Основные черты психологии первобытного общества.

Положение личности среди родовой группы нередко изображалось в очень привлекательном виде: отсутствие господ и рабов, равенство в распределении, братство во всех взаимных отношениях. Казалось бы – вот все условия для быстрого развития человеческих сил, для прогресса во всех областях жизни общества. На деле было совсем не то: никакое из известных науке обществ не отличалось такой застойчивостью, такой неподвижностью форм жизни, как первобытное коммунистическое.

Родовое общество не знало господ и рабов. Но оно не знало и свободы. Человек находился в самом тяжёлом рабстве, какое, вообще, возможно. Его угнетала суровая власть природы, перед которой он был беззащитен, которую он не научился ещё побеждать. Стихия силы внешнего мира издевались над его усилиями, на каждом шагу играли его судьбой. Их слепой произвол был более жесток, чем когда-либо впоследствии сознательной произвол человека.

В распределении господствовало равенство. Но что было распределять? Результаты общественного труда были так ничтожны, что при самых жалких, неразвитых потребностях группа едва могла существовать. Материальное положение первобытных людей было таково, что современная нищета в сравнении с ним – богатство.

Первобытное братство, взаимная помощь и защита представляли, действительно, довольно тесную и прочную связь между первобытными людьми. Но такие отношения не переходили за пределы узкой родовой группы. Человек, не принадлежавший к данном роду, не мог рассчитывать ни на какую помощь со стороны членов этого маленького общества. Скорее, напротив, в нём видели врага, нередко охотились за ним, как за зверем.

Власть природы страшно затрудняла развитие, заставляя людей тратить все силы на грубую, непосредственную борьбу за жизнь. Равномерное распределение, результат низкой техники и отсутствие прибавочного труда, не допускало того, чтобы хотя (бы?) отдельные личности расширили свои потребности и, увеличив тем свою личную энергию, свою способность к развитию, могли дать толчок общественному прогрессу. Тесная взаимная связь между членами рода, при почти полном отсутствии психических различий между ними, вела к тому, что личность совершенно неспособна была выделить себя из своей группы, смотреть на себя, как на отдельную единицу. Человек не имел своей личной воли. Существовала воля рода. То была не только воля живых, но ещё более – воля мёртвых. За многие сотни и тысячи лет почти неизменными передавались от одного поколения к другому привычные приёмы борьбы за жизнь, формы взаимных отношений, способы мышления. Прошлое, воплощённое в неподвижном обычае, господствовало над настоящим. А в таких мелких частностях жизни, которые не могли войти в рамки обычая, личность была неспособна выступить самостоятельно и всецело подчинялась группе.

В тысячах поколений устойчивость обычаев доходит до степени окаменения. Всё новое, всё противоречащее привычным формам жизни и сознания внушает страх и причиняет страдание. Психология первобытного человечества представляет величайшее препятствия для всякого развития.

Но этого мало. Для развития необходим материал. Чем беднее человеческая психика, чем менее сознательно отношение людей к окружающему, тем меньше возможность прогресса: сознание есть главное его орудие, а у первобытного человека оно находилось ещё в зародышевом состоянии.

Взгляды первобытных людей на жизнь и мир были, по необходимости, грубы и смутны. Власть природы угнетала ум; узость родовых отношений, принуждая мысль вращаться в одном и том же тесном кругу, препятствовала всякому расширению умственного горизонта.

Весь духовный запас человека тех времен сводится к ничтожному количеству бессвязных практических знаний, перепутывающихся в одну сплошную массу со множеством совершенно фантастических представлений о мире. Несовершенство психического аппарата ведёт к том, что неверные выводы из наблюдений преобладают над верными, продукты фантазии – над положительными результатами познания.

Находясь под властью природы, человек не только был не в силах проникнуть в её тайны, но даже лишён был той пытливости, которая заставляла бы его стремиться к этому. Он не различал живое и мёртвое во внешнем мире, бессознательное и сознание в себе самом. Все предметы, все явления природы представлялись ему однородными; солнце, которое грело; камень, о который он ранит ногу; зверь, который на него нападет, человек с которым он сталкивается, – во всяком таком факте он видит только действие, только силу, которая полезна для него или вредит ем. Отношения вещей и отношения людей представлялись ему совершенно однородными. Из крайней недостаточности познания вытекал,следовательно, такой взгляд на природу, который внешним образом напоминает современное научное мышление. Для дикаря всё было естественно, потому что его слабое мышление было ниже идеи о сверхъестественном.

Тупость, узость, непреодолимое отвращение ко всему новому, крайняя бедность сознания – таковы основные черты первобытной психологии, черты, на первый взгляд уничтожающие всякую возможность развития материальной и духовной жизни. Однако, хотя с громадной медленностью, развитие совершалось. То стихийное сопротивление всякому прогрессу, которое представляла первобытная психология, могли преодолевать только стихийные силы.