Конец режима «с девяти до пяти»

Посмотрим на расстроенных родителей. Вторая волна цивилизации, как мы уже говорили, синхронизировала повседневную жизнь, связав ритмы сна и просыпания, работы и отдыха с основными ритмами машин. Выросшие в этой цивилизации родители воспринимают как должное, что работа должна быть синхронизирована, все должны приходить на работу в одно и то же время, часы пик на транспорте неизбежны, время принятия пищи должно быть фиксированным, дети должны с раннего возраста обучаться бережному отношению к времени и пунктуальности. Они не могут понять, почему их отпрыски так досадно непостоянны в соблюдении предписаний и почему режим «с девяти — до пяти» (или другое фиксированное расписание работы) был достаточно хорош в прошлом, а сегодня его резко отвергают.

Причина заключается в том, что Третья волна принесла со своим наступлением сложное различие в чувстве времени. Если Вторая волна связывала жизнь с темпом машины, Третья волна бросила вызов этой механической синхронизации, заменив большую часть наших основных социальных ритмов и освободив нас этим от машинной зависимости. Как только мы поняли это, перестало вызывать удивление, что одной из наиболее быстро распространившихся инноваций в индустрии в течение 70–х годов было гибкое время — временные границы, в пределах которых работнику позволено выбрать часы работы. Вместо требования, чтобы каждый проходил через фабричную проходную или в офис в одно и то же время, или даже в заранее установленные промежутки времени, компании, перешедшие на гибкое время, обычно устанавливают несколько «основных» часов, когда кто–либо, как ожидается, будет находиться на работе, а все остальные часы рассматриваются как гибкие. Каждый служащий может выбрать, какие из гибких часов он или она хочет провести на работе[366].

Это значит, что «жаворонки» — люди, чьи биологические ритмы пробуждают его или ее ранним утром — могут приходить на работу, скажем, в 8 часов утра, в то время как «совы» — те, чей метаболизм отличается от первых — могут выбрать начало рабочего дня в 10 или 10.30 утра. Таким образом, служащий сможет иметь время для работы по дому, сходить с ребенком к врачу и т. д. Группы работников, которые хотят поиграть вместе в кегли ранним утром или после обеда, могут совместно установить свое расписание. Короче говоря, само время становится демассифицированным.

Движение за гибкое время началось в 1965 г., когда женщина–экономист в Германии, Кристел Камерер, рекомендовала это как способ привлечь больше матерей на рынок труда. В 1967 г. фирма «Masserschmitt–Bolkow–Blohm» — немецкий «Боинг» — открыла, что многие из ее работников опаздывают на работу, попадают в часы пик на транспорте. Руководство осторожно проэкспериментировало, позволив каждому из 2 тыс. работников отказаться от жесткого «с восьми — до пяти» графика и выбрать самим удобное для них время. В течение двух лет все 12 тыс. их служащих жили по гибкому времени, а несколько департаментов даже выдвинули требование для каждого обязательно находиться на работе в течение нескольких «основных» часов.

В 1972 г. журнал «Europa» сообщил, что «...примерно в 2 тыс. фирмах Западной Германии национальная концепция жесткой пунктуальности исчезла из упоминаний... Причиной является введение Gleitzeit», т. е. «скользящих» или «гибких часов работы». К 1977 г. уже четвертая часть рабочей силы Западной Германии, т. е. более 5 млн служащих, трудились при той или иной форме гибкого времени, и эта система использовалась 22 тыс. компаний с общим числом работников примерно 4 млн во Франции, Финляндии, Дании, Швеции, Италии и Великобритании. В Швейцарии от 15 до 20% всех индустриальных фирм переключилась на новую систему для всех или для части своих работников.

Многонациональные фирмы (основной источник культурного распространения в современном мире) вскоре стали экспортерами этой системы из Европы. «Nestle» и «Lufthansa», например, ввели этот режим на своих производствах в США. К 1977 г., в соответствии с сообщением, подготовленным профессором Американской ассоциации менеджмента Стенли Ноллен и консультантом Вирджинией Мартин, 13% всех американских компаний использовали гибкие часы. В пределах нескольких лет, как они спрогнозировали, это число вырастет до 17%, представляя более чем 8 млн работников. Среди американских фирм, внедряющих систему гибкого времени, есть такие гиганты, как «Scott Paper», «Bank of California», «General Motors», «Bristol–Myers» и «Equitable Life».

