздо сложнее.

Прежде всего не следует забывать, что многие участники революционного движения рекрутировались как из чиновничьих, так и из офицерских семей. В результате этого нередко передний край борьбы между двумя названными выше силами проходил через отдельные семьи, что вело к сглаживанию антагонизма, а порой открывало возможность использования членов таких семей в интересах революционного подполья.

В свою очередь некоторые «бунтари» не только уходили в бизнес, но и поступали на государственную службу, делали военную карьеру. При этом они не порывали полностью связи с друзьями молодости и могли оказывать им те или иные услуги.

Необходимо также учитывать, что пореформенная эпоха характеризовалась процессом, который современники выразили словами: «Падает власть земли, растет власть денег». В результате этого происходило возрастание зависимости чиновничества и офицерства от буржуазии, среди которой, как мы уже могли убедиться, были не только Разуваевы и Колупаевы, но и Саввы Морозовы. Оказывавшие революционному подполью денежную помощь, последние для его поддержки могли использовать свое влияние и в чиновничьем мире, и в офицерской среде.

Нельзя не считаться и с тем, что по законам военного искусства любая армия может рассчитывать на успех только в том случае, если она имеет «своих людей» в лагере противника. Поэтому революционные партии сами стремились к проникновению как в армию, так и в правительственные учреждения. В одних случаях они использовали для этого либерально-оппозиционные и даже радикальные настроения отдельных представителей чиновничества и офицерства, в других — неудовлетворенные или же оскорбленные национальные чувства, в третьих — корыстолюбие. Свою роль в данном случае могли играть и другие факторы.

На нижних этажах власти

Проще всего революционному подполью было найти «своих людей» на низших этажах власти. Решение этой задачи на Кавказе упрощалось тем, что здесь они в значительной степени были заполнены выходцами из местного населения, многие из которых сохраняли в душе чувство национальной неудовлетворенности и были способны протянуть руку своим соплеменникам, даже если те считались неблагонадежными.

Кроме того, жалованье низших служащих было таково, что даже самая скромная денежная сумма являлась для них соблазнительной, что делало многих из них готовыми за небольшое вознаграждение отступать от своих должностных обязанностей. Массовое распространение взяточничества на Кавказе нашло свое отражение во многих источниках как неофициального, так и официального происхождения. Широкое распространение коррупции среди бакинских чиновников констатировала, например, в 1905 г. Комиссия сенатора Кузьминского1, а 31 января 1907 г. начальник Бакинского ГЖУ вынужден был признать «страшное взяточничество» даже среди чинов полиции2.

Сведений о связях чинов местной полиции и других органов местной власти на Кавказе с революционными партиями много. Не имея возможности привести на страницах этой книги все подобные случаи, которые удалось выявить, ограничимся в качестве иллюстрации только некоторыми из них.

Как мы уже знаем, первой женой И. В. Джугашвили была Е. С. Сванидзе, мать которой Сепора Григорьевна происходила из рода Двали3. Ее брат Спиридон находился на государственной службе, но сумел выслужить лишь чин губернского секретаря (XII класс по Табели о рангах). Первая его жена имела фамилию Бакрадзе, вторая происходила из княжеского рода Геловани. От одного из этих браков С. Г. Двали имел сына Рафаила4, который до 1900 г. занимал должность переводчика Шоропанского уездного правления, после чего стал приставом Сенакского уезда5, в 1906–1907 гг. был переведен на такую же должность в Кутаисский уезд6, не позднее 1908 г. назначен помощником начальника Шоропанского уезда7, а 1917 г. встретил на посту помощника начальника Сенакского уезда8. По свидетельству Мананы Рафаэловны Двали, ее дед Рафаил Спиридонович был знаком с И. В. Джугашвили и однажды то ли способствовал его освобождению из-под стражи, то ли помог ему избежать ареста9.

Подобные связи с революционным подпольем имел капитан Иосиф Станиславович Согоров, принадлежавший к той самой батумской семье, из которой вышли упоминавшиеся выше Григорий, Евгения и Олимпиада Согоровы. В начале 900-х гг. Иосиф Станиславович занимал пост ланчхумского участкового пристава10, в 1907 г. мы его видим в должности помощника зугдидского11, а в 1908 г. — сенакского уездного начальника12.

