Разговор с номенклатурным работником

Что говорят в оправдание своей жизненной позиции те умные и честные номенклатурщики, о которых упоминалось выше?

Из многих бесед, свидетелем или участником которых мне довелось быть, можно выкристаллизовать следующую схему их аргументации – пусть не в таких словах, но такую по смыслу.

«Да, мы установили свою диктатуру. Мы не верим в демократию: она ведет лишь к слабости и разболтанности, а мы хотим, чтобы страна была сильной и по-военному подтянутой. Да, мы истребили миллионы людей, мы и сегодня действуем методами полицейского террора и наблюдения – но это необходимо для того, чтобы поддерживать в стране порядок. Да, мы пресекаем любую оппозицию, потому что она может увлечь за собой народ, и снова восторжествует стихия разболтанности. Да, народ нас не выбирал – но он нас боится и терпит. Мы же не считаем, что в историческом масштабе мы заслужили его ненависть. Пусть под нашей властью жить не так приятно, как в западных демократиях, зато мы сделали страну могучей в военном отношении и эти же хваленые демократии перед нами трясутся. Пусть не существует законов истории, которые пророчили бы нам победу, но мы рассчитываем, что демократиям с нами не справиться, а это и означает, что будущее принадлежит нам. Наши привилегии – справедливая награда за жесткое, но правильное руководство обществом. Мы не верим в слюнтяйские рассуждения о всеобщем равенстве – его не было и не будет. Никакого бесклассового общества мы не строим, а стараемся увековечить свое господство. Однако это хорошо и для всей страны – мы считаем, что не только она нужна нам, чтобы ею править, но и мы ей нужны как твердые и уверенные правители. Пусть наша власть тягостна для подданных – она гораздо лучше той анархии, которая наступит, если нас не станет».

Давайте ответим на эту, видимо, искреннюю аргументацию номенклатурщиков, или номенклатурных работников, как они себя называют.

«Вы стращаете нас анархией и восхваляете свое «жесткое» руководство. А где доказательства того, что без вашей диктатуры в Советском Союзе была бы анархия? В мире много стран, где нет ни номенклатуры, ни анархии. Результат вашей монопольной власти – это постоянное недопроизводство, низкий жизненный уровень населения. Строить ядерные ракеты – еще не значит развить страну. От западной границы России до Тихого океана люди живут на севере – в избах, а на юге – в мазанках, как тысячу лет назад. Приезжающие из Советского Союза па Запад не верят, что поселки с комфортабельными каменными домами, улицами, магазинами и ресторанами – это деревни и живут там крестьяне. Им не верится, что крестьянство в западных странах составляет всего 3-6% населения, и все же оно прокармливает весь народ да еще продает излишки за границу – не в последнюю очередь в Советский Союз, где в деревне работает каждый шестой житель страны. Эмигранты из СССР, попав в Вену – первую их станцию на свободной от вас земле,- рвутся покупать себе вещи на последние деньги, боясь, что иначе не достанется: так вы приучили своих подданных к постоянному дефициту. Вы не развили страну, а задержали ее развитие. Так что же хвалиться своим руководством?

Вы гордитесь военной силой своего государства. А нужна она народу? Что ему от того, что другие страны вас.боятся? Вооруженного бандита люди тоже боятся – значит, надо быть бандитом?

Ваша пропаганда пытается прикрыть все это словами о «развитом социализме», «социалистических завоеваниях» и «победах», миролюбии и «неуклонном росте материального благосостояния». Кого вы обманываете? Самих себя. Ведь созданная вашим хозяйничаньем нищета отражается и иа вас, номенклатурных работниках. Вы прорвались к привилегиям, которые вам кажутся великолепными. Вы, ответственный сотрудник ЦК КПСС, горды тем, что занимаете с женой и двумя детьми трехкомнатную квартиру. А на Западе рядовая семья из четырех человек занимает как минимум такую же, а скорее всего – большую. Вы счастливы тем, что были посланы в прошлом году решением Секретариата ЦК на неделю в командировку в Италию – а в Западной Европе любой рабочий паренек или студент берет свой мотоцикл и катит на весь отпуск путешествовать по Италии. Вы с тщательно скрываемым торжеством получаете дефицитные продукты в спецбуфете ЦК – а на Западе в любом магазине каждый может их купить да в гораздо большем выборе. Вы перехитрили самих себя: установили систему, при которой вам же живется хуже, чем жилось бы без нее. Диктаторски правящие в подчиненных вам странах, вы сами не свободны по сравнению с людьми, живущими на Западе да и в третьем мире. Вам живется хорошо только в сравнении с вашими же подданными. Подумайте: ведь это патология -жить хуже, чем вы могли бы, ради того только, чтобы всем другим в стране было еще хуже!