Некоторые из ортодоксальных профсоюзов, поддерживающих статус кво Второй волны, все еще колебались. Но индивидуальные работники все больше и больше воспринимали введение гибкого времени как освобождение. Как говорит директор одной расположенной в Лондоне страховой фирмы: «Молодые замужние женщины были в совершеннейшем восторге от этих изменений». Исследование в Швейцарии установило, что 95% заинтересованных работников одобрили эту систему. 35% (мужчины даже в большей степени, чем женщины) подтвердили, что они сейчас уделяют больше времени семье.

Одна чернокожая мать, работающая в банке Бостона, была на грани увольнения, хотя и считалась ценным работником, потому что она постоянно опаздывала. Ее плохая посещаемость, усиленная расистским стереотипом, приписывалась «ненадежности» и «лени» чернокожих работников. Но когда офис перешел на гибкое время, ее перестали рассматривать как опаздывающую. Это описано социологом Аленом Р. Коэном: «Она опаздывала потому, что должна была доставлять своего сына в дневной воспитательный центр и никогда не успевала в офис к началу работы».

Служащие, по крайней мере часть из них, показывают высочайшую продуктивность, уменьшилось число прогулов, и т. д. Существуют, конечно, проблемы, как и с любым нововведением, но в соответствии с обзором АМА только 2% компаний, попробовавших режим гибкого времени, возвращаются к старой, жесткой временной структуре. Один из директоров фирмы «Lufthansa» коротко суммировал это: «Сегодня не существует проблемы пунктуальности».

Бессонница Горгоны

Но гибкое время, в тот период широко обсуждаемое, — только небольшая часть главной реструктуризации времени, которую принесла Третья волна. Мы видим также мощный сдвиг в сторону увеличения ночной работы. В небольшой степени это происходит и в таких традиционных фабричных центрах, как Акрон или Балтимор, где уже большое количество людей работало в ночные смены, но в гораздо большей степени — в быстро растущей сфере обслуживания и в продвинутых, компьютеризованных индустриях.

«Современный город, — объявила французская газета «Le Monde», — является Горгоной, которая никогда не спит и в которой... растет количество граждан, работающих вне нормальных дневных ритмов». Во всех технически развитых нациях сегодня от 15 до 25% от общего количества работников составляют служащие, работающие ночью. Во Франции, например, это процентное содержания выросло от каких–то 12% в 1957 г. до 21% к 1974 г., в США между 1974 г. и 1977 г. превысило 13%; общее же количество, включая частично работающих, достигло 13,5 млн[367].

Еще более драматичным было распространение режимов частичной работы по ночам, причем активное предпочтение этому выразило довольно большое количество людей. В районе Детройта в департаменте складов Дж. Л. Хадсона примерно 65% всей рабочей силы состоит из частично работающих. «Бережное страхование» использует более 1600 работников на частичной занятости в своих американских и канадских офисах. Сегодня в США в целом приходится один добровольный работник на частичной занятости на пять полностью занятых работников, и это соотношение выросло почти в два раза по сравнению с 1954 г.

Позже этот процесс еще более развился, так что к 1977 г. исследователи Университета Джорджтауна предположили в своей статье, что в будущем почти все должности будут частично занятыми. Исследование, озаглавленное «Постоянная частичная занятость: перспективы для управленцев», охватило 68 корпораций — более чем половину из тех, кто уже использует частично занятых работников. Примечательно, что процент безработных, которые хотели бы иметь работу с только частичной занятостью, удвоилось за последние 20 лет.

Организация частично занятых по времени должностей особенно связана с женским трудом, трудом пожилых и находящихся в неоплачиваемом отпуске, а также многих молодых людей, которые готовы согласиться на частичную оплату в обмен на время, которое они потратят на свое хобби, спорт или религию, искусство или политические интересы[368].

Итак, фундаментально разрушен принцип синхронизации, характерный для Второй волны. Комбинация гибкого времени, частично занятого времени и ночной работы означает, что все больше и больше людей работают вне режима «с девяти — до пяти» (или другого фиксированного расписания) и что все общество сместилось в сторону круглосуточной работы.