В 1905 г. внимание жандармов привлек пристав Заречного полицейского участка в городе Кутаисе Нерсес Еремеевич Тер-Антонов, который поставил свою подпись под петицией с требованием созыва Учредительного собрания13, что, несомненно, свидетельствовало о его революционных настроениях. Несмотря на это, он не только продолжал оставаться в прежней должности14, но и пошел в гору. Согласно показаниям А. Корсидзе, с революционным подпольем поддерживал отношения Лаврентий Бежанович Махарадзе15, который в 1900–1907 гг. занимал должность пристава в Кутаисе и Кутаисском уезде16. Имеются сведения, что с революционным подпольем был связан Варден Васильевич Келбакиани, ставший позднее помощником озургетского, потом — сенакского17, не позднее 1908 г. — кутаисского уездного начальника и в 1915–1917 гг. — начальником Лечхумского уезда18.

Своим человеком для революционного подполья был князь Леван Георгиевич Джандиери (р. ок. 1845). Долгое время он занимал пост тифлисского уездного начальника19, потом был переведен на должность тифлисского полицмейстера20, в 1906–1909 гг. являлся начальником Сухумского окружного управления21, после чего в чине генерал-майора вышел в отставку и вошел в правление Тифлисского дворянского банка22. Почти с самого начала возникновения партии социалистов-федералистов Л. Г. Джандиери являлся ее членом23. Умер он в конце 1922 г. в Тифлисе. Сообщение о его смерти, подписанное женой, было опубликовано на страницах печатного органа грузинских коммунистов газеты «Заря Востока»24.

Особую известность на Кавказе приобрел горийский уездный начальник Давид Иванович Бакрадзе. Он родился 4 января 1871 г. и происходил из дворян Рачинского уезда Кутаисской губернии. Его отца звали Иван Самсонович (ум. 1900), а мать — Мелания Георгиевна (урожденная Григорьева; р. ок. 1842)25.

Почти вся семья Д. И. Бакрадзе была связана с революционным движением. Его брат Константин, учитель тифлисской гимназии, 27 августа 1905 г. был привлечен к следствию по обвинению в революционной пропаганде среди солдат, 21 октября 1905 г. амнистирован, но от революционной деятельности не отошел, 27 марта 1907 г. за принадлежность к руководству Военного союза партии эсеров на Кавказе был арестован и выслан в Астрахань, откуда в мае 1908 г. бежал26. В руководство названного Военного союза входили его сестры Александра и Елена, арестованные 11 мая 1907 г. 1 марта 1908 г. Елена бежала и разыскивалась полицией27. Александра, ставшая женой студента юридического факультета Московского университета Георгия Константиновича Махвиладзе28, 9 апреля 1909 г. была приговорена Кавказским военно-окружным судом к шести годам каторги29, которую отбывала в Нерчинске30. Младший брат Д. И. Бакрадзе Георгий занимал пост пристава Душетского уезда. 21 сентября 1906 г. его арестовали. Во время обыска у него нашли прокламации и нелегальную литературу, но 3 октября 1906 г. начатое против него дело было закрыто. Позднее он служил в Сигнахе акцизным чиновником31. Сестра Д. И. Бакрадзе Мария стала женой секретаря Борчалинского уездного правления Хелаева, который, по данным полиции, «не получая жалованья за свою агентуру от Бакрадзе, составил шайку разбойников» и принял участие в ограблении боржомской почты32.

С 1882 по 1885 г. Д. И. Бакрадзе обучался в Шушинском, а с 1885 по 1887 г. — в Тифлисском реальном училище, из которого вышел, не закончив пятый класс. В 1894 г. мы видим его на посту секретаря Ахалцихского уездного правления. Здесь за растрату денег он был привлечен к дознанию, которое, по всей видимости, не имело для него последствий33. В 1900–1903 гг. он служил под началом Константина Захаровича Шаншиева34 в Сигнахе сначала в качестве секретаря уездного управления35, затем стал участковым приставом36. В 1905 г. перешедший к этому времени с должности начальника Сигнахского уезда на должность начальника Борчалинского уезда К. З. Шаншиев забрал Д. И. Бакрадзе к себе и сделал его своим младшим помощником37. По данным полиции, занимая этот пост, Д. И. Бакрадзе брал взятки, призывал население к вооружению и сам раздавал оружие. По телеграмме губернатора он был отстранен от занимаемой должности и в конце 1906 — начале 1907 г. привлечен к новому дознанию, которое тоже завершилось безрезультатно38, причем материалы этого расследования вскоре оказались утраченными39.

После этого К. З. Шаншиев, который к этому времени стал начальником Тифлисского уезда, снова взял его к себе на должность помощника, а затем содействовал назначению его горийским уездным начальником40. Как явствует из сохранившихся материалов, заняв этот пост, Д. И. Бакрадзе создал вооруженный отряд из 20 человек и поставил во главе его Васо Немсадзе, «разыскиваемого как командира боевой дружины Боржомской организации социал-демократов»41. Молва обвиняла Д. И. Бакрадзе также в причастности к ограблению Душетского казначейства42.