Что же удивляться, что люди от вас бегут! Сколько уже ушло их на Запад – номенклатурных работников! Ушел советский заместитель генерального секретаря ООН Шевченко; ушел Сташинский, предпочтя вашим наградам за убийства 8 лет тюрьмы на Западе. Ежегодно уходят то в одной, то в другой стране дипломаты и разведчики, музыканты, танцоры, спортсмены. Люди бросают ваши привилегии и уходят жить в нормальный мир, который настолько щедрее вашего – и духовно, и материально!»

Может быть, задумается номенклатурный работник над своей жизнью, своими ценностями, своей системой? Может быть, задумается он всерьез и над тем, чем кончится диктатура номенклатуры, так бездумно множащая с каждым днем число своих врагов?

КЛАСС-ТАРТЮФ

А пока, чтобы не думать и других отучить, номенклатура ведет шумную пропаганду. Она старается всем навязать представление, будто номенклатурщики – самоотверженные герои, слуги народа, мученики во имя его блага.

Почитайте эту саморекламу номенклатуры: как они неразрывно связаны с народом, плоть от его плоти и кость от его кости; как они день и ночь только и живут думами о счастье народном; как не стремятся они ни к каким привилегиям, кроме одной – послужить народу; и все помыслы свои отдают этому служению, и нет для них важнее цели, чем благоденствие народа и его свобода, и ради этого они, не щадя своих сил, строят бесклассовое коммунистическое общество. И так далее, и тому подобное.

Водопад елейной лжи сплошным потоком низвергается в выпускаемых по социальному заказу номенклатуры газетах, книгах, по радио и телевидению, в театрах и кино, в речах и докладах. Да и каждый номенклатурщик в отдельности – то с наигранным пафосом, то с наигранной же задушевностью, а то и просто со скукой – повторяет эту ложь.

Мольеровский Тартюф и щедринский Иудушка Головлев, собственно, ничего из ряда вон выходящего не совершили. Но именно разница между их подленьким поведением и благородной маской святости, которую они напяливали, сделала этих святош отрицательными типами мировой литературы. Так и номенклатура – класс-Иудушка, класс-Тартюф – своим ханжеством заслужила суровую оценку.

Между тем номенклатура не только приписывает себе качества, прямо противоположные ее истинной природе,- она требует от всех признавать за ней такие качества. Номенклатура негодует и обвиняет в антикоммунизме и антисоветчине тех, кто даже в свободных от нее странах решается усомниться в ее моральных доблестях. А уж там, где номенклатура властвует,- горе усомнившемуся!

Следствие того, что правящая номенклатура паразитирует на моральных категориях, которые ей внутренне чужды,- это воцарившееся в советском обществе «двоемыслие», как назвал это явление Оруэлл в романе «1984». Все общество опутано клейкими тенетами номенклатурной лжи, разорвать их хоть где-нибудь нельзя – на вас сразу же, как гигантский паук, набросится номенклатура. Все от яслей до гроба должны повторять казенную неправду и восхвалять «партию», как именуется в официальной пропаганде класс номенклатуры.

Да, годы «гласности» и лозунги «перестройки» приоткрыли шлюзы, люди стали говорить и писать свободнее – хотя все равно не так свободно, как на Западе. И потом: надолго ли это?

Ложь, насильственно распространяемая паразитирующей номенклатурой, настолько переполнила все поры советского общества, что в нем как элементарная гигиеническая реакция самосохранения возник сформулированный Солженицыным лозунг; «Жить не по лжи».

Вот и я ему следую: пишу о советском обществе не то, что, бывало, повторял – сталинскую схему о двух дружественных классах и прослойке интеллигенции. Пишу то, что вы сейчас читаете. Пишу правду.

И главу эту я завершу двумя портретами номенклатурщиков – тоже написанными с натуры: первый из сравнительно отдаленного прошлого, по материалам секретного архива; второй из недавнего, по собственным наблюдениям.

СЕКРЕТАРЬ РАЙКОМА

Это ощущение я уже испытал. Помню, как много лет назад, молодым переводчиком на Нюрнбергском процессе главных немецких военных преступников, я с нараставшим отвращением листал фотокопии (назывались они там по-американски «фотостатами») документов, расцвеченных подписями, визами, резолюциями,- и виделись за ними судьбы людей, искалеченных этими безжалостными бумагами. Вот и сейчас я с тем же чувством листаю фотокопии. Только сделаны они с секретных документов не нацистских ведомств, а Западного обкома ВКП(б) и хранятся ныне в Вашингтоне в так называемом Смоленском архиве.