Облик нового потребителя параллельно копирует изменения во временной структуре производства. Заметим, например, бурное увеличение ночных супермаркетов. «Появятся ли 4–часовые ночные покупатели, долгое время считающиеся отличительной чертой калифорнийских закусочных, на менее цветистом Востоке?» — спрашивает «The New York Times». Ответом может служить многократно повторенное «Да!».

Директор в системе супермаркетов на востоке США говорит, что его компания будет держать магазин открытым всю ночь, потому что «люди не ложатся спать, пока они не воспользуются нашими услугами». Специальные репортеры «Times» потратили ночь в подобном магазине, они сообщают о различных покупателях, пользующихся преимуществом поздних часов работы: водитель грузовика, чья жена заболела, покупает продукты для семьи из шести человек; молодая женщина по пути на полуночное свидание неожиданно появляется, чтобы купить открытку; припозднившийся мужчина с больной дочерью торопится купить ей игрушечное банджо; мотоциклист с грохотом подкатил в 3 часа утра, желая купить колоду карт; двое мужчин, бредущих на утреннюю рыбалку...

Изменилось и время приема пищи, оно также десинхронизируется. Люди уже не едят в одно и то же время, как они делали это ранее. Жесткий образец трехразового питания нарушается все больше из–за растущих, как грибы, кафе быстрого питания, обслуживающих любое количество посетителей в любое время. Телевизионное вещание также изменилось, так как владельцы программ придумали телевизионные программы специально для «взрослых городских жителей, ночных работников и просто страдающих бессонницей». Банки тоже ввели знаменитые «банковские часы».

Гигантский Ситибанк Манхэттена выпускает телевизионную рекламу своих новых автоматизированных телевизионных систем: «Вы являетесь свидетелем начала революции в банковском деле. Это 24–часовая работа Ситибанка... где вы можете сделать большую часть из ваших ежедневных банковских операций в любое время, когда захотите. Так, если Дон Слейтер захочет проверить свой баланс ранним утром, он сможет сделать это. И Брайен Холланд сможет перевести деньги с хранения на свой текущий счет в любое время, когда захочет... Вы знаете и я знаю, что жизнь не останавливается в 3 часа дня с понедельника до пятницы... Сити никогда не спи!»[369].

Поэтому, если мы посмотрим на способы использования времени в нашем обществе, мы обнаружим мягкий, но мощный сдвиг от ритмов Второй волны в направлении новой временной структуры нашей жизни. Фактически произошла демассификация времени, которая строго параллельна демассификации других черт социальной жизни, вызванной распространением Третьей волны.

Друг–расписание

Мы только–только начинаем чувствовать социальные последствия этой реструктуризации времени. Конечно, индивидуализация временных образцов определенно делает работу менее обременительной, но это в то же время способствует одиночеству и социальной изоляции. Если друзья, любовники и члены семьи — все работают в разное время, и их новые места службы не располагаются так, чтобы помочь им скоординировать персональные графики, для них становятся затруднительны личные и социальные контакты. Такие старые общественные центры, как соседние пабы, церковные трапезные, школьные вечеринки, теряют свое традиционное значение. Они должны быть заменены общественными институтами Третьей волны, задуманными для того, чтобы наполнить социальную жизнь, придать ей смысл.

Кто–то может, например, легко придумать новый компьютерный сервис — назовем это «Pers–Shed» или «Friend–Shed», — который не только напомнит вам о вашем собственном расписании, но и сохранит графики жизни различных ваших друзей и членов семьи, так что каждый человек, работая с этой социальной программной оболочкой, сможет, нажимая на кнопку, найти, где и когда его или ее друзья и знакомые будут, и договориться с ними о встрече. Но будут необходимы и гораздо большие социальные возможности.

Демассификация времени имеет также и другие последствия. Мы уже можем рассматривать ее эффекты при транспортных перевозках. Диктуемый Второй волной жесткий, массовый график работы принес с собой такое явление, как давка в часы пик. Демассификация времени перераспределяет транспортные потоки и во времени и в пространстве.