Осенью 1908 г. против него началась новая кампания. А поскольку в Горийском уезде располагалось имение великого князя Михаила Николаевича Боржоми и назначение должностных лиц в уезде согласовывалось с ним, прежде чем посягнуть на Д. И. Бакрадзе, помощник наместника на Кавказе Н. Л. Петерсон не позднее 28 сентября 1908 г. беседовал на эту тему с самим великим князем Николаем Михайловичем43. Только после этого 7 ноября 1908 г. Д. И. Бакрадзе был арестован и 16 июня 1909 г. приговорен к ссылке в Тобольскую губернию на 3 года44.

19 сентября Д. И. Бакрадзе додал прошение о помиловании45, 20 ноября Тифлисское ГЖУ поставило Департамент полиции в известность о том, что Д. И. Бакрадзе «согласно предписания Тифлисского комендантского управления от 27 октября с. г. за № 7713 с разрешения наместника е. и. в. на Кавказе 27 октября из-под стражи освобожден и отдан на поруки и. д. тифлисского губернского предводителя дворянства кн. Туманова»46.

24 января 1911 г. Тифлисская судебная палата сообщила Тифлисскому ГЖУ о том, что к ней поступило новое дело о подсудности Д. И. Бакрадзе47. Однако и на этот раз разбирательство закончилось ничем. 17 августа 1911 г. тифлисский губернатор уведомил Департамент полиции о том, что он постановил переписку о Д. И. Бакрадзе прекратить, а обвиняемого от всякой административной ответственности освободить48.

* * *

Одна из особенностей Кавказа заключалась в том, что здесь не существовало земского самоуправления. Поэтому если в Европейской России одним из оплотов либеральной оппозиции являлись земства, на Кавказе подобную роль играли городские думы.

В Поти, через который в основном осуществлялся экспорт чиатурского марганца, с 1895 по 1915 г. должность городского головы занимал бывший народник Н. Я. Николадзе, который, как мы знаем, являлся двоюродным братом Г. Ф. Здановича и шурином редактора журнала «Квали» Г. Е. Церетели49.

В Батуме, через который шел основной поток экспортируемой нефти, с 1902 по 1916 г. городским головой избирался бывший народник князь Иван (Николай) Захарович Андроников (1863–1944).

С революционным движением был связан и его брат Георгий (1858–1928), жена которого Елена Захарьевна Завриева (1870–1944) являлась сестрой члена партии «Дашнакцутюн» Давида Захаровича Завриева. Одна сестра И. З. Андроникова, Нина (1861–1942), находилась замужем за народником князем Ильей Георгиевичем Джорджадзе (р. 1861), вторая, Елена (1873–1956), — за Георгием Ивановичем Бакрадзе (1875–1939). Отец И. З. Андроникова Захарий Иессеевич (1829–1905) владел известным винодельческим заводом «Мелани», на складе которого в Тифлисе работал бухгалтером Миха Бочаридзе. Семья Андрониковых находилась в близких отношениях с семьей представителя фирмы Круппа на Кавказе Константина Логгиновича Вахтера. Эта близость была скреплена браком сына И. З. Андроникова Иессея (1893–1937) на дочери К. Л. Вахтера Елене (1894–1938)50.

Кутаисским городским головой с 1901 по 1911 г. был руководитель местной организации партии кадетов Давид Арчилович Лордкипанидзе51, находившийся в близких деловых отношениях с Г. Ф. Здановичем52.

В Баку в последнее десятилетие XIX в. обязанности городского головы исполнял упоминавшийся ранее в качестве члена Совета съезда нефтепромышленников Христофор Сергеевич Антонов53. После его ухода с этой должности в городской думе началась чехарда. В 1903–1904 гг. городским головой был Александр Иванович Новиков (1861–1913)54. Его мать Ольга Алексеевна (урожденная Киреева) (1840–1925) получила известность как хозяйка светского салона и неофициальный полпред России в Лондоне, а дядя по матери А. А. Киреев — как один из лидеров славянофилов второй половины XIX — начала XX в.55 Закончив в 1878 г. Лицей цесаревича Николая, а в 1882 г. — Московский университет56, А. И. Новиков некоторое время находился на службе, затем посвятил себя общественной деятельности: входил в партию эсеров57, был членом Радикальной партии58.

В Тифлисе с 1891 по 1895 г. городскую думу возглавлял бывший народник Павел Александрович Измайлов59. В 1895–1905 гг. здесь вокруг кресла городского головы тоже развернулась борьба60, которая завершилась избранием на этот пост князя Василия Николаевича Черкезова61.