Хороший обзор этого архива дал покойный американский профессор Мерл Фейнсод [10]. Обзор этот не исчерпал всего богатства архива. Мы же здесь займемся вообще, казалось бы, частным вопросом: полюбуемся на образ периферийного номенклатурщика, который встает перед нами не из произведений социалистического реализма (вроде романа Всеволода Кочетова «Секретарь обкома» или кинофильмов «Великий гражданин» и «Член правительства»), а из этих вот бумаг его повседневной деятельности.

Итак: место действия – городок Козельск, один из многочисленных районных центров Западной области. Время действия – 1936 год, год принятия сталинской Конституции и канун ежовщины.

А вот и действующие лица: Деменок Петр Михайлович, секретарь Козельского райкома ВКП(б), адрес – город Козельск, Советская улица, дом бывший Щеголева. В том же, видимо, конфискованном у местного домовладельца доме проживает и заместитель Деменка – Балобешко Иосиф Петрович, второй секретарь райкома. Наконец, третье действующее лицо – начальник районного отделения УНКВД Западной области младший лейтенант государственной безопасности А.Цебур.

Это вожди Козельского района. Деменок и Балобешко – не только руководители 420 коммунистов Козельской парторганизации. Лишь их два имени стоят в документе под маловразумительным названием «Список руководителей и заместителей Козельского РК ВКП(б)», коим должна непосредственно вручаться «Поверочная, опытная и мобилизационная «телеграмма» [11]. Вот уж поистине это, по старому русскому выражению, цари, боги и воинские начальники!

Над этой тройкой козельских вождей возвышаются, как громовержцы на Олимпе, секретари Западного обкома ВКП(б) в Смоленске. Это первый секретарь обкома Румянцев и секретарь обкома Шильман (год 1936-й, евреи еще не изгнаны из партийного аппарата).

Но не кончается на смоленском Олимпе горизонт козельских градоначальников. Вот пакет с надписью «Секретариат Центрального Комитета. Москва. Старая пло-щадь, дом 4. № ОБ43/1С». Пакет – от Оргбюро ЦК ВКП(б), адресован товарищу Деменку П.М. Присланы инструкция и выписка из протокола заседания оргбюро. А вот письмо, тоже Деменку, где появляются имена исторические. Процитируем документ полностью:

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Строго секретно. Подлежит возврату.

Всесоюзная Коммунистическая партия (б). Центральный Комитет. Особый сектор. № П2600. Экземпляр № 2403.

Товарищ Деменок! По поручению товарища Сталина препровождается вам стенографический отчет заседания Пленума ЦК ВКП(б) от 21-25 декабря 1935 года.

Зав. О. С. ЦК А.Поскребышев» [12].

Так зримо протягивается нить от «отца» номенклатуры к козельскому номенклатурщику. Герой нашего повествования – не просто провинциал, хозяйничающий над затерявшимся в просторах России Козельским районом; он органическая составная часть того, что объединяет его со Сталиным,- номенклатуры.

Мы застаем Деменка в тот момент, когда он докладывает секретарю обкома Шильману: «Сообщаю, что я по выздоровлении вступил в исполнение своих обязанностей и работаю с 16 апреля». Очередная же работа секретаря-райкома будет состоять в проведении обмена партдокументов – это придуманная номенклатурной верхушкой форма чистки партии, В масштабе всего Союза возглавлял эту операцию Ежов, находившийся тогда в ЦК партии и не сделавшийся еще наркомом внутренних дел. Смысл проверки партийных документов – это исключение неблагонадежных, неугодных партруководству.

Исключение человека из партии в Советском Союзе – страшная катастрофа для исключенного. Можно быть беспартийным; карьеры особой не сделаешь, но просуществуешь. А исключенный из партии – это человек заклейменный, над которым занесен топор для расправы. Угрозой исключения и держит класс номенклатуры в повиновении массу членов партии.

Деменок это знает – и вот как он расправляется с людьми. К моменту возвращения после болезни, 17 апреля 1936 года, в его организации исключено всего 5 членов и кандидатов партии [13]. А уже через 3 недели, 8 мая, Деменок радостно докладывает в обком, что исключено 46 членов и 36 кандидатов партии [14] – почти 20% парторганизации района, каждого пятого исключил Деменок из ВКП(б)!