Фактически грубо можно судить, как далеко Третья волна продвинулась в каком–нибудь обществе, по транспортным потокам. Если часы пик все еще сильно заметны и если весь транспорт движется в одну сторону утром и в обратную сторону вечером, синхронизация Второй волны все еще превалирует. Если транспорт движется на протяжении всего дня, как это делается во все большем числе городов, и во всех направлениях, а не только вперед и назад по избранным маршрутам, можно твердо утверждать, что индустрия Третьей волны стала основной и что работники сервиса численно превосходят работников фабрик, что гибкое время начало широко распространяться, что частичные и ночные работы превалируют и что скоро заработают круглосуточные банки, газовые станции, рестораны[370].

Гибкие и персонализированные графики работы снизят стоимость энергии и загрязнение окружающей среды, уменьшив пиковые нагрузки. Пользование электричеством во многих странах происходит сегодня по дневным ценам для индустриальных и резидентных пользователей для того, чтобы отучить использовать энергию в традиционные пиковые часы[371]. Департамент Коннектикута по экологической защите побуждает компании вводить институт гибкого времени, согласно с федеральными требованиями по экологии[372].

Вот несколько примеров наиболее очевидных проявлений изменений временной структуры. Поскольку процесс продолжает разворачиваться на год и десятилетия вперед, мы будем следить за этим более внимательно, чтобы распознать его еще непредсказуемые последствия. Новые временные образцы влияют на дневные ритмы в наших домах. Они станут влиять на наше искусство, на нашу физиологию. Потому что, когда мы имеем дело со временем, — мы имеем дело со всем человеческим опытом.

Компьютеры и марихуана

Эти ритмы Третьей волны связаны с глубокими психологическими, экономическими и технологическими силами, а также с изменением качественного и количественного состава населения. Люди сегодня более богаты и образованны, чем их родители, и, имея больше возможностей в жизни, просто отвергают требования массификации. Все больше людей различаются по выполняемой ими работе или продукции, которую они потребляют, многие из них требуют, чтобы с ними обращались как с личностями, и сопротивляются социально предлагаемым расписаниям.

А на другом уровне новые, более персонализированные ритмы Третьей волны могут прослеживаться в широкой области новых технологий, вошедших в нашу жизнь. Видеокассеты и домашние видеозаписи, например, делают возможным для телезрителей записывать телепрограммы и затем просматривать их, когда удобно. Как пишет журналист Стивен Брил: «В пределах двух или трех лет телевидение, вероятно, прекратит диктат расписания даже для телеманов». Власть могучих телесетей — NBC, ВВС или NHK, которые синхронизировали просмотр, подходит к концу»[373].

Компьютеры также начинают придавать новую форму нашим ежедневным графикам и даже нашим концепциям времени. Действительно, это компьютеры сделали возможным гибкое время в больших организациях. В простейшем виде они интегрируют сотни персонифицированных гибких графиков. Но они также заменяют наши коммуникационные образцы времени, позволяя нам иметь доступ к данным и производить их изменение и синхронно, и асинхронно.

Появляется все больше пользователей, которые участвуют в «электронных конференциях». Это позволяет одной группе пользователей связываться с другой группой через терминалы в их домах или офисах. Около 660 ученых, футурологов, плановиков и учителей в нескольких странах через Электронную информационную систему обмена проводят сегодня друг с другом длительные дискуссии об энергетике, экономике, децентрализации и о космических спутниках[374]. Телепринтеры и мониторы в их домах и офисах обеспечивают возможность выбора, момента или задержки связи. Каждый из пользователей, разделенных многими временными зонами, выбирает, посылает или восстанавливает данные, когда это необходимо. Человек может работать в три часа утра, если ему или ей это нравится. И наоборот, некоторые могут войти в линию одновременно, если они так захотели.

Но влияние компьютеров на время идет еще глубже, изменяя даже представление о нем. Компьютер вводит новый словарь (с такими терминами, как «реальное время», например), который классифицирует, обозначает и переконцептуализирует временные явления. Он начинает замещать часы, как важное устройство, поддерживающее время и задающее темп в обществе.