Ставший преемником В. Н. Черкезова Александр Иванович Хатисов вспоминал: «До меня городским головой в Тифлисе был грузинский князь Черкезов, помощником которого я состоял в течение трех лет и могу сказать, что он-то и начал исключительную роль посредничества между властью и революционными партиями. Я продолжал эту роль, исполняя ее в течение десяти лет»62.

Бывший выпускником медицинского факультета Харьковского университета, занимавший пост тифлисского городского головы с 1910 по 1917 г.63, А. И. Хатисов не только являлся братом упоминавшегося выше бакинского заводчика и видного деятеля партии «Дашнакцутюн» К. И. Хатисова, но и сам «входил в состав Тифлисского комитета партии „Дашнакцутюн“ и собирал деньги на революционные цели»64. «Любимец наместницы, — характеризовал А. И. Хатисова С. С. Спандарян, — всей администрации, благословляемый армянским католикосом, экзархом Грузии, поздравляемый охранным отделением, сыскной полицией и комендантским управлением, пьющий за здоровье русского воинства, одновременно дашнакцукан, эсдек и кадет»65. Среди лиц, с которыми А. И. Хатисов был знаком и поддерживал отношения, он позднее называл большевиков Ф. Махарадзе, Б. Мдивани, М. Орахелашвили, С. А. Тер-Петросяна (Камо), Н. Элиаву66.

Если до 1910 г. А. И. Хатисов был заместителем князя В. Н. Черкезова67, то с 1910 г. заместителем А. И. Хатисова на посту городского головы стал бывший народник князь Александр Михайлович Аргутинский-Долгоруков68. В состав Тифлисской городской управы входили и другие лица, связанные с революционным подпольем69.

Неудивительно поэтому, что пост секретаря городской управы с 1894 по 1908 г. занимал бывший народоволец Степан Федорович Чрелаев70, в 1908–1914 гг. — член партии «Дашнакцутюн» Михаил Александрович Джабар71, долгое время работал в городской думе и бывший месамедист Степан Алексеевич Дандуров72.

* * *

С революционным подпольем имели связи не только органы городского самоуправления, но и органы городского управления.

6 октября 1908 г. тифлисская охранка получила агентурную информацию, которая гласила: «Помощник полицмейстера Канделаки состоит в партии социал-демократов и укрывает революционеров»73. На этом сообщении имеется пометка: «Поручено сотруднику обследовать более подробно»74. Однако это никак не появлияло на положение Канделаки75, и вплоть до 1917 г. он продолжал оставаться в кресле помощника тифлисского полицмейстера76.

Еще более любопытная ситуация складывалась в Кутаисе. Когда в конце 1905 — начале 1906 г. здесь начались массовые аресты, бывшему одним из руководителей Имеретино-Мингрельской организации РСДРП Б. Бибинейшвили удалось, по его словам, спастись от расправы только «благодаря влиянию жены уездного начальника Дадешкелиани на кутаисского полицмейстера». «В продолжение трех дней, — вспоминал Б. Бибинейшвили, — меня скрывали в полицейском участке, и на требование казаков не выдавали, говоря, что уже „увезли“»77. В 1905–1906 гг. кутаисским уездным начальником был князь Георгий (Джансох) Тенгизович Дадешкелиани[92]78, а кутаисским полицмейстером — капитан Александр Иванович Климентов79.

Преемником капитана А. И. Климентова стал Павел Николаевич Зубов. По показаниям А. Корсидзе, П. Н. Зубов не только был знаком с участниками тифлисской экспроприации, но и некоторое время сохранял у себя на квартире захваченные деньги. «В 1907 г. он был устранен от занимаемой должности и привлечен к следствию по обвинению в преступлениях, предусмотренных 351, 352, 354, 356, 362, 373, 410 и 451 ст. Уложения о наказаниях»80.

Став полицмейстером, П. Н. Зубов сделал своим помощником уже упоминавшегося выше пристава Нерсеса Еремеевича Тер-Антонова81, который позднее был перемещен на должность помощника зугдидского уездного начальника82, а затем вернулся в Кутаис, занял кресло полицмейстера и находился в нем с 1909 по 1914 г.83 Подобным же образом сложилась судьба Лаврентия Бежановича Махарадзе, который заменил Н. Е. Тер-Антонова на посту кутаисского полицмейстера и оставался в этой должности до, 1917 г.84.

Таким образом, во главе кутаисского городского полицейского управления на протяжении десяти предреволюционных лет находились лица, прямо или опосредованно связанные с революционным подпольем.