Исключение из партии – страшный удар для человека. Но особенно он ужасен, а в условиях надвигающейся ежовщины скорее всего смертелен, если райком записывает при исключении политическую формулировку. И понимает секретарь Козельского райкома, что он делает, когда пишет, что некто Пузенин Иван Гаврилович «из рядов ВКП(б) исключен как происходящий из кулацкой семьи, хозяйство которого имело молотильную машину, кирпичный завод, применяло наемный труд. За неоднократное дезертирство из Красной Армии в период гражданской войны и укрытие всего этого при вступлении в партию» [15]. Чего стоит лишь одно «неоднократное дезертирство из Красной Армии в период гражданской войны»! Да за однократное и то полагается расстрел!

Каждый исключенный из партии по политическим мотивам – кандидат на физическое уничтожение. Первый секретарь обкома Румянцев пишет 21 января 1936 года строго секретную директиву секретарям райкомов:

«При поездке в обком 29/1 на совещание секретарей привезите для меня лично следующие сведения: 1)как вы оцениваете настроения исключенных из ВКП(б) вашего района и учитываете ли вы вообще эти настроения; 2)какие у вас факты контрреволюционной работы той или иной группы или отдельных лиц исключенных; 3)какие мероприятия вы провели и считаете нужным еще провести по отношению исключенных, чтобы пресечь контрреволюционную работу… 4)сколько человек из исключенных, кого персонально и по каким причинам вы считаете уже сейчас политически или социально опасным и вредным пребывание в вашем районе.

К составлению этих сведений разрешаю привлечь только второго секретаря и уполномоченного НКВД» [16].

29 апреля обком посылает сов. секретным письмом карточки для заполнения на исключенных из партии во время проверки партдокументов. В письме подчеркнуто: «На все поставленные в карточке вопросы должны быть даны точные и исчерпывающие ответы. Предупреждаем, что эти сведения на исключенных собираются нами по заданию ЦК ВКП(б). Заполненные карточки обязательно без напоминаний выслать в ОРПО (ОРПО – Отдел руководящих партийных органов. – M.B.) обкома не позднее 7 мая. Учтите, мы обязаны твердыми сроками» [17].

В сов. секретном письме от 22 апреля обком предлагает:

«Установить особый контроль за исключенными из партии, знать, где они работают, их настроения, следить за враждебными элементами. В этом духе воспитывать секретарей парткомов и парторгов»[18].

Опытный номенклатурщик Деменок отлично понимает смысл этих зловещих писем обкома. В сов. секретном. письме «Об исключенных из партии коммунистах» Деменок докладывает в обком:

«По получении письма из обкома нами проинструктированы парторги – в части установления контроля за настроением и поведением исключенных. О всех фактах вредных действий будет сообщено».

И тут же Деменок вставляет свой первый донос:

«30 апреля на торжественном заседании рабочих стекольного завода, на котором присутствовал представитель РК, исключенный из партии Купреенко, приехавший на стекольный завод из Белоруссии с месяц тому назад, выступил с антисоветской речью – мол, в жизни рабочего разницы нет, что до революции, что теперь. Есть сведения, что этот Купреенко – бывший директор или зам. завода в Белоруссии. Точно, что он из себя представляет, мы теперь проверяем» [19].

И начинает секретарь райкома вдохновенно строчить доносы, сталкивая одного за другим людей в пропасть архипелага ГУЛАГ. Сейчас вы увидите, читатель, как пишутся такие доносы.

«Начальнику НКВД тов. Цебур. Копия: райпрокурору тов. Кочергину Козельского РК ВКП(б). Исключенный из партии в 1934 году кандидат партии Матвеев Иван Васильевич (бывш. председатель колхоза «Новая жизнь» Бельдинского сельсовета) за разложение, злоупотребление и другие преступления пытался несколько раз после этого побить и угрожал убить председателя колхоза комсомольца Мишина – честно работающего товарища. По-прежнему пьянствует, проводит подрывную работу в колхозе. Колхозники совершенно справедливо возмущаются поведением Матвеева. Кроме того, Матвеев по происхождению является кулаком, открыто проводит антисоветскую работу. Прошу в срочном порядке завести на Матвеева дело для привлечения к уголовной ответственности по всем строгостям наших законов. О результатах прошу сообщить к 10 января 1936 года. Секретарь РК ВКП(б) Деменок. 3/1 – 1936 года» [20].

Или так:

«Сов. секретно. НКВД. Тов. Цебур. В квартире колхозника Хромова Афанасия (колхоз «Красный Октябрь» Плюсковского сельсовета) 22/6 – 1936 года обнаружен портрет Троцкого в квартире. Хромов по сведениям разложившийся колхозник и ведет в колхозе подрывную работу. За то, что колхозник Ульянов Василий донес об этом, Хромов избил отца Ульянова. Просьба принять меры к расследованию и привлечению Хромова к ответственности. Деменок. 5/11 – 1936 года» [21].