Работа компьютера настолько быстра, что мы выполняем рутинные обработки данных, в которых может быть определено «подсознательное время» интервал, слишком короткий для человеческих чувств, чтобы его зарегистрировать, или для нейронного отклика человека, для того, чтобы с ним состязаться в скорости. Мы сегодня имеем компьютерно управляемые микропринтеры, способные выдавать на печать 10 тыс. и 20 тыс. строк в минуту — более чем в 200 раз быстрее, чем время, за которое их можно прочитать, а это только самый медленный элемент компьютерных систем. За 20 лет компьютеров ученые прошли путь осознания времени в терминах от «миллисекунды» (тысячная доля секунды) до «наносекунд» (миллиардная доля секунды) - сжатие времени гораздо сильнее, чем мы можем себе это представить. Если количество рабочих часов за одну человеческую жизнь принять равным 80 тыс. — по 2 тыс. часов в год за сорок лет работы — это может быть сжато до 4,8 минут компьютерного времени.

Кроме компьютеров, мы находим другие технологии или продукты, которые также движутся в направлении демассификации времени. Влияющие на настроения наркотики (мы не говорим о марихуане) изменяют масштабы времени внутри нас. Как гораздо более усложняющие настроение, наркотики начинают, вероятно, и будут так воздействовать и на здорового и на больного, что даже наше внутреннее чувство времени, наше чувство длительности станет еще более индивидуализированным и менее универсальным.

В течение цивилизации Второй волны машины были грубо синхронизированы одна с другой, и люди на сборочном конвейере вынуждены были синхронизироваться с машинами, со всеми возможными социальными последствиями, которые вытекали из этого факта. Сегодня синхронизация машин достигла такого исключительно высокого уровня, а шаги даже самого быстрого работника настолько до смешного медленны в сравнении с ними, что полного преимущества технологий можно достичь, не соединяя работника и машину, а, наоборот, только отделяя их друг от друга.

С другой стороны, в течение Второй волны цивилизации машинная синхронизация связывала человека с машинными способностями и заключала всю его социальную жизнь в тесные общие рамки. Это происходило как в социалистических, так и в капиталистических обществах. Сейчас, когда синхронизация машин достигла высокой точности, человек вместо скованности, наоборот, быстро освобождается.

Одно из психологических последствий этого — изменение значимости пунктуальности в нашей жизни. Мы идем сейчас от пунктуальной во всем жизни к селективной или ситуационной пунктуальности. Существование во времени, которое, вероятно, смутно чувствуют наши дети, сегодня означает, что оно используется как средство.

Пунктуальность, как мы видели ранее, не была слишком важна во время Первой волны цивилизации, в основном потому, что сельскохозяйственные работы не были столь взаимозависимыми. С приходом Второй волны опоздание одного работника могло немедленно и сильно повредить работе многих других на фабрике или в офисе. Поэтому для обеспечения пунктуальности оказывалось огромное культурное давление.

Сегодня, поскольку Третья волна принесла с собой персонализацию взамен универсальных и массифицированных графиков, последствия опозданий менее заметны. Опаздывая, можно причинить неудобство другу или коллеге, но отрицательное влияние этого на производство, все еще потенциально сильное в определенных профессиях, проявляется все менее и менее очевидно. Сегодня иногда трудно сказать, особенно для молодых людей, когда пунктуальность действительно важна, а когда она требуется просто в силу привычки, вежливости или традиции. Пунктуальность необходима в некоторых ситуациях, но так как компьютеры распространились и люди могут включаться и отключаться круглосуточно, когда захочется, число работников, чья эффективность зависит от пунктуальности, уменьшается.

В результате молодые люди меньше чувствуют необходимость быть «во времени», быть пунктуальными. Пунктуальность, подобно моральности, зависит от ситуации.

Короче говоря, по мере того, как Третья волна распространяется, замещая старый индустриальный способ производства, она полностью меняет взаимоотношения цивилизации со временем. Старая механическая синхронизация, которая разрушила так много из спонтанности и радости жизни и фактически символизировала Вторую волну, уходит. Молодые люди, которые отбрасывают режим «с девяти — до пяти», равнодушны к классической пунктуальности, уже могут даже не осознавать, почему они ведут себя именно так. Но время само изменилось в «реальном мире», и, в соответствии с этим, мы изменили основные законы, которые раньше управляли нами.