В губернских канцеляриях

Оппозиционные и революционные настроения проникали не только в среду чиновничества, но и в среду духовенства.

Достаточно вспомнить, сколько участников революционного движения вышло из стен Тифлисской православной духовной семинарии. Среди них были многие лидеры грузинской социал-демократии: С. С. Девдориани, С. Джибладзе, И. В. Джугашвили, С. Джугели, Н. Н. Жордания, Л. З. Кецховели, Ф. И. Махарадзе, М. Г. Цхакая и т. д.1 В то же время немало воспитанников, зараженных революционными или же оппозиционными идеями, хотя и надевали рясу, не только продолжали поддерживать отношения со своими товарищами, ушедшими в революционное движение, но и оказывали им посильную помощь.

Когда в 1900 г. начались репрессии против участников железнодорожной забастовки в Тифлисе, жандармы получили информацию о том, что некоторые из ее руководителей скрываются в стенах монастыря, находившегося в предместьях города: «Негласным путем были получены сведения, что уволенные за беспорядки рабочие и помощники машинистов, всего от 50 до 70 человек, скрываются около или в самом монастыре Святого Георгия… Есть основания предполагать, что там происходят все совещания и что там находится и типография»2.

Одним из проявлений оппозиционности православного духовенства Грузии было стремление значительной ее части к независимости грузинской православной церкви от Святейшего Синода. О степени распространения подобных настроений свидетельствует тот факт, что 11 октября 1905 г. грузинское дворянство направило к наместнику специальную депутацию, которая вручила ему петицию с требованием автокефалии грузинской церкви3.

Еще в большей степени подобные настроения были распространены среди армянского духовенства. Данное обстоятельство явилось одной из причин принятия правительством 12 июня

1903 г. решения о секуляризации имущества армянской церкви. Этим предполагалось подорвать экономическое влияние армянского духовенства и сделать его более покладистым, однако эффект оказался совершенно иным. Армянская церковь почти полностью перешла в оппозицию, царскому правительству и встала на путь широкой поддержки революционного движения.

Характеризуя сложившееся положение, главноначальствующий гражданской частью на Кавказе князь Г. С. Голицын 13 мая 1904 г. писал министру внутренних дел В. К. Плеве:

«Истинным главою и вдохновителем этого движения является сам патриарх-католикос, именем которого и действуют заправилы движения», а «имеющееся в Вагаршанате отделение Кавказского армянского революционного комитета в своей деятельности фактически слилось с легально существующей канцелярией католикоса, через посредство которой поддерживается связь между католикосом и революционерами»4.

А вот письмо заведующего полицией на Кавказе генерала Е. Н. Ширинкина от 9 января 1906 г.: «Армянский католикос выдал дашнакистам особые книжки за своей печатью для сбора денежных пожертвований в пользу пострадавших в Турции армян. В действительности же собранные таким путем суммы поступают в распоряжение организации „Дашнакцутюн“»5.

Стремясь расколоть армянское духовенство, правительство, с одной стороны, вынуждено было в 1905 г. пойти на возвращение армянской церкви ее имущества, а с другой стороны, усилило против наиболее непримиримых его представителей карательные действия. В частности, по обвинению в связях с партией «Дашнакцутюн» был предан военному суду архимандрит С. Корюн, занимавший пост секретаря католикоса. Характеризуя предъявленное ему обвинение, начальник Тифлисского ГЖУ полковник А. М. Еремин 23 октября 1908 г. писал в Департамент полиции:

«По имеющимся в делах вверенного мне управления сведениям, архимандрит Корюн состоял членом Елисаветпольского Центрального комитета партии „Дашнакцутюн“ и в то же время, числясь и в организации „Паторик“ при Эчмиадзинском Синоде, председателем коего состоит известный своею революционной деятельностью епископ Ашот, — является одним из самых крупных и вредных деятелей в местной организации „Дашнакцутюн“. По агентурным сведениям, Корюном были утверждены смертные приговоры ротмистру корпуса жандармов Апелю, подполковнику пограничной стражи Быкову, шушинскому полицмейстеру подполковнику Сахарову, прапорщику Лоладзе и многим другим. Особенно Корюном преследовались армяне, не признававшие авторитета партии „Дашнакцутюн“, которых по инициативе Корюна было убито значительное число»6. Авторы «кавказского запроса» утверждали, что «через его руки прошло на покупку оружия 60 000 руб.»7.