Секретарь райкома доносит НКВД не только на тех, кто его окружает. Вот он натужно вытягивает из своей памяти имена людей, которых когда-то встречал и, верно, невзлюбил, а теперь пользуется возможностью бросить их в мясорубку.

«Секретно. Здесь. НКВД. Тов. Цебур. После прочтения закрытого письма ЦК ВКП(б) о террористической деятельности зиновьевско-троцкистского блока я вспомнил троцкистов, боровшихся против партии. Помню, в 1924-1925 году в Ново-Зыбковскую парторганизацию Западной области, очевидно, по поручению троцкистского центра, приезжал член партии Ковалев – имени не знаю – с целью склонить парторганизацию в пользу Троцкого. С троцкистской речью выступал на активе с докладом. Партийная организация тогда дала ему решительный отпор, однако возможно, что он и до сих пор является членом партии и до сих пор не разоблачен как троцкист. Сообщаю об этом для принятия необходимых мер. Ковалев в то время учился в свердловском вузе. Сам происходил из Климовского района Западной области, сын дьячка. Секретарь Козельского РК ВКП(б) Деменок» [22].

Позвольте, но ведь это было в 1924 году, когда по решению ЦК партии проводилась общепартийная дискуссия! Ковалев последовал тогда призыву своего ЦК и выступил в дискуссии. Как же может секретарь райкома партии писать теперь на него за это донос в НКВД?

Чуждо номенклатурщику такое наивное рассуждение. Деменок знает: да, 12 лет назад за выступление не сажали, поэтому он тогда и не писал донос в НКВД; а теперь времена изменились, он пользуется случаем и пишет донос на Ковалева.

И не только на Ковалева. Вот еще один документ:

«Секретно. Запобком ВКП(б).

После прочтения закрытого письма ЦК ВКП(б) о террористической деятельности зиновьсвско-троцкистского блока я восстановил в памяти троцкистов, активно боровшихся против партии. Помню, в 1925-1926 гг., когда я работал секретарем Ново-Зыбковского волкома ВКП(б), в это время в волкоме работал в качестве агитпропа Каркузевич, имя, кажется, Михаил, член ВКПб) с 1917 года, железнодорожник. Каркузевич в это время был активным троцкистом, он не только клеветал на партию и на вождя тов. Сталина, но дело дошло до того, что он демонстративно отказался в партийной сети прорабатывать решение 14 партсъезда, так как с этими решениями он был несогласен и считал их неправильными. Мы тогда его сняли с работы, кажется, было объявлено партийное взыскание, но в партии он оставался и где работал, я не знаю, но припоминаю, что работал в военизированной охране на железной дороге в Белоруссии. Возможно, что он и до сих пор не разоблачен. Сообщаю об этом для принятия необходимых мер. Секретарь Козельского РК ВКП(б) Деменок»[23].

Вдумайтесь в этот документ, читатель. Вот как на протяжении ряда лет номенклатурщик Деменок преследует человека, имя которого он уже забыл. Тогда, в 1926 году, выгнал Каркузевича с работы из своего волостного комитета партии, и пошел этот человек, коммунист с 1917 года, работать железнодорожным сторожем. Кажется, успокоиться на этом секретарю райкома. Но не таков номенклатурщик! Сейчас, через 10 лет, представляется возможность физически уничтожить затоптанного им тогда в грязь человека – и он пишет свое письмо в обком, этот убийца за письменным столом.

Убийца? А может быть, секретарь райкома рассчитывает на то, что он только подает сигнал, а уж там, в НКВД, объективно разберутся? Может быть, наивен Деменок?

Нет, не наивен. Дело в том, что он регулярно получает от Цебура сов. секретные справки на людей, исключенных райкомом из партии. Давайте и мы с вами почитаем сейчас эти справки, которые читал тогда товарищ Деменок.

«Совершенно секретно. Справка по исключенцам. Козельский район.

Лагутин Дмитрий Иванович, 1898 года рождения… Имеет на иждивении жену 40 лет, троих детей 16, 14 и 11 лет. До исключения занимал должность председателя ОРСа (ОРС – отдел рабочего снабжения. – M.B.) леспромхоза, сейчас сторож лесного склада гортопа, жена техраб. педтехникума».

Итак, человек, уже, казалось бы, растоптанный Деменком: исключили из партии, выгнали с работы, устроился сторожем на складе, жена – уборщица в техникуме, на иждивении – трое малолетних детей. Ну чего еще надо номенклатурщику-энкавэдисту?

Надо уничтожить физически. Для этого справка заканчивается следующим абзацем:

«После исключения Лагутин ведет к.-р. действия против партии. В декабре месяце в беседе с сослуживцем по леспромхозу Граниным и другим (говорил), что большевики подбирают только своих, обозвал нецензурно руководителя партии и т. д. После этого, не имея определенных занятий, пьянствовал и устроился работать сторожем лесосклада в гортопе. Имеет револьвер системы «наган». Затем красуется подпись Цебура [24].

Вот и все. Видите, какой контрреволюционер: сказал, что «большевики подбирают только своих»,- а они, что же, чужих подбирают или хотя бы претендуют на то, что подбирают не своих? Ведь нет. А еще он, видите ли, обозвал нецензурно руководителя партии: какого – не сказано, но имеется в виду явно не Сталин, об этом было бы написано; скорее всего речь идет о самом Деменке. Дальше фантазия начальника райНКВД иссякла, так что он написал «и т. д.». А в конце добавил о нагане. Ход мыслей энкавэдиста ясен: готовится покушаться на руководителей партии, террорист. А у человека-то револьвер потому, что он работает сторожем. Цебур ведет дело явно к аресту.

Вот следующая «справка по исключенцам»: Пузенин, на иждивении имеет жену и двух детей, 6 и 4 лет. «В момент возникновения дела работал председателем правления Козельского райпотребсоюза». В чем же состоит «дело»? «Обвиняется в том, что Пузенин происходит из кулацкой семьи». А кроме того, в период гражданской войны с 1919 года по 1920 год все время уклонялся от службы в Красной Армии, неоднократно дезертировал» [25]. Так как же все-таки: за этот год он все время уклонялся от призыва в армию или неоднократно дезертировал из нее? Но ведь это начальнику НКВД безразлично: просто надо написать что-нибудь порочащее человека, а о логике кто там заботится!

А когда об исключенном совсем уж нечего придумать, Цебур пишет так:

«Работая в колхозе, занимается пьянством и разлагает колхозников, имея связь с разложившимися, проводит дезорганизацию колхозного хозяйства. В данное время в колхозе работает простым колхозником и своими действиями влияет на других»[26].

И достаточно! Или о другом исключенном из партии колхознике Степине (на иждивении жена и трое малолетних детей):

«Работая в колхозе, Степин пьянствует, работает с нежеланием и как кулак имеет влияние на колхозников, следствием этого недовольство и невыполнение государственных обязательств»[27].

Видите, как все просто.

А вот полюбуйтесь, как козельский начальник НКВД собирает в одну кучу буквально все, что только может отыскать, чтобы опорочить человека. Справка на исключенного из партии Короткова, бывшего директора межрайонной тракторно-механической школы:

«Работая директором межрайонной школы, принял в аппарат в должности инженера Капачинского, сына попа, вычищенного из военной академии. Имеет связи в городе Москве с работником отдела кадров Наркомзема СССР Арсентьевым, через которого добивался премирования школы, предлагая последнему взятки, тогда как в школе имелись уходы курсантов во время учебного года от занятий домой. В 1934 году Коротков производил ремонт тракторов с большим опозданием, чем срывал подготовку тракторного парка, имея раскулаченного отца и брата, поддерживает с ними связь, и собирается купить себе дом. Присвоил разное имущество, в его квартире собирались исключенные: Кац, Данилкин, какие разговоры велись, неизвестно»[28].

Читателю, вероятно, хочется посмеяться над всей этой безграмотной пачкотней младшего лейтенанта госбезопасности. А смеяться не надо. Ведь в руках этого мелкого номенклатурщика – человеческие судьбы, и мы видим, как злобно коверкает он их.

Номенклатурщик из НКВД не ограничивается тем, что затаптывает людей, брошенных ему на расправу Деменком. Он сам тянет новых в ту же трясину. Вот его очередное письмо Деменку:

«Совершенно секретно. Серия «К». Во время обыска бывшего члена ВКП(б) Гутовца Б.А. было обнаружено удостоверение о благонадежности Гутовца, которое выдано заврафо Дроздовым, Гутовец этим удостоверением очень гордился и думал его использовать в дальнейшем». И дальше приписка Цебура от руки: «Прошу на Дроздова вопрос поставить на бюро» [29].

Между тем приложенное тут же удостоверение, выданное злополучным Дроздовым, вовсе не «о благонадежности», а о том, что Гутовец – хороший работник и что он командируется в Ленинград на учебу в финансово-экономический институт[30]. В благонадежности же Гутовца сами номенклатурщики еще недавно не сомневались: ведь Гутовец был председателем Козельского горсовета!