Несмотря на существование уличавших архимандрита Корюна фактов, состоявшийся в Елисаветполе под председательством генерал-майора Николая Алексеевича Рулицкого военный суд признал выдвинутые против него обвинения необоснованными и вынес оправдательный приговор. 9 ноября 1908 г. А. М. Еремин телеграфировал в Департамент полиции: «Протест подан. Корюн арестован. Случае вторичного оправдания будет административно выслан. Полковник Еремин». Высылать Корюна в административном порядке не понадобилось — новый суд закончился для него обвинительным приговором8.

* * *

До революциии существовало мнение, что оппозиционно настроенные студенты-юристы шли в адвокаты, а карьеристы и консерваторы — в прокуроры. Однако в рассматриваемое время прокуратура тоже испытывала на себе дыхание времени.

В 1905 г. внимание органов политического сыска привлек к себе Александр Михайлович (Моисеевич) Харсон (р. ок. 1880). В 1898 г. закончил 3-ю тифлисскую гимназию, в которой, кстати, учился вместе с А. И. Хатисовым, получил юридическое образование и в 1903–1904 гг. начал свою карьеру с должности судебного пристава Горийского мирового суда9, а в 1905 г. был назначен помощником прокурора Кутаисского окружного суда10.

Появившись в Кутаиси, А. М. Харсон стал организатором Союза чиновников и служащих, который поставил перед собой в качестве цели борьбу за улучшение положения государственных служащих. 29 ноября 1905 г. в здании окружного суда состоялся митинг чиновников, на котором был принят устав этого Союза, составленный чиновником Кутаисского управления земельных имуществ Бахтадзе.

В 1905 г. в Кутаисском управлении земельных имуществ служили два человека с такой фамилией: Сергей Лукич, бывший младшим надзирателем за казенными и оброчными статьями Кутаисского управления земельных и государственных имуществ, и Варлаам Маркович, младший помощник делопроизводителя этого же управления11.

Тогда же, в 1905 г., скандальную известность приобрел начальник А. Харсона — прокурор Кутаисского окружного суда Николай Александрович Толпыго. Молва приписывала ему самые невероятные вещи. Так, 27 декабря 1905 г. Министерство юстиции запросило Тифлисскую судебную палату: «Телеграфируйте, действительно ли кутаисский прокурор принимал участие постройке баррикад»12. Служебное расследование не подтвердило участия прокурора в строительстве баррикад13, но признало факт его «полевения» в 1905 г. Не исключено, что на результаты этого расследования повлияло покровительство Н. А. Толпыго со стороны председателя Тифлисской судебной палаты Александрова-Дольника14, с которым Н. А. Толпыго был хорошо знаком еще по Киеву, где они оба служили до этого15.

* * *

Революционные партии стремились иметь своих людей не только в органах полиции и прокуратуры, но и в местах заключения.

Одним из них был смотритель Баиловской тюрьмы в Баку Мамед-Расул Валиев. 14 марта 1904 г. арестант этой тюрьмы Дмитрий Урушадзе подал прошение, в котором обвинил М.-Р. Валиева в том, что с его ведома он, Д. Урушадзе, за время пребывания под стражей «разов семь был переодетым в городе»16. 15 апреля бакинский губернатор обратился со специальным письмом к бакинскому уездному начальнику, в котором, отметив, что «подобные жалобы на М. Валиева повторяются неоднократно», предложил начать расследование17. Тогда оно закончилось безрезультатно18. Однако 5 июня 1907 г. в канцелярии бакинского градоначальника появилось новое «Дело по обвинению и. д. смотрителя Бакинской тюрьмы к. р. Валиева в незаконных действиях по службе»19. На этот раз ему было предъявлено обвинение «в совершении подлогов, вымогательстве, побоях, истязаниях, подстрекательстве к убийству и преступлениях, предусмотренных 129 ст. Уголовного уложения»20.

Из воспоминаний явствует, что обвинения М.-Р. Валиева в связях с революционным подпольем действительно были обоснованными21. «Начальником Бакинской тюрьмы тогда был Валиев Мамед-Расул, — вспоминал И. П. Надирадзе, — по слухам, якобы его жена была членом организации эсеров»22. В сентябре 1908 г. Департамент полиции получил сведения о том, что, «войдя в сношения с начальником тюрьмы Валиевым, который получил за это 800 руб., Бочка (Буду Мдивани. — А.О. ) вывез [террориста] Майсурадзе из тюрьмы»23.

А вот воспоминания рабочего М. Кирочкина, арестованного 11 сентября 1905 г. в Баку на проходившей там конференции местной социал-демократической организации: «Жгенти удалось договориться с управляющим завода [К. И.] Хатисова Н. Н. Дорфманом, который был хорошо знаком со смотрителем арестантского дома Велиевым, и Дорфман уговорил Валиева за 150 руб. заменить трех человек из нас. Первым был заменен тов. Лядов. Замена происходила так: Дорфман приехал на фаэтоне якобы в гости к смотрителю с человеком, который должен был заменить тов. Лядова, с тов. Лефасом по кличке Святой… Тов. Лефас через черный ход спустился к нам, а товарищ Лядов взамен его поднялся через двор к смотрителю и, выйдя с Дорфманом через парадный ход, уехал, точно так заменили и двух других: тов. Алешу Джапаридзе и Нико Сакварелидзе»24.

М.-Р. Валиев не представлял собой исключение. Имеются сведения, что услуги арестантам оказывали бакинский тюремный попечитель Гутнер25, начальник бакинской тюрьмы Алексеев26, главный надзиратель этой же тюрьмы Павлов27 и некоторые другие надзиратели. По воспоминаниям И. Бокова, в 1908 г. было подкуплено сразу же несколько жандармов и привратников бакинской тюрьмы28. О подкупе надзирателей бакинской тюрьмы писал и И. П. Надирадзе29.

В 1909 г. перед судом предстали бывший заведующий Метехским тюремным замком И. Д. Джавахишвили, его помощник и шесть надзирателей, все они обвинялись в «нерадении по службе»30.

Несомненный интерес для характеристики порядков в некоторых местах заключения представляют воспоминания упомянутого выше М. Кирочкина. «В Карской тюрьме, — отмечал он, — нам сиделось недурно. Смотритель-грек, по-видимому, примыкал к социалистам-революционерам, прокурор был большим либералом, загнанным в Каре из Киевской губернии как ненадежный элемент[93], причем мы получали каждый день от Карской организации гнчакистов и дашнаков молоко и даже вино; почти каждый день, после трех часов, приезжали с прокурором много либеральной публики послушать наши революционные песни и посмотреть, что за люди большевики, камеры наши не запирали, и мы большую часть времени проводили во дворе»31.

«Своих людей» революционное подполье имело и в других губернских учреждениях. Так, в литературе уже получила известность фамилия бывшего народника Федора Михайловича Снегирева32, которого М. Гурешидзе называл «покаявшимся народовольцем»33. С 1901 по 1904 г. Ф. М. Снегирев занимал должность помощника34, а с 1904 по 1906 г. — начальника Управления государственных имуществ Кутаисской губернии35. К рассматриваемому времени он отошел от политической деятельности, но продолжал поддерживать контакты с неблагонадежными лицами, а некоторые из них служили в возглавляемом им управлении36.

Осенью 1906 г. жандармы произвели обыск на квартире чиновника тифлисского губернского правления князя Петра Григорьевича Бебутова (1869–1940)37 и обнаружили у него листовки местной социал-демократической организации38.

Осенью 1909 г. Тифлисское охранное отделение получило агентурное донесение, в котором говорилось: «В настоящее время в канцелярии генерал-губернатора в Тифлисе есть один партийный служащий»39. Пока не удалось обнаружить документов, связанных с расследованием этого факта. А поэтому остается неизвестным, смогла ли охранка установить личность этого служащего и если да, то кто это был.

В том же 1909 г. бакинская охранка получила сведения о том, что старший фабричный инспектор Бакинской губернии Александр Никитич Семенов не только входил в состав местной организации РСДРП, но и возглавлял ее финансовую комиссию40.

* * *

Если, несмотря на многочисленные заявления и агентурные данные о связях М.-Р. Валиева с революционными партиями, он долгое время оставался на своем посту, то объяснение этому нужно искать только в одном — в покровительстве ему со стороны вышестоящих чиновников.

Мы уже видели, что «либерализм» смотрителя Карской тюрьмы дополнялся «либерализмом» местного прокурора. Но, оказывается, что этой «болезнью» страдали и другие должностные лица Карской области.

По воспоминаниям М. Кирочкина, который встретил в тюрьме 17 октября 1905 г., на следующий же день к ним приехали комендант крепости, жандармский полковник, правитель губернской канцелярии и сам генерал-губернатор Карской области, они поздравили заключенных с победой и объявили политическим арестантам об их освобождении41.

В 1905–1906 гг. комендантом Карской крепости был Генерального штаба генерал-майор Евгений Васильевич Коленко. Единственным жандармским полковником на территории Карской области являлся начальник Эриванского ГЖУ Василий Александрович Бабушкин. Однако, вероятнее всего, М. Кирочкин имел в виду его помощника по Карской области ротмистра Стахия Семеновича Каминского. Пост правителя канцелярии военного губернатора Карской области в 1905–1906 гг. занимал статский советник Владимир Алексеевич Богословский. А обязанности военного губернатора Карской области в 1905 г. исполнял генерал-майор Алексей Александрович Самойлов42.