Между тем Гутовец уже осужден спецколлегией Запоблсуда по пресловутой статье 58-10 часть 1 сроком на 5 лет и уже из тюрьмы пишет донос на выступавшего по его делу свидетеля: тот-де являлся в 1926-1927 годах руководителем секты баптистов [31]. И независимый советский суд шлет этот донос секретной бумагой все тому же Деменку – «на распоряжение» [32]. Распоряжение же это будет состоять в том, что свидетеля выгонят из партии, потом попадет он в руки Цебура, а потом предстанет перед той же спецколлегией Запоблсуда и в свою очередь станет доносить на свидетелей по своему делу. Так снежным комом растет число жертв козельских номенклатурщиков.

А им все мало. Вот начальник козельского НКВД пишет Деменку очередное письмо («совершенно секретно, литер «А»): «О вредительско-хищнической деятельности козельской конторы Заготскот». Сообщается, что козельское райотделение НКВД завело следственное дело на 6 человек, двое из них – члены партии. В каком же вредительстве их обвиняют? А они, видите ли, «на протяжении 1935 года занимались пьянством, обвешиванием и обсчитыванисм сдатчиков скота, обманным путем составляли фиктивные ведомости на несуществующий скот, получали от госбанка ссуды, расхищали денежные средства, допускали хищнический убой и падеж скота».

Допустим, что так. Но при чем тут НКВД и какое вредительство? Единственный намек на вредительство можно усмотреть лишь в следующей невразумительной фразе: «Родин систематически пьянствовал со своими подчиненными и с чуждыми лицами… И это происходило в лице работников Заготскота, чем разложил весь аппарат, дошел до того, что рабочие выражаются нецензурными словами…» – как будто они до этого изъяснялись тургеневской прозой. Но выводы из всего этого косноязычного бреда суровы:

«Принимая во внимание, что преступная деятельность управляющего Родина и завбазой Мишина подтверждается документами и следственными показаниями, прошу поставить вопрос на бюро райкома об исключении Родина и Мишина из партии.

После исключения из партии Родин и Мишин будут арестованы и взяты под стражу»[33].

Остальные четверо – беспартийные, на их арест согласия Деменка не надо.

Мы взглянули с вами, читатель, на то, что сообщает о своей работе Деменку козельский НКВД. Так что нет оснований заподозрить Деменка в идеализме. Он отлично понимает, что люди, выталкиваемые им из партии в лапы НКВД, не могут надеяться ни на какой сколько-нибудь объективный разбор своих «дел». А он все ищет новых жертв. Вот собственноручно написанное им письмо:

«Строго секретно. Город Кузнецк, горком ВКП(б). По имеющимся у нас сведениям член ВКП(б), партстаж с 1917 года, Полосухин Николай Иванович, работавший с 1922 по 1923 год в городе Кузнецке заворг. отделом укома ныне работает у нас город Козельск Западной области начальником новостроящейся железной дороги Тула – Сухиничи – участвовал в троцкистской работе. Об этом он нам ничего не сказал. Просим срочно нам сообщить, действительно ли Полосухин участвовал в троцкистской работе, если да, то когда и в чем эта деятельность выражалась»[34].

Вот он исключает из партии Волкова, колхозника, демобилизовавшегося из Красной Армии. За что? А Волков, видите ли, «активно защищал своих братьев, осужденных за контрреволюцию» [35]. Вот он исключает из партии Косарева за утерю кандидатской карточки. Тут же прилагается сама эта утерянная и найденная Косаревым же кандидатская карточка; но исключение остается в силе – со всеми вытекающими из него последствиями [36].

Впрочем, неверно было бы рисовать секретаря райкома в слишком черных тонах. Не чужды ему человеческие порывы. Правда, они и не часты: в архиве – всего лишь одна бумага, показывающая, как Деменок пытается выручить человека, да и в этом единственном случае человек – угодный Деменку проходимец.

Документ этот с грифом «секретно» любопытен не только для характеристики человеческих качеств нашего героя, но и как еще одна иллюстрация «независимости» советского суда. Вот как в условиях этой своеобразной независимости осуществляется партийное руководство деятельностью суда:

«Секретно. Председателю областного суда тов. Андрианову. Решением народного суда Козельского района председатель колхоза «Большевик» Слободского сельсовета Алдонин Филипп осужден на два года лишения свободы за растрату средств колхоза и попытку склонить двух колхозниц к сожительству. Я прошу рассмотреть внимательно предъявленные обвинения Алдонину». Дальше расписаны производственные достижения колхоза, и делается вывод: «Колхоз действительно укрепляется и стоит на правильном пути своего социалистического развития». А как все-таки с растратчиком и насильником? «Действительно будучи переброшен Алдонин в другой колхоз «Искра» Драгунского сельсовета в качестве председателя – под влиянием трудных материальных условий он растратил колхозных средств около 200 рублей… Но надо учесть, что продукты, заработанные им, он еще с этого колхоза не получал и хлеб, и картофель, но конечно, он поступил неправильно в расходовании средств».

Видите, как мягко.

А что насчет колхозниц? «В отношении попыток использования колхозницы Зениной Анны – бывшего бригадира. Мы это дело по линии РК проверяли… Никаких поводов нет обвинять Алдонина в попытках. Сама Зенина заявила, что спала ночью очень крепко, а на суде показала другое». Но, может быть, на суде-то и показала правду? Этого вопроса Деменок не касается, не упоминает и о второй колхознице. Зато: «Учитывая, что все же Алдонин работает 6 лет председателем колхоза. Колхоз его…- передовой колхоз крепкий. Имеет неплохую урожайность. Честно выполняет все обязательства. Прошу при рассмотрении дела глубже изучить предъявленные ему обвинения. Секретарь Козельского РК ВКП(б) Деменок. 21/10- 1936 года»[37].

Вот так же они и сейчас пишут или – еще проще – говорят по телефону (это называется «телефонное право»). А независимый советский суд глубже изучает и учитывает.

29 июля 1936 года ЦК ВКП(б) направил парторганизациям страны закрытое письмо «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского блока». Обсуж-дение этого письма должно было послужить увертюрой к московским процессам, первый из которых был проведен во второй половине августа 1936 года.

В Смоленском архиве находится протокол расширенного заседания бюро Козельского райкома партии от 4 августа 1936 года. Заседание было посвящено обсуждению закрытого письма. Жаль, что документ слишком длинный, так что не удастся его полностью здесь опубликовать. Но кратко об этом заседании скажем.

Присутствуют на нем члены бюро райкома – наши знакомые Деменок, Балобешко, Цебур (конечно же, и он член), а кроме них, редактор районной газеты Кавченко и председатель райисполкома Крутов. Это районная номенклатурная верхушка. Тут же сидят 12 членов пленума райкома, 27 парторгов, 12 человек так называемого районного партактива, и торжественно восседает инструктор обкома Федько.

Деменок зачитывает письмо (так полагается: закрытые письма ЦК партии и до сих пор только зачитываются вслух, на руки не выдаются). Затем начинаются прения.

Все выступления построены по одной схеме. Вначале говорится о том, что письмо ЦК должно еще больше воодушевить парторганизацию на борьбу с врагами народа и еще выше поднять классовую и политическую бдительность, а затем каждый выступающий старается перещеголять других в доносительстве. Вот несколько цитат.

Горохов: «В заготовительной организации есть коммунист Козин. Он имеет партвзыскание за примиренческое отношение к троцкисту. Задача коммунистов заготовительной организации следить и наблюдать за действиями Козина. Мне известно, что в Клинцовской партшколе был троцкист Глейзер… Я думаю, о нем необходимо довести до сведения обкома ВКП(б)».

Районный прокурор Кочергин: «Мне известно, что на новостроящейся железной дороге много работает кулаков, бывших подрядчиков, некоторые из них и сейчас имеют у себя работников». (Каких это «работников» имеют у себя мелкие служащие на железнодорожной стройке? И ведь говорит эту чушь прокурор!) Секретарь райкома комсомола Гирин обнаружил в присланной программе для игр с пионерами некие «контрреволюционные вопросы», «Об этом я поставил в известность обком ВЛКСМ, думаю, что товарищ Федько поставит в известность обком партии».

Особенно старается местный интеллигент – заведующий районным отделом народного образования Головин. Сначала он объявляет: «Теперь стало ясно, что у нас в МТС была группа троцкистов.- Затем старается бросить тень на одну из присутствующих:- Я думаю, работая с ними, товарищ Сергиюк должна кое-что знать о их практической деятельности. Пусть она на бюро расскажет.- Затем местный интеллигент объявляет:- Я вот естественно питаю недоверие к коммунисту Дейкину. Его нигде не видно, с народом не общается, не выступает… Я знал Энтиша, он – директор одного из заводов в Брянске в 1925-1926 году, его исключили за принадлежность к троцкизму. Об этом надо сообщить в обком ВКП(б)».

Начальник районной милиции Антонов жалуется: «Много разъезжает по