Как бы экстравагантно ни выглядел этот эпизод, он не идет ни в какое сравнение с тем, что произошло летом 1905 г. в Кутаисской губернии. 6 июня ее губернатором стал агроном по профессии Владимир Александрович Старосельский, возглавлявший до этого Сакарский плодопитомник43.

Уже само по себе это назначение не может не вызвать удивления. В разгар революционного кризиса во главе одной из самых неспокойных губерний России назначается человек, не имеющий бюрократического опыта. Но главное заключается в другом. Когда о политической благонадежности кандидата на должность губернатора было запрошено местное ГЖУ, последовал ответ, из которого явствовало, что в упомянутом питомнике на протяжении многих лет находили прибежище неблагонадежные лица, а сам В. А. Старосельский четыре раза подвергался обыскам. И хотя ни один из них не дал уличающих его материалов, Кутаисское ГЖУ не сомневалось в его политической неблагонадежности44.

В. А. Старосельский происходил из черниговских дворян и был внуком Семена Старосельского, который имел двух сыновей: Александра и Дмитрия. Дмитрий Семенович Старосельский сделал успешную карьеру и закончил свою службу помощником наместника на Кавказе. У него было семь детей: Русудан, Нина, Кетевана, Тамара, Гиви, Всеволод и Семен. Русудан стала женой князя Д. З. Меликова, а Нина — женой Иосифа Ивановича Шаликашвили и бабушкой известного американского генерала Джона Шаликашвили45.

Александр Семенович (ок. 1840–1874) был женат на Камиле Яновне Домбровской и имел двух сыновей: Владимира (р. 1860) и Юлиана (р. 1866). Владимир родился в 1860 г., Юлиан — в 1866 г. Оба принимали участие в студенческом движении46. Причем Юлиан Александрович долгое время находился под негласным надзором полиции47. Закончив Петровскую сельскохозяйственную академию, В. А. Старосельский стал агрономом в Сакарском питомнике виноградных лоз, а затем и его руководителем48.

По некоторым данным, когда ему было предложено кресло губернатора, он обратился за советом к местной организации РСДРП, членом комитета которой в это время являлся И. В. Джугашвили, и получил ее одобрение49.

Таким образом, 6 июля 1905 г. во главе одной из губерний царской России оказался социал-демократ50. В результате Имеретино-Мингрельский комитет РСДРП получил возможность не только черпать информацию из ГЖУ, так как его начальник обязан был еженедельно докладывать губернатору о положении дел в губернии, но и оказывать влияние на кадровые назначения в губернии по линии МВД.

«Старосельский, — вспоминал С. И. Кавтарадзе, — поддерживал связь и советовался с Кутаисским комитетом РСДРП, и все его действия координировались и согласовывались с нами»51. Вдумайтесь в эти слова: губернатор, согласовывавший и координировавший «все свои действия» с революционным подпольем.

Пребывание В. А. Старосельского в губернаторском кресле оказалось непродолжительным. 10 января 1906 г. он был отстранен от должности52 и отправлен в Тифлис. Здесь до 28 января он находился под домашним арестом53. В начале февраля 1907 г. последовали новый арест и новое освобождение54, после чего В. А. Старосельский отправился в Лондон и в качестве гостя под фамилией Старов принял участие в V съезде РСДРП. Эпизод тоже неординарный. Бывший губернатор на съезде нелегальной партии!55 Вернувшись со съезда, В. А. Старосельский поселился в Кубанской области56.

Одним из тех, кто покровительствовал ему, был тифлисский губернский предводитель дворянства князь Давид Захарович Меликов (Меликашвили), жена которого приходилась двоюродной сестрой В. А. Старосельскому57. В то же время Д. З. Меликов состоял в родстве с князем Петром Дмитриевичем Святополк-Мирским58, занимавшим в 1904–1905 гг. пост министра внутренних дел59.

Когда Д. З. Меликов умер, П. Д. Святополк-Мирский телеграфировал: «Опечален кончиной покойного 40-летнего друга». Как сообщалось в печати, подобные телеграммы пришли от князей Алексея и Николая Дмитриевичей Оболенских, князей Георгия Дмитриевича и Прокопия Левановича Шервашидзе, барона Нольде, Александра Зиновьева, семьи Милютиных, Сергея Юльевича и Матильды Ивановны Витте, княгини Оболенской, графини Зарнекау, Джунковского и т. д.60.

«Гроб покойного, — сообщали газеты, — был вынесен из церкви наместником графом И. И. Воронцовым-Д